- Двойственность Книги Бытия проявляется на разных уровнях. Есть двойственность в двух, 1554.69kb.
- Семь Лучей Бога Семь Божественных Энергий Голубой Луч Пламя Воли Господа, Энергия Первого, 1589.38kb.
- Рождество христово и начало "нашей эры, 221.42kb.
- Конференция Адама Смита за последние 10 лет стала центральным местом встречи руководителей, 23.57kb.
- Реферат По предмету : введение в теорию экономики. На тему : Политическая экономия, 129.98kb.
- М. В. Ломоносова Исторический факультет. Отделение истории и теории искусства, 202.64kb.
- Адама Смита, 82.02kb.
- Гипотезы о происхождении человека, 20.84kb.
- Отчет о научной стажировке в Университете им. Адама Мицкевича г. Познань с 15. 09., 54.14kb.
- Книга вторая, 2074.19kb.
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 40 ЧЕРТОГ ИЛИ ЧЕРТЕЖ? (продолжение)
Недельное чтение "Тецаве" посвящено храмовому богослужению: законам, связанным со священническими одеяниями, и законам, связанным с жертвоприношениями.
В Талмуде, в трактате Арахин по этому поводу сказано: "Почему о жертвоприношениях и об одеждах первосвященника говорится в соседствующих отрывках? Чтобы показать: как жертвоприношения, также и одежды первосвященника искупают вину. Хошен искупает грехи, совершенные во время суда, эйфод - идолопоклонство; мантия - злословие; хитон - кровопролитие; тюрбан - высокомерие, пояс - дурные мысли; венец - наглость; штаны - разврат".
Просвещенный человек искренне не понимает, как возможны столь причудливые связи, как ношение первосвященником пояса может кого-то искупать, и почему именно от "дурных мыслей"?
В значительной мере эти затруднения способен разрешить платонизм. Философия Платона учит о существовании двух миров: идеального и материального, причем между идеями и предметами существуют не просто соответствия, но генетическая связь. Вещи не просто светятся смыслами, именно смыслы вещей обеспечивают этим вещам существование. И религия, почти любая религия, принимает это как данность.
Сократ ищет то, что делает предмет именно этим предметом, а это качество именно этим качеством. Например, в диалоге "Гиппий больший" Сократ дознается, что такое прекрасное. Иными словами, он ищет "то, благодаря чему все прекрасное будет прекрасно".
"Я спрашиваю о прекрасном самом по себе, которое все, к чему бы оно не присоединилось, делает прекрасным, - и камень, и дерево, и человека, и бога, и любое деяние, любое знание".
"Как же ты будешь знать, с прекрасной ли речью выступает кто-нибудь или нет, - и также в любом другом деле, - раз ты не знаешь самого прекрасного?"
Читая диалоги Платона, человек обнаруживает, что мышление, простое рациональное мышление - вдруг оборачивается глубинным мистическим процессом постижения вечных идей.
Разумеется, к этому можно отнестись вполне прозаически. Так знаток античной философии А.Ф.Лосев пишет: "Было время, когда люди не могли отличать чисел, благодаря которым исчисляются вещи, от самих вещей. Но вот появилась школа Пифагора, которая установила, что число вещи вовсе не есть сама вещь, что вещи текут и меняются, а таблица умножения все время остается той же самой. И это открытие так поразило умы, что числа стали считать божественными существами и даже самими богами. И вот то же самое случилось с термином "идея". Люди вдруг осознали, что идея вещи вовсе не есть еще сама вещь, а только ее смысл и отражение. И это открытие, которое в настоящее время понятно и очевидно каждому, восторженно превозносилось Платоном, так что идеи трактовались у него прямо даже как некие божественные сущности".
Такая трезвая оценка платонизма вполне оправдана и закономерна, но все же не будем забывать, что во все времена существовали люди, которые приписывали "идеям" самостоятельное существование. Причем это их убеждение строилось не на рассудочной гипотезе, а на мистическом опыте. О существовании двух миров, идеального и материального, люди учили еще до Платона, а многие продолжают так учить вплоть до наших дней.
Так, Найберг, исследователь древней иранской культуры, утверждает, что в ее космологии "каждое земное явление, абстрактное или конкретное, соответствует некоему небесному, трансцендентному, невидимому образу, "идее" в платоновском смысле. Каждый предмет, каждое понятие предстает в двойном аспекте: "менок" и "гетик". Есть небо видимое, но есть также и небо "менок", которое невидимо. Наша земля соответствует небесной земле".
Однако не только в древнем Иране, но и в новой Европе находятся люди, которые мыслят таким же образом. В их числе можно назвать немецкого теософа Штайнера и шведского ученого и мистика Сведенборга, который среди прочего писал: "Весь природный мир соответствует духовному... Природный мир есть и существует вследствие духовного мира совершенно так же, как последствие от своей причины... Все небесные тела: солнце, луна, звезды, также облака, тучи, дождь, гром, молния - суть соответствия... Все что есть в природе, от самого малого предмета и до самого большого, есть соответствие; потому что мир природный со всеми своими принадлежностями заимствует свое бытие и существование от мира духовного. Животные соответствуют чувствам, животные кроткие и полезные чувствам добрым, дикие - чувствам злым. Деревья соответствуют постижению и познанию блага и истины".
