Geum.ru

А. В. Историк – руководящий: В. П. Волгин

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5
руководил подготовкой выборов в Академию наук»62. (Выделено мной – А.Г.). В.П. Волгин был включен в эту Комиссию в качестве одного из «представителей республик», а именно Туркменистана63. Подготовка к выборам началась с принятия нового Устава Академии наук. Академия переходила из ведения Наркопросса в непосредственное подчинение Совету Народных Комиссаров. Роль В.П. Волгина в выборной компании 1928 г. сейчас выглядит довольно неприглядной. Члены отборочных комиссий были вовлечены в так называемые «компромиссы»: академикам предлагалось за одного представителя новой науки включить в список избираемых в Академию одного или двух представителей старой науки. Во главе Академии тогда стояли геолог А.П. Карпинский, геохимик А.Е. Ферсман и востоковед С.Ф. Ольденбург. Среди академиков они считались «левыми».64 Управляющий делами СНК Н.П. Горбунов прямо объявил непременному секретарю АН С.Ф. Ольденбургу, кого хочет видеть Москва в Академии.65 И.К. Луппол и В.П. Волгин полуконфиденциально предупредили академиков: если хоть один правительственный кандидат будет в Отделениях провален – откажутся и все остальные66. Политбюро наметило 35 кандидатур новых действительных членов, которых надо было провести в академию. Эти кандидатуры были разделены на три группы по их степени близости партийному руководству. Но на выборах 1929 г. кандидатуры А.М. Деборина (Иоффе) – из второй группы, Н.М. Лукина и В.М. Фриче – из первой группы «партийной близости», руша все кулуарные договоренности, на заседании Академии были провалены. Якобы даже китаевед В.М. Алексеев заявил (правда, уже после собрания), что все работы этих трех кандидатов можно прочитать в газетах67. Вопрос стоял принципиально, что важнее для академика: заслуги перед наукой или перед партией. Тем не менее, вышеназванная троица все же стала академиками: «…в январе – феврале 1929 г. в результате беспрецедентного ведомственного давления и газетной травли в состав Академии была введена (хотя формально в результате «доизбрания» 13 февраля 1929 г.) группа членов партии, сразу же занявшая в ней руководящие посты. Параллельно шла чистка аппарата Президиума Академии наук»68.

Встал вопрос об «усмирении» Академии. «Трудящиеся» писали письма в газеты и требовали проверить, чем занимаются академики. Преследования плюрализма идей постепенно распространяются и на людей. В 1929 г. Правительство поручило Наркомату Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ) проверить работу Академии. РКИ создает специальную комиссию во главе с Ю.П. Фигатнером, которая проверила личный состав Академии. Вышеназванная комиссия по выборам в Академию наук, членом которой был В.П. Волгин, притормаживает свою работу. Вместо заседаний «представители союзных республик», в том числе и В.П. Волгин, то отправляются на острова, то в Эрмитаж. Выборные дела приостановились. С ноября 1929 г. в Академии начала работу еще одна правительственная комиссия – Особая следственная комиссия под председательством Я.Х. Петерса. В 1929 – 1930 гг. ОГПУ арестовало десятки ученых и научных сотрудников. Это было «Дело Академии Наук».

Позиция В.П. Волгина в деле реформирования Академии отражена в его публикациях н. 30-х гг.69, отмеченных печатью распространенной тогда революционной риторики70. В статье 1932 г. он называет 1929 г. «поворотным годом в истории Академии», так как тогда Академия впервые избрала в свою среду ряд крупных научных работников – членов коммунистической партии, в Академии наук «образовалось коммунистическое ядро». Этот поворот «проходил не без борьбы». В области идеологии это была борьба против теории «чистой» науки, в организационной форме – борьба против индивидуализма в построении научной работы71. В.П. Волгин ни словом не обмолвился, какие формы принимала эта борьба.

Распоряжением правительства С.Ф. Ольденбург72 отстранен от должности, на которой проработал четверть века, его место занял В.Л. Комаров, организатор отделения ВАРНИТСО на Дальнем Востоке. С.Ф. Платонов подал в отставку, А.Е. Ферсман подал в отставку.

