Анатолий Приставкин

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   32

21




Сперва они захватили банку джема. Но потом отставили. Много разговоров

по колонии ходило об этом самом джеме. Да еще братья припрутся со своей

банкой!

Пришли к вечеру, после похорон, и застали Регину Петровну дома.

Размещалась она в дальнем углу кухоньки, отгороженном казенным желтым в

полосочку байковым одеялом.

Регина Петровна искренне им обрадовалась.

- Милые мои Кузьменыши, - сказала она, пропуская их в угол и усаживая

на кровать. - Ху из ху? - И указывая на Сашку, который был на этот раз

подпоясан дареным ремешком, спросила: - Ну, ты, конечно,Колька?

Братья засмеялись, и она поняла, что ошиблась.

- Ладно, - сказала, - я с приезда занялась стиркой, накопилось...

Мужички мои хоть и были с девочками, но порядком обросли грязью. Но все

бросаю, все... Сейчас будем пить чай... С конфетами! Я настоящих конфет

привезла!

Братья переглянулись, одновременно кивнули. А воспитательница сразу

спросила:

- Или вас конфетами не удивишь? Она подняла таз с мыльной пеной и

вынесла вон. Вернулась и повторила, присаживаясь напротив:

- Что у вас там с джемом? Много натырили - как выражаются ваши дружки?

Натырили? Заначили? Я правильно говорю?

- Ну и что? - пробурчал Сашка. - Ну и заначили.

Регина Петровна рассмеялась, и низкий удивительный ее смех будто родная

песня прозвучал для обоих братьев.

Они уже успели рассмотреть свою воспитательницу, и оба заметили, что

она похудела и на лице, таком же красивом, сквозь природную смуглоту

пробивалась желтоватая бледность. Только волосы стали еще гуще, пышнее, не

волосы, а черная непослушная грива, небрежно завернутая в узел. Сейчас, на

глазах Кузьменышей, она, глянув на свое отражение в окошке, зеркало,

наверное, ее сгорело, одним легким движением вынула шпильку, и посыпалось на

плечи темным водопадом, а лицо при этом еще больше побледнело, осунулось.

- Пусть подышат, - сказала, откидывая голову назад, чтобы волосы

улеглись за спиной. - А я сделаю чай. Тогда и поговорим.

Регина Петровна принесла чайник, стаканы, в блюдечке конфеты, словно

майские коричневые жуки.

- Берите, берите, - и пододвинула к ним поближе. - Это подушечки, с

чаем прям благодать.

Братья взяли по одной конфете. Сашка засунул сразу в рот и съел, а

Колька только лизнул и отложил.

- Ну вот, теперь я поняла, что вы меня не морочите, - Регина Петровна

снова засмеялась. - Сашка - это и правда Сашка. Хоть он и с Колькиным

поясом. Теперь рассказывайте... Вы же что-то хотите рассказать, да?

Сашка посмотрел на Кольку и кивнул.

- Как вы, милые мои, жили? Я ведь боялась, что вы сбежите! Вы ведь

хотели сбежать? Сознавайтесь?

- Хотели, - сказал Сашка.

- Страшно было, да? Братья не ответили. И так понятно. Регина Петровна

посмотрела на них долгим задумчивым взглядом, и они потупились.

- Мне тоже было страшно, - просто сказала она.

- Вы их... Вы видели? - Сашка уставился на воспитательницу.

- Видела.

- Вот! - воскликнул Сашка. - А я знал! Регина Петровна долила братьям

чай и себе долила. Подошла к окну, задымила папироской. Когда она

прикуривала, братья заметили, что руки у нее дрожат.

- Слава богу, хоть папирос достала, - сказала она, глядя в окно и

глубоко затягиваясь. - А тогда... Что-то долго не спалось, у меня горел

свет. А потом они встали за окном... Трое. А с ними еще мальчик. Окно

распахнулось, вот как сейчас, а я даже не поняла ничего. Стоят трое и

смотрят на меня, на мои руки, я папаху кроила. А я на них смотрю... А

потом...

Регина Петровна еще раз затянулась, потом достала другую папироску,

прикурила от первой, а эту, сгоревшую, бросила за окно.

И снова курила и молчала. Раздавила папироску о блюдце и вернулась за

стол.

- Милые мои, дружочки... Вы что же конфет не едите?

- Мы уже, - сказал за обоих Колька. - А что - потом?

Регина Петровна задумалась, прикусив губу. Будто опомнилась, и

посмотрела на братьев.

- Да. Да... Только это никому, ладно?

Братья кивнули.

