Э. Г. Эйдемиллер в. В. Юстицкий

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 25

семьи: почему они не замечают, казалось бы, очевидных и очень важных для успешного функционирования семьи фактов.

Проблема выявления и изучения представлений о семье. Прямыми вопросами можно выявить, что индивиды думают и знают о своей семье. Однако эти ответы покажут лишь то, что индивиды знают, но не отразят представлений, которые используются реально в решении практических семейных проблем. В психологии для изучения представлений индивида пользуются довольно сложными экспериментальными процедурами, малопригодными для клинических целей [Heckhauzen H., 1986J.

Для изучения семейных представлений нами были разработаны и апробированы в клинической практике специальные процедуры. Основная идея их заключалась в том, чтобы поставить исследуемого перед необходимостью применить имеющиеся у него семейные представления для решения практически важных для него задач. Диагностическая процедура «Наивная семейная психолсмия* (НСЛ1) была организована следующим образом.В начале исследования у пациента создавалось впечатление, что изучается его социальная компетенция. Экспериментатор спрашивал, хорошо ли он знает людей, умеет ли определить их настроение, может ли он, понаблюдав за человеком, в общих чертах определить особенности его характера. Выполнялись и другие «задания»: например, психолог рисовал всевозможные картинки типа «точка —точка, запятая, минус - рожица кривая» и просил определить выражение лица, какое чувство оно выражает. Ответ неизменно признавался правильным и обследуемому говорилось, что он хорошо знает людей. Основные задания также предъявлялись как задачи «на знание людей». Обследуемому обрисовывали определенную семейную ситуацию, герой которой стоит перед выбором. Сообщалось, что ситуация эта не условная, а реально имела

41

место. Предлагалось, используя свое знание людей и жизни, угадать, как в действительности поступил человек. Получив такое задание, обследуемый обычно (примерно в 80 % случаев) замечал, что для того, чтобы угадать поведение героя, надо что-то знать о нем. Психолог соглашался с этим и просил задать любое количество вопросов об особенностях ситуации и личности героя. «Спрашивайте до тех пор,— говорил психолог,— пока не сможете с полной уверенностью угадать, как поступил герой». На вопросы накладывалось одно ограничение: можно задавать лишь те вопросы, на которые можно ответить либо «да», либо «нет». Когда исследуемый задавал вопросы, они признавались очень интересными, но ответ на них давался уклончивый (экспериментатор сообщал, что, к сожалению, как раз этого момента он не знает) или «промежуточный» (например, на вопрос, доволен ли герой своей семейной жизнью, следовал ответ — «средне доволен») Такая тактика ответов ставила своей целью побудить пациента к дальнейшим вопросам. «Психологический расчет», заложенный в основу диагностической процедуры, заключался в том, чтобы максимально заинтересовать пациента в «конечном результате» — угадывании, как именно поступил герой. Поскольку речь шла об угадывании реального поступка, то индивид был заинтересован в применении реальных, а не провозглашаемых, престижных и т. д. представлений. Для угадывания предлагались типовые ситуации (см. приложение 4 «Диагностическая процедура НСП»).

Мы исходили из положения, что вопросы обследуемых покажут, какая информация им нужна для конструирования представления о ситуации и об участвующих в ней членах семьи. При этом допускалось, что если испытуемый, задав некоторое число вопросов, берется в точности предугадать поведение «героя», то для создания субъективного пред-

42

ставления о данной ситуации ему достаточно той информации, которая заложена в рассказе и ответах экспериментатора.

Кроме основных заданий — ситуаций, общих для всех лиц, обследовавшихся в ходе семейной консультации и в клинике, пациент, как правило, получал индивидуальное задание — ситуацию, в которой обрисовывалась проблема, однотипная с его случаем. Это были ситуации из клиники неврозов, патологической ревности, алкоголизма, сексологической клиники и др. Примеры таких ситуаций будут приведены в соответствующих разделах работы.

Вопросы, которые задавались, фиксировались Когда пациент сообщал, что может с точностью определить, как поступил герой, психолог просил его вначале указать, насколько он уверен, что правильно установил решение героя («На сколько процентов Вы гарантируете, что не ошиблись?»— спрашивал психолог). После того, как давался ответ (назывался процент), психолог просил указать, каким было решение героя. Обследуемый называл, как, по его мнению, поступил герой. В любом случае его ответ признавался правильным и подтверждающим тот факт, что он хорошо знает людей.

