Вмоей небольшой библиотеке сохраняются лишь те книги, к которым я постоянно возвращаюсь
| Вид материала | Документы |
- Урок чтения (разработка мероприятия). Тема: Окниге и библиотеке. Структура книги, 27.64kb.
- Знакомство с библиотекой ( 1 класс) Сценарий, 247.28kb.
- Конституция Российской Федерации; Бюджетный кодекс, 210.72kb.
- Вэлектронной библиотеке Вы можете бесплатно скачать книги, справочники, журналы и словари, 98.33kb.
- Г. К. Честертон святой франциск ассизский, 1309.11kb.
- Н. В. Крушевский и И. А. Бодуэн де Куртенэ 114, 2770.45kb.
- "Еврейский книжный шкаф", 371.72kb.
- Формы организации урочной деятельности в профильных классах, 429.15kb.
- История возникновения библиотек, 143.07kb.
- Текст взят с психологического сайта, 3920.48kb.
«Коли соколъ В мытей бываетъ, высоко птицъ възбиваетъ, не дастъ гнезда своего въ обиду».
Автор, переводя устную пословицу в письмо, применил при передаче числительного «трех» глаголическое правило (аз-1, буки-2, веди-3). Переписчик или не заметил титло, или рукопись дошла до него уже без оного. Цифра превращается в букву, и он получает право подчинить «в мытей» возникшей новой грамматической ситуации и исправить на «въ мытехъ», добавив к букве «веди» недостающий ей твердый знак. Грамматически фраза стала правильной, но Смыслове - парадоксальной.
Повелея отца своего
Святополк увозит с поля битвы тело тестя своего Туграхана.
«Святоплъкъ повелея отца своего междю Угорьскими иноходьцы ко святей Софии къ Kieвy».
Так в мусин-пушкинском списке.
Необычный термин, не встреченный более в древнерусской письменности и в живых языках, взывает к исследователям. В. И. Стеллецкий: «В первом издании напечатано «повелея», но такого глагола нет. Следовательно, необходима конъектура (поправка). Принимаю поправку Потебни «полелея». Эта поправка принимается почти всеми современными комментаторами. Однако старая конъектура (1819) Пожарского (повеле яти), принятая акад. Ф. Е. Коршем (а в настоящее время также Д. С. Лихачевым и Л. А. Булаховским) должна быть окончательно отвергнута, если принять во внимание сохранение ритма... Поправка М. Максимовича «Яроплъкъ» вместо «Святоплъкъ» разрушает звуковую систему этого отрывка (разрушается аллитерация «Святоплъкъ - своего - святей Софии - Кыеву»). Поэтому, думается, текст должен читаться с этой минимальной поправкой Потебни. Так написал автор»[38].
Убежденно, но не убедительно.
В говорах глагол «лелеять» выступает в значении «лететь»: «а он (муж) уж прилелеял», «ох, детычка, как налелеяли к нам немсы у хату», «налелели овсы на гарот».
В тексте «Слова» - лелеять - укачивать («под шеломы взлелеяны», «лелеючи корабли на сине море»).
И если бы автор применил здесь глагол - «полелея», то, вероятно, в значении, не отличном от других случаев употребления в тексте.
А что если поверить написанию «повелея»? Но производить не от «велеть» (веление, воля), а попытаться использовать глагол - «вълечь», «влек». Этот смысл подсказывается содержанием отрывка.
Славянские формы глагола влечь (влекти) восходят к общему источнику велк (Фасмер). Возможен ли в древнерусских диалектах полногласный вариант «велек»?
Может быть, эта форма еще сохранялась в говоре Автора и отразилась в «Слове»? Впрочем, возможно - авторская описка. Переписчику она не знакома. «Влек» он, наверное, скопировал бы правильно, но написание «велекъ» ему ничего не говорило. Он предположил описку. Сочетание «къ» в рукописном исполнении похоже на древнерусскую букву «я». И Переписчик получает вместо непонятного «повелекъ» слово «повелея», которое соотносится хотя бы со знакомым «повелел». Общий смысл фразы от этой конъектуры не прояснился, но первейшая задача Переписчика - сделать понятной дексему.
В итоге фраза оригинала мне видится такой:
Святоплъкъ повелекъ отца своего
междю Угорьскими иноходьцы...
Повез (поволок) убитого тестя своего Туграхана на волокуше - носилках между венгерскими иноходцами. Такой способ транспортировки убитых и раненых был принят в степи до недавнего времени.
