Атман трансперсональный взгляд на человеческое развитие Издательство act издательство Института трансперсональной психологии Издательство К. Кравчука Москва 2004

1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   22

они представляли его тело и его жизнь. Он испытывал тревогу раз­деления и не был способен дифференцироваться.

Но в самой гуще всех ужасов смерти и страхов кастрации у ребенка есть свои тайные желания, свой Эрос, свой инцест. Он по-прежнему хочет быть Героем, быть Атманом, вопит о бессмертии и требует всемогущества. Психоанализ называет желания анального периода «анальным эротизмом». Но что же лежит в их основе? «Анальный эротизм поддерживается инфантильной фантазией о магическом теле, которое осуществило бы нарциссическое [атма-ническое] желание самодостаточного и самовосполняющегося бес­смертия» [57]. Бессмертие — это отрицание смерти: в случае Пи­тера фекалии угрожали его проекту бессмертия. «Инфантильная анальность... это амбивалентная смесь Эроса и смерти, включаю­щая привязанность к анальной зоне... фантазий единства с [Вели­кой] Матерью и нарциссических фантазий бытия одновременно и Самостью, и Другим» [57]. Это, как пишет Браун, влечение к «символическому удержанию мира, овладению и обладанию им», и оно основано на «фантазиях человеческого нарциссизма в его бег­стве от смерти» [57].

Главное здесь состоит просто в том, что ребенок ищет какого-то Единства — соединения с Матерью, попытки быть одновремен­но Самостью и Другим — через посредство символического мани­пулирования телом. И сами поиски, и их контекст относятся к тому Единству, которое является основой основ. Сознательно или бес­сознательно все существа тяготеют к этому Статусу. То же делает и ребенком в своей собственной простой и очень грубой манере. На этом этапе он ищет какие-либо замещающие символические формы единства посредством манипулирования своим телом и языком (культурный аспект этой стадии). Вот почему Ференчи и Фрейд говорили о «всемогуществе слов и мыслей», расцветающем на этом уровне [121], Салливэн — о странной власти «аутического языка», того языка, который распоряжается огромной, но вообра­жаемой властью [359], а Лакан ■— о «забытом языке детства», уко­рененном в океанических (примитивный Атман) чаяниях и требо­ваниях только-для-себя [269]. Все это — просто часть Эроса ре­бенка, его инцест, его борьба за проект Атман, его желание быть Героем, Богом, Одним надо всем.

Как лучше рассматривать данную стадию, которую немецкие аналитики называют стадией упрямства, а Эриксон — фокусом ав-

тономии? [108]. Быть автономным! Героем! Это, безусловно, часть глубочайших чаяний ребенка. Быть автономным — перводвигате-лем своего мира, «уникальным движущим принципом»! Ребенок кричит: «Нет!» и «Делай это сам!» [243] Он противится с исключи-тельнейшим упрямством; он напрягает мышцы сопротивления и осмеливается бросать вызов всему миру, только бы он мог быть абсолютно автономным, своего рода маленькой Первопричиной самого себя и своего мира. Он сталкивает свою волю с непокорной инаковостью не-себя и требует абсолютной победы. Это горячая битва, столкновение потенциального Бога с миром, не восприни­мающим его магических попыток и не желающим ему подыгры­вать. Но попытка предпринимается, абсолютный жест выполняет­ся, и расцветает желание магически принудить мир к повиновению и в конечном счете всецело овладеть им, подобно Зевсу, Тору или Исиде.

И эта попытка обречена на провал; посредством манипулиро­вания словом и телом ребенок не в большей степени способен быть всем миром, быть Всем, быть Атманом, чем, например, посредст­вом сосания большого пальца. В конце концов, новая самость-заменитель не является первичным и автономным двигателем себя и другого. Инфантильная форма проекта Атмана проиграна со всех сторон, так что рано или поздно может возникнуть следующий за­менитель более высокого порядка и более близкий к реальному Атману. Только так создаются все более тонкие и тонкие самости, и только так проект Атман уступает место Атману. С другой сто­роны, если самость отказывается расстаться с этой более низкой формой инцеста, она остается уязвимой для соответствующей бо­лее низкой формы кастрации и смертельного ужаса; она не способ­на преодолеть тревогу разделения самого тела и потому остается беспомощной жертвой своих собственных оснований.

