В. И. Ленин Ягенерал государственной безопасности и еврей. Есть гарантия, что я кончу свои дни в тюрьме

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24

5.3. «Использовать грузина…» (Неофициальная версия)

Вопрос причин отставки Ежова ставит вопрос о причинах назначения его приемником именно Берия. В воспоминаниях Хрущева описан эпизод назначения Сталина Берия в замы Ежову: «Все собрались у Сталина, Ежов тоже был там. Сталин предложил: “Надо бы подкрепить НКВД, помочь товарищу Ежову, выделить ему заместителя”. Он и раньше ставил этот вопрос, при мне спрашивал Ежова: “Кого вы хотите в замы?”. Тот отвечал: “Если нужно, то дайте мне Маленкова”. Сталин умел сделать в разговоре паузу, вроде бы обдумывая ответ, хотя у него уже давно каждый вопрос был обдуман. Просто он ожидал ответа Ежова. “Да, — говорит, — конечно, Маленков был бы хорош, но Маленкова мы дать не можем. Маленков сидит на кадрах в ЦК, и сейчас же возникнет новый вопрос, кого назначить туда? Не так-то легко подобрать человека, который заведовал бы кадрами, да еще в Центральном Комитете. Много пройдет времени, пока он изучит и узнает кадры”. Одним словом, отказал ему. А через какое-то время опять поставил прежний вопрос: “Кого в замы?”. На этот раз Ежов никого не назвал. Сталин и говорит: “А как вы посмотрите, если дать вам заместителем Берию?”. Ежов резко встрепенулся, но сдержался и отвечает: “Это — хорошая кандидатура. Конечно, товарищ Берия может работать, и не только заместителем. Он может быть и наркомом»^⁴⁶⁷. На что Сталин ответил: «Нет, в наркомы он не годится, а заместителем у вас он будет хорошим»^⁴⁶⁸.

Серго Берия рассказывает нечто похожее о Маленкове – этот человек мог претендовать на должность наркома внутренних дел: «Маленков зарился на НКВД, но Сталин сделал все, чтобы сохранить его в Центральном Комитете, откуда его око будет наблюдать за НКВД»^⁴⁶⁹. Берия пишет, что Маленков и Жданов были не согласны с новой политикой Сталина – отказом от репрессий^⁴⁷⁰.

И у Хрущева, и у С. Берия в воспоминаниях написано, что все в то время думали, что функция Берия – исправление ошибок НКВД и сворачивание политики репрессий. Только в том, делал ли это Берия, и почему был выбран именно он, версии сильно расходится.

В мемуарах Хрущева и Серго Берия можно найти информацию и о том, как относились к Берия другие партийцы, как его воспринимали в то время в обществе и чего от него ждали.

Вот, что пишет Хрущев: «У меня сложились с Берией хорошие, дружеские отношения. Это был умный человек, очень сообразительный. Он быстро на все реагировал, и этим мне нравился»^⁴⁷¹. Вот, что он пишет об отношениях Ежова с Берия: «Следует заметить, что тогда Берия и Ежов находились в дружеских отношениях. Как-то в воскресенье Ежов пригласил меня и Маленкова к себе на дачу, там был и Берия. Это случалось не раз. Когда Берия приезжал в Москву, то всегда гостил у Ежова...»^⁴⁷² Но это – еще до назначения Берия в заместители Ежова.

Серго Берия описывает отношение к ним после переезда в Москву по-другому: «Мой отец заметил это (слежку – Л.К.) и даже узнал, что люди, работавшие под его началом, шпионили за ним по поручению Центрального Комитета, а свои рапорты писали Жданову. Все это не мешало последнему демонстрировать свое показное дружелюбие. … Что касается Маленкова, то тот просто стелился перед отцом. … А. И. Микоян тоже демонстрировал радость по поводу приезда нового кавказца»^⁴⁷³. Объясняет Берия это так: «Легко понять, что новое назначение моего отца вызвало беспокойство внутри этого маленького мирка. … Оснований для беспокойства было много, особенно у Жданова и Маленкова: первый был вдохновителем политики репрессий (с одобрения Сталина, конечно), а второй – ее организатором»^⁴⁷⁴. Мешала еще и личная ненависть Ежова, Маленкова и Жданова, потому что, как пишет С. Берия, они были русофилами. Их девиз был – «Бей евреев и не забудь грузин»^⁴⁷⁵.

