Об идеологии лишены смысла [3, с. 8]

Вид материалаДокументы
Подобный материал:


Межрегиональная Общественная Общество с ограниченноЙ организация ответственностью

Объединение Социологов СИБИРЬ – ЭКСПЕРТ – СОЦИС сибири


ОКПО 58615947, ОГРН 1035400002406 ОКПО 71505778, ОГРН 1035401949527 ИНН/КПП 5405231894/540501001 ИНН/КПП 54052011/540501001


Ленинградская ул., д. 113, к. 209, Новосибирск, 603008

Тел./факс (383-2) 66-46-33. E-mail: kspip@ngasu.nsk.su







Идеология и современность:

тезис – антитезис – синтез

Кукса Л.П.


1.Тезис


Судя по тому, что в постсоветской России слово «идеология», стали употреблять довольно часто, - «эпоха деидеологизации» закончилась. А. Зиновьев пишет: «Заговорили об идеологическом вакууме (после отмены марксизма – ленинизма) или об идеологическом хаосе, о потребности в идеологии для партий, для власти и даже для всего народа. Стали сочинять тексты, претендующие на роль идеологии. Если просмотреть те определения идеологии, которые даются в профессиональных философских и социологических сочинениях, и суждения о ней, то поражает разноголосица, поверхность, пустословие, эклектичность и полное отсутствие даже малейших намеков на научное понимание одного из важнейших социальных явлений. А без научного, удовлетворяющего критериям логики, определения всякие разговоры на тему об идеологии лишены смысла» [3, с. 8].

И здесь А. Зиновьев прав. Без «научно удовлетворяющего критерия» в понимании сути феномена идеологии можно зайти далеко. Например, так, как это делает В. Кузнецов в рассуждениях по поводу идеологии XXI в. и ее четырех особенностях. Эти последние он выводит из так называемого социологического переосмысления феномена «идеология» на основе геокультурного подхода. «В наших исследованиях, в публикациях по их итогам проблема «идеологической идентификации», «идеологических отношений», «идеологии консолидации» оформилась при изучении феноменов: безопасность – свобода-ответственность – цель – идеал – ценности – смысл жизни – российская мечта – культура патриотизма – историческая память – культура мира – диалог людей, культур, цивилизаций – культура безопасности - геокультура» [4, с. 7]. Очевидно, это и есть та эклектика, которая иллюстрирует, с одной стороны, утверждения А. Зиновьева по поводу присутствия таковой в новом осмыслении феномена идеологии, а с другой – являет собой пример того, как можно на основе подобной «социологии» и геокультуры запутать суть дела. Обратимся к особенностям идеологии XXI в., которые на основе выше названной зависимости выводит А. Кузнецов.

Первая из них, состоит в том, что идеология в XXI веке принимает содержание и форму брэнда как корпоративный (фирменной) идеологии, ее ключевой идеи, в которой определяется роль корпорации (фирмы, компании и т.д.). «В совокупности смысла Миссии, логика Брэнда, содержание корпоративной культуры и деловой этики, четко оформленные для каждой значительной фирмы, определяют отдельную идеологию корпорации. И для конкретного сотрудника этой корпорации такая идеология, хотя бы в рабочее время становится значимой»

Вторая особенность идеологии XXI в. заключается, по В. Кузнецову, в органической включенности в новые идеологии неопределенности и риска. «И речь идет, - пишет он, - не только о политических рисках. Я имею в виду весь спектр рисков, всю гамму нестабильности, непредсказуемости, неопределенности, небезопасности. Вторая особенность идеологии XXI в. обусловлена и тем обстоятельством, что фактор безопасности органично входит практически во все идеологии».

Третья особенность имеет, по мнению В. Кузнецова, следующую негативную тенденцию: «до ХХI в. мы говорим об идеологической борьбе социализма с социал-демократией, православия с идеологами сект и т.д. Это осталось, но, на мой взгляд, (т.е. взгляд В. Кузнецова – Л.К.) не актуально. А актуально – сложившаяся глобальная идеология международного терроризма и организованной преступности. Я называю, пишет он, организованную преступность и международный терроризм антигражданским обществом. Впервые такой термин предложил Кофи Аннан, Генеральный секретарь ООН».

И, наконец, четвертая особенность идеологии рубежа ХХ и XXI в. состоит в том, что она являет собой сетевой характер, т.е. горизонтальный срез, позволяющий снять главный упрек идеологиям ХХ в.: нетерпимость, руководящую роль (доминирование одной, государственной идеологии) обязательность идеологической борьбы и догматичность. И это, по мнению В. Кузнецова, есть фактор становления сетевой организации самого социума, что связано новыми вызовами XXI в. к организации человечества, к практике и смыслу отношений между людьми, к их взаимодействию. В философии это нашло выражение в росте интереса к «коммуникативной философии». «Суть: в условиях нестабильной, быстро меняющейся обстановки потребовались люди и коллективы, способные к нестандартным, инновационным решениям. Одновременно резко выросла роль согласия, доверия, терпимости, солидарности в реальной жизни. Честность и порядочность, уважение человеческого достоинства стали важнейшими и актуальными ценностями» [4, с. 9-14].

Что можно сказать по поводу усмотренных В. Кузнецовым особенностей идеологии XXI в.? Только то, что они еще раз доказывают, что становление явления и знания о нем исторически не совпадают. Отставание сознания, а значит, познавательных процессов есть одна из особенностей развивающегося Homo Sapiens. Явление уже созрело, уже действуют то можно сказать по поводу устремленных В. ого достоинства стали важнейшими и актуальными ценностями.

новыми вызовами догматичтенденции на его завершение, а познающий субъект только схватывает его сущность, и выстраивает систему понятий, разворачивая реальный процесс к движению по кругу, запутываясь затем в этом круговерчении. Чтобы вырваться из замкнутого круга в сфере идеологии необходимо отметить факт того, что возникновение ее прообраза связано со спецификой рода человеческого, а именно способностью к действию на основе идеала, - т.е. создания образа цели деятельности до ее фактического осуществления. Истинный смысл идеала Homo Sapiens до сих пор остается в тени, ибо подняться до него можно, согласно филогенеза, только пройдя стадию дифференциации целого, в данном случае рода человеческого до идеалов различного рода образований – этносов, народов, наций; обществ, классов, групп, сословий и слоев и т.д. вплоть до современной атомизации, которая практически обуславливает взаимодействие каждого с каждым по принципу конкуренции в силу потери общественно-значимых идеалов. Наличие этой ситуации и составляет основание глобальных процессов современности и диктует начало эпохи синтеза, т.е. перехода рода человеческого на новый виток своего развития как целого и постановки новых идеалов. И начаться эта эпоха, очевидно, может только тогда, когда скрытый до сих пор Идеал этого целого, наконец-то, будет обнаружен как итог предшествующего исторического периода, сознательной синтезации его результата.