В январе 1930 г. С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле и Н.П. Лихачев арестованы. После арестов академиков, комиссия по выборам резко активизировала свою работу. Когда Комиссия СНК рассматривала список из 46 лиц «кандидатов в академики», то М.Н. Покровский самостоятельно добавил в этот список В.П. Волгина, «де факто» дав на него положительный отзыв73. Отборочные комиссии «быстро отобрали для безальтернативного баллотирования: у историков – В.П. Волгина (ему противостояли Д.Н. Егоров,74 С.Б. Веселовский, М.В. Довнар-Запольский75), у химиков – Л.В. Писаржевского, у литературоведов – А.В. Луначарского (с ним конкурировали В.Ф. Переверзев и В.Ф. Шишмарев…)»76. 1 февраля 1930 г. в Ленинграде состоялось Общее собрание АН СССР, на котором избирались новые действительные члены Академии. Одновременно баллотировались Л.В. Писаржевский, А.В. Луначарский и В.П. Волгин. «За» соответственно было подано 49 голосов, 46 голосов и 43 голоса. При голосовании по кандидатуре В.П. Волгина больше всех подано «против» (3 голоса) и «воздержался» (6 голосов).77 Однако прошли все: «Как только академики С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле, Н.П. Лихачев и другие ученые были арестованы, уже 1 февраля 1930 года Политбюро внедрило в Академию новую группу членов партии – А.В. Луначарского и В.П. Волгина…»78. В.П. Волгин занял кафедру, освободившуюся после смерти его бывшего учителя по МГУ М.М. Богословского. Н.М. Лукин, составляя по поручению Особой Комиссии записку об ученых трудах В.П. Волгина, «наскрёб» 11 наименований, но зато отметил его как «выдержанного историка-марксиста» и подчеркнул, что можно говорить о создании В.П. Волгиным своей исторической школы, так как его ученики – Кунисский, Зайдель, Райский, Фендель – сами уже связаны с работой в высшей школе79.

Не часто бывает, чтобы большой ученый был и большим организатором науки или, став большим организатором, оставался бы еще и большим ученым. История науки для современников – не только горы, но и холмы и плоскогорья80.

На общем собрании АН СССР 4 марта 1930 г. Президентом АН СССР избран А.Н. Карпинский,81 одним из вице-президентов В.Л. Комаров, а непременным секретарем АН СССР (сейчас эта должность не существует) – В.П. Волгин (ноябрь 1935)82. В.П. Волгин активно старался превратить тогдашнюю Академию наук в Академию наук Советского Союза. Выполняя указания партии, новое руководство энергично взялось за перестройку Академии. При этом едва ли не все важнейшие дела в обход Президиума АН СССР решались за «товарищескими чаепитиями», которые ввел в практику у себя на квартире Г.М. Кржижановский еще с 1929 г. Здесь собирался «академический актив», но не все академики и не только академики, а избранные: президента А.Н. Карпинского, например, не приглашали83. Новоиспеченный академик и непременный секретарь с головой погрузился в организационную работу. Цитирую, сохраняя строгость и простоту формулировок, выписку из протокола заседания Президиума ЦИК от 23 апреля 1930 г.: «Комитет по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР утвердить в следующем составе: Председатель – А.В. Луначарский…». (Выделено мной – А.Г.). Последней (даже без инициалов) стоит фамилия «Волгин». Подпись: «Секретарь ЦИК Союза ССР А. Енукидзе»84.

В 1930 г. на базе Общества историков-марксистов в Москве и Ленинграде прошла дискуссия на тему «Буржуазные историки Запада в СССР». Критике подверглись Е.В. Тарле, Н.И. Кареев, В.П. Бузескул85. В конце 1930 г. к В.П. Волгину как к непременному секретарю Академии обращается еще один новоиспеченный почетный член Академии Наук (с февраля 1929) 80-летний Н.И. Кареев. Поскольку это письмо, с одной стороны, характеризует атмосферу эпохи «Академического дела», главных действующих лиц и исполнителей академической сцены, а, с другой, введено в научный оборот лишь частично,86 приведу его полностью.