...Из 2800 лексем «Слова» только четыре содержат в своем составе «КЪ» - «рекъ», «кобякъ», «гзакъ», «кончакъ». И я не уверен, что в этих случаях мусин-пушкинский список в точности копирует орфографию списка XVI века. Вполне возможно, что эти слова в списке XVI века были без редуцированного на конце. Есть доказательства того, что Мусин-Пушкин привнес в список орфографические правила своего времени. Так несколько раз он записывает: «оттвориша», и. современные исследователи вынуждены, сохраняя в комментариях смущеиное молчание, выправлять - «отвориша». В древнерусской письменности долгие согласные не обозначались. (Часто встречается в его списке и удвоенное «с» в слове «русский»).
Этой тонкости недоучел Мусин-Пушкин. Вполне возможно, что он не заметил в тексте нелюбви к сочетанию «КЪ», и простодушно проставил Недостающий «ъ» там, где его и не было.
Впрочем, Переписчик XVI века мог и «пропустить» такое окончание в имени «Кобякъ» из соображений этимологических: за несколько слов до фразы «падеся Кобякъ», переписчик уже исполнил это имя с другим окончанием: - «поганого Кобяка». Таким же образом написание «Кончакъ» подтверждалось примерами «Кончака», «Кончакови».
Слово «рекъ» семантически прозрачней, чем «рея». Мне непонятно только одно - как уцелел Гзакъ.
Гзакъ бежитъ серымъ влъком
Кончакъ ему следъ править къ Дону Великому.
Может быть, по аналогии с «Кончакъ»?
Неувиденный переводчик
Десятки писателей и ученых переводили «Слово» с древнерусского на современный. Во главе этого перечня имен можно было бы поставить имя Переписчика XVI века, если бы оно было известно. Он первым предпринял попытку перевести «Слово» на язык своего века.
Литературное произведение исторически обусловлено, неповторимо; между оригиналом и списком не может быть полного тождества, невозможно сохранить полностью специфичность подлинника. Такая задача практически граничила бы с требованием фотографической дословности, машинного копирования. Такого уровня дубликации не могли достичь даже ученые - переписчики XVIII века, которые уже относились к «Слову» как к памятнику бесценному. Расхождения между мусин-пушкинским и екатерининским списками значительны.
Перед П-16 не ставилось требования натуралистически точно передать оригинал со всеми подробностями «ошибок». «Слово» предназначалось не для науки, (которой еще не существовало), а для бытового чтения. И потому задача П-16 формулировалась просто - старую повесть сделать понятной читателю XVI века. Он выступал одновременно как переводчик и как комментатор. Такой подход приводил к художественному пересозданию типичных черт оригинала. В частности, к переосмыслению непонятных образов, к домыслу.
Литературное произведение черпает содержание из общественного сознания, а реализует его с помощью средства общения - языка; эта конкретизация не искажает действительности, только если общественное сознание и средство общения у автора и читателя едины.
По мере развития общественного сознания народа, в среде которого возникло произведение, содержание его в некоторых частях устаревает, становится непонятным и вызывает превратные толкования: так устаревают исторические реалии, особенности отношений между людьми и пр. Развивается и язык, главным образом, его стилистика: выражение, использованное автором как просторечие, так и воспринимающееся современным автору читателем, может потерять просторечный характер, а то и вовсе превратиться в архаизм. Поэтому нынешний читатель воспринимает подлинник искаженно, а переводчик должен бы исходить из первичного - неискаженного - восприятия, - говорит теоретик перевода Иржи Левый[39].
Переписчик, как читатель XVI века, воспринимал многое в подлиннике XII века искаженно. Специфические выражения, характерные для авторского диалекта, представляли бессодержательную форму, поскольку не могли быть конкретизированы в восприятии Переписчика. Он не всегда заменял форму, но наполнял ее новым содержанием, используя все доступные ему средства.
Расхождения между лаконичными фразами подлинника и описательным пространным толкованием в списке-переводе одна из труднейших проблем при работе над древнейшими поэтическими текстами. Здесь очень часто один и тот же персонаж или предмет обозначается по-разному, порой просто намеками или косвенными указаниями, которые понятны лишь тем, кто хорошо знает историю и мифологию. И, добавим,- палеографическую традицию.
При решении проблемы Переписчика, которая существует, к сожалению, незаметно для исследователя, необходимо учитывать и следующие практические моменты, возникающие в процессе работы переводчика.
«От оригинального художника требуется постижение действительности, которую он изображает, от переводчика - постижение произведения, которое он передает. Хороший переводчик должен быть хорошим читателем.
...Проникновение переводчика в смысл произведения проходит, грубо говоря, на трех уровнях.