Однако сам процесс самообнаружения Идеала Homo Sapiens оказывается исключительно сложным. Он обусловлен нелинейными факторами, свойственными развитию сознания. И чтобы овладеть этой ситуацией, необходимо понять, что каждый цикл человеческой истории, являет собой некий «ромб», события внутри которого выстраиваются и линейно, и по спирали. Линейное движение просматривается в марксовой последовательности общественно-экономических формаций, нелинейное, спиральное, в логике движения сознания, бесконечного многообразия идей отдельных обществ, групп и государств, постоянно возникающих, исчезающих, но выполняющих свою задачу в мировом движении Востока и Запада, Еврозийства и Европоцентризма, а сегодня глобализма [5, с. 51]. И в этой «нелинейности» движения сознания идеал человечества, надо полагать, впервые обнаруживается в термине «идеология», уходящем в Древнюю Грецию. Он складывается из двух слов – «идеал» и «логос», что буквально обозначает «учение об идеях», предметом которого является вся область «идеального»* . В этой последней идеал как образ цели деятельности Homo Sapiens еще далек от обнаружения, ибо ему еще предстоит отделить себя от животного мира Началом выделения идеала как такового и как части идеального, очевидно, необходимо считать Учение Ф. Бэкона об «идолах», к числу которых он относил всю средневековую схоластику, противопоставляя ее опытному знанию, науке.

Следующий шаг по пути сужения выделения собственного содержания термина «идеология» сделал Антуан Дестют де Траси. Вместе со своими современниками он вводит термин «идеология» в науку об обществе как учение об идеях и исходных теоретических принципах, которые нельзя рассматривать наравне с другими социальными науками. Она выше их и является для этих наук теоретическим фундаментом. Именно поэтому, утверждал он, идеология является основой для политической, нравственной и педагогической наук. Надо полагать, начало закрепления идеологии как фактора политической сферы состоялось именно в этот период. Дело в том, что во времена наполеоновской империи группа «идеологов» во главе с де Траси играла определенную роль в политической жизни Франции. Отражая настроения политического либерализма, они представляли, хотя и робкую оппозицию императорскому режиму. В результате и возник известный «конфликт» Наполеона с «идеологами». После того как Наполеон, став императором Франции, узурпировал власть, он полностью отказался от идей свободомыслия и равенства периода французской буржуазной революции. Вместо лозунга «свобода, равенство, братство» он выдвинул другой принцип – «без неравенства владения нет общества, а неравенство имуществ не может существовать без религии». Общество, по Наполеону, нуждается в правопорядке, основанном на неравенстве владения собственностью и в религии как средстве укрепления политической власти. Противники религии и неравенства – враги общества и личные враги Наполеона – это «идеологи» и их «наука идеология». Наполеон возложил ответственность за «идеологов» за все просчеты и неудачи во внутренней и внешней политике и даже провал похода 1812 г. в Россию. Он выступил 20 декабря 1812 г. в Государственном совете со знаменитой речью против «идеологов». «…Учение идеологов – это туманная «метафизика», которая каверзно отыскивает первоначальные причины и на основе которых хотят строить законодательства народов…». «….Все ошибки и несчастья нашей прекрасной Франции следует приписать именно идеологии, этой туманной метафизике, которой придавали слишком много значения, вместо того, чтобы обрести законы сообразно знанию человеческого сердца и урокам истории» [13, с. 51-52].

Третируя «идеологов» как пустых доктринеров, оторванных от практической жизни, Наполеон усматривал в их деятельности опасность для созданной им системы политического господства. Однако, своим выступлением против «идеологов» Наполеон не столько положил начало традиции буржуазной критики идеологии, обесценившей это понятие, сколько закрепил его за политической сферой, связав с идейной борьбой за власть, господство имеющихся социальных групп и «идеологов» как выразителей их интересов. В этой ситуации он сам выступил идеологом консерватизма против идей либерализма и их выразителей.

.С политической сферой связывали идеологию и материалисты XVIII в. Дидро, Гольбах, Гельвеций, Ламетри. Они много писали об общественных идеях, усматривая в них основу для разумно установленного социального порядка. Гольбах в «Системе природы» отмечал, что борьба за истину, очищение знаний от предрассудков есть не только теоретическая, но и практическая и даже политическая проблема. «Истинные», т.е. «основанные на человеческой природе» идеи, по Гольбаху, являются величайшим источником человеческого блага, в то время как «ложные» идеи, под которыми французский материалист понимал, в первую очередь, религиозные заблуждения, «являются источником бедствий человеческого рода и несовместимы со справедливым управлением» [13, с. 48-49].

Окончательно подобное отношение к идеологии возобладало в ХХ в. в период подготовки октябрьской революции 1917 года и последующем советском периоде в рамках «Партийного строительства», предметом которого являлась деятельность КПСС. В рамках этой науки была создана «Теория идеологической деятельности», насчитывающая не мало томов. Идеология здесь рассматривалась как классовое сознание, которое отражает социальное положение определенных общественных классов, способствует реализации их коренных интересов и задач.

Подобный подход базировался на марксизме, материалистическом понимании истории, которое активно разрабатывалось в конце ХIХ и ХХ в.в. Г.В. Плехановым, В.И. Лениным, а в дальнейшем неисчислимым отрядом идеологов КПСС. Базу их деятельности составляли ленинская концепция научной идеологии, которая должна была базироваться на новейших достижениях философской, экономической и исторической наук, осмыслении положения и задач рабочего класса, внесении социалистического сознания в трудящиеся массы, целью которого была их подготовка к революционному преобразованию капиталистического общества в социалистическое; идеологическая борьба с буржуазной идеологией, в рамках которой шла защита и обновление самого понятия «идеология» и критика так называемых буржуазных идеологий.