После этого начиналась II стадия обследования. Пациента просили «поделиться секретом», как ему удалось угадать решения героя и что он хотел узнать с помощью каждого из заданных вопросов. Целью второй части эксперимента было выявление наивно-психологических представлений, которые индивид применяет в практической ситуации. Например, в первой части обследуемый задавал вопрос: «Доволен ли герой своей семейной жизнью», а во второй — этот вопрос комментировался: «Если доволен, то не станет скрывать деньги и внесет их в семейную кассу». Из этого делался вывод, что обследуемый считает самоочевидным, что если человек доволен семьей, то в большей мере учитывает интересы семьи,

чем если он недоволен. Выявленная таким образом «самоочевидная» связь и является одной из присущих пациенту наивных теорий. Слово «самоочевидная» мы поставили в кавычки, так как для другого человека самоочевидной могла оказаться как раз противоположная связь: чем более доволен семьей, тем менее склонен отдавать ей все силы («Раз и так все хорошо, так зачем отдавать деньги»).

На третьем этапе обследования проводилась обработка полученных результатов. Обработка эта включала установление уровня сложности представлений, которыми оперирует обследуемый. Каждый отдельный факт, содержавшийся в задании (рассказе психолога) и ответах на вопросы, рассматривался в качестве элемента представления обследуемого о ситуации и личности участвующего в ней героя. Если, например, испытуемый задавал мало вопросов, делался вывод, что для уверенного предсказания ему требуется немного фактов и что, следовательно, его субъективная модель ситуации состоит из малого числа элементов, т. е. относительно проста. Если же вопросов было много, признавалось, что субъективная модель сложна (состоит из большого числа элементов). Далее следовала «реконструктивная» стадия обработки полученных результатов. На основе зафиксированных вопросов испытуемого и его пояснений к ним устанавливалась совокупность его на-ивио-психологических представлений и реконструировалось представление обследуемого о ситуации. При этом основное внимание уделялось выяснению, что в ситуации индивид считает самоочевидным и что для него является объектом выяснения, что индиузид включает в свое представление о ситуации и (это не менее важно) чего он не учитывает, игнорирует.

Далее на основе полученных сведений устанавливалась связь нарушений в семейном представлении с

наблюдаемыми нервно-психическими расстройствами.

Основные результаты применения методической процедуры в клинической практике. С помощью описанной методики нами обследовано 60 пациентов, проходивших семейную психотерапию (44 женщины и 16 мужчин), с различными диагнозами (неврозами и неврозоподобными состояниями, декомпенсациями психопатий, алкоголизмом, сексуальными нарушениями, суицидальным поведением).

Исследования показали принципиальную возможность выявления семейных представлений о различных семейных ситуациях.

Установлено, что эти представления высокоселективны: относительно просты по структуре и включают относительно мало элементов. Так, 180 полученных представлений об отдельных ситуациях распределились по их сложности (числу включаемых элементов) следующим образом: 19 % — наиболее простые представления, опрашиваемые брались уверенно установить, как поступил герой, не задав ни одного вопроса (примитивные представления); 35% — простые представления (до 5 вопросов) ; 32 % — представления средней сложности (6—10 вопросов); 14%—сложные модели (11 вопросов и более).

Не выявлено статистически значимой связи между сложностью модели и уверенностью предсказания. Факт преобладания относительно простых моделей требует серьезного внимания и учета в психотерапевтической работе. Он свидетельствует о том, что, принимая различного рода решения, члены семьи исходят, как правило, из небольшого числа особенностей ситуации. Существующие у обследованных пациентов навыки представления ситуации и анализа ее в большинстве случаев являются навыками «экспресс-анализа», ориентируются на небольшой объем извлекаемой из памяти и дополнительно получаемой информации.

