Geum.ru

Московской Международной Киношколе читаю лекции. Как правило, эти лекции

Вид материалаЛекции
Подобный материал:
1   2
война. И оказывается, что все в великом космосе, с ангельских миров до миров подземных, воюет, потому, что человек поставлен на эту миссию. Миссию совершить невозможное; это невозможное и может быть совершено через сверхусилие, которое поворачивает вспять весь естественный ход вещей. И, естественно, это сверхусилие и есть тайна ключевого слова – война. Здесь: понятие о войне, как о сверхусилии, системы сверхусилий.

Я вам хочу сказать, господа аудитория, что моя лекция состоит из трех частей. Вот я закончил первую часть, то есть общий подход к теме войны. Это языческие традиции - дуализм и монотеизм. А следующая часть, она должна быть посвящена психолого-антропоцентрическому истолкованию войны: война, как достояние определенных каст в человеческой структуре. И третья часть посвящена социально-политической интерпретации войны, революции и мира. Я боюсь, что каждая из частей берет на себя минимум по часу, времени не так много. Итак, я с самого начала указал на то, что концепция мира как фундаментально предшествовавшего войне, как золотого эквивалента истины, золотого эквивалента жреческого авторитета – это достояние жрецов. Жрецы в системе традиционного деления человека представляют собой верхнюю, первую касту. Наиболее жестокое и четкое кастовое деление разработано в индуизме, хотя скрыто присутствует во всех традициях. И в принципе соответствует реальному структурированию человека, потому что согласно традиционному учению, касты есть не сословие, в которое человек эмпирически попадает в силу превратности судьбы, биографии. Нет, это не социальный статус, не культурный статус – это рожденная антропологическая модель человека.

Эти модели, грубо говоря, делятся на четыре плана. Вверху жрецы, которые говорят, что они произошли из головы Брахма. Под ними кшатрии, воины, аристократы, которые якобы произошли из груди Брахма. Ниже идут вайшьи, произошедшие из живота Брахма. И последние, шудры, которые произошли из ног и пыли на этих ногах. Цель брахманов – это охрана вертикальности оси бытия, которая проходит через мир в качестве закона, который изображается древком или осью и называется Дхарма. Дхарма – есть ось, древко и одновременно закон, стабильность и неподвижность характеристики центра или оси, которая отождествляется с тем фундаментальным миром покоя, предшествующим и последующим за всяким проявлением, за всяким внешним миром. Ниже них следуют кшатрии. Их цель - это кома или страсть. Кшатрии есть носители страсти и функции их в обществе под руководством жрецов стабилизировать выплески зла, силой вносить равновесие, охранять брахманов и поддерживать их авторитет инструментами светского контроля. Ниже идут вайшьи. Их цель – это архат, материальный мир: обмен веществ, экономика, ремесленники, торговцы, крестьяне, финансовые воротила. Им соответствует класс буржуазии, но, на самом деле буржуазия – это экономическое состояние, а вайшьи – это антропологическая конституция. Ниже этого идут шудры, соответствующие приблизительно тому, что мы понимаем под «пролетарием». Согласно жреческой доктрине человека у них нет никакой цели. Это пыль на ветру. У них нет никаких целей. Они ничего не производят, никому ничего не должны, они просто существуют, как человекоподобное.