Этот период окончательно закрепил за идеологией определенный статус, связав его с образом цели деятельности сначала группы, затем класса и наконец, конкретного общества в сфере власти, политики, а затем социального управления, подняв тем самым род человеческий в лице Советского Союза из царства господства стихии в царство человека, способного на уровне конкретного общества к постановке «внутренней цели» (И. Кант). И это совпало не с концом истории вообще, чем был озабочен в свое время И. Кант, а с началом исторического периода, когда «внутренняя цель» должна быть осознана не на уровне конкретного человека, группы людей, или отдельного общества, а рода человеческого в целом. Вместе с этим закончилась предыстория, в рамках которой человечество так трудно осознавало свое родовое отличие от всего другого окружающего его животного мира. Стихийно, хотя и через историко-логическое постижение себя самого через борьбу и противодействие друг другу своей мыслящей части, оно наконец - то, достигло порога сознательного преодоления сложившегося противоречия в понимании феномена идеологии как части идеального, связанной с «внутренней целью» и интересами дифференцирующегося и противодействующего самому себе в этой дифференциации Homo Sapiens. Потому всякая попытка уйти от осмысления этой ситуации в лице ли Гегеля, который определял идеал в духе традиций немецкой классической идеологии как наглядно созерцаемый образ цели и как «прекрасное», относящееся не к будущему, а к прошлому; в лице ли классиков советского марксизма- ленинизма, усматривающих идеал, а значит, идеологию как образ цели деятельности основных классов современного им общества, а именно пролетариата; авторов ли деидеологизации, которые были либо корыстны, либо не профессиональны; авторов ли современных подходов к идеологии, отождествляющих ее с брэндом, - чревата своими последствиями. Гегелевское понимание породило марксово отождествление идеологии с идеализмом, что вызвало обусловленное временем выделение в общественном сознании идеологии как его особого уровня, связанного с периодом существования классов и социальных групп и вместе с тем жестким противостоянием классовых идеологий. Отождествление идеологии с брэндом чревато всеобщей массовой конкуренцией, потерей механизмов способствующих сотрудничеству в самое неподходящее для этого время. Ибо стремление увести идеологию из сферы политики в сферу производства, торговли и бизнеса, т.е. брэнда, - постоянно запутывает дело. Становится трудно понять, что начавшиеся именно в сфере идеологии процессы и тенденции ее преобразования как кажется в пока еще «не обозначившемся направлении», - диктуют неопределенность и риск всей социальной жизни, всю гамму нестабильности, не безопасности, а вовсе не наоборот, как об этом пишет В. Кузнецов.

Более того, отсутствие четкого представления о понятии «идеология», выкристализация которого осуществлялась длительный исторический период как условие структурализации «идеального», лишает всякую дискуссию научной основы, и обрекает на длительный этап опять же стихийного, а значит, очень болезненного выделения новой формы «идеального», идущей на смену «идеологии» и тем самым меняющей сам характер и смысл современных социальных процессов.


II. Антитезис


Уточнение сущностных характеристик системы идеологии совершенно естественным образом подводит к выводу о том, что «деидеологизация» начала 90-х годов оказалась не отрицанием идеологии вообще, а всего лишь отрицанием идеологии коммунистической. Противостояние, как казалось, двух мировых идеологий – либерально-демократической и коммунистической, завершилось победой либерализма. Но являлась ли коммунистическая идеология собственно идеологией, т.е. выражением классового интереса пролетариата или в ее лице мир столкнулся уже с иным явлением?

Вот что по этому поводу пишет А. Зиновьев, человек который в свое время был врагом этой идеологии: «Советский Союз был первым в истории человечества сверхобществом огромного масштаба. В его социальной организации сложилось не просто государственность, а сверхгосударственность, не просто экономика, а сверхэкономика, не просто идеология, а сверхидеология. Советская идеология (читай сверхидеология – Л.К.) была государственной, обязательной для всех советских граждан. Отступление от нее и тем более борьба против нее считалась преступлением и каралась.

Официально считалось, что советская идеология была марксизмом - ленинизмом. Это верно в том смысле, что марксизм и ленинизм послужили основой и исторически исходным материалом для нее, а также образом для подражания. Но не верно сводить ее к марксизму-ленинизму. Она сложилась после революции 1917 года. В разработке ее принимали участие тысячи советских людей, включая Сталина и его соратников. В нее вошла лишь часть идей и текстов марксизма XIX века, причем в основательно переработанном виде. Даже из сочинений Ленина в нее вошло не все буквально в том виде, как оно возникло в свое время. Ленинизм вообще вошел в нее в значительной мере в сталинском изложении. Отражение жизни человечества и интеллектуального материала ХХ века заняло свое место в ней.

Советская идеология декларировала себя как науку. Эта ее претензия обусловлена причинами историческими. Трудно назвать тему, которая не была бы в сфере внимания советской идеологии. Но ядро ее составляли также три раздела: 1) диалектический материализм (философия); 2)исторический материализм (социология); 3) учение о коммунистическом обществе (его называли «научным коммунизмом»).

Марксистская философия не стала наукой о мире, о познании мира и о мышлении по причинам как идеологического, так и неидеологического характера. Однако это нисколько не умаляет ту роль, какую она фактически сыграла в советском обществе. Она возглавила колоссальную просветительную работу, какую до того не знала история. Через нее и благодаря ей достижения науки прошлого и настоящего стали достоянием широких слоев населения. В антисоветской критике обратили внимание на отдельные случаи, когда советская философия играла консервативную роль (отношение к теории относительности, генетике, кибернетике и др.), и раздули эти случаи так, что они заслонили собою все остальное. Но они на самом деле затронули незначительную часть прозападно настроенной интеллигенции, которая мало что понимала в этом. Причем они принесли с собою новые виды идеологической фальсификации достижений науки.

В сфере общественных явлений советская идеология ощущала себя полным монополистом. Она была искренне уверена в том, что она одна давала подлинно научное понимание общества. И она имела для этого основания. Все то, что делалось вне марксизма в отношении понимания общества с точки зрения уровня и широты понимания, нисколько не превосходило то, что было сделано в марксизме. В современной науке об общественных явлениях вздора не меньше, чем в идеологии, а узость и мелочность результатов не тянет на уровень общей социологической теории. В современной науке об обществе нет не только приличной общесоциологической теории, но нет даже теорий, относящихся к отдельным типам обществ. А марксистско – ленинское социальное учение, хотя и не являлось научной теорией в строгом смысле этого слова, все же претендовало на объяснение исторического процесса в целом и на объяснение основных участников этого процесса – капиталистической и коммунистической систем.