Мы уже видели, что эгоическая стадия свидетельствует о воз­никновении или о консолидации экстраординарного количества факторов развития. Но, если кратко подытожить всю стадию в це­лом, можно сказать, что она знаменует окончательную дифферен­циацию ментального «эго» от физического тела. В данной главе я подробнее обосную эту идею, начав с телесных аспектов, а потом обратившись к ментальным.

С телесном аспекте главное состоит в том, что оральные и анальные импульсы в конце концов уступают место импульсам генитальным (фаллическим или клиторальным), и весь этот про­цесс достигает своей кульминации в комплексе Эдипа/Электры.

Итак, согласно традиционной аналитической теории (которую мы слегка подкорректируем для своих целей), в течение эдиповой стадии развития каждый нормальный мальчик (для экономии места я ограничусь в обсуждении мужским полом) стремится, по мень­шей мере, в словах, символах и фантазиях, сексуально овладеть матерью. Очень распространена мастурбация, и анализ соответст­вующих ей фантазий безошибочно показывает, что мать является первым объектом гениталыюй любви, независимо от того, на­сколько юной и незрелой может быть генитальность. Далее, анали­тическая теория утверждает, что у ребенка развивается яростная ревность к отцу просто потому, что он теперь рассматривается как великий соперник в получении любви матери: препятствие, огор­чение, гложущий червь в самой сердцевине фантазий, которые бы­ли бы без него столь сладкими. Однако рано или поздно ребенок

каким-то своим фантастическим образом воображает, что если бы отец догадался о его тайных желаниях, то сурово наказал бы его, отчленив преступный орган. Это комплекс кастрации, и считается, что он «разрушает вдребезги» эдиповы желания. Чтобы избежать катастрофы, ребенок перенимает позицию отца и интернализует родительские запреты и табу в форме Супер-«эго», тем самым от­брасывая или вытесняя свои инцестивные желания. И что же нам делать с комплексами Эдипа и кастрации?

Что касается Эдипова комплекса, то мы уже видели, что на каждой из предыдущих стадий ребенок транслирует свой мир, чтобы избегать Танатоса и представлять себя в центре космоса, и что для осуществления своего проекта Атман он развивает нар-циссическое фокусирование, замещающие удовлетворения, осо­бые сопротивления, компенсации и защиты. Оглянемся назад: мы видели, что на уровне телесного «эго» ребенок транслировал себя и мир так, чтобы стать и самостью и другим, превратить себя в свой мир путем «заглатывания мира»; на стадии вербального членства он пытался достичь единства путем освоения мира член­ства и попыток всецело обладать им, тем самым доказывая свою автономность и космоцентричность. Теперь же, в начале эгоиче-ско-синтаксической стадии, он воображает, что способен телесно соединиться с Великой Матерью и таким образом обрести какой-то вид первичного единства. Стремление к единению с материнской фигурой, которая во всех отношениях представляла для ребенка целый мир, буквально является желанием единства со Всем или, по крайней мере, его хорошим заменителем. Что может быть более естественным? За всем этим кроется желание снова обрести Атман, неограниченное и подлинное состояние каждого существа и каждо­го сознания. Соединиться с Великого Матерью с помощью телес­ного Эроса — вот побудительная форма его инцеста. «Назначение полового акта может быть ни чем иным, как попыткой вернуться в материнскую утробу». Высказывание Ференчи близко по смыслу к тому, о чем мы говорили выше, — желанным является именно под­линное и абсолютное возвращение к Атману, и лишь во вторую очередь на сцену выходят действительные регрессивные элементы. Однако половой акт в фантазии или в действительности сам по се­бе не достигает этого прямого и длящегося единения (Тантра, в данном случае, не в счет), ибо, независимо от того, как долго вы можете пребывать в сексуальном взаимодействии, вы по-прежнему

остаетесь самим собой. Вы не становитесь Всем, которое есть со­кровенная цель и желание совокупления. Значит, генитальная сек­суальность — это замещающее удовлетворение, а секс — эго сим­вол Атмана.

