Глава
Вид материала | Статья |
- Узоры Древа Жизни Глава Десять Сфир в четырех мирах Глава 10. Пути на Древе Глава 11., 3700.54kb.
- Узоры Древа Жизни Глава Десять Сфир в четырех мирах Глава 10. Пути на Древе Глава 11., 5221.91kb.
- Гидденс Энтони Ускользающий мир, 1505.14kb.
- Психологическая энциклопедия психология человека, 12602.79kb.
- План. Введение Глава Методы и типы монетарного регулирования Глава Операции на открытом, 411.98kb.
- Альберт Эллис Глава 11. Милтон Эриксон Глава 12. «Миланская школа» Глава 13. Коротенькое, 3401.28kb.
- Автор Горбань Валерий (соsmoglot). Украина Парадигма мироздания. Содержание: Глава, 163.17kb.
- 1 Характеристика представителей семейства врановых, населяющих Республику Татарстан, 168.07kb.
- Предисловие переводчика 4 Глава Соображая духовное с духовным 6 Глава Церковь в кризисе, 5180.11kb.
- Институт экономики города градорегулирование основы регулирования градостроительной, 1546.55kb.
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………………..3
ГЛАВА 1. ПОНЯТИЕ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА И ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О ЕГО КОМПЕНСАЦИИ……………………………8
§ 1. История развития законодательства о компенсации морального вреда, причиненного преступлением……………………………………..8
§ 2. Понятие, сущность и значение морального вреда в уголовном процессе……………………………………………………………………23
ГЛАВА 2. СУБЪЕКТЫ КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ………………………………………37
§ 1. Гражданские истцы по требованиям о компенсации морального вреда………………………………………………………………………..37
§ 2. Лица, привлекаемые в качестве гражданских ответчиков по искам о компенсации морального вреда………………………………………….52
ГЛАВА 3. ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ КОМПЕНСАЦИИ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ…………………………………………………..63
ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………….79
СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ………………………………...81
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы исследования. Настоящий период – это время критического переосмысления уголовно-процессуальной доктрины. В частности, вопрос о компенсации морального вреда находится в центре научно-практического интереса профессиональной общественности. Связано это с тем, что российское законодательство кардинально изменило правовое положение личности в обществе. На основании ст. 2 Конституции РФ человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав, свобод человека и гражданина – обязанность государства.
В ст.ст. 21 и 23 Конституции РФ содержатся положения о том, что ничто не может быть основанием для умаления достоинства личности, никто не должен подвергаться обращению, унижающему человеческое достоинство, каждый имеет право на защиту своей чести и доброго имени.
Статья 53 Конституции РФ регламентирует право каждого на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями органов государственной власти и их должностных лиц. Одной из задач уголовно-процессуального законодательства является восстановление нарушенных прав, в том числе и компенсации морального вреда.
Одной из задач уголовно-процессуального законодательства является восстановление нарушенных прав, в том числе и компенсации морального вреда. Проблема компенсации морального вреда как процесса восстановления нарушенных прав человека не нашла своего логического завершения в законодательстве России. УПК РФ не дал полного ответа на многие вопросы, анализ которых является предметом настоящего исследования.
Несмотря на то что ст.52 Конституции РФ закрепляет право потерпевшего на возмещение причиненного ущерба, как показывает практика, надежный и эффективный механизм возмещения ущерба (в том числе и компенсации морального вреда) этому участнику уголовного процесса не может быть признан окончательно сформировавшимся, поскольку нередко «пробуксовывает». Гражданский иск в уголовном процессе не в полной мере учитывает специфику морального вреда, обусловленную характером нарушенных преступлением прав. Кроме того, моральный вред в уголовном процессе является не только негативным последствием преступления, которое подлежит компенсации, но и одним из процессуальных условий признания лица потерпевшим. Уголовно-процессуальное законодательство не содержит определения морального вреда, а понятие, закрепленное в ст.151 ГК РФ, не дает субъектам, ведущим предварительное расследование, четких критериев констатации факта наличия морального вреда.
Очевидно, что разработка данного способа защиты личных (неимущественных) прав гражданина должна учитывать специфику российской действительности и достижения мировой цивилизации в уголовном судопроизводстве.