Первой ступенью является дословное понимание текста, т. е. понимание филологическое. Филологическое постижение не требует от субъекта никаких особых данных, кроме специальной подготовки и ремесленной практики. На этой ступени причины переводческих ляпсусов чаще всего следующие:
А. Омонимические ошибки.
1. Неправильное решение при выборе частного значения слова.
2. Принятие одного слова за другое, сходно звучащее.
3. Замена иноязычного слова сходнозвучащим словом своего языка.
Б. Ошибки из-за неправильного усвоения контекста.
4. Неправильное включение слова в реальный контекст произведения (непонимание реалий).
5. Неправильное включение слова в систему авторских взглядов (непонимание замысла).
Вторая ступень проникновения в авторский замысел. При правильном прочтении читатель постигает стилистические факторы языкового выражения, т. е. настроение, ироническую или трагическую окраску, наступательный тон или склонность к сухой констатации и пр.
Третья. Через постижение стилистического и смыслового наполнения отдельных языковых средств и частных мотивов переводчик приходит к постижению художественных единств, т. е. явлений художественной действительности произведения: характеров их отношений, места действия, идейного замысла автора. Этот способ постижения текста наиболее труден, поскольку переводчик, как и каждый читатель, тяготеет к атомистическому восприятию слов и мотивов, и необходимо развитое воображение, чтобы целостно воспринять художественную действительность произведения. Не составляет труда, например, схватить стилистический строй одной реплики, но трудно из всех реплик и действий персонажа составить себе представление о его характере. Воображение необходимо переводчику не менее, чем режиссеру, без него трудно добиться целостного постижения подлинника. Под обычным требованием к переводчику - ознакомиться с реалиями среды, изображенной в оригинале - подразумевается необходимость непосредственно изучить действительность, отраженную автором, чтобы воссоздать ее отражение при переводе.
Во всех случаях переводческого непонимания действуют два фактора: неспособность переводчика представить себе изображенную в произведении действительность или мысль автора и ложные семантические связи, на которые наводит язык оригинала, будь то случайные омонимы или подлинная многозначность текста...»[40].
Я так обильно цитирую положения, высказываемые теоретиком художественного перевода, потому что они целиком приложимы и к работе нашего Переписчика. Мы встречаем в его списке ляпсусы, типичные для переводческой практики: и омонимические ошибки, и ошибки из-за неправильного усвоения контекста. Сталкиваемся со случаями явного непостижения художественных единств «Слова»: образов Автора, Игоря, Бояна, Святослава Всеволодича, отношений этих персонажей между собой и сложное авторское отношение к проблеме Поля, и, как следствие, - непонимание идейного замысла автора, выпукло проявляющее себя в комментариях и дописках Переписчика.
Исследователи несправедливо приуменьшают роль Переписчика. Почему-то выгодней видеть в нем копииста и не больше, вопреки известному положению - копировалось механически, почти машинно лишь священное писание; даже клякса чернильная, сделанная в ранней копии, повторялась последующими книгописцами; произведения же светской литературы не копировались, а переводились на язык переписчика. Переписчик был волен сокращать оригинал и вносить дополнения, расшифровывать имена и пояснять реалии. «Слово» не избежало участи всех других произведении жанра, подвергшихся размножению. И с этим печальным фактом, как бы не хотелось в него не поверить, приходится соглашаться. Ибо обусловлен он исторически. Нет никаких оснований полагать, что к «Слову о полку Игореве» Переписчики отнеслись иначе, чем к другим многочисленным произведениям литературы несвященного содержания.
Мы вправе считать «Слово» памятником языка и поэзии двух эпох-XII и XVI веков и относиться к Переписчику не как к бездумному копиисту, а как к творчески активному интерпретатору, редактору и в некоторых случаях - соавтору.
Только такой реалистический подход позволяет правильно понять судьбу «Слова» и прочесть текст. А установив механику методов Переписчика - отделить зерно оригинала от плевел, попытаться воссоздать подлинный текст XII века. Постскриптум: Переписчик XVIII века (Мусин-Пушкин) тоже внес несколько своих пояснений в текст «Слова». Они легко вычленяются. Мусин-Пушкин знал историю лучше, чем его предшественник: он пользовался несомненно более широким кругом материалов при работе над своим списком. Он часто уточняет персоналии «Слова». В одном месте четко выделена вставка Мусин-Пушкина.
Пети было песь Игореви
того (Олга) внуку.
Случайно уцелели скобки. Если бы Мусин-Пушкин хотел сделать явным свое написание, стилиз «Олга» был бы излишен. Достаточно «Олега», чтобы не понадобились никакие скобки: написание выдавало бы новую орфографическую норму.