43

Естественно, возникают вопросы: каковы психотерапевтические перспективы усложнения этих представлений? Можно ли, проводя работу по включению в представления о ситуации (в «типовой сценарий», «на ивно-психологические представления») новых элементов, нужных, полезных, с точки зрения коррекции, добиться изменения поведения? Разумеется, ответ на эти вопросы может быть получен лишь в практической психотерапии Опыт такой рабо1Ы описан в соответствующем разделе настоящей монографии. Определенное представление о том, что про исходит в случае такого изменения представления и, в частности, его обогащения, дают данные дополнительного исследования, проведенного в ходе применения процедуры «Наивная семейная психология». После того, как пациент заканчивал предъявление своих вопросов и сообщал, как, по его мнению, поступил герой, исследователь спрашивал его: «Вы бы хотели взглянуть на вопросы, которые задавали другие люди?» Обычно (за одним исключением) пациент изъявлял такое желание. Тогда психолог предъявлял ему большой список всевозможных вопросов (общая численность — 50), относящихся к данной ситуации и личности героя. Обследованный просматривал их, после чего психолог спрашивал: «Может быть, среди чтих вопросов есть такие, на которые и Вы хотели бы получить ответ?» Все обследованные заявили, что хотели бы задать такие вопросы. В качестве характеристики активности была избрана такая мера: число вновь заданных, дополнительных вопросов меньше, равно или превышает число самостоятельно заданных. Результаты оказались следующими: 20 человек задали столько же или меньше новых вопросов; 13—больше новых вопросов, чем было задано самостоятельно. Особенно важно то, что новая информация (существенное усложнение представления) оказала значительное воздействие на пред-

44

сказание поведения героя. В I 1 случаях (33 %) обследуемые под влиянием новой информации ичменнли вывод, хотя бы в одной из трех задач. В целом, выводы были изменены в 39 % случаев. На вопрос, почему же эти вопросы не были заданы сразу, большинство пациентов отвечали, что они просто «не пришли в голову».

Полученные данные показывают, сколь большую роль в формировании семейных представлений nrpaioi имеющиеся у пациентов навыки извлечения информации и привычные способы формирования представления о ситуации. Немалую часть информации индивид искренне будет считать очень важной для правильного понимания семейной ситуации. Однако, столкнувшись с той же ситуацией в жизни, он даже не вспомнит об ч-юм аспекте по гой простой причине, что у нею нет привычки обращать на это внимание именно в момент встречи с ситуацией; данный аспект не входит в его реальное представление.

Психиатр или психотерапевт, в практической деятельности столкнувшись с тем, что пациент не учитывает какой-то важный момент ситуации (особенно проблемной), часто склонен искать неосознаваемые мотивы, обусловливающие игнорирование определенного аспекта ситуации. Нам представляется, что в значительном большинстве случаев на самом деле речь идет не о «неосознаваемой» информации, не «действии механизмов вытеснения», а неучитываемой информации. В практических ситуациях пациент просто «не имеет привычки» учитывать этот аспект. Психотерапевтическая помощь по формированию такой привычки (изменению практического представления) может привести к нужному изменению поведения.

Проведенное исследование показало, чю сложность представлений, которыми оперируют обследованные пациенты, в значительной мере зависит не только от личности пациента, но и ситуации, исход которой

он стремился разгадать; 36 % опрошенных больше всех вопросов задали по первой ситуации («заманчивая работа в другом городе.»); 30% пациентов максимальное количество вопросов задавали при «разгадывании» поведения героя во втором задании («внеплановые деньги); 34 % — в третьей ситуации («отказ 14-летнего подростка от повиновения»). Это означает, что, кроме индивидуальной склонности к простым или сложным представлениям, существует еще ситуационно обусловленная. Это значит, что пациент, склонный вообще оперировать сложными представлениями, как раз в психотерапевтически важной ситуации (например, той, которая сыграла наибольшую роль в возникновении его нервно-психических растройств) оперирует весьма простым и даже примитивным представлением. Установление «личностной склонности» (т. е. того, сколь сложным представлением о ситуации склонен оперировать индивид в большинстве ситуаций) и «ситуационной обусловленности» (т. е. того, насколько сложность представления об интере-суюшей психотерапевта ситуации отличается от обычной для пациента) может стать важным моментом в выявлении источников нарушений в семейном представлении.

Значительные различия в структуре представлений у различных пациентов выявлены, даже когда они судят об одной и той же ситуации. Выделяются разные аспекты ситуации, применяются различные наивно-психологические объяснения.

Нами проведена предварительная тинологизация ряда относительно часто встречающихся структур, применяемых при анализе семейных ситуаций. В качестве иллюстрации рассмотрим несколько семейных представлений. Это «стимульная модель ситуации», модель «борьбы со злыми силами, искушающими члена семьи», модель «накопления положительных качеств».

