Джон Мейнард Кейнс изменили наш мир, и рассказ

Вид материалаРассказ
Works, vol. II, p. 103.182 ГЛАВА 5. Неумолимая системаКарла Маркса
Роберт л. хайлбронер
Неумолимая системаКарла Маркса
Роберт л. хайлбронер
Неумолимая системаКарла Маркса
Роберт л. хайлбронер
Karl Marx: Interviews and Recollections
Роберт л. хайлбронер
Роберт л. хайлбронер
Роберт л. хайлбронер
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   36
The Eighteenth Brumaire of Louis Napoleon // Works, vol. II,

p. 103.


182

ГЛАВА 5. Неумолимая системаКарла Маркса

взаимодействию идей и социальных конструкций. В этой игре участвовала еще одна очень важная сила. Менялся сам экономический мир; сдвигалась основа, державшая на себе надстройку из идей.

Так, благодаря процессу политического объединения, разрозненные средневековые ярмарки начали потихоньку сплетаться между собой, и в результате на свет появился но­вый мир коммерции. На волне изобретений старая добрая ручная мельница была заменена паровой, и о себе заявила но­вая форма организации производства — фабричная. В обоих случаях менялось само устройство экономической жизни, а меняясь, оно вынуждало связанных с ним людей адаптиро­ваться. «Ручная мельница дает нам общество с сюзереном во главе, — писал Маркс, — паровая мельница — общество с про­мышленным капиталистом»1.

Как только подобное изменение происходило, в ход за­пускалась целая цепь преобразований. Рынок и фабричное производство были несовместимы с феодальным укладом жизни, даже несмотря на тот факт, что были им порождены. Для их должного функционирования требовались новые культурные и социальные условия. В итоге они сделали нема­ло для появления последних, создав свои собственные классы: рынок воспитал новый предпринимательский класс, а фабри­ка родила на свет промышленный пролетариат.

Охвативший все общество процесс изменения означал не просто столкновение передовых изобретений с отжив­шими свое институтами; на смену старым классам приходили новые. По Марксу, все общество делится на классы, объеди­няющие отдельных людей на основании их отношения к су­ществующему производственному процессу. Экономиче­ские перемены могут нарушить это деление. Если изменяется организационная и техническая база производства — к при­меру, фабрики уничтожают ремесленные цеха, — то и связан -

1 Marx, The Poverty of Philosophy // Works, vol. VI, p. 166.

183

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

ные с ними общественные отношения станут другими. Те, кто раньше были наверху, могут неожиданно для себя свалиться со своего пьедестала, уступив его вчерашним беднякам. Именно это и происходило в Англии во времена Рикардо: поднявшие­ся на волне промышленной революции капиталисты угрожа­ли поколебать проверенные временем позиции знатных зем­левладельцев.

Конфликта трудно избежать. Теряющие могущество классы ополчаются на тех, кто идет вверх по социальной лестнице: феодал борется с поднимающим голову купцом, а цеховой мастер — с юным капиталистом.

Историческому процессу нет дела до симпатий и анти­патий. Пусть и постепенно, но условия меняются, и так же по­степенно, но неизбежно, классы меняют свое положение. Во­круг бурлит жизнь, принося страдания многим людям, а на ее фоне происходит перераспределение богатства. Таким обра­зом, история — это лишь картина бесконечной борьбы между классами за право обладания общественными сокровищами. Ну а поскольку общество постоянно испытывает технологи­ческие преобразования, от подобного рода посягательств не застрахован никто.

Что сулила эта теория обществу времен Маркса и Эн­гельса? Она предрекала революцию, и революцию неизбеж­ную. Ведь, если их анализ верен, капитализм содержит в себе производственные «силы» и «связи» — технологические и организационные основы, а также сложную конструкцию, вмещающую законы, политические права и идеологию. И если технологическая база находилась в движении, это не могло не сказаться на надстройке.

Именно такими были взгляды Маркса и Энгельса в 1848 году. Экономической базой капитализма, обеспечивав­шей его связь с реальностью, являлось промышленное про­изводство. Надстройкой — система частной собственности, в соответствии с которой часть выпущенной обществом про­дукции отходила тем, кому принадлежал его колоссальный

184

ГЛАВА 5. Неумолимая системаКарла Маркса

технический аппарат. И тут возникает конфликт: эти основа и надстройка просто не могут мирно сосуществовать.