Основной целью коммунистической идеологии в некоммунистическом обществе было обоснование путей превращения данного общества в коммунистическое, каким последнее представлялось, а именно – как обобществление всех средств производства, ликвидация классов частных собственников и предпринимателей (капиталистов и помещиков), захват политической власти коммунистической партией, централизация всей системы власти и управления и т.д. И то, что говорила идеология на этот счет, есть не ложь и не чепуха, а в высшей степени серьезное дело. Эта была установка для действия, отражавшая какой-то аспект реальности. Это был интеллектуальный аспект социально-политической борьбы. Основной целью советской идеологии в сложившемся коммунистическом обществе была апологенетика этого общества, обоснование путей его сохранения и укрепления, обоснование наилучшей тактики и стратегии его отношений с внешним миром. И опять-таки это была не ложь и не чепуха. Когда советская идеология, например, говорила об отсутствии классов капиталистов и помещиков в СССР, об отсутствии антогонистических противоречий между рабочими и крестьянами, о руководящей роли партии, о расколе мира на две системы, о борьбе народов мира за освобождение от колониализма и т.д., она не лгала. Она просто констатировала некоторые очевидные факты реальности и давала им свое истолкование.

Идеология с первых дней существования коммунистического общества стала практически орудием деятельности генерального руководства обществом. Когда руководители Советского Союза говорили, что они действовали в соответствии с учением марксизма-ленинизма, они не обманывали и не лицемерили. Марксизм на самом деле был для них руководством к действию. Но не буквально, а через определенную систему истолкования, как это и следовало делать в отношении идеологических текстов. Идеология в данном случае ставила перед руководителями страны общую цель, которая, независимо от ее достижимости или недостижимости, играла организующую роль и указывала основные пути движения общества в направлении этой части. Идеология давала единую ориентацию процессу жизни общества и устанавливала единые рамки и принципы деятельности руководства.

Учение о высшей стадии коммунизма (о полном коммунизме) образует, по мнению А. Зиновьева, своего рода райскую часть марксизма. Здесь этот рай спущен с небес на землю. И обещался он хотя и в неопределенном будущем, но все же не после смерти всех людей, а при жизни наших потомков.

Райский коммунизм идеологии – не просто прекрасная сказка. Он выполнял определенные идеологические функции. Людям свойственно мечтать о лучшем будущем. Мечтать – не значит верить. Мечтать можно и без веры. Мечта сглаживает неприятности реальной жизни и приносит некоторое облегчение. Идеология удовлетворяла эту потребность людей с избытком, причем все варианты таких мечтаний. Разные люди представляли себе райский коммунизм фактически по- разному. Одним он представлялся в виде общества, где между людьми будут душевные отношения, другим – как изобилие предметов потребления. Одним – как возможность самоотверженно трудиться, другим – как возможность столь же самоотверженно бездельничать.

Райский коммунизм играл роль идеала, к которому должно стремиться общество как целое. И дело тут главным образом не в изображении идеала, а в самом факте его существования, в его формальной организующей роли. То, что цель была недостижима, играло роль второстепенную. Цель играла роль не научного предсказания, а ориентировочную и организующую массовое сознание.

Страна жила с сознанием великой исторической миссии, что оправдывало все трудности и несчастья, обрушившиеся на нее. Возникновение такой эпохальной цели не являлось случайностью для коммунистического общества. Она была необходимым фактором его жизни как органического целого. Она придавала исторический смысл его существованию» [3, с. 70-75].

Из этих рассуждений следует, что в «лице» коммунистической идеологии «идеальное» приобретало новую форму – идеал и способ его реализации в совокупной деятельности большей части человечества земли. И именно ее возникновение и реализация на 1/6 части территории суши Земли явились началом деидеологизации, т.е. собственно прорывом из царства господства стихии экономического интереса, закамуфлированного системой идеологии, где «внутренняя цель» находилась в скрытом состоянии и проявляла себя время от времени через способность формировать консолидирующие идеологии (будь то религиозного, например, католицизм, протестантизм, исламский фундаментализм или политического, тот же либерализм или фашизм, - порядка) в царство сознательного отношения к скрытым в общественной организации естественным возможностям Homo Sapiens. Идеология закономерно перерастала в социологию.

И эта тенденция уже давно была отмечена некоторыми социологами советского периода. Так, например, Ф.В. Константинов писал в свое время: «Собственно интенсивное развитие социологии как науки в современном обществе обязано именно усложнению общественной структуры и стремлению выявить действительное положение и перспективы развития, интересы, запросы разных общественных сил… Предельная степень общности и широкий диапазон охвата и учета социальных явлений делают выявление общесоциологических законов особенно сложным и обуславливают соответствующий метод их исследования. Здесь невозможно оттолкнуться от конкретной «клеточки» в том или ином обществе, важно не затеряться среди бесчисленных случайностей, противостоящих друг другу тенденций, чтобы открыть и познать направление и движущие силы общественного развития» [8, с.15].

В этом и состоит суть того, что коммунистическая идеология, т.е. советский марксизм уже не был идеологией в собственном смысле слова, а являлась тем, что А. Зиновьев назвал сверхидеологией, а Ф.В. Константинов - социологией. Как, впрочем, и собственно марксизм был принят в качестве высокой социологической теории уже на первом конгрессе социологов, состоявшемся в конце XIX в.

Потому «деидеологизация» начала 90-х годов по сути дела есть отказ определенной группы людей в силу своей некомпетентности и корыстности от исторического момента перехода через советский народ из предыстории в собственно историю Homo Sapiens. И это происходит в тот момент когда общество уже предстает перед его удивленным взором как целостный организм, исключающий субъективно-волюнтаристские подходы, а значит, возможность консолидирующей идеологии. И именно в силу этого «деидеологизация» начала 90-х годов есть возврат в идеологизацию периода до Октябрьской Революции, но уже на качественно иной основе - упрочения либерального и религиозного фундаментализма. Суть и того и другого сегодня являет синкретизм особого качества, т.е. неорганическое слияние не только разнородных элементов различных религий, в рамках которого трудно разобраться где, например, ислам истинный, а где нет, но и синкретизм неолиберализма [11, c. 305-306]. Авторы учебников по политологии не включают в систему современных политических идеологий идеологии религиозные. Они усматривают сближение разведенных в свое время по оконечностям политического спектра позиций и ориентаций по вопросам демократии, признания прав человека в качестве главного критерия политики, защиты моральных и семейных ценностей. Однако острота идеологического противоборства обозначилась именно по водоразделу политических и религиозных идеологий. Она наполнила конкретным содержанием суть современного глобализма. Потеря внутренней цели человечества, его идеала с падением СССР ввергла человечество в беспрецедентную идеологическую борьбу двух господствующих сегодня сил собственников Ближнего Востока и Европы, присвоивших себе функции Бога и господина. И весь мир является «полем» этой борьбы. В ней все средства хороши, в т.ч. и идеологические типа идеи «гражданского общества» и практические, коими является организованная преступность и терроризм.