И в то же время тут есть и кое-что еще. Соединиться с Вели­кой Матерью — с собственной Великой Матерью — означает бу­квально зачать самого себя, стать отцом или родителем для са­мого себя... Богом для самого себя. Норман О. Браун так говорит об этом: «Сущность Эдипова комплекса заключается в проекте стать Богом — cause sui⁵² по формуле Спинозы, entre-en-soi-pour-soi^5j по формуле Сартра... Эдипов проект — это попытка побе­дить смерть, став собственным отцом» [57]. А вот высказывание Фрейда: «Все инстинкты — любовь, благодарность, чувствен­ность, вызов, самоутверждение и независимость — удовлетворя­ются в желании стать отцом для себя самого» [57]. То же говорит и Беккер: «Эдипов проект — это бегство от пассивности, от заб­вения, от случайности: ребенок хочет покорить смерть, став от­цом самому себе, создателем и защитником своей собственной жизни» [25].

Проект становления Богом или, скорее, проект движения к сознанию Бога, сознанию единства, сознанию Атмана — вот, что в точности скрывается за Эдиповым комплексом. Комплекс Эди­па — это просто еще одна, хотя и очень низкая, форма бессмерт­ного проекта Атман — это желание быть единым со Всем, бро­сающим вызов смерти, всемогущим и вечным, выраженное в дан­ном случае через генитальные импульсы. Поэтому генитальные аспекты этого проекта являются вторичными: у ребенка просто есть новый орган, через посредство которого он может драмати­зировать свой вечный поиск. Он может манипулировать фаллосом и транслировать его, как раньше поступал с фекалиями — дви­жущей силой обоих этих процессов, в конечном счете является проект Атман.

Но Эротический инцест сталкивается с комплексом гениталь-ной кастрации, и считается, что этот комплекс полностью рас­страивает инцест. Но раз инцест в действительности является фор­мой проекта Атман, то что же нам делать с комплексом кастрации?

³ Причина самого себя (лат.). —Прим. перев.

Буквально: войти в себя для себя (франц.). — Прим. перев.

Начнем с Беккера: «Ужас перед кастрацией — это не страх наказа­ния за инцестивную сексуальность и не угроза Эдипову комплексу; скорее это экзистенциальная тревога жизни и смерти, фокусирую­щаяся на животном теле... Сегодня мы понимаем, насколько верны все разговоры о крови и экскрементах, сексе и чувстве вины... по­скольку все эти вещи отражают ужас человека перед своим собст­венным фундаментально животным состоянием, тем состоянием, которое он не способен понять, особенно будучи ребенком... Это, наконец, безнадежный ужас комплекса кастрации...» [25]. Этот комплекс является окончательным и вынужденным пониманием Первой Благородной Истины Будды: то, что состоит из частей, подвержено страданию и распаду.

Однако почти во всем, что выходит за пределы этого объясне­ния, мы расходимся с экзистенциалистами и Беккером (равно как и с ортодоксальным психоанализом), поскольку после прекрасной гуманизации комплекса кастрации, они оставляют дело повисшим в воздухе. Беккер полагает, что проект Атман вообще невозмо­жен — по его мнению, нет ни Бога ни Атмана, а есть только «жиз­ненно необходимая ложь» о них. Поэтому он считает доказанным, что комплекс кастрации полностью «развенчивает» надежду на рай и вдребезги разрушает проект Атман: «В комплексе кастрации вы­ражено понимание ребенком того, что он взвалил на себя невоз­можную задачу, и что предпринятый им поиск cause sui [проект Атман] нельзя осуществить телесно-сексуальными средствами... Комплексом кастрации представлено трагическое развенчивание ребенка, изгнание его из рая» [25].