Почему? В основе промышленного производства то­варов лежит крайне сложный процесс, с характерной для него большой степенью взаимозависимости участников, в то время как формирующий надстройку принцип частной соб­ственности крайне индивидуалистичен по своей сути. Как следствие — надстройка и базис не ладили между собой: фа­брики нуждались в планировании, а частная собственность не признавала его. Капитализм усложнился настолько, что ему требовались указания, а сами капиталисты держались за ги­бельную для них свободу.

Результат оказался двояким. Во-первых, рано или поздно капитализм придет к самоуничтожению. Недостаток плани­рования в производстве ведет к постоянной дезорганизации экономической деятельности, к кризисам, спадам и неразбе­рихе, их неизбежно сопровождающей. Система была слиш­ком сложна, а потому все время выбивалась из колеи, теряла темп и производила слишком много одного товара, создавая дефицит другого.

Во-вторых, капитализм, сам о том не подозревая, вы­растит своего наследника. Капиталистические фабрики не просто предоставят техническую базу для социализма — ра­ционально управляемого производственного процесса, — но и выдвинут хорошо обученный и дисциплинированный класс — побитый жизнью пролетариат, — который станет главной движущей силой новой системы. Природа капита­лизма такова, что он предрешит свой конец, а в процессе и выкормит главного врага.

Это был блестящий исторический анализ. Он не только предвосхитил великие перемены, но и предоставил возмож­ность оценить наше прошлое под совсем другим углом зре­ния. Мы привыкли к «экономическому истолкованию» исто­рии и способны невозмутимо принять ксведению переосмыс­ление прошлого в терминах, скажем, борьбы зарождающихся


185

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

коммерческих классов XVII века с аристократическим миром, важную роль в котором играли земля и происхождение. Но для Маркса и Энгельса это значило куда больше, чем упраж­нение в интерпретации. Диалектика уводила в будущее, а бу­дущее это, как утверждал «Коммунистический манифест», содержало в себе революцию как конечную цель капитали­стического пути развития. «Манифест...» угрюмо провозгла­шал:

Прогресс промышленности, невольным носителем •которого является буржуазия, бессильная ему сопро­тивляться, ставит на место разъединения рабочих конкуренцией революционное объединение их по­средством ассоциации. Таким образом, с развитием крупной промышленности из-под ног буржуазии вы­рывается сама основа, на которой она производит и присваивает продукты. Она производит прежде все­го своих собственных могильщиков. Ее гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны.

«Манифест...», громкое и неумолимое толкование исто­рии, был написан уже не в Париже. Карьера Маркса в этом го­роде продолжалась не слишком долго. Он вновь редактировал полный язвительной иронии радикальный журнал, вновь за­дел чувства прусского правительства и по настоянию послед­него был выслан из французской столицы.

Теперь Маркс был женат — в 1843 году он сочетался бра­ком сЖенни фон Вестфален, в детстве жившей неподалеку от него. Женни приходилась дочерью прусскому аристократу и члену Тайного совета, но барон фон Вестфален считался ли­бералом и сторонником идей гуманизма. Героями его бесед с юным Марксом были Гомер и Шекспир, а также Сен-Симон — несмотря на тот факт, что местный священник объявил идеи последнего еретическими. Что до Женни, то она слыла пер­вой красавицей города. Очаровательная девушка, она вечно

186

ГЛАВА 5. Неумолимая системаКарла Маркса

была окружена поклонниками и наверняка могла найти более «подходящую» партию, чем смуглый молодой человек из со­седнего дома. Но оналюбила именно его; оба семейства одоб­рили выбор детей. Для Марксов подобный союз был выгоден во всех отношениях, а барон, кажется, видел в нем воплоще­ние своих гуманистических взглядов. Интересно, дал бы он свое согласие, зная, что случится с его дочерью впоследствии? Женни пришлось спать на одной тюремной койке с прости­туткой, а также молить у соседей денег на гроб для одного из ее детей. Вместо уютного и безбедного Трира ее жизнь про­шла на задворках Лондона, в двух комнатушках, где она делила со своим мужем все тяготы враждебного к ним мира.