«Глубоко уважаемый Вячеслав Петрович,

Обращаюсь к Вам, как к непременному секретарю Академии Наук, почетным членом которой я имею честь состоять.

Я не могу оставить без самого решительного протеста со своей стороны касающиеся меня утверждения ак. Лукина в одном его докладе, содержание которого было изложено в вечернем выпуске «Красной звезды» от 26 декабря87.

Рассматривая в этом докладе последние выступления части представителей нашей исторической науки «в свете данных процесса Промпартии» и в виду проявившегося в этих выступлениях «напора враждебных марксизму сил», ак. Лукин зачислил меня в эту часть наших историков, «в сочинениях которых, по его словам, не могли не отразиться реставрационные стремления господствующих классов царской России». В частности он приписывает мне «ряд антимарксистских работ, появившихся за последние годы на страницах иностранной печати откровенными выкриками против марксизма». Выходя за пределы чисто научной полемики, такие заявления и практически погрешают против правды, потому что во всех моих писаниях ак. Лукин не может указать ни одного места, которое отражало бы указанные «реставрационные стремления», как не существует и «ряда антимарксистских работ» моих в иностранной печати с какими то бы ни было «выкриками».

Представляю Вам самому решить, как следует смотреть на подобного рода заявления.

Уважающий Вас, Н. Кареев.

P.S. Тождественное письмо я послал и А.П. Карпинскому, да и вообще не придаю ему конфиденциального характера, делая, наоборот, чтобы возможно большее число лиц знало об этом моем протесте. 28 декабря 1930 г.»88

Н.М. Лукин выдвинул против Н.И. Кареева страшное по тем временам обвинение, связав имя историка с процессом «Промпартии» и упрекнув его в «реставрационных стремлениях свергнутых классов». На письме резолюция В.П. Волгина: «К сведению. 29 декабря». Н.И. Карееву 7 декабря исполнилось 80 лет. Академических торжеств не было. Он умрет через полтора месяца, 18 февраля 1931 г.

14 сентября 1930 г. в Минске был арестован В.И. Пичета, с которым В.П. Волгин учился вместе в МГУ, и которого он рекомендовал в 1921 г. для работы в БГУ. В 1931 г. был арестован Д.Б. Рязанов. У Д.Б. Рязанова, напомню, В.П. Волгин учился марксизму в конце 90-х гг., с ним создавал Соцакадемию, с ним работал в Институте К. Маркса и Ф. Энгельса, с ним же проверял деятельность Академии наук, а затем в ней же и состоял. Ни слова поддержки. Д.Б. Рязанов был исключен из партии, из членов АН СССР и Комакадемии, отправлен в ссылку и в 1938 году расстрелян89.

В.П. Волгину не до науки. В 1930 г. у него вышли две заметки в БСЭ, одна об У. Годвине, другая об его бывшем учителе Р.Ю. Виппере. Судьбу Р.Ю. Виппера он рассматривает так же, как он рассматривал ранее и судьбу русской интеллигенции – сквозь призму отношения к Октябрьской революции. Р.Ю. Виппер для него – «талантливый лектор, прекрасный руководитель семинарских занятий, ученый с исключительно подвижным и восприимчивым умом и с чрезвычайно широкими интересами», который «во все время своей преподавательской деятельности группировал вокруг себя лучшие, наиболее живые и радикальные элементы студенчества», хотя «школы в настоящем смысле слова не создал». Нет школы – нет «в настоящем смысле слова» учеников. В.П. Волгин дистанцируется от своего научного руководителя, так как тот оказался не в состоянии принять Октябрьскую революцию. «Он понял ее как разгром культурных ценностей и поражение дорогих ему индивидуалистических начал… Меняется…, становясь резко отрицательным, его отношение к революционному движению и к теории этого движения – историческому материализму». Последние работы Р.Ю. Виппера, по мнению его бывшего ученика, а ныне академика, – яркий пример того, «как реакционная позиция, занятая в жизни, влечет к реакции и в научной области»90. Р.Ю. Виппер в 1924 г. эмигрировал в Латвию, где преподавал в Рижском университете, но он в 1941 г. вернется в Москву, станет профессором МИФЛИ и МГУ, а с 1943 г. в качестве старшего научного сотрудника будет работать вместе с В.П. Волгиным в ИИ АН СССР. Ю.П. Мадор вспоминает слова В.П. Волгина: «Как это странно. Был человек, с лицом хорошо тебе известным. Потом пришли и сказали: он черт. И повторили это сто раз, тысячи раз: и словно по заклятию человек с его лицом исчез, осталось только слово, его похоронившее. И вот теперь снова говорят: человек этот не был чертом, у него по-прежнему есть свое лицо. И смутно сквозь рассеивающийся туман снова проступают черты этого лица»91. Кого имел В.П. Волгин в виду конкретно под этим «человеком»? К кому относились его слова?…