Истинное отношение Берия к репрессиям через воспоминания точно не определишь, однако можно попробовать посмотреть в них, что он говорил Сталину, что – товарищам по работе, и какая версия озвучивалась дома.

Хрущев утверждает, что Берия и ему лично, и другим «рассказывал, что арестовывают много людей, и сетовал: где же будет край?»^⁴⁷⁶.

Со Сталиным Хрущев описывает ситуацию противоречиво. Вначале он пишет, что Берия свою позицию противника несправедливых арестов Сталину объяснял, но не рассказывал об этом никому: «Он и со Сталиным об этом говорил. Я знаю точно, хотя меня он убеждал, что у них об этом разговоров не возникало. Потом-то я понял, что это был хитрый ход: он рассказывал об этом Сталину, чтобы подставить ножку Ежову и самому занять место наркома»^⁴⁷⁷. Это было до назначения Берия наркомом внутренних дел. Получив эту должность, по мнению Хрущева, он перестал говорить (никогда этого не делал?): «При нас он Сталину ничего не говорил об осуждении репрессий, а по закоулкам часто рассуждал об этом».

Серго пишет о том, что его отец «пытался противостоять, сопротивлялся, ссылаясь на официальные лозунги, выдвинутые режимом, например, говорил властям, что от чисток пострадает экономика»^⁴⁷⁸.

Приведенный выше статистический материал позволяет объяснить все противоречия в свидетельствах мемуаристов. С одной стороны, и Берия, и Маленков правы, и количество арестованных стало резко сокращаться. С другой стороны, растет процент номенклатурных работников среди арестованных. Хрущев, который всюду под репрессиями понимает именно аресты руководящих работников считает что «ничего не изменилось».

«Кавказцы» в НКВД

В том, что Берия не хотел назначения в Москву, два автора мемуаров сходятся. Хрущев: «Когда я стал поздравлять Берию, именно это он мне и припомнил: «Как ты сам отбивался? Не хотел? А меня сейчас поздравляешь? Я тоже не хочу идти в Москву, мне в Грузии лучше»^⁴⁷⁹. О том же пишет и Серго Берия: «Отец не хотел уезжать из Грузии и становиться вторым человеком в НКВД. Он знал, что на этом посту долго не задерживаются»^⁴⁸⁰.

С. Берия видит причины назначения отца наркомом внутренних дел СССР в том, что он лучше подходил для этой должности после изменения политики репрессий. Нужно было найти человека, которым, во-первых, можно «будет легко манипулировать», во-вторых, проявлявшим, по мнению Серго Берия, сдержанность, относительно репрессий^⁴⁸¹, в-третьих преданного сталиниста. Мотивы Сталина Берия, цитируя своего отца, обозначает так: «Почему он вызвал меня в 1938 году? Потому, что страна была на грани восстания. Он решил поправить ситуацию, создав видимость, что изменения исходят от него. Как этого достичь? Использовать грузина»^⁴⁸².

Интересно, что и Хрущев обращает внимание на национальность Берия: «Тогда я думал, что Сталин хочет иметь в НКВД грузина», «а мы тогда считали: все дело в том, что он кавказец, грузин, ближе к Сталину не только как член партии, но и как человек одной с ним нации»^⁴⁸³.

В данном случае надо уточнить, - скорее всего важно, что Берия именно кавказец(а не именно грузин). Сохранился крайне интересный документ, в котором характеризуется национальность сотрудников НКВД союзных и автономных республик. Из него следует, что на Кавказе больше всего чекистов – армян. В том числе и в НКВД Грузии их – 19% против 38% грузин. «Клан Берия» включает в себя армян Кобуловых и русского Меркулова. Важна не этническая, а региональная принадлежность.

Попытаемся рассмотреть и социологический аспект происходящего. В таблицы № 18 даны с характеристики «клана Берия». Видно, что по всем социально-политическим критериям это совсем другая группа: 55% из них- рабоче-крестьянское происхождения, только у «стариков» Берия и Сумбатова есть небольшевистское прошлое.