На самом же деле, Беккер просто продемонстрировал, что ге­роический проект Атман — по его собственным словам — «нельзя осуществить телесно-сексуальными средствами». Конечно, такими средствами его осуществить нельзя! Но его можно осуществить более высокими средствами, и одним из первых шагов (даже хотя это всего лишь один шаг) будет отказ от телесно-сексуальной фор­мы для обретения способности начать восходящую трансформа­цию к более высоким областям (ментальной, а затем тонкой и при­чинной). Весь смысл комплекса кастрации состоит в том, что, по­могая дифференциации и трансценденции телесно-сексуального инцеста, он открывает самость для восходящей трансформации в ментальные области — в этом вся суть «сублимации» и именно поэтому психоанализ упрямо называет ее всего всего лишь успеш-

ным «защитным механизмом» [46], [120], (На самом деле субли­мация это даже не защитный механизм, а еще один термин для восходящей трансформации или эволюции; смысл ее вполне ясен: трансформировать из тела в ум — возгонять, сублимировать.) Комплекс кастрации действительно завершает исключительную телесно-сексуально-инцестивную форму проекта Атман, но это не конец самого проекта Атмана. Он разрушает не проект Атман, а его инфантильную и телесную форму.

Короче говоря, «удавшийся» комплекс кастрации помогает доказать предельную невозможность достичь Атмана или под­линного Единства исключительно при помощи тифонического тела. Это сердцевина данного комплекса. Разумеется, комплекс кастрации может быть слишком сильным и приводить к вытесне­нию и диссоциации тела, а не к его простой дифференциации (об речь пойдет ниже). Я, конечно, не имею в виду рекомендовать травматические страхи по поводу кастрации или советовать роди­телям пугать своих пятилетних детей действительным физиче­ским расчленением. Очевидно, что я использую понятие «ком­плекс кастрации» в его наиболее общем смысле, охватывающем все его аспекты, хорошие и дурные. Главное в том, что исключи­тельный телесно-генитальный инцест должен быть отброшен, а такой отказ традиционно называется «снятием» или «устранением комплекса кастрации». Самость должна умереть для желания вос­соединить телесное «эго» с миром исключительно сексуальным путем. После плеромного слияния (уроборического инцеста) и голода (тифонического инцеста), сексуальный союз является са­мой низкой из всех возможных форм единства: это простое и при­митивное соединение только двух тел и лишь на краткие периоды времени. Такое соединение весьма бедно по сравнению с абсолют­ным Единством, при котором все тела, высокие и низкие, состав­ляют совершенное Одно в Вечности. Это Единство Атмана, и вся­кое сексуальное единство является лишь его кратким проблеском, а оргазм — замещающим удовлетворением. Но для того, чтобы воз­никло любое из высших единств (ментальное, затем тонкое, при­чинное, атманическое), необходимо отказываться от исключитель­ности этих низших единств и инцестов и трансформировать их це­ли. Самость должна умереть в отношении желания найти Единство через секс. И смерть этого инцеста означает, что комплекс ка­страции успешно завершен, что Танатос на этом уровне принят и,

следовательно, может произойти восходящая трансформация, то есть сублимация.

