Сон в красном тереме. Т. Гл. I – XL

Вид материала

Документы

Содержание Глава восьмая

Подобный материал:

• Размышлизмы о красном флаге, 204.41kb.
• Григорий Яблонский, Анастасия Лахтикова Сон Татьяны: «магический кристалл» и преображение, 314.08kb.
• Отдых на красном море с экскурсиями 8 дней / 7 ночей Вылет во вторник и пятницу, 110.72kb.
• И. А. Гончаров назвал «Сон Обломова» «увертюрой» всего романа. «Сон Обломова» сперва, 29.51kb.
• Сон и бодрствование, 61.17kb.
• 5-я российская с международным участием школа-конференция «сон окно в мир бодрствования», 95.64kb.
• «актуальные проблемы сомнологии», 1552.94kb.
• «Сон Обломова». Своеобразие эпизода и его роль в романе» «Сон Обломова» это особая, 20.9kb.
•   Анализ эпизода по роману Н. Г. Чернышевского «Что делать» «Четвертый сон Веры Павловны», 22.32kb.
• Дины Рубиной «Всё тот же сон!», 231.94kb.

Глава восьмая

Цзя Баоюй узнает о существовании золотого замка;

Сюэ Баочай рассматривает одушевленную яшму

 
   Итак, Баоюй и Фэнцзе возвратились домой, навестили старших, и Баоюй попросил матушку Цзя помочь с устройством Цинь Чжуна в домашнюю школу, – тогда, по крайней мере, у него появится друг и соученик, достойный подражания. Он искренне восхищался Цинь Чжуном, его характером и манерами, и считал, что он вполне заслуживает любви и сочувствия.
   Фэнцзе, желая помочь Баоюю, сказала:
   – Цинь Чжун как-нибудь навестит вас, бабушка!
   Матушка Цзя пришла в прекрасное расположение духа, и Фэнцзе, воспользовавшись моментом, пригласила ее на спектакль – матушка Цзя, несмотря на преклонный возраст, увлекалась театром.
   Через день и госпожа Ю явилась приглашать матушку Цзя, и та, взяв с собою госпожу Ван, Дайюй и Баоюя, отправилась во дворец Нинго смотреть представление.
   К полудню матушка Цзя устала и вернулась домой. Госпожа Ван, любившая тишину и покой, последовала ее примеру. После их ухода Фэнцзе почувствовала себя свободней, заняла место на главной циновке и от всей души веселилась до самого вечера.
   Баоюй проводил матушку Цзя домой, дождался, когда она ляжет, и хотел вернуться досмотреть спектакль, но ему показалось неудобным беспокоить госпожу Цинь. Тут он вспомнил о Баочай, она была больна, и решил ее навестить.
   Прямо к ней вела из дома небольшая калитка в задней стене, но Баоюй, опасаясь, как бы кто-нибудь не стал ему докучать по пути или же не встретился отец, что еще хуже, пошел окольным путем.
   Мамки и няньки, сопровождавшие Баоюя, думали, что он будет переодеваться, но, к их немалому удивлению, он появился в прежнем наряде и направился ко вторым воротам. Мамки и няньки бросились за ним, решив, что он снова собирается во дворец Нинго смотреть спектакль. Однако Баоюй, дойдя до проходного зала, неожиданно свернул на северо-восток, обогнул главный зал и скрылся. Тут, как назло, он натолкнулся на двух молодых повес, Чжань Гуана и Шань Пиньжэня, приживальщиков из их дома. Они, хохоча, бросились к Баоюю. Один обхватил его за талию, другой стал тащить за руки.
   – Ах, дорогой братец! – наперебой восклицали они. – Наконец-то мы с тобой встретились. Эта встреча для нас – как дивный сон!
   Поболтав немного, они удалились.
   Их окликнула мамка:
   – Вы идете к старому господину?
   – Да, да, – закивали они и, смеясь, добавили: – Старый господин отдыхает в кабинете Сонного склона.
   Их ответ и тон, каким это было сказано, насмешили Баоюя. Но он не стал задерживаться и, воспользовавшись тем, что рядом никого нет, бросился со всех ног в ту сторону, где находился двор Грушевого аромата.
   В это время главный смотритель кладовых У Синьдэн и амбарный староста Дай Лян в сопровождении пяти приказчиков вышли из конторы и заметили Баоюя. Они тотчас же встали навытяжку. И только торговый посредник Цянь Хуа, много дней не видевший юношу, подбежал к нему, опустился на колени и справился о здоровье. Сдерживая улыбку, Баоюй жестом велел ему встать.