Так вот, война, согласно вот этой кастовой доктрине – есть удел кшатриев. Я вам хочу сразу сказать, что эта точка зрения, она, конечно, присуща брахманическому взгляду на касты и общества, где, естественно, брахманы являются открывающими главу, то есть «человеками в полном смысле и по существу», наиболее совершенными существами. И, будучи сверхчеловеками или в высшем смысле они имеют вот эту пиковую точку выхода на человеческий архетип, на архетипическую, космическую модель человека. А все остальное, что ниже - это частности, это уже частные несовершенные проявления, которым отведены определенные функции. Естественно, что у кшатриев есть своя философия, своя точка зрения, которую никогда не удавалось развить потому, что они находились жестко под контролем брахманического авторитета. И чтобы брахманский авторитет не был поколеблен кшатриями, брахманы, жрецы, заставляли кшатриев воевать. Иными словами, вся история человечества, как история межгосударственных войн – это история того, как жрецы задействовали энергию, страсть и потенциал кшатриев для того, чтобы те во взаимном истреблении никогда бы не поставили вопрос о некоторых своих специфических задачах, которые не ворвутся в эту стройную пирамидальную теорию. С одной стороны, кшатрии несли на себе обязанности охраны строго кастового иерархизированного общества, как некоего сакрального порядка, а с другой стороны, кшатрии воевали за преобладание своего религиозно-культурного архетипа, присущего своей цивилизации. Хотя в действительности известно, что все жрецы всех традиций, оказывается, имели контакты между собой и прекрасно договаривались между собой. За кулисами великих войн, которые разворачивались на подмостках истории древности, уже тогда существовал глобализм, глобализм жрецов. Жрецы имели общий язык, общую функциональную модель сообщения. Оказывается, символы концепции всех традиций могут быть конвертированы в символы и концепции других традиций потому, что есть общий универсальный язык. То есть мы всегда можем от одной традиции перейти в понятийный мир другой традиции. Это реально было осуществлено потому, что существовал синклит коллегии жрецов. Особенно явно это было в Римской империи, где коллегии жрецов мирно существовали под сенью императора. Но кшатриев они заставляли жестоко воевать друг с другом, потому что кшатрии – носители такой странной провиденциальной миссии: «дайте кшатрию узнать о ней, дай ей волю, она бы преобразила мир». Кшатриям не давали узнать об этом. Они вынуждены были получать знание о мире в очень определенной форме, отведенной для них, в форме адаптированной мудрости жрецов, специально доведенной до кшатриев.

Но это длилось тех пор, пока не пришли пророки. Я вам хочу сказать, что пророки единобожья, Авраам и вышедшие из его лона пророки, которых обычно называют иудейскими, они пришли ко всему человечеству с одной стороны, но с другой стороны они сами по своему кастовому архетипу, по своему генезису были кшатриями. Хочу добавить, что лучше пророков этих называть авраамическими пророками, потому что Иисус Христос и Мухаммед являются такими же потомками Авраама и пророками той же монотеистической линии. И пришли они, пророки, с откровением, которое было воспринято в первую очередь кшатриями. И те первые сподвижники, которые объединились вокруг пророков и стали их спутниками, первыми бойцами и распространителями света их учения – это были кшатрии. И так, наиболее ярко и остро это проявилось во время миссии последнего из пророков авраамизма, пророка Мухаммеда, когда вокруг него собирались сподвижники, пришедшие из разных слоев состояния – кто был купцом, кто был поэтом, кто бродягой, кто обывателем, кто даже разбойником. Но когда они объединялись вокруг него, они все стали одним и тем же, воинами всевышнего и единого Бога, Бога Авраама, Исаака, Иисуса и Мухаммеда, людьми, которые отдают свою жизнь за Бога, отдают свою жизнь на пути Бога, именно в том самом проекте невозможного, который является третьей стадией понимания войны и мира. Таким образом, пророки являются теми, кто разбудил кшатриев к их особой провиденциальной классовой миссии.

Естественно, что кшатрии не являются солью земли. Сами по себе как таковые, они не могут осуществить эту провиденциальную миссию, не обращаясь ко всему человечеству. И, прежде всего, естественно, к той части человечества, которая наиболее конфликтна, противопоставлена условиям внешнего мира, к страждущим, обездоленным. Пророки приходят к кшатриям, чтобы кшатрии стали их апостолами, идущими к страждущим, обездоленным.

Здесь мы как бы уже подходим к совершенно новой теме. Не просто «война и мир», но уже «война, мир и революция». Но я думаю, что об этом мы все-таки поговорим в следующей части, потому что она требует уже совершенно новой методологии. Будем считать, что некая преамбула о войне, как категории высшей метафизики, мы эту преамбулу уже сформулировали.


Из зала: Вы к кому себя причисляете, к какой касте? Что такое религия для человека?