Степень разработанности темы исследования. Вопросы морального вреда и его компенсации в уголовном процессе в той или иной мере нашли отражение в работах С.А. Александрова, В.П. Божьева, В.Е. Веретенниковой, В.А. Дубривного, П.П. Гуреева, В.Г. Даева, 3.3. Зинатуллина, В.М. Жуйкова, Л.Д. Кокорева, Н.В. Кривощекова, Н.П. Кузнецова, Ю.А. Ляхова, А.Г. Мазалова, Т.Н. Москальковой, С.В. Нарижного, В.Я. Понарина, Р.Д. Рахунова, В.М. Савицкого, И.И. Потеружи, А.А. Хмырова, М.П. Шешукова, A.M. Эрделевского, В.Ю. Юрченко, П.С. Яни и др.
Объектом исследования являются уголовно-процессуальные отношения, связанные с компенсацией морального вреда, которые возникают между правоохранительными органами и судом, осуществляющими производство и рассмотрение уголовного дела, а также лицами, имеющими право на восстановление своих нарушенных прав.
Предметом исследования выступают международные нормативно-правовые акты (декларации, конвенции, соглашения), зарубежное и национальное законодательство, регулирующее права участников уголовного судопроизводства и обязанности государственных органов и должностных лиц, ведущих расследование, по обеспечению прав участников в части возмещения морального вреда.
Цель исследования является разработка теоретических положений, касающихся компенсации морального вреда по уголовному и подготовка на их основе предложений по совершенствованию уголовно-процессуального законодательства.
В соответствии с этим в работе поставлены и решаются следующие задачи.
1. Рассмотреть понятие, сущность и значение морального вреда в уголовном процессе, проследить историю развития законодательства о компенсации морального вреда, причиненного преступлением;
2. Раскрыть субъектный состав компенсации морального вреда в уголовном процессе;
3. Охарактеризовать способы компенсации морального вреда;
4. Разработать рекомендации прикладного характера по обеспечению права потерпевшего на компенсацию морального вреда, причиненного преступлением.
Методологической основой исследования являются диалектический метод научного познания, общенаучные и частные научные методы. В числе общих методов научного познания использованы: эмпирический, логический, сравнительный, статистический, системно-структурный. В ходе исследования применялись частные научные методы: правовое моделирование, анкетирование, опросы.
Эмпирическая база исследования. Эмпирическую базу исследования составляют следующие данные: результаты изучения 28 уголовных дел, возбужденных в Тюменской области в 2006-2010 гг., из которых 12 дел о преступлениях против собственности и 16 уголовных дела о преступлениях против жизни и здоровья.
Теоретическую базу исследования составили научные труды по уголовно-процессуальному праву, философии, юридической психологии, гражданскому праву. Результаты исследования основаны на положениях международных правовых документов, требованиях Конституции РФ, нормах уголовно-процессуального и иного отраслевого законодательства.
Научная новизна исследования заключается в предпринятой попытке комплексного исследования уголовно-процессуальных проблем компенсации морального вреда по уголовному делу. В работе аргументируется позиция о возможности компенсации морального вреда не только в денежном выражении, но и иными способами. Рассмотрено существование различных способов (форм) компенсации морального вреда, которые своим содержанием выходят за рамки гражданского иска по уголовному делу.
Вносятся и обосновываются предложения о расширении прав потерпевшего в отношении получения от обвиняемого материальной и иной помощи в счет компенсации морального вреда, процессуальном закреплении указанных действий обвиняемого и их правовых последствий.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Под моральным вредом в уголовном процессе следует понимать исключительно нравственные страдания, т.е. нарушающие психическое благополучие личности отрицательные эмоциональные переживания.
2. В первом предложении части 1 статьи 44 УПК РФ закрепить следующее: «При наличии оснований полагать, что преступлением или общественно-опасным деянием невменяемого лицу причинен материальный и (или) неимущественный вред, и если им предъявлено требование о возмещении вреда, оно признается гражданским истцом».
3. Первое предложение части 1 статьи 54 УПК РФ предлагается изложить в следующей редакции: «В качестве гражданского ответчика может быть привлечено физическое или юридическое лицо, не являющееся причинителем вреда, но на которое Гражданским кодексом Российской Федерации возложена обязанность возмещения причиненного вреда».
4. Способы и формы компенсации морального вреда по своему содержанию далеко выходят за рамки гражданского иска и образуют на сегодняшний день самостоятельный уголовно-процессуальный институт. Отношения потерпевшего и обвиняемого по компенсации морального вреда, складывающиеся на стадии предварительного расследования, не охватываются полностью ст.44 УПК РФ и требуют дополнительной правовой регламентации.
Структура дипломной работы определяется целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, объединяющих четыре параграфа, заключения и списка использованной литературы.