Указанные модели описаны на ос-

новании того, какие вопросы задают обследуемые и какие цели они преследуют, задавая эти вопросы. Модели отражают «стратегию» обследованных членов семей, которая «просматривается» в характере и последовательности информации, которую они стремятся получить.

«Стимульная модель ситуации». Отличительный признак — наивно-психологическое представление испытуемых об однозначном соответствии между определенными аспектами ситуации, в которой оказался член семьи, и его ответом на эту ситуацию. Испытуемые данного типа полагают самоочевидным, что в данной ситуации существует один общий для большинства людей тип поведения.

Типичными для испытуемых, придерживающихся такой модели, были следующие вопросы и комментарии к ним. Ситуация — «Внеплановые деньги». Вопрос обследуемого: «А жена точно не узнает, что он получил премию?». Ответ психолога: «Трудно сказать». Комментарий обследуемого: «Если жена точно не узнает и если у него к тому же есть какое-то свое желание, то он наверняка скроет деньги. Если не скроет, то он — просто дурак».

Разгадывая поведение отца, столкнувшегося с неповиновением подростка, такие испытуемые практически не задавали вопросов либо заявляли, что отец применит физическое наказание, либо (столь же категорически), что не применит. Пример ответа с комментарием: «Наверняка будет бить его или иначе наказывать, пока не переломит упрямства. Так бы поступил на его месте любой отец». Давая ответ о муже, получившем заманчивое предложение, однако ценой длительной разлуки с семьей, эти пациенты давали такие ответы: «Согласился бы» или «Отказался бы» со сходной мотивировкой («Так поступил бы любой на его месте»).

Таким образом, испытуемые этой группы были убеждены, что любой

45

человек, вне зависимости от своих индивидуальных особенностей, ведет себя в одинаковых условиях одним и тем же образом. «Стимульная модель семейных ситуаций» состоит из элементов всего двух видов: первый — отдельные стимулирующие особенности (в приведенных примерах — возможность утаить деньги, непослушание подростка или необходимость жить отдельно от семьи); второй — реакции на эти возможности в виде определенных однотипных действий. Мыслительные модели данного типа весьма селективны. За пределами модели остается информация о подавляющем большинстве важнейших, казалось бы, аспектов ситуации, например, в какой мерс поступок героя согласуется с его нравственными представлениями. Носителей «стимульной» модели мало интересует информация о личности «героя». Никто не спросил, что представляет собой «герой», любит ли он свою жену, каковы взаимоотношения с ней и ее характер. Модель эта «бедна» и с точки зрения отражения связей между элементами ситуации. В ней присутствует лишь один вид связи, который можно обозначить терминами «влечет» или «вызывает». Это жестко детерминистическая связь между стимулирующими особенностями ситуации и ответными реакциями индивида.

С точки зрения дальнейшей консультационной и психотерапевтической работы, данный тип представлений о семье наименее благоприятен, что связано с несколькими обстоятельствами. Во-первых, в его основе лежит предположение о фактическом бессилии человека перед обстоятельствами, толкающими его на поступок, вредный для семьи. Не индивид управляет обстоятельствами, а они им. Отсюда «естественность» для них «антисемейного» поведения во многих, причем отнюдь не слишком драматичных, семейных ситуациях. Во-вторых, данная модель семейных отношений «близорука». Предпринимая какое-либо действие,

46

члены такой семьи предвидят только ближайшие последствия, не учитывая более отдаленных. Мать с субъективными представлениями такого типа резко возражает против увлечения подростка техникой, так как оно создает беспорядок в доме, совершенно не думая о том, что это увлечение может ему оказаться полезным в дальнейшем, поскольку оно удерживает его от контакта с неблагоприятно влияющими друзьями. В-третьих, «антипсихологичность» членов семей с таким типом модели, нерефлексивность их семейных представлений создает серьезные трудности в ходе семейного консультирования и осуществления семейной психотерапии. Члены таких семей, обращаясь к консультанту, верят, что против любого, не устраивающего их явления семейной жизни существует один устраняющий это явление рецепт действия. Типичная постановка ими вопроса звучит так: «Что нужно делать, если сын не хочет учиться, муж злоупотребляет спиртными напитками и т. п.?» Указание психолога на то, что для ответа на этот вопрос надо разобраться в психологических особенностях сына или мужа, вызывает (в полном соответствии с их имманентной теорией «стимул — реакция») ощущение нереалистичности, чрезмерной научности, «теоретичности» подхода психотерапевта, ощущение, что он «все усложняет», уходит от прямого ответа. Наиболее приемлемой и вызывающей наименьшее внутреннее сопротивление для лиц с таким представлением о семейной жизни является, как правило, индивидуальная поведенческая психотерапия. В случаях, когда она неприемлема, перед психологом или психиатром возникает необходимость немалой работы по «усложнению», «обогащению» субъективного представления членов такой семьи.