-Первый вопрос, я бы на него не стал отвечать по той простой причине, что он носит личный, а не пропедевтический и методологический характер. Это характер скорее журналистический, с желтым оттенком. На второй вопрос «что такое религия для человека?» я отвечу: у нас существует некое смешение в отношении содержания понятия «религия», которым называется буквально «всё»: религия папуасов, религия ацтеков, религия друидов, инков и так далее. На самом деле, принято сегодня религией обозначать только монотеистические религии, вышедшие от авраамистских пророков, если говорить строго. Религия – это вообще римское слово, оно означало «связь», и было, конечно, задействовано в языческом пространстве. Но сегодня это слово используется для специфического обозначения иудаизма, христианства и ислама. В то время как остальные духовные доктрины принято скорее обозначать традициями и так далее. Этим подчеркивается различие между пантеистикой, языческим глобалистским воззрением на сущее и проектным взглядом на человека как инструмент проведения некой сверхзадачи, ряди которой он вброшен в мир, являющийся злом. Т.е. для монотеистов мир, в котором мы живем, хоть он и сотворен Богом, является злом. Это зло надо преодолеть, это экзамен своеобразный. Пусть это очень сильно упрощенная версия того, о чем мы говорили, эта версия по необходимости упрощена потому, что она апеллирует к широким слоям, людям, разного умственного состояния. Но, тем не менее, здесь есть одно: ни один язычник, ни один даос, ни один конфуцианец, ни один друид не скажет вам, что вы родились в мире, который есть зло, которое надо преодолеть. Ни один мудрец не скажет вам, что вы родились для того, чтобы пройти некий экзамен. Потому что, для всех фундаментальных традиций, начиная от Платона, для них не существует этической составляющей, глобальной окружающей нас реальности. Оно просто есть и вы в ней должны играть по правилам. И можете оставаться в самом низу, в периферии и в пыли, а можете реализовать всю полноту состояния доступных вам, как человеку и «уподобиться божеству», то есть стать богоподобным, реализовать себе широкий спектр онтологических возможностей. Естественно, малое, согласно язычеству, должно стремиться к большему, стать большим. То есть, если у вас есть виртуальные возможности, их надо реализовать. Этического смысла в этом нет никакого, есть правила игры. Монотеист вам говорит: «Вы находитесь во вселенной, которая сама по себе есть препятствие, препятствие для духа». Духа, которым вы отмечены потому, что при сотворении, Бог вложил в вас частицу своего божественного духа. Этот дух должен осуществить трансформацию всего, во что он вложен, и что его окружает. Вот в этом смысле религия для человека есть императивный проект, имеющий выход социальный, политический, философский. На всех уровнях нужно реализовывать этот проект, который есть вызов. Религия аккумулирует в себе максимально возможный вызов, который вместе с тем при своей реализации становится ни чем иным, как моделью борьбы, формулой войны, её высшим смыслом.

Из зала: [?]

-Многобожие – это одно из составляющих язычества, которое на самом деле один из планов языческого миропонимания, который рассматривает вот этих богов просто, как некие частные силы, действующие в проявленном космосе, которые все равно покоятся на едином принципе. С точки зрения язычества, основой все равно является монизм, монистическое восприятие реальности. То есть, нет такой языческой доктрины, которая бы не исходила бы из тотального всеединства целого. Просто в этом тотальном всеединстве существует проявленная вселенная, которая управляется синклитом неких причин, каждая из этих причин персонифицирована. Но, это уже довольно такой средний слой, не высший слой. В высшем плане любая языческая доктрина, она исходит из первоединства. Просто она объясняет, как механизм нашего мира действует. А уже когда механизм нашего мира действует, то существует некая множественность. Эта множественность, она условна. То есть, существует царь, а у него министры, министры не могут быть без царя. Вот наш политеизм, много разных богов, эти боги многочисленные – министры у царя. Всё равно, в конце концов, есть царь. Точка зрения монотеизма – она совершенно другая. Она отрицает, что в насущном, актуально заданном вокруг нас единстве есть тот смысл и та божественность, к которой она призывает и которая является царством божьим, которое придет на смену всему ныне заданному сущему. Поэтому в фундаментальной, иудейской и христианской молитвах, они, молитвы, известны как «кадиш» в иудаизме и «отче наш» в христианстве, говорится в будущем времени: «Да придет царствие твое, да свершится воля твоя». Это почему-то игнорируют, думая, что это обращение к некоему «хозяину мира сего», который существует в данный момент. Это апелляция к Богу, царство которого грядет после того, как будет побежден этот мир и это бытие.