В большинстве других подобных случаев Мусин-Пушкин устранил скобки, и его добавления вошли в авторский текст. Возвращаю утраченные скобки:
...Были вечи Трояни,
минула лета Ярославля,
были плъци Олговы,
(Ольга Святьславличя)
Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше.
...Два солнца померкоста,
оба багряная стлъпа погасоста,
а съ нимъ молодая месяца
(Олегъ и Святъславъ) тьмою ся
поволокоста...
...Певше песнь старымъ княземъ,
а потомъ молодымъ пети:
слава Игорю Святъславличю!
Буй туру Всеволоду!
(Владимиру Игоревичу!)
Здрави, князи и дружина...
И в самом начале:
... трудныхъ повестии о пълку Игореве,
(Игоря Святъславлича)...
Мусин-Пушкин хотел скрыть свое участие в тексте. Переписчик XVI века не скрывал. Перед ними стояли разные задачи.
Невидимые тюркизмы
В великом «Слове о полку»,
как буйная трава,
вросли в славянскую строку
кипчакские слова.
С. Марков
В число тюркизмов, которые подлежат здесь рассмотрению, я не включаю лежащие на поверхности русского текста тюркские лексемы. Это всем известные и не однажды рассмотренные термины, нуждающиеся не в комментариях, а в простом переводе - яругы, япончицы, ортьмы, оксамиты, хоругви, чага, кощей, когань, ногата, котора, крамола н другие. Некоторыми из них занимались Мелиоранский, Корш, Ржига. Правда, их переводы слов «оксамиты», «хоругвь», «кощей» не точны, но останавливаться на разборе этих переводов я не стану, хотя непроясненность такого тюркизма, как «кощей» имеет важное значение для понимания «Слова».
Тур на бороне
В «Слове» мы встречаемся с несколькими случаями кальки. Одни сделаны Переписчиком (они, как правило, создают темные места в тексте), другие принадлежат литературному языку эпохи Киевской Руси и употребляются автором привычно и не создают завихрений в контексте. К последним относятся: «злат стол» - княжеский престол (алтын такта), «беля» - серебряная монета («акша»).
Стремление перевести каждое узнанное им тюркское слово приводят Переписчика к необходимости грамматически устраивать свой перевод в контексте. Иногда это ему удается. К несчастью, для авторского текста. Но чаще - нет. Знание тюркского языка у Переписчика весьма поверхностно. Ему, вероятно, знакомо одно из наречий. Поэтому некоторые тюркские термины, употребленные автором в гуще русской речи, Переписчик не опознал. Он признает их только в скоплении, как, например, в описании добычи первого боя и в перечислении «былей» Ярослава. Отдельно встречающиеся «кощей», «яруги» и некоторые другие прочно вошли в литературный язык XVI века и потому не требуют перевода.
К числу неувиденных Переписчиком тюркизмов я отношу прозвище Всеволода - буйтур. Летописи благосклонно отзываются об этом князе, отмечая его воинскую доблесть и мужество. В «Слове» описанию его ратных подвигов уделено немало места. Видимо, неслучайно Автор называет Всеволода «буйтуром». Это находка для тюркологов, мечтающих понять этимологию слова батыр (батур, боотур, богатур, богатырь). «Слово» единственный памятник, где отразилась праформа этого популярного после XIII века термина. В источниках Х века его еще нет. Родился он скорее всего в кипчакской среде в XI-XII веках (буй-туре - буквально «высокий господин»). Сохраняет черты языка волжских тюрков.
...Игорь ждетъ мила брата Всеволода.
И рече ему буйтуръ Всеволодъ...
Мусин-Пушкин попытался осмыслить это необычайное имя: «Буй - значит Дикий, а тур - вол. Итак, Буй-туром или Буйволом называется здесь Всеволод в смысле метафорическом, в рассуждении силы и храбрости его. Вероятно, что из сих двух слов составилось потом название богатыря, ибо другого произведения оному слову до сих пор не найдено. Всеволод Святославич, меньший брат Игорев, превосходил всех своего времени князей не токмо возрастом тела и видом, которому подобного не было, но храбростию и всеми душевными добродетелями прославился повсюду».
Типичный пример «народной этимологии». Великий Господин превратился в Дикого Вола. Переписчик XVI века и автор «Задонщины» так же не поняли этого термина и подвергли его ложному осмыслению. Редкий случай совпадения трех разных по времени оценок.
