Geum.ru

Пузыревская Лада Питерское балладийное

Вид материалаДокументы

Содержание


Если выпадет снег
Так и мы замыкаем, закрыв глаза, на земле наш порочный пи эр квадрат.
Это знает уставший».
Осколочная нежность февраля
Подобный материал:

sagapao@mail.ru"

Пузыревская Лада

Питерское балладийное


Здесь тебе не Сибирь – дождёшься, пожалуй, снега…

По Дворцовой ветром швыряет цацки

бесконечных иллюзий тех, кто искал ночлега

на ступенях. Знаешь ли, не по-царски –


оставлять их на откуп смутным ночным туманам,

постояльцев ночи кромешной – «спите…»

Но боюсь, что тебе их верность – не по карману,

златоглавый рыцарь… Ну, здравствуй, Питер.


Понимай-принимай, как хочешь, в свой тихий омут,

обнимай не насмерть, а то привыкнем –

знать бы должен, как рвётся-режется по-живому.

Как блистают храмы твои… Впритык к ним –


амбразуры дворов, прикрытых на всякий случай

паутиной-тиной чугунных кружев.

А на небе твоём, так склонном, прости, к падучей –

ни просвета. Солнца не обнаружив


за последнюю пару месяцев, сдал – не сдался?.. –

даже Невский – гулкая Мекка пришлых.

Их бродячие сны под звуки шального вальса

рассчитать так просто на третий-лишний…


На Литейном играют в классиков чьи-то тени,

пишут письма, якобы – ниоткуда.

Только холодно их читать. Льет который день, и –

не вода здесь хлещет с небес – цикута.


А казалось бы, всё в порядке – развенчан Цезарь,

принародно утром отпели Брута…

Отчего же так медлит с солнцем небесный цензор,

цербер света белого?.. Цедит, будто


ты богами забыт в болоте, тебя взрастившем,

в ночь распят на сером сыром граните…

Только вот, поутру проснувшись, опять простишь им,

неразумным… Слышишь?.. Жить – будем, Питер?..

Полынья


будто призрак из Кариота
в лоб целует тебя, и ты
где-то в облацех ищешь берег,
упиваясь последним днем…

© Олег Горшков


Будто сверено – по запястьям,

по пульсирующей строке –

время обморочного счастья

путешествовать налегке,

не сгибаясь под гулкой ношей

отрихтованных жизнью фраз,

время хрупких чудес лотошных,

время найденных нами нас.


Колокольные перезвоны

изолгавшийся гонят век,

и курсируют эшелоны

неизвестно куда из грек –

не в варяги, но погорельцы

оседающих пеплом дат

заполошно считают рельсы

на истошном пути назад.


Левой-правой, сквозит удача

между крыльями воронья,

там, за окнами, кто-то плачет –

так смыкается полынья

над осипшими городами,

где стирали цветные сны –

тени, выдуманные нами, –

до пророческой белизны.


Пробираются, вязнут в тине

междометий чужих, скользя,

наши лучшие дни, пути не

выбирая – ни дать, ни взять –

войско павших за искушенье

не по нотам играть финал,

молча принявшее крещенье

в цепкой пасти второго дна.


Полководец забот потешных,

не умеющий – по воде,

аки посуху, – ты утешь их

пеной сумерек зыбких, где

в ночь заброшенные картечью

перекрёстной попятной лжи,

захлебнувшись прощальной речью,

тонут лучшие миражи.


Хоть налево тут, хоть направо,

всё едино по кругу – в сеть,

на сбежавших идёт облава,

мчатся в чёртовом колесе

зимы, вёсны, стегая судьбы,

и метафор повинных плеть

вьётся исподволь – не убудет,

не посмеете – не успеть.


Попадётся не тот, кто громче

бредит, принятый в хоровод,

и не те, по которым кормчий

правил волны нейтральных вод,

но – в расход отпустивший слово,

отворяющее сезам,

время хрупких чудес сурово

к солнцу, бьющему по глазам.


Будто прожито – по навету,

в беспросветной галиматье –

время лун, присягнувших свету, –

по расстрельной чужой статье –

бесконечная волчья повесть

про бежавшего на ловца…

Сбиты лапы до крови, то есть –

не для красного жил словца?..


Если выпадет снег


Рисует охрипший мороз кружева

на мутной воде, что упорно жива,

ваяет бесстрастные фрески.

На стойко взошедших в ночи куполах

мерцает, запутавшись в ветра полах,

блистательно тлеющий Невский.


Здесь встречные лица сродни зеркалам,

где только неоновый отблеск реклам,

и, как нерадивый служивый,

сквозняк затаился в осевших дворах,

с надеждой на солнце баюкает страх,

но все предсказания – лживы.


