Предуведомление
| Вид материала | Книга |
| "Не для него гостеприимной Михаил Иванов |
- Предуведомление. Данный материал составил основу моего выстпления на международной, 255.04kb.
- В. Н. Татищев. История Российская Предуведомление, 4851.69kb.
- Предуведомление, 2206.12kb.
- Предуведомление о псалмах, 3428.36kb.
- Гробокопательство авторские комментарии к вынужденной публикации, 444.41kb.
- А. С. Пушкина и П. И. Чайковского Необходимое предуведомление Думается, не будет спорным, 2404.31kb.
"Не для него гостеприимной
Деревья сенья разрослись.
Не для него, как облак дымный,
Фонтан на воздухе повис.
Лазурный гром, как из тумана,
Напрасно взор его манит,
И тень росистая фонтана
Его главы не охладит."
Водная вертикаль фонтана радостная, вечно живая, увлажняющая дыхание и услаждающая глаз. Если водопад - устойчивое природное явление, стабильное ниспадание воды, то фонтан непрочен, нужна дополнительная сила, чтобы взметнуть вверх стремящуюся разлиться вширь воду. Может быть, потому фонтан так и притягивает взор, что вода обманывает закон всемирного тяготения. Но ведь этот обман - игра, временная победа, так близкая нашему сердцу, потому что и личная жизнь есть временная победа над небытием - прекрасная и вместе с тем грустная; для молодого забава, для пожилого напоминание. Фонтан - это торжество мига, который раз за разом пытается стать вечностью, прорывается в вечность бесконечностью повторов.
Петербург - прозрачный город. У домов большие окна. И если здания отделены от улиц, то не плотной стеной с глухими воротами, а решеткой. Поэзия белых ночей - это ведь поэзия приглушенного, как бы сказали век назад - "неверного" света. Он таинственно разливается по улицам и волшебно проникает сквозь ажурные узоры балконов, парковых и дворцовых оград, решеток мостов. Петербургские белые ночи подобны прекрасной бабочке, хрупкой и трепетной невесте в свадебном уборе - королеве мгновения. Кажется невский ангел слетел с вершины Петропавловского собора и явился тебе. Миг лицезрения и годы воспоминаний о нем, светлом вестнике неба. Но наступает октябрь, густеет ночь, приливает к тем же аккуратным решеткам темная вода, а иногда и переливается через них. Прозрачность оборачивается призрачностью. Призраки цепляются за вечность. Диктатор, устроивший в октябре переворот, застыл на привокзальной площади и, по меткому замечанию Иосифа Бродского, неустанно указует на "большой дом". Как будто бы, по словам Анны Ахматовой, "ночь идет, которая не ведает рассвета".
В Петербурге много памятников, и все они "уместны", одухотворяют место. Всадник Петр взметнулся на гранитной волне между Сенатом (делами земными) и Адмиралтейством (делами морскими), спиной к неколебимой глыбе Исаакия и лицом к невской глади. Из двух колоннад - рукавов Казанского собора выступают Кутузов и Барклай, на Марсовом поле шагает Суворов; в уютной и теснящейся зелени кустов Летнего сада сидит Крылов, окруженный сонмом застывших на барельефах зверей и толпой гладящих их ребятишек; задумчиво расположился в кресле Менделеев близ дома, где целая стена являет его таблицу; по-морскому, спокойно и скромно стоит у пристани Крузенштерн. Это наши герои, наши друзья. Их много. Здесь и человек, усмиряющий коня на Аничковом мосту, и участники торжественных процессий на арке Главного штаба, на Нарвских воротах, здесь и многочисленные львы, что город стерегут. Но кроме друзей есть и призраки. К счастью, они тоже соответствуют своему месту: окружены амбициозной и скучной архитектурой времен пятилеток, потемневшие и беседующие с потемневшими, казарменными жилищами Калинин, Киров, "танцующий" на фоне дома - элеватора Ленин. Боюсь, им долго еще стоять, чтобы успокаивать безнадежную тоску "товарищей" по кумачовому порядку. И еще - чтобы намекать свободно вздохнувшим: мы можем еще и выйти из склепа прошлого. "Гвозди бы делать из этих людей" - вот уж верно, металла в них много. Но сколько мимо них ни ходи с фонарем Диогена, человека в них не увидишь. Призраки человекоподобны и этим настораживают.