   Все остальные со смехом обратились к Баоюю, говоря:
   – Недавно мы видели, какие красивые квадратики^[122] вы рисуете, второй господин! Хоть бы нам нарисовали!
   – Где вы их видели? – удивился Баоюй.
   – Во многих местах. Все восхищаются ими и приходят просить.
   – Это пустяки, можно еще нарисовать! – снисходительно заявил Баоюй. – Только напомните моим слугам!
   Баоюй пошел дальше. Служащие подождали, пока он скроется из виду, и разошлись.
   Но о них мы говорить не будем, а расскажем о том, как Баоюй пришел во двор Грушевого аромата. Первым делом он навестил тетушку Сюэ, она сидела в окружении служанок и что-то вышивала.
   Баоюй справился о ее здоровье. Тетушка Сюэ обняла его и с улыбкой произнесла:
   – Сегодня так холодно, мой мальчик! Мы никак не ожидали, что ты придешь! Садись скорее на кан!
   И она тут же приказала служанкам подать горячего чая.
   – А где старший брат? – спросил Баоюй. Тетушка Сюэ вздохнула:
   – Он как конь без узды – целыми днями бегает, никак не нагуляется. Разве он способен хоть день побыть дома?
   – А как здоровье сестры?
   – Вот как раз кстати! – воскликнула тетушка Сюэ. – Спасибо, что вспомнил и прислал служанок ее навестить! Она там, во внутренних покоях! Побудь с ней немножко, у нее потеплей. А я управлюсь с делами и тоже приду, поболтаем.
   Баоюй проворно соскочил с кана, побежал к двери и рывком откинул красную шелковую занавеску. Баочай сидела на кане и вышивала.
   Одета была девушка изящно, но просто. Стеганый халат медового цвета, темно-красная безрукавка, шитая золотыми и серебряными нитями, уже не новая, желтая юбка из набивного сатина. Черные, блестящие, словно лак, волосы стянуты узлом.
   Она была несловоохотлива, чаще молчала, и ее считали поэтому недалекой. Подлаживаться к людям она не умела.
   Пристально глядя на нее, Баоюй с порога спросил:
   – Ты выздоровела, сестра?
   Баочай подняла голову, увидела Баоюя, поспешно встала и с легкой улыбкой произнесла:
   – Да, выздоровела. Спасибо, что ты так внимателен!
   Она предложила Баоюю сесть и велела Инъэр налить ему чаю.
   Справляясь о здоровье старой госпожи, тети и сестер, Баочай не сводила глаз с инкрустированного жемчугом золотого колпачка, охватывающего узел волос Баоюя, и повязки на лбу с изображением двух драконов, играющих жемчужиной. На Баоюе был халат с узкими рукавами, подбитый лисьим мехом, с узором из драконов, пояс с вытканными золотой и серебряной нитью бабочками, украшенный бахромой, на шее – замочек долголетия, амулет с именем и «драгоценная яшма» – «баоюй», которая при рождении оказалась у него во рту.
   – У нас в доме только и разговоров что о твоей яшме, – промолвила Баочай, – но я ни разу ее вблизи не видела. Разреши посмотреть!
   С этими словами она придвинулась к Баоюю, а он снял с шеи яшму и положил девушке на ладонь. Камень величиной с воробьиное яйцо, белый, как молоко, сиял, словно утренняя заря, и весь был в разноцветных, как радуга, прожилках.
   Дорогой читатель, ты, должно быть, уже догадался, что это был тот самый грубый, нешлифованный камень, который бросили когда-то у подножья хребта Цингэн в горах Великих вымыслов.
   По этому поводу потомки в шутку сочинили такие стихи:


Про камень, брошенный Нюйва, —
давно уже болтать привычно,
Но к этой прошлой болтовне
еще прибавился слушок —
Как будто камень потерял
обычное свое обличье
И был таинственно укрыт
в зловонный кожаный мешок.
 
 
Известно: рок неотвратим,
и золото теряет пламень;
О том вздохнем, что и нефрит
не излучает больше свет^[123], —
О, горы белые костей!
О, блеск родов, забытых нами!
Там где-то отрок среди них
с красавицей минувших лет!
 