Несмотря ни на что, их преданность друг другу вызывала уважение. В отношениях с чужаками Маркс был неучтивым, завистливым, подозрительным и вспыльчивым; домашние же знали его как счастливого отца и любящего мужа. В какой-то момент, когда жена болела, Маркс сблизился с Ленхен1 — их горничной из Вестфалии, остававшейся с ними всегда, даже когда ей не могли платить, — но и измена, в результате кото­рой родился не признанный Марксом ребенок, не разрушила эти отношения, державшиеся на сильнейшей страсти. Гораз­до позднее, когда Женни была при смерти, а Маркс очень се­рьезно болел, их дочери запомнилась следующая прекрасная картина:

Наша любимая мама лежала в большой передней ком­нате, а Мавр — в крошечной комнатке через стену от нее... Я никогда не забуду то утро; он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы зайти в комнату матери. Стоило им воссоединиться, как молодость вернулась к ним, и они вновь стали молодой девочкой и

1 См.: Yvonne Карр, Eleanor Marx (London: Lawrence and Wishart,

1972), vol.1, Appendix I, p. 289-297.

187

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

любящим юношей, стоящими на пороге новой жизни, а не изъеденным болезнями стариком и старой умираю -щей женщиной, которым уже очень скоро было суждено расстаться навсегда}.

Маркс с семьей переехал в Лондон в 1849 году. Поки­нув Париж за четыре года до того, они оказались в Брюсселе, где и находились (и где был написан «Манифест») до рево­люционных выступлений 1848 года. Как только бельгийский монарх вернул себе трон, началось закручивание гаек, и все лидеры радикалов были согнаны в столицу; Маркс отправил­ся в Германию.

История повторилась. Маркс взялся редактировать га­зету, но ее закрытие властями было лишь делом времени. Он отпечатал последний номер красной краской — и поехал в Лондон.

Его финансовое положение было плачевно. В Манче­стере Энгельс продолжал жить странной двойной жизнью (он был уважаемым участником манчестерской фондовой биржи), и именно от него шел к Марксам неиссякаемый по­ток чеков и ссуд. Будь Маркс хоть немного более аккуратным в финансовом плане, его семья могла бы жить вполне достойно. Но великий экономист был не из тех, кто внимательно следит за домашней бухгалтерией. Его дети брали уроки музыки, а вся семья при этом сидела без отопления. Жизнь превратилась в нескончаемую борьбу с нищетой, и денежные неурядицы не отступали ни на минуту.

В доме жило пять человек включая Ленхен. Работы у Маркса не было, все свое время он проводил в библиотеке Бри­танского музея, с десяти утра до семи вечера, и так каждый день. В какой-то момент он пытался подзаработать написанием об­зоров политической ситуации для «Нью-Йорк трибьюн» —

1 David McLellan, Karl Marx: Interviews and Recollections (Totowa,

N.J.: Barnes and Noble, 1981), p. 165.

188

ГЛАВА 5. Неумолимая системаКарла Маркса

редактировавший ее фурьерист Чарльз Андерсон Дана был не прочь отвесить пару пощечин европейским политикам. Это принесло временное облегчение, хотя, как и во многих других случаях, друга выручал Энгельс, писавший львиную долю статей за него; Маркс лишь присылал свои советы в письменном виде: «В твои статьи о войне красокнужно больше добавить»1. Когда эпопея с журналистикой завершилась, он попытался устроить­ся клерком в железнодорожную компанию, но его подвел от­вратительный почерк. Ему пришлось заложить остававшиеся в собственности крохи — все фамильное серебро и ценные вещи были давно проданы. Иногда нужда была настолько серьезной, что Маркс не мог выйти из дома: его пальто и даже ботинки были заложены. В другой раз он не сумел отправить издателю свои тексты, потому что не нашлось денег на почтовые марки. Словно жизнь его была недостаточно тяжела, Маркс страдал от гнойных нарывов. Однажды, придя домой после долгих часов, проведенных за работой в музее, он заметил: «Я надеюсь, что у буржуазии до конца ее дней будет повод вспоминать мои кар­бункулы». Он как раз закончил страшную главу «Капитала», посвященную рабочему дню.

Его постоянным утешением оставалось общение с Эн­гельсом. Маркс то и дело писал ему, обсуждая экономику, по­литику, математику, военную тактику, вообще все, что только можно, и особенно собственное положение. Вот типичный отрывок из такого письма:

Моя жена больна, моя маленькая Женни больна. У Лен -хен что-то вроде нервной лихорадки, а я не могу вы -звать врача, так как не имею денег на лечение. Восемь дней я кормлю семью хлебом и картофелем, и хорошо бы и это не закончилось в ближайшее время... Я ниче­го не написал для Даны, ведь у меня не было и пенни, чтобы прочесть свежие газеты... Как же прекратить

1 Wilson, op. cit., p. 365.

189

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

эти адские мучения? Что хуже всего, но было необ­ходимо, в противном случаемы бы просто сыграли в ящик, в последние 8-10 дней мне пришлось одолжить шиллинг-другой у неких немцев..}

Лишь последние годы принесли некоторое облегчение. Один старинный друг не обидел Маркса в своем завещании, и тот наконец смог обеспечить семье достойное проживание и даже совершить несколько полезных для здоровья путеше­ствий. И сам Энгельс вступил в права наследования и отошел от дел. В 1869 году он в последний раз зашел в свой кабинет, чтобы затем приехать на встречу с дочкой Маркса «в пре­красном расположении духа, помахивая тростью и напевая какую-то мелодию»2.