В новом Уставе АН СССР, разработанном комиссией под председательством В.П. Волгина в 1930 г., был изменен параграф об исключении из Академии наук. Теперь «действительные члены, почетные члены и члены-корреспонденты Академии наук лишаются своего звания постановлением Общего собрания, если их деятельность направлена во вред Союзу ССР». Напомню, в это время трое академиков уже были арестованы, но приговор им еще не был вынесен. Ровно через год после того как В.П. Волгин стал академиком, 2 февраля 1931 г. состоялось закрытое Чрезвычайное Общее собрание АН СССР. Председательствовал В.П. Волгин. Он доложил официальное сообщение об установлении вины академиков и предложил их исключить. Президент А.П. Карпинский вдруг решительно стал возражать: «… различие мнений никогда не служило причиной задержки того, для чего Академия наук вообще предназначена, а именно: для выяснения научных истин»92. Завязалась дискуссия между В.П. Волгиным и А.П. Карпинским. В.П. Волгин решил «вывернуть» вопрос: «Тогда позвольте поставить вопрос на голосование в такой форме: кто против того, чтобы перечисленных мною членов из состава Академии исключить? … Позвольте спросить все же, кто против моего предложения?»93. Руки поднимать академикам решительно не хотелось. Евгений Викторович Тарле будет потом во всех своих злоключениях винить Н.М. Покровского, а В.П. Волгина называть «чистейшим и благороднейшим человеком». Как говорил В.П. Волгин: «Самое важное для человека – это иметь чистую совесть»94. Очевидно, имея в виду таких историков, как А.М. Панкратова, С.А. Пионтковский, Е.М. Ярославский, один современный автор пишет: «Вирус» служения партии, государству, начальству вытеснял все другие мотивы и побудительные цели научного творчества и изменял отношения между учеными (жажду познания, престиж эрудиции и образованности, трудолюбие и бескорыстие, солидарность и взаимопомощь, чем всегда отличалась русская наука). Появление в науке людей, руководствующихся в своей деятельности иными мотивами и соображениями, не свойственными науке, и должно было породить вражду, доносы, зависть, интриганство, предательство учителей и учеников, цинизм, равнодушие и конформизм»95.

Для А.П. Карпинского, как ни странно, инцидент прошел без последствий. На заседании Политбюро ЦК ВКП (б) от 25 февраля 1931 г. решено: «Оставить президентом Карпинского, вице-президентами утвердить т. Кржижановского, Марра, Комарова, непременным секретарем – т. Волгина»96.

Можно по разному относиться к изменениям в деятельности АН СССР в 1929-1930 гг., но следует констатировать большую роль В.П. Волгина в этих изменениях как лицо непосредственно занимающееся «заведыванием учеными». Советские историки единодушно признают роль В.П. Волгина как организатора советской исторической науки и одного из руководителей АН СССР. «Человек высокой культуры, мастер не только в своей области, но и знаток в области искусства и литературы, человек исключительного такта, он выдвигался Правительством на ответственнейшие посты в годы перестройки наших научных учреждений в соответствии с задачами культурной революции. Так, когда в 1930 г. ХVI съездом партии был провозглашен лозунг общего наступления социализма по всему фронту и партия мобилизовала советских ученых на борьбу на подъем научно-исследовательской работы, В.П. Волгин принимал самое деятельное участие в перестройке Академии»97.

