Министерство образования Российской Федерации Томский политехнический университет

Вид материалаПрактикум
Из статьи академика В.А.Легасова
Из беседы М.С.Горбачева с госсекретарем США Дж.Шульцем
Дж. Шульц.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   24

Из статьи академика В.А.Легасова


Еще более важным вопросом, решаемым правительственной комиссией, был вопрос о судьбе города Припяти. 26 апреля [1986 г.] вечером радиационная обстановка в нем была более или менее благополучной, измеряемая от миллирентген в час до десятков миллирентген в час. Конечно, это нездоровая обстановка, но она еще позволяла какие-то размышления.<…>

Обращала на себя внимание растерянность людей в пустяках. Я вспоминаю, что в первые дни, когда комиссия находилась в Припяти, не было необходимого количества защитных респираторов, индивидуальных дозиметров — ТЛД, даже не очень надежных, так называемых, карандашей не хватало для всех. На станции отсутствовали автоматы внешней дозиметрии, которые выдавали бы автоматически телеметрические данные по радиационной обстановке в радиусе нескольких километров, поэтому приходилось организовывать большое количество людей для проведения разведывательных операций.<…>

2 мая, когда правительственная комиссия располагалась в Чернобыле, появились в зоне Николай Иванович Рыжков и Егор Кузьмич Лигачев.

Их поездка имела большое значение. Они провели совещание в Чернобыльском райкоме партии. Из наших докладов (а в качестве основного докладчика пришлось выступать мне) они поняли обстановку, поняли, что это не частный случай, а крупномасштабная авария, которая будет иметь очень долговременные последствия, что предстоят огромные работы.<…>

Несколько слов об армии. Круг работ военных был очень велик. Химические войска, прежде всего, должны были заниматься работой по разведке и определению территории загрязнений. На плечи армии были возложены работы и на самой станции, и в 30-километровой зоне по дезактивации деревень, поселков, дорог. Огромную работу провела армия по дезактивации города Припяти.<…>

Физики, предчувствуя, что динамика будет меняться не в лучшую сторону, настаивали на обязательной эвакуации. Медики здесь как бы уступили физикам, и где-то в 10 или 11 часов вечера 26 апреля Борис Евдокимович Щербина, послушав наши дискуссии, и, поверив нашим прогнозам, принял решение об обязательной эвакуации.<…>

В 11 часов утра официально было объявлено, что весь город будет эвакуирован. К 14 часов был полностью собран весь необходимый транспорт, определены маршруты следования. Эвакуация была проведена достаточно аккуратно, быстро и точно, хотя проходила в необычных условиях и отдельные проколы и неточности были. Например, большая группа граждан обратилась в правительственную комиссию с просьбой эвакуироваться на собственных автомобилях, а их было в городе несколько тысяч. После некоторых размышлений такое разрешение было дано, хотя, наверное, и неправильно, потому что часть автомобилей была загрязнена, а дозиметрические посты, проверяющие уровень их загрязненности, и пункты отмывки были организованы несколько позже. Но я повторяю, что эвакуация происходила в тот момент, когда уровень загрязненности города был еще невысок. Практика потом показала, что никто из гражданского населения, не бывшего на самой станции в момент аварии, почти 50 тысяч человек, какого-нибудь существенного ущерба для своего здоровья не получил.

Следующие мероприятия были направлены на более тщательный дозиметрический контроль, организованный службами Госкомгидромета, службами генерала Пикалова, станционными службами, службами физиков. Более тщательно изучался изотопный состав. Хорошо работали дозиметрические службы военных, но наиболее точную информацию и по изотопному составу, и по характеру распределения активности мы получали от развернутой ни пораженной территории лаборатории. На их данных мы базировались, принимая решения.

Ясно было, что все первые дни в силу изменения характера движения воздушных масс, в силу пыления в районе 4-го блока, сопровождавшего сбросы масс, вводимых в реактор, обстановка все время менялась.

После того, когда побывал на Чернобыльской станции, я сделал однозначный вывод, что чернобыльская авария — это апофеоз, вершина всего того неправильного ведения хозяйства, которое осуществлялось в нашей стране в течение многих десятков лет. Конечно, то, что произошло в Чернобыле, имеет не абстрактных, а конкретных виновников. Мы сегодня уже знаем, что система управления защиты этого реактора была дефектна, и ряду научных работников это было известно, и они вносили предложения, как этот дефект убрать. Конструктор, не желая быстрой дополнительной работы, не спешил с изменением системы управления защиты. То, что происходило на самой Чернобыльской станции в течение ряда лет: проведение экспериментов, программа которых составлялась чрезвычайно небрежно и неаккуратно, перед проведением экспериментов не было никаких розыгрышей возможных ситуаций... Пренебрежение к точке зрения конструктора и научного руководителя было полным, с боем нужно было добиваться правильности выполнения всех технологических режимов. Никакого внимания к состоянию приборов, к состоянию оборудования до планово-предупредительных ремонтов. Один директор станции прямо говорил: «А что вы беспокоитесь? Да атомный реактор — это самовар, это гораздо проще, чем тепловая станция, у нас опытный персонал, и никогда ничего не случится».