Приход в руководства наркомата Берия обозначил новые направления в кадровой политике. Новые назначения Берия описаны в работе Н.В.Петрова и К.В.Сорокина. В органы пришли 30-35 летние, русские и украинцы (80%). Большинство из них вступило в партию после 1924 года. Две трети имели среднее и высшее образование. На 80% это дети рабочих и крестьян. В целом, как из выдвиженцев Ежова, так и из «молодых северокавказцев», несмотря на их аналогичные «анкетные данные», уцелели считанные единицы – 15%. Берия начинал с «чистого листа».

Ликвидация евреев в НКВД

Сохранились упоминания еще об одной важной особенности кадровой политики Берия Хрущев пишет, что тот пытался убрать евреев из НКВД: «Берия завершил начатую еще Ежовым чистку (в смысле изничтожения) чекистских кадров еврейской национальности. Хорошие были работники»^⁴⁸⁴. Автор воспоминаний объясняет этот факт тем, что Сталин начал терять доверие к НКВД и хотел заменить работников на более надежных.

И С. Берия тоже пишет о том, что три четверти следователей и руководителей контрразведки были евреи, поэтому «опасаясь, что их слишком активное присутствие в репрессивных органах может вызвать волну антисемитизма, он решил сменить их на русских»^⁴⁸⁵.

Это как раз соответствует реальности - «если среди начальников ключевых «оперативных» управлений, в конечном счете, еврей один, то среди начальников отделов их 15 из 19»^⁴⁸⁶.

Вспомним, что именно в этот период начинает расти процент репрессированных евреев.

Подводя итог, следует заметить, - документы рассказывают о том, что отставка Ежова и назначение Берия совпали с многочисленными разговорами о необходимости прекратить репрессии, однако однозначной связи между этими событиями нет. Это не случайно, потому что, как мы выяснили раньше, на самом деле, репрессии пытались останавить еще при Ежове.

Рассматривают назначение Берия, прежде всего, в контексте сталинской кадровой национальной политики. Хрущев писал в свое время о кавказской группе: «Измена» Енукидзе, и смерть Орджоникидзе ослабила их влияние в Кремле. Он должен был усилить влияние кавказцев и ослабить влияние евреев в Кремле. Трудно отделаться от вопроса, а зачем тогда вообще потребовалась смена наркома? Часто говорят, что надо было на кого-то «возложить ответственность». Может быть. Но и Молотов, и Каганович, и Ворошилов, и Жданов с Маленковым остались живы. Почему же Ежов разделил судьбу Эйхе и Косиора? За что такая немилость именно к «сталинскому наркому».

«Моя вина в том что я их слишком мало почистил» (официальная версия)

В 1963 году во Владимирской тюрьме Мамулов рассказал П.Судоплатову: «Подстрекаемые Берией два начальника областных управлений НКВД из Ярославля и Казахстана обратились с письмом к Сталину в октябре 1938 года клеветнически утверждая, будто в беседах с ними Ежов намекал на предстоящие аресты членов советского руководства в канун октябрьских праздников…Через несколько недель Ежов был обвинен в заговоре с целью свержения законного правительства. Политбюро приняло специальную резолюцию, в которой высшие должностные лица НКВД объявлялись «политически неблагонадежными».^⁴⁸⁷

Попытаемся разобраться, о чем идет речь: «Через несколько недель Ежов был обвинен в заговоре с целью свержения законного правительства. Политбюро приняло специальную резолюцию, в которой высшие должностные лица НКВД объявлялись «политически неблагонадежными».

По сохранившимся документам можно установить официальные причины отставки Н. И. Ежова. В нашем распоряжении есть:

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) 17 ноября 1938 «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»^⁴⁸⁸.
Письмо Н.И.Ежова Сталину от 23 ноября 1938 с просьбой об отставке^⁴⁸⁹.
Шифротелеграмма Сталина от 25 ноября 1938 региональным партийным руководителям о неблагополучном положении дел в НКВД^⁴⁹⁰

Кроме того, может быть использовано последнее слово Ежова на суде 3 февраля 1940^⁴⁹¹.

Развернутая политическая оценка ситуации в НКВД содержится в постановлении 17 ноября. В нем Сталин подвергает критике работу НКВД и предлагает введение новой политики:

«Задача теперь заключается в том, чтобы, продолжая и впредь беспощадную борьбу со всеми врагами СССР, организовать эту борьбу при помощи более совершенных и надежных методов.