Ни один из позднейших толкователей не увидел в «буйтуре» постоянного сочетания. Эпитет «буй» в дальнейшем тексте «Слова» произвольно заменяется Переписчиком на другой, созданный им по аналогии - яр, так же в форме краткого прилагательного. Это выдает его понимание эпитета «буй» (буй - буйный, следовательно, «ярый» должен быть в форме «яр»).
...Яръ туре Всеволоде,
стоиши на борони,
прыщеши на вои стрелами,
гремлеши о шеломы мечи
харалужными.
Камо Туръ поскочяше...
Тамо лежать поганыя головы Половецкия;
поскепаны саблями калеными шеломы Оварьскыя отъ
тебе Яръ Type Всеволоде.
Переписчику не понравилось постоянное употребление композиции «буй-туре» и он решается разнообразить, обогатить «бедную» на эпитеты авторскую речь. В одном случае, как видим, он вовсе отказывается от эпитета. В протографе, я полагаю, значилось:
1) Буйтуре Всеволоде,
стоиши на борони.
2) камо буйтуре поскочяше...
3) от тебе, буйтуре Всеволоде...
...Автору «Задонщины» понравилось необычное сравнение русского князя с диким быком. Эпитет, правда, показался ему не совсем удачным. Если бы он читал «Слово» в редакции XVI века, то, несомненно, «яр тур» ему пришелся бы по душе. Но, видимо, в том списке. которым располагал автор «Задонщины», яр тура еще не было.
«...Не тури возгремели на поле Куликове побежени у Дону великого.
То ти не туры побежни, посечены кнзи рыскыя и воеводы великог кнзя и кнзи белозерстни посечены от поганых татар». (И-1). «Всталъ уж туръ оборонъ» (И-1). «Уже сталъ во ту на боронъ» (И-2). В этом списке «тур» более не встречается. В списке С нет «тура на бороне», но зато:
«не турове рано возрули на поли Куликове, возрули воеводы...» В списке К-Б уже нет и этого примера. В наиболее полном списке (У): «Уже бо ста туръ на оборонь». «Не тури возгремели у Дуная великого на поле Куликове...» Мы можем сделать вывод, что в протографическом тексте «Задонщины» в двух местах упоминался «тур». Один раз обобщающе, без эпитета: «Не тури взревели у Дона». И с эпитетом: «уже стал буй тур на борони».
В процессе переписки «буй тур» искажался по непониманию («уже стал во ту на борон»), толкуясь, эпитет превращался в грамматическую частицу «уже бо ста тур на оборонь». В заключение скажем, что в оригинале «Слова» вместо «яр туре Всеволоде, стоящи на борони» было, по всей видимости, «буйтуре Всеволоде...» Во всяком случае, повторяю, автор «Задонщины» видел тот список «Слова», в котором «яр тура» не было.
Мазон считает, что «буй тур» и «яр тур» доказывают позднее происхождение «Слова». Эти образы навеяны фальсификатору литературой об Америке и индейцах:
«Эпитет, присвоенный Всеволоду, - вроде индейского прозвища. Он является, вероятно, одним из наиболее странных изобретений автора «Слова»... Следует отметить, что «Слово» обильно употребляет выражение «буй». И нужно признать, что буй тур и яр тур - нововведения, звучащие фальшиво. Присутствие их меньше удивило бы в описаниях путешествия в Америку, чем в средневековой русской поэме. Придирчивый изыскатель мог бы напомнить с этой точки зрения, что эти имена на манер индейских могли возникнуть в результате влияния двух литературных течений, бывших в моде в XVIII веке: это, во-первых, книги о морском разбое и морских разбойниках, с одной стороны, и описания путешествий в Америку - с другой»[41].
И действительно, если «буй туре» понимать по-русски - «буйный бык», то это несомненно подозрительный эпитет, нехарактерный для славянской поэзии в целом.
А. Мазону возражают: в старых русских текстах стречаются «подобного рода клички», например, воевода «Волчий хвост», встречаются личные имена, заимствованные из мира животных («Ворон», «Волк», «Собака», «Воробей», «Бык» и т. д.)
Но, во-первых, эти имена - клички простолюдинов, а не князей. Во-вторых, термин «тур» даже не в качестве имени-прозвища, а в обычном употреблении никогда не встречается с определением, не говоря уже о таких необычных эпитетах, как «буй» или «яр». А в эпоху постоянного эпитета такое разнообразие - неоправданная роскошь: «комонь» всегда «борзый», «волк» всегда «серый» (или по-тюркски «бозый», «босый», от боз, бос - серый), ворон всегда «черный». Море - синее, трава - зеленая, солнце - светлое.