Из зала: Если я вас правильно поняла, получается, что этот мир и это бытие небожественны?

-Оно является зоной преодоления. Да, конечно, оно не божественно. Божественность бытия этого мира – это характеристика пантеизма, который рассматривает все в актуальном, вечно данном. Для него не существует финализма, для него не существует границ реальности, для него исходный мир, фундаментальная всеобъемлющесть исходного мира, на котором рябь, иллюзия, война, конфликты, проявления и так далее. Для него, конечно, эти рябь и конфликты – это иллюзорное проявление, сквозь которое сквозит первозданная суть. Ну и в принципе, поскольку все во всем, то естественно – наш мир божественен для язычников. Для монотеиста – это не так. Христианство, как известно, говорит: «мир во зле лежит». Естественно, для теологов так сказать низшего плана существуют большие проблемы, как объяснить происхождение зла, если мир сотворил Бог, который благ и не может сотворить зло. Это теологи низшего плана, которые не прошли весь теологический путь до конца. А Ислам утверждает, что и злое и благое на самом деле являются относительными вещами, которые заданы только для того, чтобы мы прошли сквозь все это, преодолевая от единого к единственному. Благо этого мира и зло этого мира, по сути, не являются благом и злом как таковыми, абсолютными и последними, - они условны. Бог есть абсолютное благо, которое, тем не менее, дано в полной оппозиции к этому всеобъемлющему единому. Можно сказать, что «пока есть зло – Бога нет, но когда будет Бог, когда Бог восторжествует, этого зла не будет». Тем не менее, надо осторожно относиться к словам – «есть», «будет» и так далее, они очень условны. Они являются вынужденным средством нашего бедного языка и здесь нужно так понимать, что мы не можем говорить о «бытии божьем» в том смысле, в каком мы говорили о бытии вещей. Бог не существует в том смысле, в каком существует стол, мы, мир вокруг нас. Это бытие, бытие тварное, бытие данное, наличное, положенное. В этом смысле, такие предикаты бытия к Богу не относятся. Единственная форма, в которой мы можем указать на его бытие, это ссылка на то, что в центре нас есть нетождественность, благодаря которой мы живы и воспринимаем. Но мы не можем указать на то, что это вот «нечто» внутри нас, мы не можем его ухватить. То, что в нас, это не то, что все остальное. Это некое указание на характеристику, присущую Богу, потому что это то, что в нас, это знак его, знак – оставленный им.

Из зала: Откуда происходит утверждение, что только человек является свидетелем, что только он знает, что он есть? Откуда может быть известно, какое знание себя есть у ангела, камня, собаки?

- Дело в том, что до тех пор, пока пророки не пришли в мир и до тех пор, пока само философское понимание человека полностью контролировалось жрецами, действительно такая точка зрения на дистанцию между человеком, камнем, собакой, ангелом, она доминировала, потому что со жреческой точки зрения, есть разные стадии опыта, действия, воздействия и отражение этого воздействия в непосредственном контакте со средой. В этом смысле нужно сказать, что камень, испытывающий давление от других камней – он тоже воспринимает. Он знает, находится вот в этой системе физического действия и противодействия. Собака – да! Потому для язычников нет смерти, поскольку существует трансформация форм и вращений. Да, вот человек умирает – ну и что? Тело, конечно, разлагается, психика разлагается на элементы, присущие психическому миру, а дух, кармический заряд, «импульс энергетический», он переходит в другой план существования и порождает там другое новое существо. Нет смерти, есть переход. Для монотеиста есть смерть, потому что для него есть сущность человека только в одном: «здесь и теперь», которое составляет его актуальный момент присутствия. Если Василий Петрович скончался, то Василия Петровича больше нет. Какой там кармический заряд породил неведомое нам существо на другом плане существования, нас абсолютно не интересует. Откуда Василий Петрович пришел, и что его породило в нашем мире – нас не интересует. Так же как нас не интересует, куда денутся элементы его тела, и в какие другие тела они перейдут. Это не Василий Петрович. Василий Петрович был только здесь и теперь в тот момент, когда он жил и чувствовал себя Василием Петровичем. Это и есть та душа, которая умерла, которую Бог обещал воскресить. Для язычника этого совершенно нет, для него не существует этой проблемы. Как я сказал в начале, вот тот смысл, который противостоит всеединому, тотальному, ледяной ночи абсолюта – он эфемерен, бытие есть – небытия нет. Василия Петровича в этом смысле, с точки зрения язычника, уже нет. То есть, он есть, как его тело, как его энергетический импульс, который в нем реализуется, но Василия Петровича, для язычника изначально уже нет. В этом смысле можно сказать, что да – для язычника знание себя - это различные модификации, которые примерно в одной плоскости существуют у камня, собаки, ангела и так далее. Для монотеиста, для человека который исповедует авраамическую религию, пророки пришли к нему и принесли ему откровение неведомого Бога о том, что он, человек, приявший это откровение, находится в абсолютном противостоянии всему остальному. Здесь и теперь отличается от всего – от собаки, от ангела, от камня, от великих существ, мелких существ, просто потому, что он заключил Завет и стал избранным. И ничто большее, чем он, не пожелало заключить этого Завета, а он заключил. Это его тайная миссия. Она упирается в волю и в тайный замысел Бога, она не имеет объяснения на пальцах, в онтологии, арифметике – она есть решение Бога. Это Завет, это сговор человека со смыслом.