И именно в силу господства последних вряд ли возможно говорить о гражданском обществе, ибо все основные его понятия – человек как личность, его частные интересы и потребности, из реализации которых складывается гражданское общество как «система самостоятельных и независимых отношений» [1, с. 47], не могут быть реализованы. Само понятие «гражданское общество» являет собой «фиговый листок» современного синкретического либерализма, за которым скрываются истинные причины, по которым это последнее не может быть реализовано. Одна из них уже названа – невозможно реализовывать систему независимых отношений на «поле» боя. Вторая связана с невозможностью «системы самостоятельных и независимых отношений» без фактора управления, руководства, вообще, ибо таких «отношений» в природе просто нет. Сетевые методики организации систем вообще, в т.ч. системы идеологии, есть порождения заблуждений мировоззренческого порядка связанных с ограниченностью ньютоно - картезианской, а затем релятивистской и диатропной картин мира. Мир центричен*. Именно потому он упорядочен, и рассуждения по поводу сетевого характера социальных организаций есть самооправдание представителей масс, которые, играя с понятиями «гражданского общества», правового государства или обычного права [9, с. 28-38] еще долго не разберутся в сути дела. А тем временем, те же массы совершенно бесправно, по идеологическим мотивам борющихся за мировое господство властителей капиталов и государств Севера и Юга, составляющих сегодня «критическое меньшинство», будут продолжать гибнуть на поле их битвы.

И в связи с этим, естественно, особо стоит рассмотреть рассуждения В. Кузнецова по поводу идеологии преступности и терроризма. Он рассматривает преступность как социально – правовое явление, включающее сумму преступлений, совершенных в обществе в тот или иной период и характеризующееся количественными (состояние, динамика) и качественными (характер, структура) показателями. Основные ее признаки: специфическая форма планирования и осуществления противоправных акций, наличие особых преступных структур, способных проникать во все интересующие их сферы жизни общества. Особое развитие за последние 15 лет получила организованная преступность. И в связи с этим очень важно обратить внимание на факторы этого развития. Оно опирается на институты государства, общества, стремиться использовать их в своих целях. Непомерно разрастается коррупция. При этом государственный чиновник в противоречие государственным интересам представляет возможность использовать соответствующие структуры для обогащения определенных лиц, получения незаконных привилегий, освобождения от предусмотренной законом ответственности, социального контроля. Сегодня коррупция приобретает интернациональный характер.

И тогда возникает вопрос: Чем же современный терроризм отличается от преступности? Очевидно, необходимо признать, что в условиях идеологической борьбы вышеозначенных сил преступность и терроризм мало, чем отличаются друг от друга даже вопреки квалификационным признакам последнего*.

В совокупности и преступность, и терроризм в современном мире выступают как род военно-политической стратегии, в рамках которой действующие лица прикрываются семантической эквилибристикой. «Обращаясь к определенным понятиям, они хотят таким образом укрепить свои позиции. Одна сторона «облагораживает» себя с помощью таких понятий как партизаны, повстанцы, бойцы сопротивления, а другая прибегает к окрашенным негативно определениям – террористы, бандиты, боевики, - чтобы с их помощью лишить противника политической легитимации»[10, с. 5].

Из этого следует, что не терроризм и преступность сегодня являют фундаментальный вызов обществу, подрывая общественный порядок, покушаясь на образ жизни гражданского населения, а та система глобальной идеологизации и соответствующей ей социальной организации, которая сложилась после распада СССР. Более того «в международной системе появилось бесчисленное множество влиятельных общественных групп, чье поведение уже давно стало релевантным в плане применения силы. К ним относятся не только известные транснациональные концерны, но и почти 30 000 неправительственных организаций, без которых в международной политике ничего больше не происходит» [10, с.17].

Особенности современной глобальной идеологизации состоит еще и в том, что нарастающая атомизация и экоцентризм современных обществ, потеря роли и значимости государства как защитника общественных интересов, порождают в людях чувство одиночества, незащищенности и тем самым раскрывают возможности для сближения политики и религии. В результате этого религиозные идеологии превращаются в политические религии, где каждый имеет свой «идеал» и потому чувствует себя вправе устанавливать для других принципы справедливости с вытекающей из них рациональностью использования любых средств ради осуществления своего «идеала», порождая тем самым бесконечное множество так называемых новых религиозных движений. В свою очередь, нарастающая секуляризация обращает к политическим средствам действующие конфессии. В рамках общей девальвации государственности и потери значимости многих светских, культурных общественных организаций вполне возможен возврат к средневековой инквизиции, симптомы которой в некоторых случаях уже налицо* .

.Если учесть тот факт, что нарастание секуляризации обусловлено неясностью сути религии вообще [12, с. 53] и потерей актуальности ее догматов в свете научных открытий ХХ века, необходимо признать, вопреки утверждению В. Кузнецова, исключительную актуальность религиозной тематики в идеологии, которая сегодня далеко не ограничивается идеологической борьбой православия и сект. А вместе с тем признать актуальность наличия в Конституции РФ статьи 13, которая устанавливает, «что в Российской Федерации признается идеологическое многообразие. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной»

Принятие в России той или иной идеологии, светской или религиозной, будет означать начало «вечной» войны в силу ряда обстоятельств, подчеркиваемых исследованиями Запада. Одно из них состоит в констатации факта того, что «в нашем распоряжении нет ничего, на что мы могли бы опереться в понимании того, с чем мы сталкиваемся в ужасной, разрывающей все нормы действительности. Только одно, кажется, становится понятным: мы все же можем констатировать, что это радикальное зло появилось в связи с системой, в которой все люди в равной степени оказываются ненужными. Тоталитарные властители (речь идет о властителях всех мастей и всех уровней – Л.К.) уверены в собственной ненужности так же, как в бесполезности остальных» [10, с.42].


