Мелитополь загорелись и начали взрываться склады 275-й базы хранения артиллерийских боеприпасов Южного оперативного командования сухопутных войск
| Вид материала | Документы |
| Первичное упрощение |
- Личному составу военного артиллерийского университета и ветеранам центральных артиллерийских, 38.85kb.
- Задача моделирования действий, 37.45kb.
- Столице Южного Урала 275 лет классный час, 87.36kb.
- Посольство Российской Федерации, 11.93kb.
- Обоснование необходимости утилизации списанных боеприпасов (введение), 629.81kb.
- Военная модернизация кнр, 432.62kb.
- Реферат: Мотострелковые войска сухопутных войск, 130.35kb.
- Оценивание состояния параметров режима электрических сетей энергосистем на основе данных, 79.78kb.
- Филиал Военного учебно-научного центра Сухопутных войск, 1471.41kb.
- Определение, предназначение, организация, вооружение и боевая техника мсбр (показать, 751.16kb.
Всякий “исторический” период развития цивилизации: “фаза”, “страта”, “формация”, “общественный строй”, – имеет четко выраженную технологическую границу – предел сложности, – за которой его существование становится невозможным. Пересечение предела сложности приводит к спонтанной деконструкции прежней цивилизационной структуры: старая целостность распадается на тлеющие очаги отдельностей. Происходит тотальное упрощение мира: переход его на более низкий системный уровень.
Причем, каким бы ни был конкретный спусковой механизм деконструкции, сам процесс, один раз запущенный, скорее всего приобретает необратимо лавинный характер. Он развивается согласно известному “принципу домино”, когда первая повалившаяся костяшка влечет за собой падение остальных. А поскольку не существует амортизационных ступеней, способных его погасить, то лавина “разборки” может остановиться, лишь дойдя до неких первичных, устойчивых, натуральных форм бытия, обладающих самодостаточностью и обеспечивающих только элементарное выживание.
Именно таким образом был в свое время размонтирован Римский мир, утративший цивилизационную связность и подвергшийся прогрессивной варваризации. И именно так избыточно усложненный католицизмом, сословным регламентом и цеховой экономикой мир позднего Средневековья был обрушен мощным протестантским движением, предложившим более внятные и простые формы существования.
Применительно к сегодняшнему дню это означает следующее. Переход цивилизации от одной структурной формации к принципиально иной требует глубокого демонтажа всех старых структур и создания новых с одновременным налаживанием соответствующих функциональных связей. Социальная энергия, необходимая для такой трансмутации, указывает на величину фазового барьера, который цивилизация должна в этом случае преодолеть.
Римский мир распался, потому что не сумел преодолеть индустриальный барьер, хотя все технические предпосылки для этого существовали: уже были известны плавка и обработка металлов, возгонка нефти (необходимая для производства высокооктанового горючего), принципы технического конструирования, навыки работы со сложными механизмами – баллистами, катапультами, ирригационными сооружениями и так далее. Был даже создан прообраз парового двигателя: эопил Герона, преобразующий тепловую энергию в механическую. Однако эти предпосылки остались разрозненными. Соответствующая гуманитарная технология, объединяющая новшества, то есть идея прогресса, основанная в свою очередь на христианском “сюжетном времени”, возникла на тысячу лет позже, и лишь тогда начался переход к машинному производству.
Индустриальный барьер был пробит только поздним Средневековьем. Однако пробит он был опять-таки ценой исторической катастрофы, за счет глобальной деконструкции тогдашнего католического универсума. Новая гуманитарная технология, управляющая реальностью, Просвещение, вызвавшая со своей стороны попытку сознательного преобразования мира, утверждалась в непрерывной череде войн и конфликтов, охвативших практически всю Европу.
Современная западная цивилизация должна преодолеть постиндустриальный (когнитивный) барьер, за которым лежит принципиально иная форма цивилизационного бытия. Характерные признаки, свидетельствующие о приближении к катастрофическому пределу, уже очевидны. Наблюдается матричный распад реальности – появление вместо единой картины мира множества альтернативных, не сводимых друг к другу мировоззренческих версий; это выражается, в частности, принятой в Европе и США доктриной мультикультурализма. Наблюдается образование локусов демодернизации, “областей хаоса”, “инволютивных пространств”, где происходит местный демонтаж цивилизационных структур; имеются в виду Афганистан, Чечня, Ирак, различные африканские страны. Наблюдаются громадные “людские течения”, непрерывно перемешивающие этносы и культуры: албанизация Италии, тюркизация Германии, арабизация Франции, испанизация Соединенных Штатов, заселение указанных стран выходцами из Юго-Восточной Азии.