Из зала: Если Вы говорите, что война - это миссия и что пророки как раз те люди, которые вот этот огонь в мир принесли, то не очень понятно, почему Вы, называя имена пророков, желаете им мира. То есть, правильно я понимаю, что в данном случае понятие мира – оно новый смысл несет. Например, когда христиане желают друг другу мира, когда они желают мира во Христе – это новый смысл. Правильно?

- Да, потому что тот мир, о котором мы говорим – это тот мир, который придет на смену этому бытию, этой реальности после того, как будет новая земля и новое небо. Это уже другая часть. Мы должны пройти через раскрытие смысла войны и революции и показать теологическую тайну революции и религиозный теологический смысл войны и революции в таком ее актуальном, социально-политическом вокруг нас существующем измерении. Это чтобы подойти к той перспективе конца истории, новой земли и нового неба, когда реализуется истинная шекина или сакина (по-арабски – мир божий).

Из зала: Я просто хотела спросить. Вы рассказывали, то, что Аллах послал пророка, чтоб тот разведал и разрушил город.

-Наверное, не пророка, а ангела…

Из зала: Ну, потому что там люди мстили друг другу и не молились друг за друга. Ангел вернулся и сказал, что один человек молится. И тогда Бог сказал, что он молится за себя, а не за других. И город был разрушен. И вот непонятно: вот если Бог рушит – как это можно рассматривать, как благо?

- Мы же с Вами начали говорить о том, что человек привык к тому, что его ценности, обывательское существование, он воспринимает как абсолютной императив, который ему положен. А отрицание этого он воспринимает, как зло. И мы договорились, что придем к пересмотру отношения на деструкцию, что не все это однообразно. Ведь в Коране сказано: «Вы думаете, что война для вас зло, вы думаете, что мир это благо, а на самом деле мир – зло. Вы думаете, что война для вас зло, а оно благо». Там несколько другой текст, но смысл именно таков. Здесь по поводу того же разрушения материального мира приведу такой пример: «Вот представьте себе, вы скульптор. И вы делаете фигурки, скульптурки. Допустим я эксперт. У вас площадка, вы тут скульптурки делаете, и потом, через некоторое время вы видите, что не получилось ничего. Не получилось, скульптурки очень уродливы. И не слагаются в гармоническую ситуацию. Вы их расставили, вы видите, картина не выходит. Что вы делаете? Собираете это в общий ком, сминаете, бросаете в ящик. Немного отдыхаете, расслабляетесь, а потом по новой начинаете лепить. Фаза деструкции фигурок, которые у вас не задались, она есть что? Она есть благо, она есть переход к новой попытке, которая может быть удастся. Вы как скульптор, вы имеете право разрушить неудавшуюся скульптурку». Понятно?