Можно сказать, что платоновская философия просто сделала этот мистический опыт достоянием рационалистической мысли. Платоновская философия обнаружила в умо-зрении средство созерцания потустороннего мира.
Как бы то ни было, но любой религии присуща какая-то своя образность, свой живой язык символов. Именно наличие такого своеобразного языка делает ее оригинальной религией.
Однако при этом важно понимать, что если платонизм совершенно естественно вписывается в языческие религии, ибо является обоснованием реальности магических связей, то он представляет безусловную трудность для религий монотеистических, выступающих против магии и провозглашающих наличие в мире свободы. В свое время Церковь осудила учения теологов-платоников (например, Эриугена), а упомянутые мною Штайнер и Сведенборг также находятся за пределами христианской ортодоксии.
Если бы какой-нибудь христианский теолог заявил, что "Божественный свет исходит из горнего мира в дольний и наполняет Храм, а из Храма распространяется по всей земле, и каждый элемент мира получает предназначенный ему свет из соответствующей детали Храма", то он был бы немедленно осужден как неоплатоник. Но написавший эти слова каббалист р.Йешая Галеви Горовиц, живший в XVI-XVII веках - ортодоксальный учитель иудаизма.
В позднем средневековье между аристотеликами и платониками внутри еврейского мира развернулась острая полемика. Аристотелики, которыми были все философы той поры, вступили в полемику с мистиками, опиращимися на платоническую интерпретацию каббалы. Победу одержали последние. Именно их понимание каббалы было принята раввинистическим иудаизмом.
В своем мистическом учении, Каббале, иудаизм отважился обратиться к платоническому подходу, несмотря на все те сложности, которые тот неизбежно несет. Будучи более близким к аристотелевскому методу, иудаизм тем не менее обращается к платонизму, как бы перефразируя: "Аристотель мне друг, но Платон дороже".
Соблазн истолковать разного рода связи (например, связь тюрбана с искуплением высокомерия) магически, к сожалению, часто возникает, и многие адепты каббалы к этому склонны. Однако в своей основе подход Каббалы иной. Описываемая каббалистами связь скорее носит тот характер, о котором говорит Сведенборг в приведенной выше цитате.
Итак, если для платоника-язычника в каждом предмете проступал его собственный отвлеченный безличный закон, его внутренняя идея, то для каббалиста все предметы выражают какие-то характеристики личности, т.е. являются словом Всевышнего.
Поэтому неудивительно, что одеяние первосвященника, занятого искуплением народа от его грехов, осмысливается как искупляющее. Предметы священнического туалета наделены смыслами и по принципу соответствия пронизывают все миры.
А теперь, вооружившись общефилософским подходом платонизма, вполне можно попытаться понять значение иерусалимского Храма. Храм - это Дом Всевышнего, в иудаизме он обычно так и именуется, "Баит"- Дом. А что такое вообще Дом? Какую идею он несет? Или как бы спросил Сократ: Что представляет собой Дом сам по себе? В чем состоит "домность"? Что делает четыре стены и крышу именно Домом, а не просто правильной геометрической фигурой?
Дом - это не просто средство укрытия от непогоды, во всяком случае не только это. Первичным и прямым назначением Дома является отделение, отграничение человеческого субъекта от мира, от других людей. Дом (которым может быть не только дворец и квартира, но и пещера и бочка) - это прежде всего ограниченное пространство индивидуального присутствия, это сокрытие себя от всего мира и человечества. Но при этом это такое сокрытие, которое в любую минуту может обратиться самым теплым и интимным присутствием для того, кто в этот дом будет приглашен.
Стены и крыша (или обжитая пещера) - это внешняя продолженная граница тела, это культурная кожа индивида, а внутренняя обстановка дома - это его проецированный во вне лик. И неудивительно, что многие мистики разных религий утверждают, что в потустороннем мире души продолжают обитать в домах.
Но не естественно ли тогда предположить, что Всевышний пожелал иметь Дом по той же причине, по которой его желает иметь человек?
Как человек из плоти и крови не живет под открытым небом, но отделяет свое тело посредством крыши и стен, так и невидимый Создатель не желает оставаться "под открытым небом".
Небо - престол Его, и земля - подножие ног Его, но в то же время Он желает иметь также и "Свое" ограниченное пространство, место, в котором Он желает находиться.
В Мидраше Шмот Раба рассказывается, что когда Моше услышал слова: "Построят Мне святилище и Я буду обитать среди них", он сказал: но ведь сказано "Небеса и выси небес не могут вместить Тебя"(I Млахим 8.27). Ответил ему Всевышний: "Это не так, как ты думаешь, Моше. Построй Шатер из двадцати балок на северной стороне, из двадцати - на южной и из восьми - на западной, и Я спущусь на землю и явлю Себя в этом ограниченном пространстве".
Храм - это обитель Всевышнего, то место, где Он принимал свой народ, и вообще всех людей земли.
Но отличается ли чем-то по существу обитель Всевышнего от обителей иных богов, которым поклонялись народы? Определенное отличие, возникающее из-за разницы между платонизмом языческим и монотеистическим, отметить можно: Если для язычника идея того или иного предмета наиболее полно раскрывается в наиболее совершенном экземпляре этого ряда, то для иудея - в наиболее невзрачном и неприглядном.