   На оборотной стороне камня была изложена история его перевоплощения – иероглифы, выгравированные известным вам буддийским монахом с коростой на голове. Камень вначале был крохотный – умещался во рту новорожденного, а иероглифы до того мелкие, что не прочтешь, как ни старайся. Постепенно камень увеличивался и достиг таких размеров, что даже пьяный мог бы прочесть надпись при свете лампы.
   Я счел своим долгом все это объяснить, чтобы у читателя не возникло недоумения, какой же должен быть рот у младенца, едва вышедшего из материнского чрева, если в нем мог уместиться такой большой камень.
   Осмотрев яшму со всех сторон, Баочай вновь повернула ее лицевой стороной кверху и прочла:


Да не будет потерь,
да не будет забвенья,
И да здравствует святость,
слава, жизни горенье!
 

   Прочитав надпись дважды, Баочай повернулась к Инъэр и сказала:
   – Ты что глаза таращишь? Наливай чай.
   – Строки, которые вы прочли, мне кажется, могут составить пару тем, что выгравированы на замочке вашего ожерелья, барышня, – хихикая, ответила Инъэр.
   – Значит, на твоем ожерелье тоже есть надпись, сестра? – удивился Баоюй. – Хотелось бы взглянуть.
   – Не слушай ее болтовни, – проговорила Баочай, – нет там никакой надписи.
   – Дорогая сестра, зачем же тогда ты разглядывала мою яшму? – не унимался Баоюй.
   Баочай ничего не оставалось, как признаться:
   – Один человек выгравировал на моем ожерелье пожелание счастья. Иначе зачем бы я стала его носить? Ведь оно тяжелое!
   С этими словами Баочай расстегнула халат и сняла с шеи сверкающее жемчужное ожерелье, отделанное золотом, с золотым замочком.
   Баоюй повертел его в руке. На замочке с обеих сторон было выгравировано по четыре иероглифа, в соответствии со всеми правилами каллиграфии.
   Баоюй дважды прочел надпись на ожерелье Баочай, затем – дважды на своей яшме и сказал:
   – В самом деле получается парная надпись.
   – Эти иероглифы выгравировал буддийский монах, – не вытерпев, вмешалась Инъэр. – Он сказал, что пожелание непременно должно быть выгравировано на золотом предмете.
   Баочай вдруг рассердилась и, не дав Инъэр договорить, отправила ее за чаем, а затем снова повернулась к Баоюю.
   Прижавшись плечом к плечу Баочай, Баоюй вдруг ощутил какой-то необыкновенный аромат, в носу приятно защекотало.
   – Сестра, чем это ты надушилась?
   – Терпеть не могу душиться, – ответила Баочай, – к тому же на мне хорошее платье, зачем же обливать его духами?
   – Нет, ты скажи, чем это пахнет? – не унимался Баоюй.
   – Ах да, совсем забыла! – воскликнула Баочай. – Еще утром я приняла пилюлю холодного аромата. Вот ею и пахнет.
   – Пилюлю холодного аромата? – с улыбкой спросил Баоюй. – А что это такое? Дай мне одну попробовать, дорогая сестра!
   – Не говори глупостей! – засмеялась Баочай. – Разве лекарство принимают без надобности?
   В этот момент из-за двери послышался голос служанки:
   – Пришла барышня Линь Дайюй.
   В комнату вприпрыжку вошла Дайюй и с улыбкой сказала:
   – Ай-я-я! Как я некстати!
   Баоюй вскочил с места, предложил ей сесть.
   – Некстати? – засмеялась Баочай. – Что ты хочешь этим сказать?
   – Знай я, что он здесь, ни за что не пришла бы, – ответила Дайюй.
   – Не понимаю, – промолвила Баочай.
   – Не понимаешь? – воскликнула Дайюй. – Сейчас объясню. Так получается, что мы либо приходим вместе, либо вообще не приходим. Уж лучше бы тебя навещал кто-нибудь один, но каждый день, сегодня он, завтра я. А то день пусто, день густо. Что же тут непонятного, сестра?
   Заметив на Дайюй накидку из темно-красного голландского сукна, Баоюй спросил:
   – Разве пошел снег?
   – Давно идет, – ответили стоявшие возле кана женщины.