ГЛАВА 1. ПОНЯТИЕ МОРАЛЬНОГО ВРЕДА И ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА О ЕГО КОМПЕНСАЦИИ
§ 1. История развития законодательства о компенсации морального вреда, причиненного преступлением
Сама идея компенсации причиненных преступлением потерпевшему душевных страданий в уголовном судопроизводстве связана с принципом гуманизма, т.е. признания за личностью и ее личными благами и правами высшей ценности. Как следствие этого, законодатель признает за потерпевшим право на удовлетворение своего частного интереса, заключающегося в данном случае в получении приватной компенсации за причиненные преступлением страдания.
История российского уголовного судопроизводства не позволяет утверждать о полном игнорировании интересов потерпевшего. Как отмечает Беляцкин А.С.: «Прошлое России не дает основания думать, будто частные лица могли домогаться в судах возмещения одного лишь имущественного вреда. Убийство, увечье, обиды с давних пор давали потерпевшему право искать в свою пользу денежное вознаграждение с делинквента за чисто идеальный вред»1. Однако русское феодальное право (право привилегии), предписывающее имущественные наказания за посягательства на неимущественные блага личности, нельзя рассматривать, как полагают С.В. Нарижний, С.С. Шевчук, Е.Ю. Турецкий, в качестве аналога института компенсации морального вреда2. Установленные нормами Русской Правды, Судебников 1497 и 1550 г.г., Соборного Уложения 1669 г. и других законодательных актов имущественные выплаты зависели, прежде всего, от социального (сословного) положения потерпевшего. А.С. Беляцкин справедливо называет эти денежные выплаты «таблицами и таксами». И далее замечает: «Пусть эти таблицы и таксы произвольны, но они устанавливают известный внешний порядок, внешнюю градацию»1. Иными словами, присуждение потерпевшему того или иного денежного вознаграждения за нанесенный преступлением неимущественный вред преследовало в основном публичный интерес защиты сословных привилегий.
Поэтому после судебной реформы 60-х годов XIX века принцип возмещения причиненного потерпевшему преступлением неимущественного вреда стали не перестраивать, как ошибочно утверждал Беляцкин А.С., а создавать вновь, основываясь на идеях отмены сословных привилегий, строгого разграничения гражданско-правовой и уголовной ответственности, свободной оценки доказательств судом по внутреннему убеждению.
И, безусловно, действующие в этот период нормы ст.ст. 667-670 т. X ч. 1 Свода законов гражданских 21 марта 1851 года вызвали острейшую критику. Как писал Г.Ф. Шершеневич: «Особый способ вознаграждения установлен за личную обиду. Личное оскорбление не допускает никакой имущественной оценки, потому что оно причиняет нравственный, а не имущественный вред, если только оно не отражается косвенно на материальных интересах, например, на кредите оскорбленного (т. X ч. 1 ст. 670). Помимо последнего случая, личное оскорбление, можно преследовать только в уголовном порядке, требуя наказания виновного. Но закон наш, наряду с уголовным удовлетворением, предоставляет на выбор потерпевшему право требовать в свою пользу пени, являющейся остатком того времени, когда все наказания носили частный характер. Размер пени или так называемого бесчестья, смотря по состоянию или званию обиженного и по особым отношениям обидчика к обиженному, не превышает 50 рублей. Преследование в гражданском порядке несовместимо с преследованием в уголовном. Здесь-то с наглядностью выступает нецелесообразность принципа возмещения так называемого нравственного вреда материальными средствами. Разве какой-нибудь порядочный человек позволит себе воспользоваться ст. 670 для того, чтобы ценой собственного достоинства получить мнимое возмещение? Разве закон этот не стоит препятствием на пути укрепления в каждом человеке уважения к личности, поддерживая в малосостоятельных лицах, например, лакеях при ресторанах, надежду «сорвать» некоторую сумму денег за поступки богатого купчика, которые должны были бы возбудить оскорбление нравственных чувств и заставить испытать именно нравственный вред. Отмена такого закона была бы крупным шагом вперед»1.
Сохранение положений норм ст.ст. 667-670 т. X ч. 1 Свода законов гражданских стало практически невозможно после слов составителей проекта уголовного уложения: «Само понятие об охране личности, ее нравственного достоинства от презрительного обхождения, обесславления несовместимо с возможностью выкупа оскорбления уплатой нескольких рублей тому лицу, которое претендует на то, что оно унижено и оскорблено. Как справедливо заметили составители мирового устава, из права требовать выплаты бесчестья извлекают пользу лишь люди, напрашивающиеся на обиды, торгующие честью, а поощрять промысел подобного рода не в интересах государства (Объяснения, т. VI, стр.688)»2.