III. Синтез


Ни политические, ни религиозные идеологии не являются сами по себе злом. Их возникновение в истории есть стихийно осуществляемый «анализ», т.е. выделение в ходе развития идеальных образов тех или социальных групп разных сторон и граней общественной жизни становящегося человечества. И только возведение в абсолют того или иного идейного фактора определенной группой людей и использование его в политических и экономических интересах господства порождает абсолютное зло. Подобное уже не однажды проявлялось в крестовых походах и инквизиции, бесчисленных войнах за передел владения территорией и собственностью, а сегодня в европеизации и либерализации территорий и народов бывшего СССР, а также мира в целом. Высшим проявлением этого зла в ХХ в. явился фашизм. И в современных условиях нет гарантии того, что это зло не повторится. И так называемый терроризм, в том понимании как это трактуется в настоящей статье, не обернется фашизмом, но уже не только идеологией, но и практикой. И в этом смысле сложившаяся система идеологии сегодня потеряла все свои консолидирующие начала, ибо превратилась в служанку борющегося за мировое господство «критического меньшинства», противопоставившего себя большинству населения планеты Земля. В свою очередь, эти последние потеряли, вместе с СССР и его вырвавшейся из традиционной идеологической системы «сверхидеологии», ориентиры в социальном мире. Тем самым они снова оказалось заложником стихийных факторов, исторические возможности которых сегодня себя исчерпали.

Преодоление этой ситуации связано с многими аспектами мировоззренческого, научно - теоретического, естественно -технологического характера, позволяющими осмыслить начавшийся переход человечества от своей предысторией в собственно историю. Коснуться их в данной статье в полном объеме не представляется возможным, потому остановимся на двух их них, лежащих на поверхности. Речь идет, во-первых, о снятии идеологической окраски с советского марксизма, а вместе с тем с марксизма вообще и восстановлении его эволюционного смысла и доверия к его прогностической функции. И, во-вторых, об осуществлении синтеза идеологий автомизировавшегося человечества и воссоздании тем самым нового уровня полноты «идеального», сложившегося к настоящему времени и готового, в руках разумного человека, сознательно делающего свою историю, послужить во благо, но не во зло.

Что касается первого фактора, то, очевидно, необходимо согласиться с А. Зиновьевым, когда он касается критики идеологического механизма советского общества в части догматизации и неприкосновенности советского марксизма как государственной идеологии СССР. Содержать советский марксизм в состоянии актуальности в условиях догматизации было невозможно ни в части теории, ни в части пропаганды и агитации*

Это в конечном итоге и обернулось действительным кризисом советской страны, - «сверхобщества», явившего собой начальный этап перехода человечества из предыстории в собственно историю, который был объявлен ее завершением, т.е. полной победой социализма в отдельно взятой стране и построением коммунизма в ней же через 20 лет. И если в плане оценки кризисной ситуации, являющей собой общечеловеческий характер А. Зиновьев не прав, ибо он сводит ее к локальной проблеме одной, вырвавшейся вперед страны, то в общей оценке ситуации, сложившейся на основе расхождения советской идеологии и практики, он оказался прав. Запутавшись в собственных теоретических оценках, многие, и не только в советской стране, экстраполировали проявления начального периода на весь период и его конечный результат. Потому и оказалось, что никакого райского коммунизма, какой обещали классики марксизма, не будет. «Они поняли, - как пишет А. Зиновьев, следующую фундаментальную истину нашей эпохи: то, что они имели, и было настоящим коммунизмом. Идеологическая картина советского общества стала восприниматься (не без помощи и самого А. Зиновьева)** людьми как вопиющая ложь, как жульническая маскировка неприглядной реальности. Деморализующий эффект от этого оказался сильным не потому, что люди осознали недостатки реального коммунизма (они стали привычными), а потому, что реальность не оправдала обещаний руководителей и идеологов общества»[3, с.77].

Однако, в этой ситуации, как в капле воды, отражается действительная фундаментальная истина нашей эпохи – ни массы, ни элита, ни руководители, ни идеологи в большей части своей и не только советского общества, а мирового сообщества в целом, не смогли интеллектуально освоить ни марксизма, ни сложностей той переходной эпохи, события которой нашли свое отражение в этом учении, ибо оно уже не есть собственно идеология. И только грядущий социальный хаос и ужас «вечной» войны толкает некоторых из них, в частности того же А. Зиновьева, пересмотреть свои прежние идеологические позиции, в том числе оценки диссидентских движений, «самиздатов» и «тамимздатов», самих идеологов и партийных деятелей, всех тех «теоретиков», т.е. неудачников, графоманов и карьеристов из различных наук, которые буквально заполонили советский марксизм модными идейками и словечками и не без помощи «тлетворного влияния Запада» поставили СССР перед 1991 годом, а современный мир перед вопросом «Быть или не быть?». «Запад, по многочисленным каналам ворвавшись во внутреннюю жизнь советского общества, нанес ему такой психологический и идеологический ущерб, с каким советскому обществу пришлось столкнуться впервые. Запад, - пишет А. Зиновьев, - нанес удар по фундаментальным принципам идеологии насчет преимуществ советского строя и образа жизни перед западным. Запад способствовал смещению интересов людей в сторону чисто материальных потребностей и соблазнов. Запад в огромной степени способствовал расцвету коррупции в правящих слоях общества, вплоть до самых высших… .

В результате антикоммунистического переворота в горбачевско - ельцинские годы были разгромлены все основные опоры советского социального строя. Советская государственная идеология была просто отброшена. Гигантская армия советских идеологов без боя капитулировала. Она просто испарилась, как будто ее не было вообще. Но вместо обещанного реформаторами и их западными манипуляторами освобождения от тирании марксизма – ленинизма -сталинизма наступило состояние, в отношении которого слово «беспредел» является уместным с гораздо большими основаниями, чем в отношении прочих аспектов социальной организации страны.

В Россию хлынул мощный, ничем не сдерживаемый поток западной идеологии. Он с поразительной быстротой овладел большей частью средств массовой информации, ставших, как на Западе, своего рода «ватиканами» западнизма. Западнистская система ценностей нашла в России на редкость благоприятную почву. Западная массовая культура, являющаяся орудием идеологии западнизма, стала покорять души россиян, особенно новых поколений. Началось безудержное возрождение религий, и прежде всего православия, которое стало вести себя почти как государственная религия. Оно заручилось поддержкой высших властей и настойчиво вступило в борьбу за души россиян. Бывшие убежденные атеисты из партийного аппарата и из высокообразованной интеллигенции молниеносно превратились в столь же убежденных верующих и внесли свою лепту в церквостроительство с таким же энтузиазмом, с каким их предшественники в двадцатые и тридцатые годы делали это в церкворазрушительство.