В 1929 г. при Академии наук организована аспирантура. Создана специальная Комиссия по аспирантам, позднее преобразованная в Комитет по подготовке кадров. 26 июня 1932 г. В.П. Волгин назначен председателем этой комиссии98. Он проделал большую работу по реорганизации подготовки в Академии аспирантов. Теперь решено в аспирантуру Академии принимать лиц, уже окончивших аспирантуру в высшем учебном или научно-исследовательском заведении. В начале 1933 г. была проведена проверка состава аспирантов Академии с точки зрения наличия у них соответственного уровня научной квалификации и в результате было отчислено 69 человек99.

В 1928 г. Г.М.Кржижановский декламировал: «Бойцы не те, кто бегут от жизни в научные замки, а те, кто сливает свою волю с волей класса, который ведет человечество вперед»100. В новом Уставе АН СССР 1930 г., впервые формулируются задачи тесной связи науки с практикой социалистического строительства. Сам В.П. Волгин писал в этой связи: «Среди научных работников Академии были широко распространены страхи и опасения за судьбы научно-теоретической работы, если она будет связана с практическими задачами строительства». Он видел в теории «чистой» науки естественное идеологическое оправдание нейтралитета АН в первый период Советской власти, непризнание марксистско-ленинской концепции единства теории и практики101. Благодаря усилиям нового руководства Академии впервые в истории Академии наук в целях сближения теории с практикой организованы выездные сессии: Урало-Кузбасская сессия (в Свердловске и Новосибирске) состоялась в июне 1931 г. В.П. Волгин принял непосредственное участие в ее проведении102. В.П. Волгин – постоянный член оргкомитетов многочисленных конференций по изучению производительных сил советских республик. 20 августа 1932 г. он включен в состав Оргкомитета по созыву Конференции по изучению производительных сил Туркменской ССР во втором пятилетии103. Затем будут аналогичные Оргкомитеты конференций по производительным силам Казахстана, Узбекистана, Бурято-Монголии и т.д. Уже в 1933 г. Президиум ЦИК с удовлетворением констатировал решительный поворот в работе Академии «в направлении обслуживания практических задач социалистического строительства». Когда в 1945 г. В.П. Волгин будет выдвинут на соискание Сталинской премии, академик Н.С. Державин в своем рекомендательном письме особо отметит, что «должны быть учтены заслуги академика В.П. Волгина перед отечественной наукой в связи с работой его как одного из руководителей Академии Наук СССР в крайне напряженный период приближения деятельности Академии Наук к потребностям социалистического строительства (непременный секретарь АН СССР в 1930-1935 гг.)…»104.

Научная работа, по мнению В.П. Волгина, должна строиться не в соответствии с субъективными вкусами ученых, а по единому согласованному во всех звеньях плану. Это вполне соответствовало призыву Н.И. Бухарина преодолеть «анархию культурно-интеллектуального производства». Даже непременный секретарь АН СССР С.Ф. Ольденбург еще в 1928 г. сетовал, что в ХVIII в. «объединения было больше, чем теперь» и признавал, что «задачей культурной революции и является прежде всего преодоление этой, несомненно, вредной для жизни вообще и для науки в частности, анархии путем сознательного строительства научной и культурной работы»105. Между тем, пишет В.П. Волгин, «в старой Академии немало было голосов, доказывавших невозможность, нецелесообразность, вред для научной мысли какого-либо планирования научной деятельности»106. Многие ученые воспринимали это как посягательство на их свободу научного творчества, полагали, что планирование убьет само научное творчество. В 1931 г. Академия все же уже работала по первому в ее истории производственному плану. В своей речи на партийном собрании В.П. Волгин в 1933 г. сказал: «Многие…, может быть, не представляют себе, какой борьбы и каких усилий, какого количества разговоров, доказательств всякого рода требовало от нас внедрение в Академию простой идеи планирования научной работы…»107. Внедрение планового начала в деятельность АН требовало изменений в сети академических институтов и лабораторий: многие были упразднены, еще большее количество слито в крупные комбинаты. Укрупнение облегчало планирование.