   – Захватили мой плащ? – спросил Баоюй.
   – Хорош! – засмеялась Дайюй. – Не успела я появиться, как он тут же уходит!
   – Разве я сказал, что собираюсь уходить? – возразил Баоюй. – Просто хотел узнать.
   Кормилица Баоюя, мамка Ли, сказала:
   – Снег так и валит, придется переждать здесь. Побудь с сестрицами! Госпожа для вас приготовила чай. За плащом я пошлю служанку, а слуг отпущу домой.
   Баоюй кивнул.
   – Идите, – приказала слугам мамка Ли.
   Тетушка Сюэ между тем приготовила чай, велела подать изысканные яства и пригласила всех к столу.
   За трапезой Баоюй принялся расхваливать гусиные лапки, которые третьего дня ел в восточном дворце Нинго у жены Цзя Чжэня. Тетушка Сюэ тоже угостила его гусиными лапками собственного приготовления.
   – Еще бы вина, тогда было бы совсем хорошо! – воскликнул Баоюй.
   Тетушка Сюэ распорядилась подать самого лучшего вина.
   – Не нужно ему вина, госпожа, – запротестовала мамка Ли.
   – Милая няня, всего один кубок, пожалуйста, – стал упрашивать ее Баоюй.
   – Нельзя, – заупрямилась мамка. – Были бы здесь твоя бабушка или мать, тогда пей хоть целый кувшин! В прошлый раз я недосмотрела и кто-то дал тебе выпить глоток вина, так меня, несчастную, потом два дня ругали! Вы что, госпожа, его не знаете? Стоит ему выпить, как он начинает безобразничать. Бабушка один-единственный раз разрешила ему выпить, когда была в хорошем настроении, а так никогда не позволяет. Зачем мне из-за него страдать?
   – Ты тоже выпей! – прервала ее тетушка Сюэ. – Я не позволю ему много пить. А если узнает старая госпожа, держать ответ буду я.
   И она приказала служанкам:
   – Дайте тетушке кубок вина, пусть согреется.
   Мамке Ли ничего не оставалось, как выпить вместе со всеми.
   – Вино не подогревайте, я люблю холодное, – предупредил Баоюй.
   – Вот это не годится, – возразила тетушка Сюэ. – От холодного вина дрожат руки – ты не сможешь писать.
   – Брат Баоюй, наверное, науки, которыми ты так усердно занимаешься, не идут тебе на пользу! – насмешливо заметила Баочай. – Неужто не знаешь, что вино само по себе горячит? Если пить его подогретым, оно быстрее усваивается; а холодное будет разогреваться в желудке. Ведь это вредно для здоровья. Так что оставь эти глупости! Не пей больше холодного вина!
   Совет был разумным, поэтому Баоюй отставил кубок с холодным вином и велел подать подогретого.
   Дайюй щелкала дынные семечки и, с трудом сдерживая смех, прикрывала рот рукой.
   Как раз в это время Сюэянь, служанка Дайюй, принесла своей барышне маленькую грелку для рук.
   – Спасибо за заботу! А то я совсем замерзла! Кто тебя прислал?
   – Сестрица Цзыцзюань, она подумала, что вам будет холодно, барышня!
   – И ты послушалась? – с язвительной усмешкой заметила Дайюй. – Ведь это для тебя так хлопотно! Мне иногда целыми днями приходится твердить тебе одно и то же, а ты все пропускаешь мимо ушей. Никак не пойму, почему любой ее приказ ты исполняешь быстрее, чем исполнила бы высочайшее повеление?!
   Баоюй понял, что Дайюй решила воспользоваться оплошностью служанки, чтобы позлословить, и захихикал. Баочай, хорошо знавшая нрав Дайюй, не обратила на ее слова внимания.
   – Здоровье у тебя слабое, – улыбнулась тетушка Сюэ, – ты вечно мерзнешь. Вот о тебе и позаботились! Что же тут плохого?
   – Вы ничего не знаете, тетя! – возразила Дайюй. – Хорошо, что я у вас! А другие на вашем месте обиделись бы! Неужели у людей не найдется грелки и надо присылать ее из дому? Что они чересчур заботливы, это ладно. Но ведь меня могут счесть избалованной?
   – Ты слишком мнительна! – заметила тетушка Сюэ. – Мне такое даже в голову не пришло бы!