Хотя советская идеология была отменена как государственная и общеобразовательная, она оставила глубокий след в сознании многих миллионов россиян, в культуре, в образовании, в политических партиях и т.д. Она дает знать о себе в потребности в идеологии, объединяющих население в единое общество и обслуживающей его систему власти и управления, а также в потребности в едином государственном идеологическом механизме. Попытки удовлетворения этой потребности можно усмотреть в поисках «национальной идеи», в сочинении всякого рода доктрин, в программных заявлениях, в стремлении создания «партии власти».

Еще жив марксизм-ленинизм как идеология коммунистической партии. Но он вряд ли снова станет таким значительным социальным феноменом, каким был еще не так давно. Конечно, если произойдут какие-то потрясения в мире, и человечество окажется в состоянии, сходном с тем, какое имело место в годы рождения и взлета марксизма, то возможно будет возрождение марксизма в качестве идеологии прежнего масштаба. Но вероятность этого ничтожна. Эволюция человечества пошла в таком направлении, что рассчитывать на это бессмысленно. К тому же и с точки зрения интеллектуального состояния марксизм не может рассчитывать в двадцать первом веке на успех, какой он имел в прошлом»[3, с. 81-84].

Что касается направленности эволюции, то надо полагать, она упорно и неуклонно движется все в том же направлении – от стихийности в общественном движении к его сознательности. И рассчитывать здесь на положительный эффект от любой идеологии в их традиционно сложившемся понимании нельзя, ибо современная система идеологии есть атрибут уходящего времени. И как всякое уходящее явление, эта система «беременна» новым общественным идеалом, который мог бы стать дополнением, но уже не к коммунизму как детищу западной цивилизации, вопреки многим положениям марксизма частично реализовавшемуся на российской почве, а общине как способу индивидуально-коллективистского бытия человечества в целом. И этот последний ничего общего не может иметь с зиновьевским человейником, идея которого еще раз подтверждает тот факт, что человечество завершило свою животную (или муравьиную – по Зиновьеву) историю. Менталитетная сфера общества, центром которого являлась идеология, стремительно преобразуется в духовную или то, что Терьером де Шарденом и В.И. Вернадским было названо ноосферой. И факт этого подтверждается на первых порах трудно укладывающимися в сложившиеся стереотипы утверждениями по поводу того, что здоровье населения России значительно ухудшилось с начала 1990 –х годов вовсе не из-за злоупотребления алкоголем, наркотиком, табакокурением, экологическим неблагополучием, ухудшением социально-экономической ситуации (что впрочем нельзя исключать), а из-за нравственной атмосферы общества и его эмоционального состояния, т.е. духовных и душевных факторов. «Здесь под «духовностью» понимается деятельность сознания, направленная на поиск смысла жизни и своего места в ней, на определение критериев добра и зла для оценки событий, людей и руководства к действию….. . Ситуация проясняется, - пишет И.А. Гундаров, - при подключении к анализу закона духовной детерминации….» [2, с. 58-65].

Ориентация на этот закон, - по мнению И.А. Гундарова, - требует соответствующей государственной политики, которая, согласно проведенного им исследования, обнаружившего высокую значимость в современной российской ситуации духовных факторов, должна включить на 80% усилия по обеспечению в обществе социальной справедливости и лишь на 20% - меры по повышению материального благосостояния.

Из этого следует, что движение в направлении выработки нового идеала справедливого общества предстоит продолжить России как условия ее возрождения и фактора преодоления разнонаправленных тенденций современной идеологической антисистемы на основе признания нового уровня «идеального», следующего за идеологическим. Причем решать эту задачу, очевидно, возможно, на основе синтеза распавшихся идеологий, приняв этот распад, как об этом уже писалось выше, за стихийно осуществленный «анализ» движения рода человеческого, открывший его удивленному взору всю сложность и многообразие своего собственного существа и существования. И в этом смысле интеллектуальный потенциал марксизма и те результаты работы советских философов и ученых, успевших разработать на базе этого учения теорию общественного развития, коим является исторический материализм, являют и сегодня не преходящую ценность.

Вопреки скептическим заявлениям А. Зиновьева, особую ценность составляют разработки в области теории диалектики и диалектической логики. Снятие с результатов этой работы налета вульгарного материализма, дополнение с позиции духовноцентристского мировоззрения, в рамках которого механистическая, релятивистская и диатропная картины мира становятся его аспектами, - позволяет перевести диалектику из науки о «борьбе» противоположностей и их противоречии, в науку об их гармонии [6, с. 238-270]. И тем самым утвердить естественную социальную организацию, в рамках которой власть и сопутствующее ей насилие немногих, присвоивших себе Бога и господство, с неизбежностью заменится управлением со стороны тех, кто действительно владеет знанием, а значит, достаточной для этого сложного времени мерой сознательности. Речь идет о мере восприятия и использования диалектики сущности и явления, единства многообразия, центра и периферии. Эта последняя дает в руки исследователя и руководителя, организатора современных процессов инструмент, который посредством интеллектуальных возможностей, но не вечной войны всех против всех, позволит войти в согласование с эволюцией и тем самым преодолеть критический порог современности в направлении Быть роду человеческому, но не как человейнику или муравейнику, а как Homo Sapiens, призванному не уничтожать, а одухотворять окружающий его мир.

Через диалектику осуществленного филогенезом «анализа» и сознательной синтетической работы предстоит соединить отдельные элементы современной антисистемы идеологии на основе прямого, возвратного и структурно - генетического анализа и синтеза и интегративно представить «идеальное» в полноте его структуры как условие перехода от властвования к управлению:
  • на основе прямого анализа и синтеза – идеалов всех видов деятельности – по производству вещей и идей, включая идеал совокупного производства человечества (либо его отдельных социетальных образований, например, России, что сегодня исключительно важно в силу ее положения в современном мире). Это собственно и являет собой сетевой аспект социальной организации.
  • на основе возвратного анализа и синтеза - идеалов управления этим производством в рамках всех уровней организационных структур по возрастающей – от фирмы, корпорации, организации и т.д., т.е. от самоуправления и управления социетальными образованиями вплоть до управления мировыми процессами в их современном протекании. Необходимость последнего и вызвало в свое время возникновение различных международных организаций типа ООН, а сегодня неуклонно толкает Европу к объединению, а мир к глобализации.
  • на основе структурно-генетического анализа и синтеза - идеалов общественного руководства как особого вида деятельности нравственно и интеллектуально одаренных людей, объединенных в социальные институты разных уровней, имеющими предметом своей деятельности движение и реализацию общественных в смысле социетальных интересов, не противоречащих интересу общечеловеческому.