Из зала: Тут вам пришёл вопрос в виде письма. Я его вам зачитаю. Текст письма:

Уважаемый господин Джамаль. Пишет Вам Оля Абульэльз. Я сейчас живу в Каире. Муж у меня мусульманин и семья у него мусульманская. У нас две маленьких дочки. До замужества я читала много книг по православию. Мой дедушка был православным священником. В период моей работы в школе, мне очень повезло, поскольку с нашим педагогом Аллой Ивановной, мы посетили многие монастыри в Европе, участвовали в паломничестве на встрече с Иоанном Павлом вторым. Я точно знаю, что Бог есть. Мне очень близко христианство по духу сострадания, по глубине любви к человеку, по смыслу все прощения. Но в тоже время я как бы должна смириться с тем, что дочери мои будут мусульманками. Я хочу разобраться с этой религией глубоко. Я могу согласиться с главным, что, на мой взгляд, различает христианство и мусульманство. Это, говоря научным языком неантропоморфная сущность Бога. Проще говоря, то, что Иисус Христос не был Богом, а был великим пророком, наряду со многими пророками Бога единого. Но я не могу примириться с воинственностью Ислама. Мне кажется, что в совершенном мире страх перед этой воинственностью испытывают многие европейцы, россияне, особенно в связи с последними событиями. Я прочитала Коран в прошлом году, с целью найти в Коране слова, доказывающие эту воинственность. Меня удивил призыв биения многобожников. Во второй сурии: «Убивайте многобожников, где бы вы их не встретили, изгоняйте их из тех мест, откуда изгнали они вас, ибо неверие для них, хуже, чем смерть». И ещё: многобожие – грех больший, чем убиение. Притом в той же сурии, сказано, что слово «фитна» может переводиться, как неверие, как испытание, как гнев. Автор перевел это как «многобожие». То есть можно понять, что неверующего человека можно убить, просто потому, что он не верит. Или верит во что-то другое. Но ведь пути Господа неисповедимы. Неизвестно, когда человек может найти Бога, может быть, только в момент смерти. И почему разрешено убивать за неверие? Ведь у каждого человека есть свобода выбора. И жизнь дается не людьми тоже, не им решать. То есть можно представить себе, что это будет даже геройство, идти сражаться против атеистического мира, против греховного мира, который, по мнению многих мусульман, осаждается как образец для современной молодежи. Наверное историческая ситуация, в которой был пророк Мухаммед, требовала активных стражей. Поэтому так много слов в Коране про войну против неверных. Может быть, «совершенные мусульмане» должны относиться к этим словам, как к исторической необходимости прошлого. Как бы забыть о них. Но они, по-моему, не забывают. Многие проповеди в мечети Каира, посвященные «ужасному Израилю»... Главный враг конечно Америка и Израиль, историческая реальность, как бы возрождается. Если посмотреть в историю, то и христиане много, чего наворотили: те же «Крестовые походы», например. Мне кажется, что христианский мир как бы постарел и поумнел, теперь они помнят, что кровью религию не нужно насаждать. Папа Иоанн Павел в конфликте со многими священниками из его окружения, по поводу того что, что он все время просит прощения за грехи христианской церкви и истории человечества. А мусульманство еще как бы не пришло от того критического момента самоубеждения. Потому так много активных политических движений, которые в западном мире называют террористическими и которые используют постулаты мусульманства. Политика меняет религию. Но в этом я вообще не разбираюсь, к сожалению. Извините за столь длинное письмо и сбивчивые мысли, пожалуйста, прокомментируйте слова из Корана. Они не дают мне покоя, поскольку, на мой взгляд, они содержат призыв к убийству. Спасибо – Оля.