   Баоюй выпил уже три кубка, и мамка Ли попыталась его остановить. Но где там! Баоюй был в прекрасном расположении духа, беседовал с сестрами, шутил, смеялся.
   – Дорогая няня, – сказал он с обидой в голосе, – я выпью еще два кубка, и все.
   – Смотри! – сказала мамка Ли. – Отец дома и в любую минуту может спросить тебя о занятиях!
   Баоюй, раздосадованный, поставил кубок на стол и опустил голову.
   – Не порть всем настроение, – проговорила Дайюй. – Позовет отец, скажешь, что тетушка задержала. Няня говорит это просто так, чтобы нас позабавить!
   Она легонько подтолкнула Баоюя и процедила сквозь зубы:
   – Не обращай внимания на эту старую каргу! Будем веселиться как нам нравится!
   Мамка Ли, хорошо знавшая характер Дайюй, стала ей выговаривать:
   – Барышня Линь, чем подстрекать его, лучше бы удержала. Тебя он, пожалуй, послушается.
   – Я не стану ни подстрекать его, ни удерживать, – с холодной усмешкой возразила Дайюй. – А ты слишком уж осторожна, няня! Бабушка никогда не отказывает ему в вине, и если он у тетушки выпьет немного лишнего, ничего страшного, я думаю, не случится. Или ты считаешь тетушку чужой?
   – Право же, каждое слово барышни Линь острее ножа! – сдерживая раздражение, шутливым тоном произнесла мамка Ли.
   – Совершенно верно! – смеясь, сказала Баочай, ущипнув Дайюй за щеку. – Стоит этой Чернобровке открыть рот, и тогда хоть злись, хоть смейся!
   – Не бойся, мой мальчик! – успокаивала Баоюя тетушка Сюэ. – Раз уж ты здесь, я угощу тебя на славу! И не принимай все так близко к сердцу, не огорчай меня! Ешь спокойно, я тебя в обиду не дам. А опьянеешь, заночуешь у нас. – И тетушка Сюэ приказала служанкам: – Подогрейте еще немного вина. Мы с тобой выпьем еще по два кубка, – снова обратилась она к Баоюю, – а потом будем ужинать.
   Баоюй повеселел, а мамка Ли сказала служанкам:
   – Вы тут присматривайте за ним. А я только переоденусь и сразу вернусь. – Расстроенная, она попросила тетушку Сюэ: – Госпожа, не позволяйте ему пить лишнее…
   Не успела мамка Ли уйти, как взрослые служанки улизнули. Остались две девочки – они изо всех сил старались угодить Баоюю.
   Вскоре тетушка Сюэ приказала подать ужин, а вино унести. Баоюй без всякого удовольствия съел немного куриного супа с маринованными ростками бамбука и выпил отвар отборного осеннего риса. После ужина Баоюй и Дайюй утолили жажду несколькими чашечками чая. Теперь тетушка Сюэ больше не беспокоилась.
   Сюэянь и остальные служанки уже поели и дожидались Дайюй и Баоюя.
   Дайюй встала и решительно заявила:
   – На сегодня, пожалуй, хватит. – И обратилась к Баоюю: – Пойдем?
   Баоюй прищурился и снова поглядел на нее:
   – Пойдем!
   Они стали прощаться со всеми. Девочка-служанка подала Баоюю широкополую, из красного войлока, шляпу от снега. Баоюй приказал служанке надеть ему шляпу и наклонил голову. Служанка встряхнула шляпу и нахлобучила Баоюю по самые брови.
   – Постой, что же ты делаешь! Дура! Поучилась бы у других! Дай-ка я сам!
   – Подойди ко мне, я надену! – предложила Дайюй.
   Осторожно придерживая маленькую шапочку с красными бархатными кистями на голове Баоюя, Дайюй аккуратно надела шляпу так, чтобы остались видны повязка на лбу, заколка для волос и кисти.
   – Теперь можешь надевать плащ! – заявила она, оглядев Баоюя.
   Баоюй набросил плащ.
   – Подождал бы, пока вернутся твои няни, – заметила тетушка Сюэ.
   – Не хватало еще, чтобы я их ждал! – возмутился Баоюй. – Пойдут служанки, и ладно.
   Но тетушка Сюэ все же дала им в провожатые еще двух девушек.