Все эти явления имели место и в предшествующие фазовые переходы: от Античного мира к Средневековью и от Средневековья к Новому времени. Типологическое сходство картин несомненно.
Причем следует учитывать еще одно обстоятельство. Согласно представлениям синергетики, подкрепленным расчетами уже упоминавшейся математической теорией катастроф, по мере приближения системы к катастрофическому пределу увеличиваются как спонтанные колебания внутри системы, так и сама скорость движения. В конце концов система начинает как бы “притягиваться” к такому полюсу, и с определенного момента переход ее в состояние хаоса является неизбежным.
Судя по частоте социальных и технологических колебаний, масштаб которых непрерывно растет, нынешняя индустриальная страта притягивается сейчас именно к катастрофическому полюсу. А учитывая сквозную коммуникативную связность современного мира, где “все зависят от всех”, предстоящий его демонтаж скорее всего приобретет глобальных характер.
Ситуация выглядит тупиковой. Мы не можем по примеру американских амишей, переселенцев из Германии, Голландии и Швейцарии, законсервировавших свой быт на уровне XVII – XVIII веков, отказаться от технологической структуры цивилизации – от радио, телевидения, телефона, от электричества вообще, от транспорта, от водоснабжения, от компьютеров, от медицинской поддержки, от контрацепции, от витаминов. Возврат к “безмятежному детству” немыслим. “Счастливый дикарь” – это фикция, придуманная буколическими философами. Достаточно представить себе, как начнут болеть зубы при отсутствии стоматологии, чтобы понять: рая в прошлом нет, не было и не будет.
С другой стороны, избыточные напластования цивилизации, тяжесть которых увеличивается буквально с каждым десятилетием, неумолимо смещаются, теряют устойчивость, грозят обрушением всей технологической кровли. Зазор безопасного бытия истончается. В известном смысле чем раньше произойдет цивилизационная катастрофа, тем лучше. Иначе “энергия отсроченных изменений” может оказаться столь велика, что перекроет собой потенциал выживания всего человечества.
Да здравствует революция!
Вместе с тем положение, на наш взгляд, вовсе не безнадежное.
Катастрофический демонтаж реальности, к которому мы стремительно приближаемся, можно охарактеризовать как первичное упрощение. Это спонтанная, чисто механическая реакция развивающейся системы на собственную избыточную структурность. Она имеет глубокий онтологический смысл. Разрушая устоявшуюся матричную реальность, катастрофическое упрощение освобождает “энергию неопределенности”. Оно вскрывает потенциал новшеств, требующихся для установления нового цивилизационного статуса. В результате преодолевается структурная монотонность, препятствующая развитию; механическая экспансия однотипных структур переводится в вертикальный прогресс.
Подчеркнем еще раз, что это – фундаментальные характеристики. Развитие, понимаемое как необратимое накопление изменений, неизбежно проходит периоды “порядка” и “хаоса”, периоды “структурности” и “деконструкции”, периоды “устойчивости” и “нестабильности”. Глобальная человеческая цивилизация, западная в том числе, вовсе не является исключением. То, что субъективно мы воспринимаем как катастрофу, в действительности представляет собой естественный, вырастающий из законов развития этап социогенеза. Обойти его, по-видимому, невозможно. Чтобы “жить”, необходимо время от времени “умирать”.
С другой стороны, с возникновением “второй реальности”, с возникновением искусственной цивилизационной среды в ней обозначил себя иной процесс, который можно охарактеризовать как вторичное упрощение.
Суть обоих процессов единая, однако механика у них разная.
Первичное упрощение осуществляет структурную переналадку системы путем ее катастрофического демонтажа. Тем самым система отбрасывается в абсолютное смысловое прошлое. Новая функциональная связность, новая целостность возникают на более низком системном уровне. В противоположность этому вторичное упрощение предполагает упрощение “формы” при сохранении “содержания”. Потери системных смыслов при этом не происходит, новая связность, новый функциональный “порядок” возникает на более высоком уровне динамического равновесия.
Исторически самым наглядным примером вторичного упрощения является терминологизация знаний: стягивание громадной смысловой области в единую точку, которая служит опорой для следующего гносеологического продвижения. Причем термин при необходимости можно “распаковать”, то есть извлечь из него внутренние, “скрытые”, не очевидные смыслы, а затем снова “свернуть”, поместив его в иные парадигмальные отношения.
На этом простом механизме зиждется фактически все познание.