Однако указанные нормы сохранились до революции 1917 года, но как отмечал Я.К. Городыский: «В настоящее время (1900 - И.С.) изображенное в ст. 667 т. X ч. 1 Свода законов гражданских правило не применяется в практике, потому что, во-первых, максимум вознаграждения составляет сравнительно незначительную сумму, и, во-вторых, судьи, памятуя весьма метко высказанную составителями устава о наказаниях характеристику лиц, которые требуют денежного вознаграждения за обиду, как людей, «торгующих честью», всегда проявляют весьма заметную склонность определять его вознаграждение в минимальном размере, вследствие чего обиженный, получая рубль бесчестья, обыкновенно уходит из суда сконфуженным»1.
Таким образом, непринятие норм ст. ст. 667-670 т. X ч. 1 Свода законов гражданских обусловлено вовсе не тем, как ошибочно полагает A.M. Эрделевский, что для российского дворянина было естественно отреагировать на оскорбление вызовом «к барьеру», но не требованием о выплате денежной компенсации – подобный образ действий и мышления был допустим лишь для «подлого» сословия. Данные архаичные нормы не вызывали почтения и в простом народе, так что сложилась даже пословица: «Рожу бить, за бесчестье платить»2. По нашему мнению, необходимость реформирования института защиты неимущественных прав и благ личности обусловлена поиском наилучшего способа компенсации личности за причиненные ей страдания.
В целом российское дореволюционное законодательство придерживалось принципа вознаградимости лишь материального вреда и отказа от судебной денежной оценки психических страданий. Однако А. Пестрежецкий, опираясь на практику французских судов, часто принимающих в расчет нематериальный вред и обращающих его в деньги, присуждаемые в виде вознаграждения, ставит вопрос: почему право должно воздействовать только на имущественный вред? По мнению указанного ученого, моральный и имущественный вред, душевное и телесное уязвление здесь тесно между собой связаны, а посему не должно разделять или искусственно разлагать того, что в действительной жизни представляется единым и что по чувству справедливости, присущему всем людям, соответствует в своей нераздельности понятию о полноте удовлетворения. Конечно, деньги никогда не могут быть верным эквивалентом таких правонарушений, и вознаграждение, заключающееся в деньгах, всегда будет неполным удовлетворением. Но судья не имеет в своем распоряжении ничего другого, что он мог бы дать обиженному в удовлетворение, и потому лучше дать что-нибудь, чем ничего1.
С другой стороны, как писал Л. Таубер, уступая требованиям жизни, и Правительствующий Сенат принужден был, вопреки точному смыслу закона, признать, что основанием для вступления в дело в качестве гражданского истца может служить не только вред материальный, понесенный лицом, но и вред моральный (например, решение Уголовного кассационного Департамента по делу Миронович 1885 г., заключение обер-прокурора А.Ф. Кони по делу Назарова. Судебные речи, стр. 657)2. Фойнидкий И.Я. говорил о неоднократности допущения гражданского иска на основании морального вреда для удовлетворения потребностей потерпевших в участии в деле вопреки общим началам гражданского законодательства3.
Оспаривая данную точку зрения, Овчинников Б.М. писал, что «допущение к гражданскому иску морально-потерпевших отнюдь не вызывалось изменением взглядов Сената на возмещение убытков, а имело своей подкладкой процессуальный интерес потерпевшего, как стороны в уголовном деле. Наша практика не могла не видеть серьезного пробела в уставе уголовного судопроизводства, не отводящем почти никакой самостоятельной роли в процессе потерпевшему в смысле уголовного права и воспользовалась (в видах «возмещения» этого «ущерба» в действующем законодательстве) институтом соединенного процесса, – путем расширения понятия и объема допущения потерпевшего – гражданского истца (но не для удовлетворения гражданского иска)»4.
Как бы признавая указанные доводы Овчинникова Б.М. справедливыми, И.Я. Фойницкий констатирует, что взамен гражданского иска о возмещении морального вреда «комиссия 1899 г., ограничив гражданский иск вредом, подлежащим имущественной оценке, расширила права потерпевшего на участие в уголовном деле допущением дополнительного обвинения»1.