Одной из сторон перестройки работы Академии была перестройка структуры ее учреждений. В русле политики сближения теории с практикой социалистического строительства было и создание сети академических филиалов. В.П. Волгин вместе с президентом АН СССР В.Л. Комаровым108 был инициатором создания системы филиалов АН СССР. Цель – создание на периферии самостоятельных научно-исследовательских центров, подготовка национальных научных кадров, приближение науки к нуждам народного хозяйства. К строительству филиалов и баз Академия приступила с конца 1931 г. С января по июль 1932 г. созданы Уральский, Дальневосточный и Закавказский филиалы. Материальная неопределенность, недостаток кадров, отсутствие хорошо оборудованных лабораторий тормозят этот процесс. Но, тем не менее, как бодро рапортует в 1932 г. непременный секретарь АН СССР, создаются ассоциации академических институтов, комплексные институты (базы), сеть специальных станций «от Хибиногорска до Тифлиса и Сталинабада, от Ленинграда до Владивостока»109. Смета Академии с 1928 по 1934 гг. выросла в 8 раз110. 27 июля 1935 В.П. Волгин командирован в Закавказский филиал АН СССР. После его отчета по итогам командировки было принято решение об образовании вместо одного трех филиалов: Азербайджанского, Армянского и Грузинского.111 После войны, в 1946 – 1949 В.П. Волгин станет председателем Совета филиалов и баз АН СССР. Позднее эти филиалы вырастут в самостоятельные республиканские Академии.

Работа по укреплению кадров Академии дала свои плоды: с 1928 г. по 1934 гг. число академиков увеличилось в два раза, а научных сотрудников в три раза. Работало 17 методологических семинаров, призванных помочь научным сотрудникам в овладении марксизмом-ленинизмом и методом диалектического материализма. На необходимость этого особое внимание обращал В.П. Волгин112.

В фонде В.П. Волгина сохранился его билет делегата «с решающим голосом» III-го Ленинградского областного съезда Советов, который проходил в феврале 1931 г.113 На этом съезде он избран членом Ленинградского облисполкома. С 1932 г. он еще член Васильеостровского райкома партии. Сохранился также пропуск на Четвертую ленинградскую областную конференцию ВКП (б) с лаконичной формулировкой: «Пропуск всюду»114. В январе 1932 г. его избирают членом Центрального Совета Культурного Строительства при ВЦИК. В 1932 г. он избран членом Комиссии по выработке II-го пятилетнего плана Ленинградской области115. Однако В.П. Волгин не баловал своим вниманием и присутствием товарищей по секции Ленсовета, он не присутствовал на их заседаниях ни в помещении Смольного, ни в помещении трамвайного парка Леонова, ни в помещении клуба «Парижской Коммуны». Он крайне занят, его приглашают всюду, даже на заседания Совета Всесоюзного Арктического Института116. Руководство же секции Ленсовета, членом которой значился В.П. Волгин, шлет ему напоминания, что он «исключительно слабо посещает пленумы секции». Председатель секции грозит Мандатной комиссией117. Но пригласительные билеты пестрят пометками, сделанными рукой секретаря: «В отъезде», «в Москве», «Быть не может». Бюро секции культурного строительства Ленсовета в январе 1933 г. настаивает, чтобы В.П. Волгин освещал в печати свою работу в секции не реже одного раза в месяц118. Но и это не дает никаких результатов.