Женни умерла в 1881 году, похоронив двух из пяти своих детей, включая единственного сына; она была стара и устала от жизни. Маркс не смог присутствовать на похоронах из-за болезни, так что увидевший его Энгельс заключил: «Мавр уже мертв». Но тот протянул еще два года, недовольный избран­никами своих дочерей и изнуренный сварами внутри рабоче­го движения. Он сделал заявление, и по сей день возмущаю­щее многих («Я не марксист»3), и одним мартовским вечером навсегда покинул этот мир.

Что же сделал этот человек за долгие годы, проведенные в нужде?

Следует начать с того, что он стоял у истоков междуна­родного рабочего движения. Еще в молодости Маркс напи­сал: «Философы до сих пор лишь различным образом объяс­няли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»4.
  1. Marx, Wor>k,vol.XXXIX,p. 181.
  2. Kapp.op.cit., р. 112.
  3. McLellan, Karl Marx: His Life and Thought, p. 443.
  4. Marx, Theses on Feuerbach // Works, vol. V, p. 8.

190

ГЛАВА 5. Неумолимая системаКарла Маркса

Маркс и Энгельс сначала одобрили то объяснение истории, что поднял на знамя пролетариат, а потом взялись направлять последний и посильно помогать ему в осуществлении своего вклада в историю.

Их попытка не увенчалась успехом. Одновременно с появлением «Коммунистического манифеста» прозвучало сообщение о создании Союза коммунистов, но организация всю свою недолгую жизнь просуществовала на бумаге. Быв­ший ее официальной программой «Манифест...» даже не по­ступил в открытую продажу, а сам Союз не пережил револю­ционные волнения 1848 года.

В 1864-м ему на смену пришло куда более амбици­озное Международное товарищество рабочих. Насчиты­вавший семь миллионов членов Интернационал был до­статочно заметен, чтобы деятельно участвовать в череде забастовок, охвативших континент, и заработать благодаря этому внушительную репутацию. Но и ему история отпу­стила не слишком много времени. Интернационал был не дисциплинированной армией убежденных коммунистов, но сборной солянкой из последователей Оуэна, Прудона, Фурье, а также мягких социалистов, яростных национали­стов и членов профессиональных союзов, которые к лю­бой революционной теории относились с плохо скрывае­мым подозрением. На протяжении пяти лет Маркс ценой громадных усилий сохранял целостность этой конструк­ции, но затем Интернационал распался. Часть примкнула к Бакунину, огромного роста человеку, в биографии кото­рого присутствовали обязательные для настоящего рево­люционера ссылки, в том числе в Сибирь (говорят, он был таким мастером публичных выступлений, что слушавшие перерезали бы себе горло, попроси он об этом), другие же вновь обратились к делам национальным. Так или иначе, последний конгресс Интернационала состоялся в 1874 го­ду в Нью-Йорке. Вряд ли стоит говорить, что он окончился полным провалом.

191

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

Гораздо важнее факта создания Первого интернацио­нала был особый тон, который Маркс сообщил рабочему движению. Этот склочный и в высшей степени нетерпимый человек изначально сомневался во вменяемости любого, кто не принимал его аргументов. Он описывал экономические проблемы крайне точно, а на философские и исторические темы рассуждал с известным красноречием; что до его по­литических текстов, то они изобиловали грубостями и не­пристойностями. Маркса было нетрудно уличить в анти­семитизме1, а противников он называл «деревенщинами», «мошенниками» и даже «клопами». В начале карьеры, будучи в Брюсселе, он принимал у себя немецкого портного по фа­милии Вейтлинг. Тот был верным сыном рабочего движения. На его ногах виднелись шрамы от оков, которые он носил в прусских тюрьмах, — верный признак бескорыстной и хра­брой борьбы за права немецких рабочих. К Марксу его при­вело желание поговорить о таких вещах, как справедливость, братство и солидарность, в результате же он был безжалост­но проэкзаменован на предмет знания «научных принци­пов» социализма. Ответы растерявшегося Вейтлинга были сочтены неудовлетворительными. Прежде сидевший в позе старшего экзаменатора, Маркс начал яростно мерить шагами комнату. «Невежественность еще никому не помогала!»2 — наконец прокричал он. Аудиенция завершилась.