Однако сама идея компенсации причиненного морального вреда получила развитие в проекте Гражданского Уложения, опубликованного в 1900 г. Так, статья 117 V книги проекта «Об обязательствах» вводила дополнительное вознаграждение за «нравственный вред», сверх материальных убытков, при неисполнении должником обязательства, а статья 1092, помещенная в отдел «Об особых видах недозволенных деяний», предусматривала «в случаях причинения телесного повреждения, в особенности обезображения, равно как в случаях лишения свободы или нанесения оскорбления суд может, в особенности при злонамеренности виновного, назначить потерпевшему денежную сумму по своему усмотрению, хотя бы сей последний и не понес никаких убытков (нравственный вред)». Право взыскивать вознаграждение за нравственный вред было предоставлено также ст. 1093 проекта «женщине, подвергшейся наказуемому, по закону уголовному, совокуплению, и девице, обольщенной обещанием на ней жениться, если виновный не исполнил своего обещания». При этом в объяснительной записке к проекту составители его указывали, что «такое вознаграждение совместимо с восстановлением своей чести в уголовном порядке путем наказания виновного»2.
В то время, имея в виду главным образом ст. 117 проекта, против обязанности компенсации нравственного вреда возражал И.С. Петражицкий, доказывая ее «антисоциальность». По мнению проф. Петражицкого, институт этот представляет собой плутократическое право, т.к. он обременяет граждан при равенстве суммы возмездия прямо пропорционально их бедности, т.е. обратно пропорционально их богатству, и в то же время ведет к неравенству суммы возмездия прямо пропорционально богатству потерпевшего. Как пример, проф. И.С. Петражицкий приводит случай, когда подобный иск возможен со стороны заказчицы платья к портному, запоздавшему с изготовлением его к балу, или со стороны обманутого мужа, огорченного изменой жены1. Подводя итог, автор отмечает, что несколько самовольных и исключительных решений французских судов, соблюдающих как общее, весьма редко вообще нарушаемое правило, начало невозмещения нематериального вреда, и общий закон о возмещении такого вреда, предлагаемый проектом, две не только различные, но и несоизмеримые вещи2.
Вызывала критику и редакция законопроекта. Отмечалось, в частности, что нельзя проводить параллель между теми последствиями, которые могут вызвать телесные повреждения и лишение свободы, и последствиями, проистекающими из личных обид. Высказывалась мысль, что нравственные страдания могут быть последствием не только деяний, указанных в статьях проекта, но и многих других преступных деяний, например, ложного доноса, угрозы лишить жизни, травли собакою и т.п. Если нравственный вред, причиняемый преступными деяниями, подлежит материальному возмещению, то он должен возмещаться во всех, а не в некоторых только случаях3.
Большинство критиков отмечали объективную трудность определения причинения нравственного вреда, и в качестве рекомендации предлагали указать, что «присуждение вознаграждения может иметь место при действительном ущербе, хотя бы и неимущественного характера, но сообразно этому ущербу»1.
Вместе с тем Гуссаковский П.Н. замечал, что при условии свободного, ничем не стесненного усмотрения суда при оценке на деньги нравственного вреда от усмотрения и личных воззрений судей ставится фактически в зависимость разрешение принципиального вопроса о том, может ли быть возлагаема на совершившего недозволенное деяние обязанность вознаграждения за нравственный вред. В силу предоставленной суду дискреционной власти он может аннулировать закон, назначая потерпевшему вознаграждение в таком ничтожном размере, которое было бы равносильно полному отказу в назначении какого-либо вознаграждения за причиненный нравственный вред. Вместе с тем, однако, в силу предоставляемой ему проектом власти, суд может также назначить вознаграждение за причинение такого вреда в такой значительной сумме, которая окажется в полном несоответствии и с имущественными средствами совершившего недозволенное деяние, и со значением причиненного вреда2.
Таким образом, сама концепция вознаграждения за нравственный вред имела как своих противников, так и сторонников. Против обязанности компенсации морального вреда в принципе выступал Г.Ф. Шершеневич, указывая, что «нравственный вред, причиненный нарушением чужого права, не поддающийся оценке на деньги, не может быть возмещен юридическими средствами, например, в случае личного оскорбления, т.к. между нравственным вредом и материальным вознаграждением нет общего мерила»3.
Таким образом, уже обобщением дискуссии дореволюционных ученых-правоведов можно говорить о трех возможных вариантах решения вопроса о компенсации морального вреда: первый – отрицающий возможность компенсации морального вреда; второй – допускающий компенсацию лишь в отдельных случаях; третий – предписывающий компенсацию во всех без исключения случаях.