   Извинившись перед тетушкой Сюэ за доставленные ей хлопоты, Баоюй и Дайюй отправились к матушке Цзя. Та еще не ужинала и очень обрадовалась их приходу. Заметив, что Баоюй захмелел, она велела ему идти к себе отдыхать, а служанкам приказала хорошенько за ним присматривать. Потом вдруг вспомнила о провожатых Баоюя и спросила:
   – Что это не видно мамки Ли?
   Баоюй и Дайюй побоялись сказать, что она расстроилась и потому ушла, и ответили:
   – Она нас проводила, а потом неожиданно отлучилась по каким-то делам.
   – Стоит ли о ней спрашивать? – сказал Баоюй. – Не будь ее, я прожил бы по крайней мере на два дня дольше!
   Он круто повернулся и, слегка пошатываясь, ушел. В комнате у себя он увидел на столике тушь и кисти.
   – Хорош! – принялась упрекать его Цинвэнь. – Велел мне растереть тушь, с утра с жаром взялся за работу, написал три иероглифа, а потом бросил все и ушел! Обманул меня, заставил прождать целый день! Ну-ка, садись и пиши, пока не испишешь всю тушь!
   Только сейчас Баоюй вспомнил, что произошло утром, и рассмеялся:
   – Где же иероглифы, которые я написал?
   – Да он пьян! – ахнула Цинвэнь. – Ведь, уходя во дворец Нинго, ты сам велел мне наклеить их над воротами. Я побоялась, что другие не справятся, и сделала это сама, взобравшись на высокую лестницу. До сих пор руки от мороза как деревянные!
   – Подойди ко мне, я их погрею, – улыбнулся Баоюй.
   Он взял Цинвэнь за руки, и они стали любоваться иероглифами, приклеенными над входом.
   Пришла Дайюй.
   – Милая сестрица, – обратился к ней Баоюй, – скажи честно, какой из иероглифов написан искусней?
   Дайюй подняла голову, прочла: «Двор Наслаждения пурпуром» – и с улыбкой сказала:
   – Все три прекрасно написаны! Неужели это ты написал? Завтра напиши для меня.
   – Опять надо мной смеешься! – с обидой произнес Баоюй и спросил: – Где сестра Сижэнь?
   Цинвэнь что-то буркнула и кивнула головой в сторону кана. Баоюй обернулся и увидел Сижэнь, она как была в одежде, так и уснула.
   – Вот это да! Рано же улеглась спать! – Он засмеялся и снова повернулся к Цинвэнь: – Сегодня во дворце Нинго на завтрак были пирожки из соевого теста. Я вспомнил, что ты их очень любишь, и попросил жену господина Цзя Чжэня прислать несколько штук сюда, будто бы для меня. Ты не видела, где они?
   – Лучше не вспоминай об этом! – прервала его Цинвэнь. – Как только пирожки принесли, я сразу поняла, что это для меня. Но есть не хотелось, и я поставила их вон там. Затем пришла мамка Ли, увидела и говорит: «Баоюй, пожалуй, не будет есть. Дай лучше я отнесу их внуку». И велела отнести их к ней домой.
   Пока они беседовали, Цяньсюэ подала чай.
   – Сестрица Линь, выпей чаю, – сказал Баоюй.
   Все расхохотались.
   – Барышня Линь Дайюй давно ушла!
   Баоюй выпил полчашки и обратился к Цяньсюэ:
   – Ты заварила утром чай «кленовая роса», а я сказал, что этот чай надо заваривать три-четыре раза, чтобы у него был настоящий цвет. Зачем же ты заварила новый?
   – Тот, что я заварила утром, выпила няня Ли, – объяснила Цяньсюэ.
   Баоюй в сердцах швырнул на пол чашку, которую держал в руках; чашка разбилась, осколки со звоном полетели в разные стороны, и брызги чая попали Цяньсюэ на юбку.
   – Она такая же служанка, как и ты! – вскочив с места, Баоюй обрушился на Цяньсюэ. – А вы все ходите перед ней на задних лапках! Всего несколько дней кормила меня своим молоком, а теперь так зазналась, что считает себя чуть ли не выше моих предков! Вон ее, вон! Всем только легче станет!
   Он заявил, что сейчас же пойдет к матушке Цзя и обо всем доложит.
   Сижэнь, которая только притворялась спящей, чтобы подразнить Баоюя, пока разговор шел о всяких пустяках, не подавала голоса, но когда он разбушевался и разбил чашку, поспешно вскочила, чтобы унять его. Тут прибежала служанка от матушки Цзя:
   – Что случилось?
   – Я наливала чай, поскользнулась и разбила чашку, – ответила Сижэнь.
   Затем она принялась урезонивать Баоюя:
   – Хочешь выгнать няню Ли – выгони. А заодно и всех нас. Мы не возражаем. По крайней мере, не будешь жаловаться, что у тебя нет хороших служанок!
   Услышав это, Баоюй умолк. Сижэнь вместе с остальными служанками уложила его на кан, помогла раздеться. Баоюй что-то говорил, но разобрать было невозможно, язык заплетался, глаза помутнели. Сижэнь сняла с шеи Баоюя «одушевленную яшму», завернула в шелковый платочек и сунула под матрац, чтобы утром не была холодной.
   Едва коснувшись головой подушки, Баоюй уснул. Все это время мамка Ли и другие пожилые служанки находились поблизости, но войти не осмеливались и, лишь удостоверившись, что Баоюй уснул, разошлись.
   На следующий день, едва Баоюй проснулся, ему доложили:
   – Господин Цзя Жун из дворца Нинго привел на поклон Цинь Чжуна.
   Баоюй тотчас поспешил навстречу гостю и повел его поклониться матушке Цзя. Красивой внешностью и изящными манерами Цинь Чжун произвел на старушку хорошее впечатление, и она решила, что он достоин учиться вместе с ее любимцем. На радостях матушка Цзя пригласила Цинь Чжуна пить чай и завтракать, после чего велела представить его госпоже Ван и всем остальным. Госпожу Цинь очень любили, и возможно, еще и поэтому ее брат всем так понравился.
   Когда настало время прощаться, все наперебой старались выказать Цинь Чжуну внимание. Матушка Цзя подарила ему вышитый кошелек и золотую фигурку бога Куйсина, покровителя наук, в знак того, что Цинь Чжун должен прилежно учиться.
   – Ездить из дому на занятия тебе далеко, – сказала она Цинь Чжуну, – особенно в холод или в жару, так что живи лучше у нас. Только смотри, не разлучайся со вторым дядей Баоюем, не перенимай дурных привычек у нерадивых учеников.
   Цинь Чжун выслушал матушку Цзя с величайшим почтением, а вернувшись домой, подробно рассказал обо всем отцу.
   Цинь Банъе, отец Цинь Чжуна, служил в управлении строительства. Ему уже перевалило за шестьдесят. Овдовел он давно, в молодости своих детей не имел и, когда ему исполнилось пятьдесят, взял из сиротского дома на воспитание мальчика и девочку, но мальчик вскоре умер. Девочку в детстве звали Кээр. Когда же она подросла, ее стали звать Цзяньмэй. Цзяньмэй была стройной, красивой, в меру кокетливой и отличалась мягким характером. Старик приходился дальним родственником семье Цзя, в которую и выдал замуж свою воспитанницу.
   Когда Цинь Банъе было пятьдесят три года, у него родился Цинь Чжун. Сейчас мальчику исполнилось двенадцать. Год назад его учитель уехал к себе домой, на юг, и Цинь Чжуну ничего не оставалось, как повторять пройденное. Отец давно хотел пристроить сына в домашнюю школу родственников. А тут как раз Цинь Чжун познакомился с Баоюем, узнал, что домашней школой рода Цзя ведает старый ученый-конфуцианец Цзя Дайжу, и отец обрадовался представившейся возможности. Он надеялся, что сын будет успешно учиться, в будущем добьется известности и сделает карьеру. Одно лишь смущало Цинь Банъе – то, что сын будет постоянно общаться с детьми знатных и богатых родителей. Чтобы не уронить своего достоинства, он не считался ни с какими расходами – ведь речь шла о будущем сына. С большим трудом он собрал двадцать четыре ляна серебра на подарки, которые полагалось поднести при первой встрече, и вместе с Цинь Чжуном отправился к Цзя Дайжу. После этого Баоюй выбрал счастливый день, когда они с Цинь Чжуном должны были отправиться в школу. С той поры и начались в школе скандалы.
   Но об этом мы вам расскажем в следующей главе.