Всевышний подчеркивает, что Он ближе к беднякам, чем к богатым, ближе к сиротам и вдовам, чем к аристократам. В Зогаре нищие называются "двором Всесвятого". Разумеется, Иерусалимский Храм не был лачугой, но во-первых, на протяжение почти пятисот лет Всевышний обитал в Шалаше (Мишкане), а во-вторых, в глазах современников Иерусалимский Храм не был самым впечатляющим сооружением древности.
В диалоге "Гиппий Больший" Сократ пытается постичь, что такое "прекрасное само по себе", и признается, что оно для него неуловимо. Все что остается Сократу - это резюмировать свою беседу пословицей "Прекрасное - трудно".
В дальнейшем я попытаюсь показать, что быть может, ответ на мучительный вопрос Сократа имеется как раз у "невзрачного" иудаизма.
"ПРОТОХРИСТИАНСТВО"
Золотой телец
Недельное чтение "Тиса" начинается словами: "И сказал Господь Моше так: Когда будешь делать поголовное исчисление сынов Израилевых при пересмотре их, то пусть каждый даст выкуп за душу свою Господу при исчислении их... полшекеля приношение Господу" (30.11-14).
Это повеление Всевышнего является основанием для одной из 613 заповедей Торы - ежегодного денежного пожертвования на Храм.
Между тем хронологически дарование этой заповеди имело место позже, во всяком случае - не в начале, а в конце тех событий, которые описываются в нашем недельном чтении.
Непосредственным продолжением заповедей, излагаемых в двух предыдущих недельных отрывках, "Трума"и "Тецаве", является заповедь изготовления благовоний для воскурения в Храме. Вслед за чем для строительства Скинии и создания всего перечисленного в главах "Трума"и "Тецаве" призывается некий мастер, Бецалель, а также дается заповедь о субботе. Однако здесь ход повествования самым драматическим образом прерывается:
"Народ же увидел, что Моше долго не сходит с горы, и собрался народ к Аарону и сказал ему: встань, сделай нам божество, которое шло бы перед нами; ибо сей муж Моше, который вывел нас из земли Египетской, - не знаем, что с ним случилось" (32.1)
И далее описывается история создания золотого тельца и поклонения ему, которое было прервано появлением разгневанного Моше, спустившегося с Синая как раз в разгар всеобщего ликования: "И было, когда он приблизился к стану и увидел тельца и пляски, возгорелся гнев Моше и бросил он из рук своих скрижали, и разбил их под горою" (32.19)
Сам Всевышний был столь разневан, что вознамерился даже уничтожить Израиль и заключить завет с потомством Моше. Однако Моше умолил Его и Всевышний простил Свой народ, повелев принести в искупление пожертвование на Храм (полшекеля), описанием чего как раз и начинается наше недельное чтение.
Степени идолослужения
Но как все же такое могло произойти? Как евреи могли поклониться золотому тельцу, причем в самый момент дарования Торы и при том, что они вроде бы прекрасно знали, кто их вывел из Египта?
Устная Тора приводит в оправдание этого отступничества следующие подробности. Во-первых, утверждается, что в это поклонение евреев все же вовлекли вышедшие с ними инородцы, чарами которых эта статуя и была создана. Считается, что именно от египтян исходил призыв: "сделай нам божество". А во-вторых, утверждается, что поклоняясь тельцу, евреи вовсе не отрицали Всевышнего и даже не заменяли его идолом. Они просто полагали, что они были выведены из Египта посредством одной из сил, приближенных к Престолу Славы.
Сказав о золотом тельце: "вот бог Израиля, который вывел тебя из земли Египетской" (32.4), евреи восприняли этого тельца как изображение того посредника между ними и Богом, который по их мнению участвовал в их избавлении из Египта.
Рамбам в "Мишне Тора" в разделе "Авода Зара" пишет, что такого рода почитание в свое время было распространено. Он считает, что таковым вообще был первый шаг на пути к идолослужению, который совершил древний человек в поколении Эноша. По мнению того поколения, часть Своей Славы Всевышний передал светилам, а потому им также решено было поклоняться. И только впоследствии появилось чистое идолослужение, обращающееся к рукотворным идолам и полностью забывшее о Первоистоке.
Как бы то ни было, но именно по такому пути шли многие позднейшие отступники, например, царь Менаше, которого Гемара характеризует как мудреца и знатока Торы, но который тем не менее "построил жертвенники всему воинству небесному в обоих дворах дома Господня... и идола Астарты, которого он сделал, он поставил в Храме..." (II Мелахим 21.5-7)
Считается, что именно такой характер носило так же и отступничество царей Израиля, которые наряду с поклонением Всевышнему на горе Гиризим почитали одновременно и местных Баалов.
Как бы то ни было, но в поклонении золотому тельцу иудаизм видит не рядовое идолослужение, а некий его специфический тип. Такое богопочитание, которое признавая единого Бога, одновременно поклоняется и его творениям, придавая им божественный статус, именуется в иудаизме "авода зара башитуф" - "соучастное идолослужение". Именно к такому богопочитанию иудаизм относит христианство.