И метеосводка, как водится, врёт,

и не за горами опять гололёд,

и выйдут вальсировать тени

на гулкие улицы наших молитв,

где враг не опознан, а значит – не бит,

и мы не стрелки, а мишени –


мишени для стрел безмятежных и пуль,

нас всех произвольно расставит патруль

по-вдоль столбовой безымянной.

Архангелы стаей взметнулись с поста,

Всевышний, сбиваясь, считает до ста –

сраженных, блаженных и пьяных


по льдистому списку напрасных утрат.

И ты, мой далёкий, мой сумрачный брат,

глядишься в свинцовое утро,

попятные ищешь на небе следы,

но звёзды, бледнея, сомкнули ряды –

так день начинается, будто


и не было торных, просторных путей,

и следует жить-ворожить без затей –

глядишь, пронесёт и на этот,

который по счету, отчаянный раз…

Но падает снег на Казанский и Спас,

и трудно не выдать секрета


о том, что холодное время зима

приходит сама и уходит – сама,

и нас расстреляет поштучно

хозяин неверьем пропитанных стрел,

а тем, кто на этой войне уцелел,

не лучше, поверь мне, не лучше.


zero


Так и мы замыкаем, закрыв глаза,
на земле наш порочный пи эр квадрат.

© Боровиков Пётр Владимирович


Если забудут в осень свести мосты,
то зимовать придется там, где застал
снег, затянувший белым надежд посты.
Бледные тени… сны?.. у чужих застав


нас не дождутся – это наверняка.
Время стоит, когда на семи ветрах
мечется-бьётся-плачет Нева-река,
плещет на серый берег столетний страх –


страх тишины. Вы слышите шорох, князь?..

Вечность скребется в битые зеркала.

Стрелки, плутая, сонно стирают вязь

на циферблате... Скольким она лгала –


осень, багровый росчерк на золотом,

дивное время жечь не мосты, листву,

всё оставлять на призрачное «потом»,

верить любому жесту, как колдовству.


Это потом здесь будет серым-серо…

после случайно скошенных ветром фраз,

это потом, поставивших на зеро,

осень запеленгует, ослепших, нас –


тех, кто смотрел на солнце и рифмовал

смерть, как одну из прочих попыток сметь.

Каждый случайный луч – всё в слова. Слова…

Осенью все слова – только мелочь-медь,


будущих зим разменный не-golden фонд,

плата за выживание в той войне,

где даже тени наши уйдут на фронт,

той, где за каждый выстрел платить вдвойне.


Белая сказка… Битва за каждый след –

это для тех, кто вряд ли у райских врат

в очередь встанет на тысячу долгих лет.

Это для тех, кто верит в победу, брат…


сплошная булгаковщина


А если об этом тебя всё же кто-нибудь спросит,

ты расскажи, как было всё, не скрывая –

как сквозняки сплетались в клубок змеиный,

и умирал впотьмах ненавистный город

в той тишине – великой, но слишком длинной,

чтобы…

не пережечь все мосты и сваи.

А прокуратор был далеко не молод,

да и мигрень к тому же…

Так, если спросят

или попросят снова вина и хлеба –

ты расскажи им правду – устало небо.

Алаверды не будет.

А будет – осень.


--- [алаверды не будет]


«Всё? – беззвучно шепнул себе Пилат, - всё. Имя!»

© М.Булгаков


А лето уходит… останется – малость,

и многое – поздно,

(и он придержал тишину – показалось?)

далёкие звезды

смыкаясь в кольцо, становились другими,

и выкрикнуть имя –

лишь это осталось…


Cентябрь догорает в плаще листопада

кровавым подбоем,

а тучи заранее согнаны в стадо,

в то место любое,

где осень открыла бессрочную визу

на бег по карнизу,

и много не надо


для кровосмешенья попутного ветра

с танцующей тенью,

влюбленному до исступленья поэту –

и для преступленья

не так много надо – до срока не сгинуть,

до выстрела в спину

предателю-лету.


Мы ждём тебя, осень – твои рядовые,

повстанцы-калеки,

придёшь и поднимешь упрямому вию

опавшие веки –

пустых городов ледяное забрало –

так ждут генерала.

Так верят впервые.


В эпоху дождей, когда нам раздавали

хрустальные пули

за выслугу – по октябрям цвета стали,

напрасно уснули

все те, кто поверил – закончилось лето

и – точка на этом.

Но это – едва ли…


--- [даже не воланд]


«…что же это у вас, чего не хватишься, ничего нет!»

© Михаил Булгаков


…От имени Бога вести диалоги с миром ?
Не проще ли утопиться ? Что скажешь, Воланд?

© Елена Бондаренко


Пришвартовано солнце – похоже, был свыше указ,

у одной из обочин пустых столбовых – тупиковых,

бесконечных дорог – там, где кони не вынесли нас

и умчались на свист конокрада, теряя подковы…

И cветило победный – на медный сменило окрас.