«Борьба со злыми силами, искушающими члена семьи». В основе модели лежит представление о том, что «внутри» человека таятся, стремясь вырваться наружу, некие «злые

силы». Они-то и становятся источником различных неблагоприятных, с точки зрения семьи, видов поведения. Лица, склонные к «типовым сценариям» такого рода, представляют себе человека — члена семьи как существо, обуреваемое многочисленными и мощными силами, направленными против семьи. Это сексуальные влечения (возможность супружеской измены), гедонистические (нежелание тратить силы на семью, трудиться, например, в домашнем хозяйстве), неприятие ограничений, неизбежно связанных с жизнью в семье (отказ от «свободной», «беззаботной жизни» и т. п.). Соответственно такому представлению, носители модели данного типа искали в объективных особенностях ситуации и субъективных качествах «героев» предложенных им заданий нечто такое, что, по мнению испытуемых, могло сдержать действие «злых сил». В зависимости от того, есть ли эти сдерживающие моменты, они и предлагали свой прогноз поведения. Так, в качестве сдерживающего момента многие испытуемые с представлениями данного типа рассматривали отсутствие у индивида опыта проти-восемейного поведения. Иначе говоря, труднее всего оторваться от семьи, утаить часть денег, наказать подростка физически в первый раз. После этого происходит как бы утрата нравственной невинности, и в следующий раз уже значительно легче совершить соответствующий поступок. Понятно, что вопрос о том, совершал ли «герой» ранее подобные нарушения, здесь один из наиболее частых; «А раньше он когда-нибудь обманывал жену? Если да, то обманет и на этот раз». «А раньше он бил сына? Если да, то и на этот раз так сделает». Носители этой модели проявляют заметный интерес к нравственным качествам героя. Их интересует, настолько ли они выражены, чтобы быть в состоянии противостоять «злым силам». (Вопросы: «А герой — человек с совестью?», «Есть ли у него чувство семейного

долга?»). Комментарии к вопросам показывают, что и здесь в их представлении действует правило «первого раза»: если герой однажды поступился совестью или чувством долга, то в следующий раз эти моменты оказывают значительно меньшее сдерживающее влияние.

Рассмотрим структуру данной модели. Набор элементов, из которых состоит модель «наличие злых сил», невелик, хотя он и несколько больше, чем в «стимульной» модели. Ведущую роль среди них играет представление о «злых силах». Этот элемент — константа, «присущая всем людям». Соблазн изменить, избежать неприятностей семейного труда, утаить часть денежных средств — это качество каждого человека, в наличии которого испытуемые настолько уверены, что не задают на этот счет никаких вопросов. Второй обязательный элемент — это факторы, сдерживающие действие «злых сил». Третий — внешние обстоятельства, способствующие тому, чтобы «злые силы» вырвались наружу. Для других аспектов ситуации и психологических особенностей личности в модели не находится места. Модель явно антипси-хологична, моралистична по своему характеру. Она практически игнорирует психологические особенности различных людей, рассматривая их семейное поведение исключительно в категориях нравственной борьбы с соблазнами. Значение данной мыслительной модели двойственно. С одной стороны, она направлена на укрепление стабильности семьи; в частности, делая акцент на исключительной важности «первого раза», в какой-то мере оберегает носителей такой модели от опасных для стабильности семьи поступков. По-видимому, такое субъективное представление может выполнять определенную роль по сдерживанию на I стадии развития ряда неблагоприятных особенностей и нарушений в личности членов семьи, в частности алкоголизации, психопатизации. С другой стороны,

Blog

Э. Г. Эйдемиллер в. В. Юстицкий