Неповторимая ошибка
В иудаизме нет спора относительно недозволенности участия в такого рода культе для евреев, однако в отношении неевреев мнения законоучителей расходятся. Так, р.Моше бен Нахман (Рамбан) считал поклонение иным силам наравне с Богом для неевреев таким же запретным действием, как и для евреев. Между тем такие крупные авторитеты, как р.Шломо Ицхаки (Раши) и Гамеири не считали христиан идолослужителями.
Вот как в целом резюмирует этот подход иудаизма рав Герцог, бывший главным раввином Израиля в пору провозглашения его независимости. В своей книге "Тхука ЛеИсраэль альпи Тора" он пишет: "Наш разум не схватывает, как вера в единого Бога совмещается с верой в его тройственность. Между тем не следует забывать, что они (христитане) имеют представление о Творце мира, хотя представление это и не вполне чисто. По моему мнению... исчерпывающей здесь следует принять позицию гаона рабби Зеева Вульфа Галеви Васковича, постановившего, что сыновья Ноаха не предупреждены относительно "соучастного идолослужения"... "Соучастное идолослужение" - это богослужение, которое с одной стороны обращено к безначальному единому Богу, Творцу неба и земли, а с другой присоединяет к нему силы телесные или какую либо из природных сил, или человека, который их воображением поставлен на божественную высоту, но так что первый признается основой, а второй - производным. Даже если это является идолослужением для евреев, так что они подлежат за него смертной казни или смерти по воле небес, для сыновей Ноаха в этом нет ничего запретного... Христиане нашего времени, даже католики, не являются идолослужителями... несмотря на то, что сами они не замечают противоречия между единством и триединством".
На мой взгляд, дело, однако, не в том, что христиане "не замечают противоречия", а в том, что для веры в это "противоречие" у евреев нет решительно никаких оснований.
Христианство отличается от мимолетного культа "золотого тельца" и от древних самарянских поверий не только персонально, но и содержательно. С одной стороны христианство - это религия сознательно парадоксальная: для провозглашения своей идеи боговоплощения (возможного и необходимого практически в любой языческой религии) христианству требуется именно иудейская вера, т.е. единственная в мире вера, такое воплощение категорически запрещающее.
С другой стороны, христианство - это насквозь рационалистическая религия: диалектика единства и триединства (Единое - Ум - Душа) была проработана в античной философии еще до того, как была использована христианской теологией.
Более того, знатоки истории философии с легкостью могут показать, как теологические модели, принятые на вселенских церковных соборах, оказались определяющими для последующего развития всей европейской цивилизации. Все в европейской культуре, начиная с ее философии и искусства и кончая научными программами Нового времени, приведшими к нынешнему техническому прогрессу, все это в конечном счете обязано "изобретенным" на христианских соборах теологическим формулам "триединства" и "боговоплощения".
Однако при этом важно понимать, что это именно "изобретение". Для своей теологической конструкции христианство не имеет подлинной опоры не только в священных книгах иудеев, но даже и в Евангелии.
Сегодня уже сами христиане начинают признавать, что их учение о боговоплощении и триединстве не провозглашается в самом источнике - Библии, что это учение привнесено внешней теологической мыслью. Об этом откровенно говорят не только протестанские ученые, как, например, Бультман, но и такие видные современные католические теологи как Каспер и Кюнг.
Честертон пишет: "Вопрос не станет яснее, если даже вам скажут, что Христос не называл себя Богом. Ни одному пророку или философу, равному Ему по мудрости, не могли бы это приписать. Допустим, что Церковь ошиблась, неправильно поняла Его; но никто, кроме Церкви, так не ошибается. Магометане не приняли Магомета за Аллаха, евреи не приняли Моисея за Бога. Даже если все христианство зиждется на ошибке, ошибка эта неповторима, как Воплощение".
Христианство действительно зиждется на "ошибке". Человек из Назарета не признавал и не мог признавать себя равным Богу. И те евреи, которые тем не менее исповедуют его именно в таком качестве и принимают крещение, в основе своей повторяют такое же самое оступничество, которое совершили сыны Израилевы, поклонившиеся золотому тельцу.
Однако это не значит, что когда народы столь ошибочно поняли своего учителя, то они ошиблись во всем другом. Согласно учению Торы народы не были "предупреждены" против такого вида богопочитания. И их ошибка тем более извинительна, что она принесла поразительный плод - универсальную европейскую культуру, ценность которой сегодня осмеливаются отрицать только исламские фундаменталисты.
Христиане неповторимо ошиблись, когда стали учить о своем неповторимом "боговоплощении". Однако при всей своей уникальности, христианство все же принадлежит общему классу религий, именуемых в иудаизме "соучастным идолослужением".
Христианский теолог и философ Оккам (1300-1349) писал: "То что Бог принял человеческую природу, является вопросом веры. Не заключает в себе противоречия, что Бог примет ослиную природу; на том же основании Он может принять природу камня или дерева".
Если это так, если христианская мысль действительно не накладывает запрета на подобные "внечеловеческие" воплощения, то мы вправе допустить, что христане могли бы оставаться христианами, т.е. основывающимися на той же Библии хасидами Человека из Назарета, но при этом не обожествлять его, а свою гипотезу триединства выдвинуть на основании какого-либо другого эпизода священной истории.