Это тем более необходимо, что массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937— 1938 гг., при упрощенном ведении следствия и суда — не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры. Больше того, враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, проводили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая от разгрома своих сообщников, в особенности засевших в органах НКВД»^⁴⁹².

То есть Сталин пишет о том, что в таком широком размахе репрессий виноваты «враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД», которые « сознательно извращали советские законы, проводили массовые и необоснованные аресты».

Основные следствия:

- главный метод работы – массовые аресты: «работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования»^⁴⁹³;

- плохо ведется расследование и доказательств вины не ищут: «крупнейшим недостатком работы органов НКВД является глубоко укоренившийся упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными^⁴⁹⁴»;

- органы Прокуратуры не выполняют своих функций и действуют безответственно: «Органы Прокуратуры со своей стороны не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов. Органы Прокуратуры не только не устраняют нарушений революционной законности, но фактически узаконивают эти нарушения»^⁴⁹⁵.

Сталин предлагает решение этих проблем – он пишет об изменении политики НКВД и предлагает принять важнейшие решения:

- Запретить органам НКВД и Прокуратуры производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению;

- Ликвидировать судебные тройки;

- Усложнить процедуру арестов;

- Обязать органы НКВД и Прокуратуру при производстве следствия в точности соблюдать все требования Уголовно-процессуальных Кодексов;

- Уделить внимание правильной организации следственной работы органов НКВД^⁴⁹⁶.

Таким образом, постановление начинается с критики перегибов в ходе массовых операций. Причина перегибов видится традиционной – деятельность врагов. Выход – в восстановлении прокурорского надзора за НКВД и прекращении внесудебных расправ. В этом постановлении не сказано ни слова про Ежова, но становится понятно, что его команда отвечает за то, что позволила «врагам народа и шпионам иностранных разведок проникнуть в НКВД и Прокуратуру»^⁴⁹⁷.

Задачей ПБ было восстановить контроль за НКВД со стороны ВКП(б). Выполнение этой задачи можно проследить по приказу от 26-ого ноября, который практически повторяет текст постановления и отменяет все массовые операции. Они, кстати, к тому времени были уже завершены – аресты по польской операции были завершены до 1 августа (в БССР – до 1 сентября 1938)^⁴⁹⁸, деятельность троек по кулацкой операции в большинстве регионов прекратилась еще летом, а в некоторых регионах – в середине-конце сентября^⁴⁹⁹.

Второй приказ меняет порядки в самом НКВД – запрещает этому органу вмешиваться и шпионить за партийно-государственным аппаратом, иметь агентов в партийной среде. Таким образом, он выводит партию из под контроля НКВД.

23 ноября 1938 сам Ежов пишет письмо Сталину, в котором кается в своих ошибках. Документ этот крайне интересен, потому что дает нам возможность частично восстановить обсуждение перегибов на заседании ПБ. Все началось с обсуждения 19 ноября заявления начальника УНКВД Ивановской области Журавлева (об этой истории говорилось выше), который «сигнализировал … о подозрительном поведении Литвина, Радзивиловского и других ответственных работников НКВД, которые пытались замять дела некоторых врагов народа, будучи сами связаны с ними по заговорщицкой антисоветской деятельности»;

Разговор быстро принял общий характер: «в связи с обсуждением записки т. Журавлева на заседании Политбюро были вскрыты и другие, совершенно нетерпимые недостатки (выделено мной – Л..Н.)». В частности:

В НКВД плохо поставлена агентурно-осведомительная работа;
Засорена врагами деятельность ИНО и «иностранную разведку по существу придется создавать заново»;
Главным недостатком следственной работы было то, что «следствие с наиболее важными арестованными во многих случаях вели не разоблаченные еще заговорщики из НКВД, которым удавалось, таким образом, не давать разворота делу вообще, тушить его в самом начале и, что важнее всего, — скрывать своих соучастников по заговору из работников ЧК».