С другой стороны, если этот инцест не трансформирован, то индивид остается уязвимым для «кастрации» в самом негативном смысле этого слова — Танатос не принят. Когда психоанализ заяв­ляет, что «мальчик на фаллической стадии отождествился со своим пенисом» [120], то все, что имеется в виду, — это достижение по­следней точки, где самость еще более или менее отождествлена с телом. После данного уровня «зго» и тело окончательно диффе­ренцируются. Но именно потому, что самость на рассматриваемой стадии отождествлена с эмоционально-сексуальным телом, сами гениталии становятся чем-то вроде высоко ценимого имущества (если это почему-либо кажется вам странным, подумайте о ваших знакомых мужчинах или женщинах, которые так и не переросли данную стадию. Но вернемся к нашему ребенку). Поскольку маль­чик «отождествился со своим пенисом», значит он мучается стра­хом генитальной кастрации. Феникел очень ясно выразился по этому поводу [120], и я полагаю, что он совершенно прав (это еще не вся история — существует еще познавательное и моральное раз­витие, и т. п., — но ее подлинная часть).

«Страх, что с этим чувствительным драгоценным органом мо­жет что-то случиться, называется тревогой кастрации» [120]. Я ду­маю, совершенно очевидно, что тревога чисто генитальной кастра­ции это просто одна из новых форм тревоги разделения. Вот поче­му «ее предшественниками являются оральная и анальная формы тревоги по поводу утраты груди и, соответственно, фекалий» [120]. Феникел говорит, что фекалии, материнская грудь, бутылочка с соской и сама мать — «все когда-то были [самостью], но теперь являются объектами» [120], — и, как мы видели, именно потому, что со всем этим была связана тревога разделения, и всякий раз она длилась вплоть до завершения дифференциации или разотождеств-ления. К тому же, пока самость не дифференцируется от гениталь-ного тела, она будет испытывать тревогу генитального разделения, известную под названием страха генитальной кастрации, —- это сфокусированный на теле Танатос в своих зловещих, вызывающих сопротивление формах. «Страх кастрации у мальчика в фалличе­ском периоде можно сравнить со страхом перед угрозой быть съе­денным в оральном периоде или со страхом перед лишением те­лесного содержимого в анальном периоде: он представляет собой

кульминацию фантастических страхов перед повреждением тела» [120]. Все это происходит из-за фантастической и исключительной отождествленности с телом, разыгрываемой через один из его со­единительных каналов с миром: оральный, анальный, генитальнык. Телесный инцест влечет за собой телесную кастрацию, — вот, в одной фразе, основополагающая история.

С другой стороны, отказаться от исключительности такого эмоционально-сексуального инцеста, принять его смерть, диффе­ренцироваться или раз-отождествиться с ним означает успешно «снять комплекс кастрации» и открыться навстречу сублимации в ментальные области (за счет ментального отождествления с ком­плексом «эго»/Супер-«эго», как мы увидим далее). Таким обра­зом, когда Танатос перевешивает Эрос и эта низшая трансляция отбрасывается, индивид еще раз трансформирует одновременно форму самости и форму своих поисков (субъект-заменитель и объект-заменитель). Он окончательно дифференцируется от ти-фонического или эмоционально-сексуального тела и переносит центр своей тождественности на ментальное «эго». И этой новой и более высокой самости-заменителю он вверяет свой проект Атман.

Слияние, дифференциация и диссоциация

Я хочу прервать нашу историю эволюции через эгоические области, чтобы кратко обсудить очень важную вещь, касающуюся развития в целом, — это, как подсказывает заголовок раздела, раз­личие между слиянием, дифференциацией и диссоциацией. Ведь такой «выбор» существует на каждой стадии развития, а последст­вия «решения» абсолютно судьбоносны.

Если начать наше обсуждение с эгоической стадии, не может быть сомнений в необходимости и желательности того, чтобы ум и тело дифференцировались; только таким путем самость может воз­выситься над ограниченностью простыми ощущениями, актами восприятия и импульсами (телесной самости в целом). Когда ум и тело дифференцируются, самость может расширяться в мире ума, а не оставаться застрявшей в непосредственности тела, привязанного к настоящему. Точно так же, как ранее была желательной диффе­ренциация тела от окружения, теперь желательна дифференциация «эго» от тела, Психоанализ весьма ясно говорит нам о пагубных