Советские законодательство и судебная практика придерживались первого варианта решения проблемы, не предусматривая и неизменно отказывая в компенсации морального вреда, предусматривая возможность гражданского иска о возмещении исключительно материального вреда.
Большинство ученых признавали правильным, что «советский закон твердо стоит на том, что честь достоинство человека, его моральные переживания не могут компенсироваться деньгами». Компенсация морального вреда считалась тесно связанной с капиталистическим обществом, где она особенно «омерзительна», обществом, устроенном так, что «... вещи, которые сами по себе не являются товарами, например, совесть, честь и т.д., могут стать для своих владельцев предметом продажи и, таким образом, благодаря своей цене приобрести товарную форму»1, а поэтому говорилось, что «имущественное возмещение неимущественного вреда, которое по существу представляет собой перевод на деньги таких благ, как жизнь, здоровье, честь, творческие достижения человека, несовместимо с основными воззрениями советского социалистического общества, с высоким уважением к личности человека»2. «Советское социалистическое гражданское право не признает имущественной оценки неимущественных прав и отвергает денежную компенсацию в случаях их нарушения. Социалистическое общество обеспечивает всестороннее развитие человеческой личности и всемерно удовлетворяет все духовные и политические запросы граждан»3.
Однако некоторые ученые, исходя из процессуального положения потерпевшего, практически не имеющего прав стороны в уголовном процессе, выступали за расширение в уголовном процессе гражданского иска не только требованиями о возмещении материального ущерба, но и с нематериальными требованиями о возвращении ребенка, о признании брака недействительным, об опровержении сведений, порочащих честь и достоинство граждан, о вселении, иски, связанные с обвинением в самоуправстве, о взыскании алиментов. Как указывал О.С. Иоффе, «если состав клеветы образуют действия, выразившиеся в опубликовании заведомо ложных измышлений, и потерпевший считает необходимым привлечь нарушителя к уголовной ответственности, за ним должно быть признано право на предъявление в том же уголовном деле или независимо от него гражданского иска об обязании нарушителя, а в необходимых случаях и соответствующего печатного органа опубликовать опровержение этих измышлений»1.
Однако судебная практика допускала в уголовном процессе гражданские иски лишь о возмещении материального ущерба. Иные иски признавались недопустимыми, на что многократно обращал внимание Верховный суд РСФСР. Например, по делу Афоничкина, признанного виновным в изнасиловании несовершеннолетней падчерицы, усыновленной им в 1955 году, и осужденного по ч.3 ст.117 УК РСФСР к тринадцати годам лишения свободы, Судебная коллегия по уголовным делам, отменяя приговор в части лишения осужденного родительских прав в отношении дочери, указала, что по уголовному делу может быть предъявлен иск только о взыскании материального ущерба. Предъявление другого иска по уголовному делу, если даже основание иска и вытекает из совершенного виновным преступления, не основано на законе. Поэтому суд должен был предъявленный прокурором иск по данному делу о лишении Афоничкина родительских прав оставить без рассмотрения2. Тем самым потерпевшая обрекалась на участие еще и в гражданском процессе с повторным исследованием обстоятельств, являющихся основанием иска.
Таким образом, вопрос о компенсации морального вреда, несмотря на то, что само понятие «моральный вред» впервые появилось в Основах уголовного судопроизводства Союза ССР 1958 г.1 (ст. 24), стал темой обсуждения в теории гражданского права.
В шестидесятые годы дискуссии по этому вопросу возобновились. Некоторые ученые полагали, что возмещению подлежит неимущественный вред, вызванный физическими страданиями. Отмечалось, что возмещение морального вреда не чуждо и социалистическому праву. Делалась ссылка на то, что обязательства по возмещению морального вреда получили законодательное признание в гражданском праве зарубежных социалистических стран. Применительно к рассматриваемым отношениям эта задача окажется выполненной только при том условии, если при причинении вреда потерпевшему будут возмещены не только имущественные, но и соответствующим образом удовлетворены, компенсированы его ущемленные духовные потребности. Нельзя не считаться с тем, что в некоторых случаях «духовные потери» для потерпевшего значат гораздо больше, чем материальные, и оставить их неудовлетворенными было бы неоправданной несправедливостью2.
………………………….
Бесспорно, что установление УПК РФ возможности денежной компенсации морального вреда – важный шаг в обеспечении прав и законных интересов потерпевшего от преступлений и злоупотреблений властью.