Три заметки в БСЭ, выход в свет второй части курса лекций по истории социалистических идей и варианта очерков по истории социализма, один доклад на конгрессе историков в Варшаве и две статьи-предисловия о Т. Компанелле и Т. Море, – все, что опубликовал в научном отношении В.П. Волгин с 1930 г. по 1935 г.. Это не только его беда, это беда всех функционеров от науки. Сотрудник исследовательского сектора ИРЛИ В.В. Буш, просит в личном письме от 26 июня 1932 г. В.П. Волгина освободить его от обязанностей ученого секретаря ИРЛИ, так как эта должность его «решительно оторвала от научной работы». В письме проскальзывают нотки обиды: «Хотел поговорить с Вами об этом лично, но Вы не имели возможности мне ответить даже по телефону». На заявлении В.В. Буша в Президиум АН СССР с аналогичной просьбой стоит резолюция В.П. Волгина: «Категорически боюсь обещать – сейчас очень занят. По вопросу об уходе можно будет говорить в сентябре-октябре».119 Ему некогда даже обещать, организационная работа в качестве непременного секретаря отнимает все его время. С марта 1931 г. он член Комиссии (затем Оргбюро) по разработке проекта положения об Институте Славяноведения,120 с января 1932 – председатель Комиссии по реорганизации Физико-математического института,121 в конце марта он командирован от АН в Хибиногорск «для участия в I-ой полярной конференции», которая проходила с 9 по 11 апреля 1932 г.122 За 1933 г. в Академии значительно выросла сеть разнообразных комиссий, В.П. Волгин был членом подавляющего большинства из них. Он постоянный член оргкомитетов различных юбилеев, например, оргкомитета по созыву юбилейного Менделеевского съезда (1933 г.), председатель комиссии по организационным вопросам, член комиссии по заграничным командировкам, комиссии по уточнению штатов, комиссии по установлению научных связей с Турцией,123 «комиссии по выработке резолюции по докладам, посвященным проблемам нефти и минеральных солей Урало-Эмбенского района» и член редколлегии по изданию сборника к юбилею Фирдоуси… Когда при Отделении общественных наук в 1933 г. возникла Историческая комиссия, в задачу которой входило «объединение и направление исторической работы, ведущейся в отдельных институтах Академии, организация научной работы в таких областях исторической науки, которые в настоящее время недостаточно привлекают к себе внимание историков, хотя его по своему значению и заслуживают»,124 В.П. Волгин стал ее председателем. В октябре 1932 г. В.П. Волгин уже предлагает включить в состав Президиума АН СССР еще одну должность – заместителя непременного секретаря АН СССР125.

Руководство партии и страны одобрило достижения по перестройке Академии, но все же, что бы еще более связать работу Академии с практикой социалистического строительства и укрепить плановое начало, было решено в конце 1933 – начале 1934 г. Академию Наук передать из ведения ЦИК СССР в ведение Совнаркома и перевести ее в Москву. Во второй половине 1934 г. Академия переезжала из Ленинграда в Москву согласно решению Совнаркома. Роль В.П. Волгина в этом «великом переселении академиков» еще предстоит выяснить. «Эта сложная операция сама по себе является совершенно исключительным фактом в истории научных учреждений», – писал наш непременный секретарь АН в 1934 г.126

Как представитель советской науки В.П. Волгин принимал участие в различных международных съездах историков. С 1913 по 1923 гг. не проходило вообще ни одного международного исторического конгресса127. На первом послевоенном конгрессе в Брюсселе присутствовали В.В. Бартольд и Е.В. Тарле от Академии Наук СССР. Это уже был шаг с точки зрения возобновления научных контактов с Западом. Но только 1928 г. можно считать по праву выходом советских историков на международную арену. Сначала была неделя советской исторической науки в Берлине, затем Шестой Международный конгресс исторических наук в Осло. В.П. Волгина как профессора МГУ командировали на два месяца в Швецию и Норвегию для научной работы и участия в VI Всемирном конгрессе исторических наук в Осло128. Главой советской делегации был М.Н. Покровский129. В.П. Волгин в предпоследний день работы конгресса прочитал доклад «Социализм и эгалитаризм в истории социалистической теории»130.