...Где-то 9 мая нам показалось, что 4-й блок перестал дышать, гореть, жить, он внешне был спокойным, и мы хотели в День Победы вечером отпраздновать этот день. Но, к сожалению, именно в этот день было обнаружено небольшое, но ярко светящееся малиновое пятно внутри 4-го блока, что говорило о том, что имеет место еще высокая температура. Трудно было определить, горят ли это парашюты, на которых сбрасывались свинец и другие материалы. На мой взгляд, на это было очень не похоже, скорее всего, это была раскаленная масса песка, глины и всего, что было набросано. Праздник был испорчен, и было принято решение дополнительно ввести 80 тонн свинца в жерло реактора. После этого свечение прекратилось, и мы отпраздновали День Победы в более спокойной обстановке 10 мая.<…>

Легасов В.А. Мой долг – рассказать об этом. Правда. 1988. 20 мая.


Из беседы М.С.Горбачева с госсекретарем США Дж.Шульцем

23 октября 1987 г.

На беседе присутствовали Э.А.Шеварнадзе, С.Ф.Ахромеев, Φ.Карлуччи, А.Ф.Добрынин.

М.С.Горбачев. Да, Рейкьявик уже занял место в истории. Но второй Рейкьявик не получится. Нельзя нам встречаться с Президентом и заниматься импровизацией. Думаю, очень хорошо, что мы отстояли Рейкьявик. Ведь было много желающих похоронить его. Но если все сведется ко второму Рейкьявику, то это может привести к большим политическим потерям и для вас, и для нас. Хотели бы вы, чтобы Советский Союз успешно развивался, или вы этого не хотите? Чтобы Советский Союз развивался в направлении большей демократии или наоборот? Чтобы у нас был застой или чтобы мы шли вперед?

Дж. Шульц. Это — ваше дело. Все это вам решать, но я могу сказать вам свое мнение: то, что происходит у вас в стране, это очень интересно, и я очень внимательно слежу за этими переменами.

М.С.Горбачев. Я стал об этом говорить потому, что в мои руки попал один документ, прочитав который я просто не могу о нем не упомянуть. Речь идет о докладе «Деятельность по обеспечению советского влияния. Доклад об активных мерах и пропаганде 1986—1987гг». Это доклад, опубликованный госдепартаментом, Вашим ведомством, г-н госсекретарь. По этому докладу получается, что то, о чем мы договорились в Женеве — контакты, культурные и другие обмены и т. д. — все это рассматривается как канал, пользуясь которым Советский Союз вводит в заблуждение американское общественное мнение. Оказывается, все общественные движения в СССР— это агентура КГБ. Да и общественные движения в США, судя поэтому документу, используются КГБ. В общем, жуть берет от этого документа. Говорится, что перестройка — это лишь способ обмануть Запад, коварно подготовить почву для дальнейшей экспансии СССР. И даже то, что удалось за последние два года, контакты, которые только начинаются, выдаются за канал, пользуясь которым КГБ пытается взорвать США.

Дж.Шульц. Я бы не хотел долго задерживаться на этой теме. Однако могу привести несколько примеров того, что нас беспокоит.

Бедняга президент Картер, он хотел только добра. Но именно при Картере вы вторглись в Афганистан, чем он был невероятно удивлен. Он никогда этого не забудет. Он сказал, что за сутки узнал о Советском Союзе больше, чем за всю свою предшествующую жизнь. И это для него тяжелый урок.

А.Ф.Добрынин. Г-н госсекретарь. В наших усилиях в области разоружения создается парадоксальная ситуация. У общественности создается впечатление, что договор по РСД и РМД согласован или почти согласован, и теперь на повестке дня — СНВ. Президенты говорили. Вы говорили в Хельсинки в ответ на вопрос журналистов, что едете в Москву в основном для того, чтобы обсуждать СНВ. На пресс-конференции Президент тоже высказался в том духе, что соглашение по РСД уже у нас в кармане, и в основном надо обсуждать СНВ. Таким образом, нарастают ожидания, что вопросы стратегических вооружений будут центральными на встрече на высшем уровне и будут решены там.

Но в действительности оказывается, что эти ожидания совершенно необоснованы.

М.С.Горбачев. Действительно, если у вас решение о развертывании СОИ уже принято, то мы на этих обсуждениях просто теряем время.

Дж.Шульц. Я сказал, что Договор по ПРО, необходимость сохранения которого вы подчеркиваете и который мы соблюдаем, четко увязан с необходимостью сокращения количества стратегических наступательных вооружений. Имелось в виду, что в свете ограничения оборонительных систем будет проведено сокращение наступательных вооружений. Однако произошло обратное. Количество боеголовок сейчас в 4 раза больше, чем в момент подписания Договора. И даже 6000 боеголовок после сокращения — это будет в 2 раза больше, чем количество боеголовок к моменту подписания Договора, хотя ожидалось, что оно уменьшится. Именно это лежит в основе нашего мнения о том, что увязка сокращения стратегических наступательных вооружений с решением проблемы космоса является неправильной. Ваша позиция иная, мы это понимаем.

М.С.Горбачев. Хорошо, давайте завершать работу.