Столкнувшись с обвальной критикой своей работы, Ежов перешел к самокритике:

«Наиболее серьезным упущением с моей стороны является выяснившаяся обстановка в отделе охраны членов ЦК и Политбюро», вследствие чего не были вовремя разоблачены многие, кого следовало (в частности - Дагин, Курский, Брюханов).
«Вина моя в том, что я чисто делячески подходил к расстановке кадров. Во многих случаях, политически не доверяя работнику, затягивал вопрос с его арестом, выжидал, пока подберут другого. По этим же деляческим мотивам во многих работниках ошибся, рекомендовал на ответственные посты, и они разоблачены сейчас как шпионы».
«Сомневаясь в политической честности таких людей, как бывший начальник УНКВД ДВК предатель Люшков и в последнее время Наркомвнудел Украинской ССР председатель Успенский, не принял достаточных мер чекистской предупредительности и тем самым дал возможность Люшкову скрыться в Японии и Успенскому пока неизвестно, куда, розыски которого продолжаются».

- Не доверял и не показывал все проблемы в ЦК ВКП(б);

Заканчивает письмо Ежов так: «Все это, вместе взятое, делает совершенно невозможным мою дальнейшую работу в НКВД. Еще раз прошу освободить меня от работы в Наркомате Внутренних дел СССР. Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей работе, должен сказать, что при повседневном руководстве ЦК НКВД погромил врагов здорово»^⁵⁰⁰.

Обратим внимание – Ежов отвечает не на все обвинения Постановления 17 ноября. Он не оправдывается за перегибы в ходе массовых операций, с чего собственно и начинается текст Постановления. Он оправдывается только за неправильную кадровую политику: «Наиболее запущенным участком в НКВД оказались кадры. Вместо того чтобы учитывать, что заговорщикам из НКВД и связанным с ними иностранным разведкам за десяток лет минимум удалось завербовать не только верхушку ЧК, но и среднее звено, а часто и низовых работников, я успокоился на том, что разгромил верхушку и часть наиболее скомпрометированных работников среднего звена. Многие из вновь выдвинутых, как теперь выясняется, также являются шпионами и заговорщиками». То есть разгром группы Ягоды и смена региональных руководителей не привели к очистке органов от врагов. Наоборот, возник «второй заговор в НКВД».

На первый взгляд, понятно – массовые операции проходились по Постановлению ПБ, лимиты утверждались тоже ПБ. Где же вина Ежова? Кадровый же вопрос - это его зона ответственности. Но обсуждались ли эти перегибы в ходе массовых операций в ПБ? Если да, то кем и в какой связи? Откуда этот вопрос в Постановлении от 17 ноября? Получается, на Ежова возлагается ответственность на перегибы.

Видно также, что основной пафос обсуждения в ПБ не в предложении о прекращении репрессий, а в том, чтобы сделать их более точными, контролируемыми.

На следующий день, 24 ноября, просьба Ежова была удовлетворена – «принимая во внимание как мотивы, изложенные в этом заявлении, так и его болезненное состояние, не дающее ему возможности руководить одновременно двумя большими наркоматами»^⁵⁰¹, Ежов был снят с поста главы НКВД.

25 ноября появляется «Шифртелеграмма И.В.Сталина руководителям парторганов о неблагополучном положении в НКВД». В ней содержатся примерно те же обвинения, что и сам Ежов называл, однако список имен предателей, которых он упустил, более полный.

Ежов, как написано в документе, был предупрежден в середине ноября, но не отреагировал на сообщения о предательстве ответственных работников Литвина, Каменского, Радзивиловского, Цесарского, Шапиро. Речь идет о письме Журавлева.

В тоже время (!) появились сигналы про Николаева, Жуковского, Люшкова, Успенского, Пассова, Федорова^⁵⁰² (выделены те, о которых сам Ежов не писал).

Литвин, Цесарский, Шапиро и Жуковский – команда Ежова. Он пришел с ними в НКВД (об этом говорилось выше) – естественно, он не мог признать, что ошибся в них, так как навлек бы подозрения на самого себя.

Даже в заключительной речи Ежов утверждал, что считал и считает Пассова и Федорова «честными людьми». То есть, вероятно, он реально не хотел сдавать этих людей Берия – что и было поставлено ему в вину. Если еще учесть все обстоятельства бегства Успенского – картина становится определенной.

Blog

В. И. Ленин Ягенерал государственной безопасности и еврей. Есть гарантия, что я кончу свои дни в тюрьме