Что изволите, Воланд?..


По всему Вы, Мессир, далеко...далеко не гурман –

подберёте любую, к поклонам не склонную, душу,

всё – в копилку, но только моя-то, моя, клептоман,

не украсит коллекции… город серьёзно простужен –

сквозняки… я задраила дверь, получилась тюрьма.

Ей не выйти наружу.


Осеняя осенним дождём оступившийся мир,

нахлебавшийся вдоволь всего – и елея, и крови,

замышляет во имя чумы то ли бал, то ли – пир,

ухмыляясь в разбитые стёкла, кликуша-Коровьев.

Как Вам зыбкие комиксы вечера в стиле ампир?..

Ну, тогда – на здоровье.


Нам бы вовремя строить ковер-самолет или плот,

а дрейфуем - на льдинах, сверяя следы от уколов –

вера здесь внутривенно, а прочее – как повезёт...

И никто не ответит за этот пронзительный холод,

разве только качающий льдины с опаской Фагот...

Жаль, но даже – не Воланд.


--- [виват, пилат ]


«Кто блуждал в этих туманах, …, тот это знает.

Это знает уставший».

© Михаил Булгаков


В незапечатанных окнах – кордебалет

листьев, не дотянувших… amen… до холодов

что нам до вечности, вечность осталась до

или случится чуть позже – там, где нас нет.


Дело к морозам и осень – обречена

мазать зелёнкой прохладный высокий лоб.

Город меняет свой праздничный гардероб

на неприметливый саван… Давай – до дна,


нет, не за осень – за хлёстких дождей форпост,

вставших на переправе… где ты?.. на Вифлеем,

за хрупкость желтым мерцающих хризантем,

за палача, подметающего помост…


Не уходи, поджигатель, считай до ста –

поводов не вернуться, проводов Маргарит –

этот закат не последний... Но как – горит!..

Можно смотреть и слышать – нельзя достать


Богом забытую душу – со дна зрачков,

эхо непрозвучавших внятно в ночи шагов –

из темноты, из проточной воды – кругов…

Что нам до вечности?.. Это – для новичков,


не затевающих каждую ночь побег

наглый - из лабиринтов, клеток, дворцов, палат,

гроз и трусливых туманов – виват, Пилат!..

Но не для нас. Светает. Да будет – снег…


Осколочная нежность февраля


Как долго я любил тебя, война…

( Денис Виноградов, « Ворон » )


Как зеркало, готовы расколоться,

не смея таять, сдавшиеся льды,

лёд, между тем, – лишь пауза воды,

листает карты снов небесный лоцман,

попятные вычерчивая тропы

в томительном предчувствии потопа –


несмелый март заснеженной земли –

мистерия проснувшейся надежды

дождаться хоть чего-то – писем ли? –

от тех, кого мы так любили прежде,

чем мир накрыла холода волна....

Я больше не люблю тебя, война


с тенями, что доставил анти-Ной

в оплот зимы на подступах к капели –

пленённые отпетой тишиной

заложники оттаявшей купели –

до скорого, мой царственный конвой! –

они уйдут под ветер штормовой


туда, где капитану корабля,

идущего к земле обетованной,

осколочная нежность февраля

врачует индевеющие раны…

Одной усталой армии солдаты –

ты, я и Бог – ни в чем не виноваты.


время delete


Перелётная ночь с безучастной улыбкой паяца

на краплёных танцует мостах, над затихшей Невою –

колокольные сны… Да и слов нам хватает с лихвою

для того чтоб остаться, чтоб очень хотелось остаться

посреди тишины, не размытой водой дождевою,


и запальчиво лгать, безмятежно сбиваясь на ересь,

что теряющим голос не будет нужды в камертоне,

но в огне не горит, и в воде, как ни бейся, не тонет

предрассветная нежность, её-то ничем не измеришь…

Крёстный ход наобум по невнятной черте на ладони.


Безымянное эхо (бес?..)душных пустых коридоров –

там, свисти - не свисти, никого и вовеки не встретить.

Время гончих в delete – равноденствие жизни и смерти,

на радарах слепых час бликующих звёзд… С мониторов

веришь?.. – проще исчезнуть, поставив на клавишу enter.


Это проще – исчезнуть, когда бы вживую не резал

белый призрачный свет из тоннеля, горим – не горим, а

глаз уже не поднять - слишком много нестойкого грима,

не бледнел бы когда молчаливо мой брут, он же - цезарь,

на задворках какого-не-помню по счету, но – Рима…


Это проще – запальчиво лгать, невзирая на рифмы,

и настойчиво верить в несказанных слов полумеры…

Там, где ангелы в стаи сбивались – сегодня химеры

о любви безнадежно камлают… Моста не спалив, мы

не уснём ни за что… Только как доберёмся – до веры?..