Еще одной жертвой стал некто Виллих. Бывший капитан в прусской армии, он принимал участие в немецкой револю­ции, а затем проявил себя как блестящий генерал в Граждан­ской войне в Америке. Увы, он имел неосторожность при­нимать всерьез «немарксистскую» идею о том, что «чистая воля», а не «нынешние условия» является истинным двига­телем революции. За это мнение — не такое уж и глупое, как
  1. См.: Paul Padover, Karl Marx: An Intimate Biography (New York: McGraw-Hill, 1978), p. 166-170.
  2. McLellan, op. cit., p. 156-157.

192

ГЛАВА 5. Неумолимая системаКарла Маркса

убедительно показал впоследствии Ленин, — он был также изгнан из рядов коммунистов.

Подобных историй масса. И все же ни один инцидент не был настолько неприглядным, настолько точно предвос­хитившим судьбу движения, которое в конце концов пришло к непрекращающейся травле «уклонистов» и «контрреволю­ционеров», как ссора между Марксом и Пьером Прудоном. Родившийся в семье торговца бочками Прудон занимался своим образованием самостоятельно и в процессе стал соци­алистом. В какой-то момент он потряс французскую интел­лигенцию книгой, название которой вопрошало: «Что такое собственность?» У Прудона был готов и ответ: собствен­ность — это кража. Он призывал к уничтожению огромных частных состояний, но не всей частной собственности. Он встречался и обменивался письмами с Марксом, после чего последний предложил ему присоединиться к ним с Энгель­сом. Ответ Прудона был сколь глубоко прочувствованным, столь и пророческим, и его стоит процитировать:

Если вы хотите этого, давайте объединим наши усилия в поисках законов общества, способов прийти к этим законам и возможностей достичь их; но, ради всего святого, не дайте нам ни на минуту помыслить о подчинении людей после того, как все былые догмы будут уничтожены... Я от всего сердца рукоплещу ва­шему желанию услышать все мнения; так давайте же продолжать эту проникнутую уважением и добрыми намерениями дискуссию, давайте станем воплоще­нием осведомленной и прозорливой терпимости, но не будем — по той лишь причине, что мы возглавляем движение, — насаждать новую нетерпимость, при­мерять одежды апостолов новой религии, даже будь то религия логики и разума. Давайте собираться и поддерживать все проявления свободомыслия, осуж-

7 - 7392 Хайлбронер

193

РОБЕРТ Л. ХАЙЛБРОНЕР

Философы от мира сего

дать всякую исключительность, всякий мистицизм, давайте не считать ни один вопрос окончательно ре­шенным, а если аргументы иссякнут, давайте начнем с начала — не изменяя своим красноречию и иронии. Если все это будет так, я непременно вступлю в вашу ассоциацию. В противном случае — ни за что!1

Маркс за словом в карман не полез: его реакцией на кни­гу Прудона «Философия нищеты» стала разгромная «Нище­та философии».

Такие дрязги сопутствовали социалистическому движе­нию на протяжении всей его истории. За Первым интерна­ционалом последовал более умеренный и исполненный бла­гих намерений Второй, объединивший социалистов калибра Бернарда Шоу, Рамсея Макдональда и Пилсудского (не гово­ря уже о Ленине и Муссолини!), а затем и печально знамени­тый Третий, организованный под эгидой Москвы. В любом случае эти амбициозные проекты повлияли на развитие ком­мунизма в гораздо меньшей степени, чем унаследованные им от своего отца-основателя ограниченность и возмутительная неспособность терпеть несогласие со своей точкой зрения.

Останься создание революционного рабочего движе­ния единственным достижением Маркса за долгие годы, про­веденные в изгнании, — он вряд ли был бы настолько важной фигурой для сегодняшнего мира. Маркс — всего лишь один из дюжины революционных лидеров и уж никак не самый успешный; заметных проповедников социализма было по крайней мере не меньше, а его замечания по поводу устрой­ства общества будущего представляют мало интереса. Истин­ные заслуги Маркса лежат в другой области; это и диалектико-материалистическая теория истории, и, что более важно, пессимистический анализ перспектив капитализма.

1 McLellan, op. cit., p. 159.

194

ГЛАВА 5.