- Я бы на это, во-первых, хотел бы ответить следующее. Здесь более явно подразумевают под неверующими каких-то или многобожников или каких-то простых советских обывателей. А в принципе ведь речь не идет о том, что нужно присматриваться к каким-то дворникам, работягам или катальщикам тележек и хватать их за плечо, и спрашивать: «Веришь ты или не веришь?», и как только он скажет: «Да нет, ни во что я не верю, кроме водки, денег и т.д.», его надо сразу убивать. Я думаю, что это обычная операция, которая присуща такому упрощенному взгляду на мир. По поводу слова «фитна». Если просто глубоко идти и расшифровать арабское слово «фитна», то это – совокупная технология по осуществлению управления миром. Это интрига, это гуманитарно-политические технологии. Носители фитна - это властьимущие. Речь идет о мире и праведности, где Фараон, Кесарь, президенты, цари и прочие проявления зверя из бездны, они и есть как раз эти носители, реальные носители мира неверья. Почему? Потому, что они, во-первых, они конституируют этот мир, они его навязывают, и следующие пророкам, следующие по пути пророков, - в любой ситуации ведут только оборонительный бой. Потому что они рождаются в мир, который управляется не ими, а который управляется злодеями. Это по определению. То есть это фундаментальная исходная истина. Что касается обывателя, то к обывателю обращается призыв. Если из них, обывателей, есть какие-то пассионарные люди, они слышат этот призыв и приходят. Те, кто тепло-хладные, они предоставляются собственной судьбе, потому что они – «маленькие люди». Хотя у них есть шанс стать большими, услышать этот призыв и прийти и последовать за пророками. С маленькими людьми Бог разберется на страшном суде. То есть, нет принуждения в религию, потому что религия не заинтересована в том, чтобы войти в те сердца, которые для них закрыты, или как говорит Коран, «не обрезаны». Да, вы обрезаны, но сердца ваши не обрезаны. Нет смысла ломиться силой в эти сердца. Единственное, что власть должна принадлежать уверовавшим, должна принадлежать тем, кто последовал за пророками. И эта власть не должна нарушиться, снизу ей не должен бросаться вызов со стороны пятой колоны атеистов, которым представляют тихое существование, если они не бросают вызов своими действиями, явными кощунством, явными выпадами. Есть внешний закон для победившего в обществе единобожников, который не должен нарушаться публично. И власть естественно принадлежит уверовавшим. При этом те верования, которые принадлежат к братским религиям, иудаизму, христианству, согласно Корану - они должны пользоваться покровительством и защитой своей веры и своих законов со стороны мусульман, которые руководят обществом. То есть христиане и иудеи находятся на ответственности мусульман, которые должны охранять их права, но при условии, что политическая власть, признана за мусульманами. Поскольку Ислам это последнее раскрытие единобожья, то раскрытие, которое является финальным до Судного дня и в котором возможность примкнуть к призыву Пророков, открыта всякой душе. То есть она не закрыта обстоятельствами рождения, причастности и определенному этническому полю, в которое невозможно войти, кроме как через сложную процедуру. Это последний призыв, обращенный ко всему человечеству. Любой может стать мусульманином, просто произнеся свидетельство: «Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед его пророк». Поэтому здесь нет ни расовой, ни этической, ни кастовой исключительности. Нет мусульман как, например некоего анклава, специальной цивилизации, замкнутой в своих границах. Вчерашний англичанин, француз или русский, кто угодно по происхождению, может сегодня стать мусульманином. И принадлежать к этой общине единобожья. На самом деле это глобалистическая, универсалистская последняя эсхатологическая доктрина единобожья, которая совершенно открыта. И внутри мусульман существует единственная иерархия – это иерархия только по внутреннему утверждению веры, которая называется «тахва». Переводится «тахва» как «богобоязненность», правда перевод не очень точен. На самом деле смысл «тахва» – это непосредственное ощущение близости божьей и руки божьей на твоем плече. Непосредственное ощущение того, что ты предстоишь Богу – Богу живому. Вот степень этого ощущения – есть единственная мера достоинства перед Богом. А с точки зрения борьбы против неверия, она просто пуста: мир неверия и люди неверия – это столпы лжи, это власть имущее, это не какие-то обыватели. Это есть ни что иное, как борьба против мира и справедливости мира коррумпированных элит и олигархов, под которыми мы существуем и мира, который по их правилам организован. Поэтому речь, конечно же, не идет о сведении счетов с какими-то маленькими людьми, которые живут по своим неведомым правилам. Вот что можно было бы ответить Оле вкратце. С другой стороны я хочу сказать, что, несмотря на то, что она живет в мусульманской семье, ей просто не объяснили, что так называемые террористические организации, на которые она ссылается, являются постановкой спецслужб западных государств. Или она может иметь в виду такие организации, как «Джама», «Ислами» и «Хамас». Я бы не назвал эти организации террористическим. Они просто являются организациями, ведущими вооруженную борьбу за более справедливый порядок.

На этом я остановлюсь. Всё. Всем спасибо.