- Мне велели... Приказали в милиции - никому. Так вот, они наставили

ружье прямо вот сюда, - она указала на лоб. - А мальчик дернул взрослого за

локоть, думаю, что это был его отец. И ружье выстрелило мимо. Мальчик опять

что-то ему крикнул, и тогда мужчина посмотрел на меня и заорал по-русски:

"Ухады! Убирайся! С этими..." - И стволом на детей. Я к дверям, потом

вернулась, схватила мужичков в охапку... А они все на меня стволом, куда я -

туда и ствол... может, они боялись, что я закричу? А я как выскочила во

двор, сразу и взорвалось... Все там сгорело... И ваша папаха тоже сгорела. А

дальше беспамятство какое-то. Ничего не помню. Только слово это застряло:

"Ухады!" И ружье повсюду за мной. Я его и сейчас вижу.

- Они Веру убили, - сказал Колька. - Она в кабине сидела. Ей сердце

пробили, а она побежала, потом упала.

- А меня пожалели... Почему? Я об этом в больнице все время думала. А

когда меня допрашивали, велели об этом не говорить. Вообще ни о чем не

говорить. Мол, бандиты - выловят их, и дело с концом. Только я думаю... Не

надо было папаху трогать.

- Почему? Не надо?

- Не знаю. Не надо и все. Они на нее смотрели... Так странно... Будто я

что-то живое резала...

- А тут солдаты были, - сказал Колька, - которые ловят.

Сашка спросил:

- Эти... Ну, трое - страшные?

- Я и не поняла! - Регина Петровна почему-то снова посмотрела в окно. -

Люди как люди. Один в штатском, а двое вроде в военном... Без погон,

кажется. И мальчик, такой, как вы... Черненький... Он во все глаза на

меня... Отец прицелился, - и она опять показала на лоб, - а он его за

локоть...

- А лошади были?

- Не видела, - сказала Регина Петровна. - Может, и были.

Сашка посмотрел на Кольку и достал желтую гильзу.

- Вот, - положил на стол. - Ихнее. От того выстрела.

Регина Петровна испуганно взглянула издалека на гильзу. Спросила

тревожно, заглядывая братьям в глаза:

- Так вы бежать... Куда?

Братья посмотрели друг на друга и ничего не ответили. Колька тянул

назад, в Подмосковье. Сашка звал вперед, туда, где горы. Было решено промеж

ними: сядут, куда первый поезд пройдет.

Регина Петровна поднялась, снова закурила.

- Пропадете вы! - резко произнесла она. - Мы лучше уедем вместе. Только

не сейчас, сейчас я не могу. Я еще плохо себя чувствую.

Не докурив, выбросила папироску. Уж очень часто она зажигала и

выбрасывала папироски, братья это заметили. Так ей никакого запаса не

хватит.

От окна спросила:

- Вы слышали что-нибудь про подсобное хозяйство?

- Ну? - сказал Колька. А Сашка кивнул.

- Меня туда посылают. На поправку. Там две коровы, козы, телята.

Поедемте? Со мной?

- А что там делать? - спросил Сашка. Но он уже знал, что с Региной

Петровной он куда угодно поедет. Значит, и Колька поедет. А потом они и

навовсе вместе смотаются.

- Будем пасти... Следить, кормить... Это для меня такой отдых

придумали. Но я одна ехать боюсь!

- Далеко? - спросил опять Сашка. Он совсем другое хотел спросить, но

спросил это.

- В горах, но в тех горах... По другую сторону железной дороги, -

быстро сказала Регина Петровна, сразу поняв, куда гнет Сашка. - Там никого

нет. Они за станцию не ходят... До сих пор не ходили!

Но Колька в первую очередь подумал о заначке.

- А сюда? Мы вернемся?

- Сюда? - Регина Петровна стала закуривать, никак у нее не зажигались

спички. - Ну, конечно. У нас даже свой транспорт будет. Молоко или еще что

ребятам будем привозить.

- "Студебеккер"? - воскликнул Сашка.

- Секрет, - сказала Регина Петровна.

Но Кольку волновала не машина, а заначка. Отрываться надолго от заначки

- дохлое дело. Так и потерять недолго! Тут-то она рядышком, сходишь, рукой

пощупаешь, пересчитаешь, и на душе спокойно. А там... Ты спокойно спишь,

видишь во сне одиннадцать баночек, каждая блестит крышечкой, как золотой

монеткой! И каждая - пропуск в рай! А придут эти с миноискателем,

разворотят, как тот подпол...

Пока Колька переживал по поводу заначки, Сашка спросил про мужичков, а

с ними как же?

- Мужички с нами поедут, - сказала Регина Петровна. И повторила: -

Только мне одной с ними страшно. А так мы будем все вместе жить. Ну, как

семья все равно... Поняли?

Нет, про семью братья не поняли. Они этого понять не могли. Да и само

слово-то "семья" было чем-то чужеродным, если не враждебным для их жизни.

Для них и весь мир делился на семейных и несемейных. И эти две

половинки были до сих пор несовместимы.