Еще в Брюсселе было объявлено о подготовке создания Международного Комитета Исторических Наук. С 1926 г. решено, что Международные исторические конгрессы подготавливаются Международным историческим комитетом, который периодически собирается на сессии. Этот Комитет определяет место и время очередного конгресса. Конкретная же подготовка конгресса возлагается на страну, которая принимает конгресс. С 1928 г. в этом Комитете есть и представители СССР – М.Н. Покровский, М.С. Грушевский, В.П. Волгин. После смерти М.Н. Покровского (10 апреля 1932) его мандат в этом Комитете перешел М.Н. Лукину131. В 1930 г. уже в качестве Непременного секретаря и действительного члена АН СССР В.П. Волгин отправляется в Оксфорд и Лондон на сессию Международного исторического комитета. На сессии 1930 г. советская делегация наметила ряд своих представителей в различные постоянно действующие комиссии (Фридлянд, Лукин, Адоратский, Пашуканис, Томсинский, Греков)132. Таким образом, изначально среди представителей СССР в президиуме и комиссиях МКИН не было представителей старой школы133. В 1932 г. проходит сессия Международного исторического комитета в Гааге. Собственно работе сессии предшествовала конференция по вопросам преподавания истории. В советскую делегацию входили А.В. Луначарский, В.П. Волгин и М.Н. Лукин. В 1933 г. состоялся VII Международный конгресс исторических наук в Варшаве. На конгрессе присутствовало 1 100 человек. Естественно выступали не все, «кое-кто, вероятно, приехал, просто воспользовавшись случаем посмотреть новую, неизвестную ему страну»134. От СССР, кроме В.П. Волгина были Н.М. Лукин, Н.С. Державин, П.Ф. Преображенский, П.О. Горин, А.М. Панкратова. Доклад В.П. Волгина «От Бабефа к Марксу» был прочитан на пленарном заседании135. В пригороде Варшавы Жолибуже было так же прочитано три доклада, один из которых – В.П. Волгина «Академия наук и социалистической строительство». Чуть позже в связи с этим конгрессом В.П. Волгин сделал доклад на заседании Историко-археологического института АН СССР и опубликовал две статьи136. Он был вынужден признать, что на конгрессе марксизм оказался «вне науки» и поставил задачу для советских историков бороться на международных конгрессах за молодежь. На варшавском же конгрессе состоялось организационное заседание комиссии по изучению социальных движений. От СССР в эту комиссию вошел Н.М. Лукин.

В 1934 г. на сессии Международного исторического комитета в Париже В.П. Волгин предложил проект публикации документов архивов в издании «Архивы истории социальных движений ХVIII и ХIХ вв». После того как В.П. Волгина освободили от обязанностей непременного секретаря АН СССР, он еще один раз принял участие в заседании МКИНа, в 1936 г. в Бухаресте137. Здесь также обсуждался архивный вопрос, но в основном речь шла о подготовке VIII Международного конгресса историков, который должен был состояться в Цюрихе в 1938 г.. Советская делегация (в лице В.П. Волгина и Н.М. Лукина) предложила свою программу будущего конгресса, стремясь привнести в его работу плановость и системность, но все планы нарушила война. Следующее участие советских историков в работе международных научных органов состоится только после Второй мировой войны.

С середины 30-х гг., если не тучи, то облака появились над горизонтом непременного секретаря АН СССР.

В деле В.П. Волгина отложилась копия письма директора Ломоносовского института АН СССР академика А.Е. Ферсмана от 23 мая 1935 г. на имя Глеба Максимилиановича. Очевидно это письмо Г.М. Кржижановскому. В письме в частности говорится: «все мы прекрасно понимаем, что сейчас необходимы самые решительные мероприятия по реорганизации академии и что всякого рода мелкие, частные поправки и коррективы являются не только нежелательными, но и вредными…, необходим коренной пересмотр форм организации академии… Академия должна являться верховным научным органом, забота которого и задачи которого не должны перекрываться и закрываться интересами самой академии как учреждения… Президиум Академии завален громадным количеством повседневных мелких работ…» Среди прочего необходимо, пишет А.Е. Ферсман, сохранить в Президиуме «только общее руководство…, только решение больших научно-исследовательских и научных проблем науки в целом… Коренным образом перестроить состав Президиума включив в него лиц с крупным научным и научно-общественным авторитетом… Падение авторитета Академии грозит падением авторитета науки в стране… На нас самих лежит обязанность в течение настоящего лета и осени представить правительству проект