Золотой телец едва ли подошел бы для этой цели. Уж слишком однозначно он осужден Торой. Но почему, например, было бы не поклониться огню на основании явления Всевышнего в неопалимой купине? Может быть, в главном результат действительно был бы тот же самый? Может быть в результате действительно получилась бы та же самая европейская философия, та же самая компьютерная техника, ну и, разумеется, тот же самый антисемитизм?
КРАСОТА МИР СПАСЕТ
Еврейское искусство
"И собрал (Ваикагель) Моше всю общину сынов Израиля и сказал им: "Вот что повелел Бог сделать: шесть дней можете работать, а день седьмой да будет свят для вас" (35.1-2) . Такими словами начинается недельное чтение, "Ваикагель".
Это собрание произошло 11 тишрея, на другой день после того, как Моше (в Йом Кипур) спустился с горы Синай. Причем это собрание было посвящено повелению о строительстве скинии. Однако, как мы видим, началась речь Моше заповедью, запрещающей работу в субботу. Спаренность двух разных тем в одном отрывке Торы расценивается устной традицией как признак их сущностной связи. Но в данном случае эта тематическая близость заметна и без того: суббота - это освященное время, скиния - освященное пространство. Две эти святыни: Суббота и Храм - являются в иудаизме основополагающими.
Но не только об этом говорит сопряженность темы субботы и темы скинии. Из этой спаренности учится о том, что святость субботы в определенном смысле даже выше святости скинии, так как для ее строительства Суббота не нарушалась. На этом положении основывается субботний запрет тридцати девяти категорий работ, которые производились при постройке скинии.
Но в той же мере как в связи с Храмом иудаизм учит обо всех видах работ, можно учить и обо всех видах искусств: ведь в скинии (Храме) они в полной мере проявились.
Евреи справедливо воспринимаются как народ Книги. Именно книги: Свиток Торы, манускрипты ТАНАХа, кодексы Талмуда - вот те неизменные атрибуты "еврейской культуры", которые присутствовали всегда и повсюду. Все же прочее, в том числе архитектура и музыка, заимствовались из окружающего мира и с легкостью менялись в зависимости от века и окружения.
Но тем более интересно обнаружить в Торе свидетельство о существовании аутентичного еврейского искусства. Тем более интересно встретить на страницах Торы описание не только боговдохновенного еврейского Пророка, Судьи или Мудреца, но и своего боговдохновенного еврейского Мастера.
"И сказал Моше сынам Израиля: "Смотрите, Я призвал Бецалеля, сына Ури, сына Хура, принадлежащего к колену Иегуды, и Я исполнил его божественным духом, мудростью, разумением, ведением, и всяким искусством. Чтобы творить замыслы, чтобы работать по золоту, и по серебру, и по меди, и резать камни для вставления, и резать по дереву - к занятиям всеми ремеслами (35.30-33).
Мидраш Шмот Раба отмечает, что те три качества, с помощью которых Бецалель строил скинию: мудрость, разумение, ведение, это те самые качества, которыми Всевышний творил мир, как сказано: "Бог мудростью Своею основал землю, упрочил разумением небеса. Бездны разверзлись по Его ведению" (Мишлей 3.19)
Итак, строительство скинии производилось не только по чертежу, предложенному Всевышним, но и с вовлечением Его творческого гения, которое Он сообщил своему боговдохновенному Мастеру, Бецалелю, сыну Ури, сыну Хура.
Прекрасное само по себе
Это свидетельство по-настоящему ценно и интересно, поскольку, как я отметил, к искусству как таковому, как и вообще к теме прекрасного, иудаизм на редкость равнодушен. Те же предметы иудаики, т.е. те национальные "произведения искусства", которые тем не менее имеют место, восходят прежде всего к той же скинии, к тому же иерусалимскому храму (скрижали завета, семисвечие, ханукия).
Ранее я уже отмечал, что иерусалимский Храм не являлся самым выдающимся сооружением древности, что тот Храм, который был построен по собственному проекту Создателя мира, выглядел относительно скромно. Во всяком случае в глазах современников.
Действительно, в III веке до н.э. в античном мире стали распространяться списки наиболее выдающихся произведений зодчества и архитектуры. Знаменитые "семь чудес" были перечислены в эпиграмме греческого поэта Антипатра Сидонского, и это: египетские пирамиды, сады Семирамиды, храм Артемиды Эфесской, статуя Зевса Олимпийского, колосс Родосский, Галикарнасский мавзолей и Александрийский маяк.
Другие авторы, например, Плиний старший или Филон Византийский, включали в "великолепную семерку" другие сооружения. Например, римский Колизей. Но никакой античный автор никогда не вносил в этот престижный список иерусалимский Храм.
Обидно? Немного да. Но, по-видимому, следует сразу признать, что не в эстетической ценности заключалась самая сильная сторона Иерусалимского храма.
И тем не менее она все же имелась, ее следы мы явственно встречаем в нашем сегодняшнем чтении. А потому весьма интересно было бы оценить и выяснить принципы традиционной еврейской эстетики.
Тема эта действительно экзотическая. Я никогда не слышал, чтобы ею кто-нибудь специально занимался, кроме профессора Герцонберга, читающего в Бар-Иланском университете курс под названием "Эстетика в еврейской традиции". Но при этом характерно, что все предлагаемые им эстетические категории связаны именно со скинией, с мишканом. Другое основание действительно найти трудно.