При взгляде сверху Петербург подобен лежащему зеркалу, на которое бросили ветку сирени. Гладь воды и острова, соединенные мостами. Мостов так много, что часто забываешь, что ты ходишь от острова к острову. А в городе канал, проток, канавка - это же зыбкие улицы. В дореволюционную пору они были местом зыбкого жилья: к концу осени все реки и каналы были забиты суденышками, ожидавшими получить твердую опору хотя бы на зимнем льду. Даже первая электростанция города помещалась на барже. Сейчас водная гладь чиста, но она является удивительным зеркалом. Не случайно зеркала - это коронная мебель дворца. Зеркало все удваивает, обманывает невинной подтасовкой (правое выдает за левое), изменяет с лестью или насмешкой, будит воображение. Гладь каналов обретает глубину через отраженное небо, удваивает высоту домов и не превращает при этом улицу в щель, делает потемневший и потрескавшийся фасад старинной гравюрой, придает неподвижной архитектуре трепет дыхания. Зеркало - творческий инструмент. Поэтому порождает оригинальные мысли и необычные решения. Говорят, что на шпиле Петропавловского собора хотели установить вместо ангела статую Сталина. Директор Эрмитажа академик Орбели спокойно спросил наркомов: "В спокойное время шпиль собора ясно отражается на поверхности Невы. Не будет ли странно выглядеть статуя вождя , отраженная в Неве кверху ногами?" - Что ж. Гладь удваивает красоту, но и нелепость также. Ангел-то и в Неве хорошо смотрится.
Для христиан церковью считается не здание, а братство людей. То же самое можно сказать и о городе: это прежде всего люди, общающиеся посредством архитектурных и технических сооружений. Петербург как материальный посредник между людьми велик: он создает пропитанную великой культурой среду. Каждый житель города может погрузиться в океан художественных и интеллектуальных ценностей, накопленных здесь. Чего стоит один Эрмитаж - необъятный мир культуры всего мира от древности до наших дней! Но каковы же именно люди, составляющие Петербург и не дающие домам превратиться в мертвое место? Люди, конечно, разные. Истинная петербургская элита до сих пор равновелика элитам великих городов, хотя и испытывает затруднения с получением самой свежей информации: уже и интернет не всегда спасает, а лучшие библиотеки слишком бедны, чтобы быть "с веком наравне". Не пустуют музеи и театры, раскупаются книги тысячи названий (не хватает денег и шкафов в доме, а не нужной литературы на любой вкус). И все-таки в Петербурге не пропадает ощущение, что слишком многие проходят мимо его доступных культурных ценностей, "как бедный путник мимо саду". Как будто бы все это для других.
Конечно, гости города активны в посещении всех его манящих красот - такова "охота к перемене мест". Знакомство с городом становится обильным, но поверхностным. Но свои-то - коренные, питерцы - могли бы и методично приобщаться к тому великому, что у них под рукой, рядом лежит. Нет, такое случается не часто. Да, говорят об усталости после работы, о заботах о хлебе насущном, о связи с миром через телевизор. И здесь большая доля правды, но не вся. Красота города может травмировать так же, как и показ высокой моды девушку, у которой есть деньги разве что на дешевенькое платье. Слишком долго приучали людей к безликому жилью в "спальных" районах, призывая при этом "культурно обогащаться" по выходным. Красота - благо только тогда, когда она способна преобразовывать твой духовный мир и твой домашний быт, материализоваться в семейном масштабе, в личных предметах. Город наполнен памятью тогда, когда каждый дом обладает ею. А если архив предков представляет опасность, его сжигают. Если старые предметы намекают на "непролетарское" происхождение, их прячут или выбрасывают. За хранение ювелирных украшений в булгаковское время можно было поплатиться головой. Любая мета прошлого могла стать нежелательным ответом в метровой личной анкете (был, состоял, находился, привлекался, имел...) Стандартные мебельные стенки не просто заменили в квартирах разную "рухлядь", они освободили от тревожащей памяти. А беспамятство при виде красоты дворцов и музеев начинает смутно ощущать свою ущербность и старается быть подальше от всей этой раздражающей изысканности и духовной насыщенности. Благо есть "масскульт". Он плох не тем, что неклассичен, а тем, что составляет единственную область культурной жизни для очень, для слишком многих. Шлягером или "тяжелым роком" можно увлекаться, но нельзя заменять ими Эрмитаж.
Грустно, что Петербург не живет на всю свою возможную мощь. Но он оставляет надежду. Его красота старается обогатить тех, кто ее ценит, и пробудить интерес в тех, кто ее стесняется или боится. Этот сад еще цветет, и его ворота отворены для каждого. Созданный Возрождением призывает к возрождению.