Если же обратиться к структурности социума, то примерами вторичного упрощения могут служить хотя бы те самые “зеленые коридоры”: редуцированная процедура таможенного досмотра, существующая во многих странах, Шенгенская зона Европы, где визы для передвижения через границы вообще не нужны, современное пиктографическое письмо, обозначающее простыми картинками действия, запреты и разрешения: “вход”, “выход”, “спуск”, “проезд закрыт”, “заправочная станция”, “не курить”. Кому бы могло придти в голову, что эта примитивная форма языкового общения возродится через несколько тысячелетий? Сюда же можно отнести “европанто” – молодежный сленг Объединенной Европы, образуемый из наиболее известных слов каждого языка – пара из английского, пара из немецкого, пара из французского, итальянского, голландского, греческого. И сюда же относится такой революционный феномен, как инфантилизация компьютеров, произведенная Биллом Гейтсом: перевод сложных, буквенных, трудно запоминаемых, косноязычных команд на понятное всем “картиночное”, опять-таки пиктографическое письмо. Вот почему “Майкрософт” и отыграл рынок у конкурентов.
Вторичным упрощением является также теневая (криминальная) экономика, поскольку, сохраняя все первичное экономическое содержание – совершение операций с целью получения прибыли, – она по большей части строится на бездокументационной основе и, следовательно, не требует громоздкого бюрократического сопровождения.
Собственно, весь непрерывно идущий процесс гуманизации как техносферы, так и социосферы, о чем мы уже говорили выше, это и есть вторичное упрощение. Другое дело, что, представляя собой тактику, а не стратегию, затрагивая лишь очень частные, как правило второстепенные, стороны цивилизационной механики, он не способен к системной регуляции тех острых балансов, от которых зависит сейчас выживание человечества.
Это вообще принципиальный порок европейской, евро-атлантической, западной цивилизации. Будучи сильно смещенной в сторону производящих (физических) технологий, она оттеснила на периферию гуманитарную сферу существования. В течение XIX – XX веков гуманитарные (управляющие) технологии возникали лишь как ответ на ультимативные требования индустрии. Например, корпоративные управленческие структуры в бизнесе, ныне вышедшие на уровень транснациональных объединений, возникли для демпфирования автоколебаний на рынке спроса и предложения, система штабной работы явилась ответом на создание “индустриальных армий”, полностью зависящих от линий коммуникаций, тоталитарные государства образовались как результат взаимодействия средневековой технологии пропаганды с глобальной радиофикацией мира.
Возможно, что иначе и быть не могло: гуманитарная сфера цивилизации не имела соответствующего технологического обеспечения.
В итоге европейская цивилизация, чрезмерно акцентирующая прогресс, развивалась от катастрофы к катастрофе, все ближе подходя к краю пропасти.
Ныне ситуация принципиально иная. В результате “компьютерной революции”, породившей соответствующий цивилизационный тренд, появились предпосылки к созданию методов численного моделирования “неточных наук”: истории, экономики, психологии, социологии. Возникла возможность использовать для нужд управления инструментарий семантических, лингвистических, когнитивных практик. Система “неизмеримых” смыслов текущей цивилизации, то есть “культура”, получила таким образом технологическую составляющую. Культура отныне становится структурной, производительной силой и претендует на роль главного регулирующего механизма. Такой механизм, будучи включенным в контур социального управления, возможно, позволит осуществить переналадку цивилизационного статуса мягким путем.
Это предполагает сознательный, плановый демонтаж старой арматуры цивилизации и, соответственно – плановое, сознательное конструирование новой исторической фазы. То есть цивилизация не отбрасывается в смысловое прошлое: большинство накопленных смыслов встраивается в новые семантические структуры.
По аналогии с революцией в промышленности, породившей нынешнюю индустриальную страту, данный процесс может быть назван гуманитарной революцией. Ее задача – консолидировать пространства гуманитарных и физических технологий в единую, связную цивилизационную область.
На повестке дня – вопрос о создании гуманитарной цивилизации. То есть цивилизации, которая акцентирует не техническую, а культурную сферу развития.
Вполне возможно, что это единственный путь в будущее.
Перефразируя известное выражение, можно сказать, что XXI век должен стать веком гуманитарного знания, иначе его не будет вообще.
ссылка скрыта
в начало страницы
 ссылка скрытассылка скрыта ссылка скрыта |   ссылка скрытассылка скрыта |   © 2001 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал" | Адрес для писем: zhz@russ.ru По всем вопросам обращаться к Татьяне Тихоновой и Сергею Костырко | ссылка скрыта |