Отыскать в еврейских источниках обсуждение темы прекрасного совсем непросто. Тем не менее само понятие красоты в иудаизме присутствует. Более того, красота - "тиферет" - это даже не просто одно из десяти божественных качеств, это качество центральное, качество, с которым непосредственно соприкасаются все остальные сфирот. Причем существенно, что именно Иаков, т.е. народ Израиля, признается выразителем этого божественного качества "тиферет".
Что же это за категория, считающаяся синтезом двух других: милости, проявившейся в Аврааме, и суда, проявившегося в Ицхаке?
Словосочетание "Красота Израиля" - "Тиферет Исраэль" широко используется в традиции ("С неба на землю низринул красоту Израиля" Эйха 2.1). Р. Йегуда-Лейб из Праги (Магараль) даже написал целую книгу под таким названием "Тиферет Исраэль" . Однако о "прекрасном" там не говорится ни слова - эта книга целиком посвящена дарованию Торы. Само же название Магараль заимствует из трактата Талмуда "Брахот", где сказано: "Прекрасное - это дарование Торы".
На первый взгляд, этот ответ напоминает собой все те ответы, которые были отвергнуты Сократом в диалоге "Гиппий больший". Например: "Прекрасное - это прекрасная девушка".
Ведь "если прекрасная девушка - замечает Сократ - это прекрасное, тогда она и есть то, благодаря чему прекрасное будет прекрасно". Такое заключение выглядело нелепым. Между тем даже его нельзя до конца отвергнуть. Фрейд заметил бы, что этот ответ не напрасно пришел на ум Гиппия первым. Ведь согласно Фрейду все прекрасное действительно прекрасно именно прекрасностью девушки, согласно его теории во всем прекрасном просматривается именно сексуальность. Но тогда тем более справедливо признать, что для иудея во всем прекрасном просматривается Тора, а еще точнее, Даровавший ее: Прекрасное - это дарование Торы, т.е. акт любви Всевышнего к своему народу, наивысшее раскрытие божественной личности. Так что все прочие божественные качества будут центрироваться относительно этого.
По мироощущению иудаизма все прекрасное прекрасно сопричастностью Всевышнему: прекрасные предметы, прекрасные речи, и тем более прекрасные люди, все они прекрасны лишь присутствием в них Творца, наличием в них искры божественного света.
И здесь особенно хорошо видно отличие просвещенного Торой человека, сына завета, от человека естественного. Мы видим, что с одной стороны Сократ распознает прекрасное во всех предметах. Но с другой он честно признается, что не постигает - что это за "что-то", что делает их прекрасными. "Само по себе" прекрасное Сократу неведомо. То же самое касается и добродетели, которой, как устанавливает Сократ в диалоге Протагор, "нельзя научить". Иными словами, естественный человек обладает живой совестью, но не знает ее источника. В то время как сын завета не только обладает совестью, но имеет дело с ее источником во вне.
Но именно потому, что сыны завета имеют дело с источником всякой реальности, именно потому, что они имеет дело с "Прекрасным самим по себе", они даже не замечает самого вопроса, они не замечает ту красоту, которая существует в отрыве от Всевышнего и которой оказываются так сильно захвачены народы. Причем в данном случае речь идет не только о древних народах, но и о народах современных, хорошо знакомых с Торой.
Священное писание многое в жизни народов изменило. Сегодня многие европейские мыслители согласятся связать красоту с идеей личности, однако далеко не всегда Божественной. Многие европейцы могут сегодня согласиться с тем, что все прекрасное прекрасно присутствием личного начала, что вещи красивы в той мере, в какой в них светится какая-либо личность. В сфере искусства - это личность создавшего их мастера, в природной сфере - так или иначе понятая мировая душа.
Красота природы мало замечается традиционным евреем. Если его все же поразит величественный закат или прекрасные цветы, то он прославит Бога, который создал в Своем мире "красивые творения, чтобы услаждать ими сынов человеческих". Но в европейской культуре, наравне с таким отношением, сохраняется и иное. Пристальное внимание к личности мастера или лику самой природы имеет место безо всякой связи с их Создателем. Поэтому в европейской культуре красота и нравственность находятся в достаточно сложных и напряженных взаимотнощениях.
Не только божественная личность, но и взятый в отрыве от нее природный лик задает европейцу его эстетику. В результате человек европейской культуры всегда должен "подтягиваться" за внешними эстетическими критериями, должен им соответствовать, должен искать "формы". И соответственно сам европеец, для того чтобы состояться в качестве личности, непременно дожен быть Мастером. Самоуважение европейским "безработным" дается трудно. В еврейской культуре тоже есть Бецалель, т.е. есть не только свой Пророк и Мудрец, но и свой боговдохновенный Мастер, однако в целом это направление показалось для еврейской культуры избыточным: уже для строительства Храма был привлечен иностранец, царь Цора Хирам (Малахим I. 5.15).
Израиль, предстоящий перед Создателем, имеет дело с "Прекрасным самим по себе", и именно поэтому он может позволить себе не замечать красоты природной, именно поэтому сам он - носитель качества красоты - может выглядеть сколь угодно невзрачным.
СВЕТ МИРУ ИЛИ МРАКОБЕСИЕ?
Возвращение в Сион
Недельное чтение "Пкудей" начинается словами: "Вот счета по скинии, скинии откровения, сведенные по повелению Моше трудом левитов под руководство Итамара сына Аарона, священника. Бецалель же, сын Ури, сын Хура, из колена Иегуды, сделал все, что повелел Господь Моше". (38.21)
Итак, последняя глава книги Шмот заканчивается рассказом о завершении строительства скинии и схождении в нее Всевышнего: "И покрыло облако шатер соборный, и слава Господня наполнила скинию" (40.34)
Cкиния была создана в течение семидесяти дней, после того как на Йом Кипур Всевышний простил народ за грех поклонения золотому тельцу и заповедал ее построить. Между тем начало богослужения было назначено только на 1 нисана: "И сказал Бог Моше: "В день новолуния первого месяца, в первый день месяца, воздвигни шатер откровения: поставь там ковчег свидетельства и закрой крышкой ковчег" (40.1-3)... "И было: в первом месяце второго года, в первый день месяца, был воздвигнут шатер" (40.17).
Причем, как описывается в книге Ваикра, этому предшествовала неделя (8.35), на протяжение которой службу совершал Моше (8.14), а Аарон и его сыновья только присутствовали, только подготавливались к служению.
При этом, как повествует мидраш, по повелению Всевышнего в эту неделю скиния ежедневно заново собиралась и разбиралась. На восьмой день она была собрана последний раз и уже не разбиралась. Этому странному приказу существует такое любопытное объяснение: После своего создания скиния 39 лет находилась в пустыне. Сразу после вхождения в Эрец Исраэль она была помещена в Гилгале. Затем ее перевезли в Шило. Оттуда Скиния была перевезена в город Нов, а из него в Гивон. Затем был отстроен первый иерусалимский Храм, а после его разрушения - второй. Таким образом обитель Всевышнего "разбиралась" и собиралась семь раз. На этом основании делается вывод, что на восьмой раз Храм будет отстроен окончательно, для того чтобы стоять уже до скончания века. Эта вера, вера в возвращение в Сион и в восстановление Храма пронизывает иудаизм. Она проявляется в десятках молитв, например в послетрапезном благословении: "Сжалься... над алтарем и храмом Своим, возобнови Иерусалим, священный град, скоро, в наши дни" или в мусафе субботы и праздников: "Да будет воля Твоя, Господи Боже наш и Боже отцов наших, привести нас с веселием в землю нашу... и там будем приготовлять обязательные для нас жертвы".
Эту веру открыто обнаруживают все законоучителя иудаизма, так р.Моше бен Маймон (Рамбам) пишет в "Мишне Тора" в "Гилхот Малахим" (11.1) "Грядущий Машиах восстанет и вернет царство Давида,.. и будет отстроен храм и возвратятся изгнанники". Эту веру так или иначе исповедуют все без исключения ортодоксальные иудеи.
Вскоре после разрушения Храма мудрецы постановили, что временно храмовое жертвоприношение будет компенсироваться троекратной ежедневной молитвой, "жертвой уст", но это было воспринято именно как временная мера. Предание о порядке проведения храмовых служб всегда бережно хранилось, и всегда во все поколения евреи ждали скорейшего восстановления храмового служения. Из года в год в молитве на Йом Кипур народ повторял: "Блаженно око, созерцавшее Храм - отраду нашу и веселье общины нашей - но скорбит душа у нас, лишь слышащих об этом"
Загадочное маловерие
Итак, вера в восстановление иерусалимского Храма - это не какое-то случайное чудачество - это одно из основных упований верующих евреев. И от того, что эта вера имеет вполне четкий политический смысл и потому выглядит "экстремистской", она не перестает быть основой иудаизма. Когда по отношению к евреям говорится о "свободе вероисповедания", то должно иметься в виду не только их безоговорочное право собираться на миньян в Тегеране так же свободно, как и в Бруклине, но прежде всего их право селиться на территории всей Эрец Исраэль и восстанавливать иерусалимский Храм.
Однако не только народы вздрагивают при мысли о таком "повороте истории", сами иудеи со страхом отшатнулись от этой, казалось бы, своей первейшей задачи, когда в 1967 году им предоставилась возможность ее решить.
Разумеется, воздвигнуть третий Храм было бы невозможно даже и тогда: на его месте стоит Золотой купол. Но дело в том, что для того, чтобы возобновить жертвоприношения, нет необходимости в Храме. Место, по крайней мере, одного из жертвенников (медного), находится вне пределов мечети, а для жертвоприношения необходимо и достаточно именно само это место. Так, например, после разрушения Первого храма жертвоприношения возобновились за 18 лет до того, как Второй храм был отстроен: "С первого дня седьмого месяца начали они возносить всесожжения Господу, но храм Господний еще не был основан" (Эзра 3.6.)
Иногда можно услышать, что жертвоприношения невозможно возобновить, так как нет рыжей телицы, необходимой для ритуального очищения. Но во-первых, рыжие телицы все же встречаются, а во-вторых, в крайнем случае обходятся без них. Так, Рамбам в его "Мишне Тора" в разделе "Гилхот курбан песах" (7.1) пишет: "Если большая часть общества, или священники, или богослужебные принадлежности находятся в состоянии ритуальной нечистоты, то служение не отодвигается на песах шейни, но все приносят в жертву ягненка (в сам песах)". Причем многие раввины относят это дозволение не только к пасхальной, но и к другим жертвам.
В любом случае можно было бы осуществить какие-то предварительные шаги, например, поставить синагогу там, где для этого не существовало ритуальных препятствий, или даже возобновить заклание хотя бы пасхальных агнцев.
Распоряжение Моше Даяна передать главную святыню иудаизма - Храмовую гору - в руки мусульманского совета еще можно было бы понять. В конце концов сионизм никогда не давал обязательств воплощать в жизнь постановления иудаизма. Он с самого начала подвергался критике за разрыв с глубинными национально-религиозными чаяниями еврейства (так, например, М.О.Гершензон в начале двадцатых годов писал: "сионизм есть отречение от идеи избранничества и в этом смысле измена историческому еврейству").
Итак, то, что сионисты поступились Храмовой горой было вполне ожидаемо и понятно. Но ведь это решение Моше Даяна практически никогда не оспаривалось религиозной общественностью. Более того, вскоре после этого раввинат вынес свое весьма спорное постановление о неправомочности появления евреев на Храмовой горе по ритуальным соображениям.
В ту пору против этого постановления выступали лишь единицы, да и то не очень уверенно. Так, рав Горен, бывший главным военным раввином во время Шестидневной войны, первоначально выступал за предоставления евреям возможности молиться на Храмовой горе. Однако став главным ашкеназским раввином Израиля, он как-то оставил даже и эту идею.
В настоящее время за предоставление евреям права присутствия на храмовой горе выступают две группы верующих: "Ревнители храмовой горы", движение, возглавляемое Гершомом Соломоном, и "Движение за возведение Храма", возглавляемое р.Йосефом Эльбомом. Первая группа во главу углу ставит правовой и политический аспекты, вторая - прежде всего религиозный, в нее входит более сотни раввинов, как ультраортодоксов, так и религиозных сионистов. Представители этого движение регулярно поднимаются на храмовую гору, желая сделать вид религиозного еврея привычным для этого места (административные нормы разрешают пребывание евреев на храмовой горе в определеные часы в составе группы не более чем из 4 человек. Иудеи должны быть в сопровождении полиции, не иметь при себе молитвенников и не обнаруживать никаких признаков того, что они молятся).
Между тем широкие религиозные круги остаются и до сего дня равнодушны к этому вполне кашерному начинанию. С чем связано безразличие религиозного истеблишмента к самой главной еврейской святыне? Почему иудаизму так трудно говорить о восстановлении Храма в терминах не абстрактно отдаленных, а в терминах практически осязаемых? Что это? Искреннее сомнение в осмысленности давно прервавшегося культа? Традиционный страх перед всем, от чего веет мессионизмом? Или простой человеческий страх перед народами, которые более чем нервно отнеслись бы к идее восстановления Храма?
Казалось бы, что может быть предосудительного в желании иудеев восстановить свое древнее святилище? Отстроили же русские заново свой храм Христа Спасителя, и ни у кого это не вызвало ни малейшего протеста. Почему же если о чем-нибудь таком объявят евреи, то это будет воспринято как объявление третьей мировой войны? В конце концов ведь и вторая вспыхнула практически по той же самой причине: по мнению Гитлера, ее развязали евреи, он лишь защищался.
Достойно упоминания, что новоевропейский антисемитизм расистской закваски обвинил в сотрудничестве с иудаизмом именно масонов, т.е. ту группу аутентичных европейцев, которая связывала свою символику с иерусалимским храмом, со строительством Храма. Еще в 1786 году немец Гехаузен писал: "Никакая секта не использует знаки или родимые пятна - позвольте мне использовать это слово, черезвычайно здесь уместное, - более откровенные, чем масонские символы, ориентированные на самые настоящие иудейские иероглифы. Весь масонский инвентарь, ковры, ритуалы, заповеди, а также их история - и она опубликована - по сути есть лишь собрание иудейских картинок. Еврейский Соломон является одним из верховных владык, а его храм - их главная аллегория".
Нет необходимости доказывать отсутствие реальной связи между иудеями и масонами. Сами масоны всегда отрицали какую-либо свою близость с иудаизмом, и то, что в своей легенде они обращаются именно к Хираму, а не к Бецалелю, т.е. к мастеру нееврейского происходения, лишний раз подтверждает зыбкость их связи.
Тем не менее вера в жидомасонский заговор в какой-то момент охватила и воспламенила все человечество. В какой-то момент эта вера распространилась не только среди русских, немцев и французов, но и среди англичан и даже американцев. Те антисемитские страхи и комплексы, которые выявились в нацизме, в действительности живы и поныне. Причем в значительной мере они сопряжены именно с предубеждением против восстановления Иерусалимского храма.
Почему, в самом деле, строительство третьего Храма ощущается некоторыми как вершина мракобесия, как еврейский хомейнизм? Каков действительный смысл храма и храмовых служб? Что думает по этому поводу сам иудаизм? Возможно ли, что он сам стесняется своего кровавого культа? Может ли здесь быть достигнуто какое-то взаимопонимание с народами, которые вроде бы называют Библию своей самой читаемой книгой? А ведь в Библии содержится также и книга Ваикра, посвященная порядку храмовых жертв. К чтению этой книги, которое начинается на следующей неделе, вполне уместно приурочить рассмотрение этих вопросов.