Наполнение конкретным содержанием каждого их этих уровней идеального может быть осуществлено на основе диалектики анализа и синтеза, являющий теоретический аспект собственно социологической работы, как антитезы работе идеологической. Если задача первой- превозносить интересы той, или иной группы в борьбе за власть, то задача второй - обеспечивать целостность и интегративность социальных процессов на всех уровнях, но уже в движении не от частного к общему, а от общего, т.е. общечеловеческого, - к групповому и индивидуально- личному, частному и соответствующей иерархической организации, в которой сетевая структура являет собой всего лишь аспект многообразия.

Важно учесть особенность современного переходного периода, в рамках которого важна взаимодополнительность идеологической и социологической работы, предметом которых, с одной стороны, являются составляющие интересов отдельных групп населения, а с другой духовный фактор во всей полноте и целостности его проявления, причем в единстве его временных составляющих – прошлого, настоящего и будущего. Это последнее делает исключительно важной прогностическую, синтетическую, духовноцентрическую функцию этой работы. Если с этих позиций глянуть на современный общественный «порядок», то окажется, что человечеству и его наиболее прогрессивным силам предстоит большая работа по собственной самоорганизации и воссозданию организационных структур мирового порядка, которые совершенно естественным образом могли бы уравновесить заидеологизированный европейский аппарат, созданный для сохранения мира и порядка, защиты общечеловеческих интересов после второй мировой войны.

Что же касается России, то необходимо считать ее современный государственный аппарат далеко не совершенным и несоответствующим задачам эволюционных преобразований, в которых России принадлежит особая роль. Проблем здесь много. Можно выделить только некоторые, касающиеся нижней и верхней палат, правительства и института президентства. Вряд ли можно считать легитимными выборы в Государственную Думу без избрания в нее представителей партий правого крыла и многих других участвующих в выборах. Конституция РФ должна предусмотреть механизмы исправления результатов подобных выборов, ибо Дума должна быть органом встречи интересов всех членов общества, моделью той сетевой структуры, в которой нельзя допускать перекосов в сторону думского большинства в лице партии власти, или противодействующих ей.

Вся совокупность идеалов и целей деятельности – от производства вещей и идей, вплоть до идеалов и целей совокупной деятельности общества и его регионов должна быть предметом деятельности верхней палаты. Концептуальное и законодательное выражение этих последних также предполагает соединение вертикалей, идущих вверх и вниз посредством идеологической и социологической работы. Не допустима идеологизация правительства, избравшего, вопреки Конституции РФ, в качестве основы деятельности либеральные ценности. Из органа управления, попытки осуществления которого, имели место, и небезрезультатно, в СССР, правительство в современной ситуации все более и более утрачивает смысл, вкладываемый в само слово «правительство», являясь не столько хозяйственным органом страны, сколько заидеологизированной организацией, действующей вопреки сложившейся тенденции развития российского общества.

И, наконец, институт президента в России может оправдать себя в том случае, если станет выразителем не идеологии, пусть даже в форме патриотизма, а общенационального интереса, не противоречащего общечеловеческим ценностям. Возвышаясь над всеми институтами государства и власти, он должен опереться в своей повседневной деятельности на особый социальный институт, сформированный из высококвалифицированного кадрового состава страны, как противовеса постоянно меняющимся командам всех ипостасей государственной власти и ее чиновничества [7, с. 214-218]. Высшая функция этого института, возглавляемого президентом страны, и есть общественное руководство, предметом которого всегда были и остаются люди. Общественное руководство имело место в системе организационных отношений всегда. Его субъектами в свое время были жрецы, священнослужители, в советский период - КПСС. В этот исторический период оно носило идеологический характер. Сегодня в российском обществе это место вакантно. На него претендуют многие субъекты идеологии. Однако, время неуловимо устремляется вперед. Общество нуждается в социологической работе, которая может быть осуществлена, возможно, через испытанные методы, т.е. практически ориентированную социологическую теорию и органически связанную с ней пропаганду, агитацию и организацию. В таком виде они могут вернуть людям их человеческое лицо, возвысив тем самым нравственную атмосферу и эмоциональное состояние общества. И вместе с тем, если и не завершить структуирование «идеального», что в принципе невозможно, ибо нельзя завершить историю, то оформить в сознании самих социологов и людей понимание функций социологии и социологической работы в современный период. Первой - в наиболее развитых в своих теоретико- синтетических формах явить общую теорию социального управления. Второй – посредством единства идеалов и целеполагания, целесообразности в действии и социальной организации в целом реализовать научное и духовно-нравственное обеспечение организационно-управленческих отношений и решений в рамках общественного руководства как антитезы современной системе идеологии, основанием которого должна стать Национальная идея России. Ибо только она может выразить коренные интересы нашего общества и вместе с тем дать осознание роли и места его в мировом сообществе. Именно национальная идея России может уравновесить «сетевой» характер идеологических отношений, придать смысл всем современным идеологиям, в т.ч. и идеологии брэнда, дать критерии для их нравственных и политических оценок. Но самое главное, в силу действия закона единства идеи и социальной организации, она выявит стратегическую линию развития российского общества, завершив, тем самым, очередную историческую смуту, и направив его в русло осознанного движения.


Литература


1. Гаджиев И.С. Политическая наука, М., 1995.

2.Гундарев И.А. Духовное неблагополучие и демографическая катастрофа /Общественные науки и современность, 2001, № 8.

3. Зиновьев А. Идеология партии будущего. – М.: Алгоритм, 2003.

4. Кузнецов В. О социологическом смысле идеологии консолидации: геокультурный аспект / Безопасность Евразии, 2003, № 3.

5. Кукса Л.П. Диалектика классического и неклассического в социальном познании /Неклассическая социология в современной России: накопление методологического потенциала и технологических возможностей. Барнаул-Москва, 2003.

6. Кукса Л.П. Интегральная социология: предметная область и ее философско -теоретическое обоснование, Новосибирск, НИПК и ПРО, 2004.

7. Кукса Л.П. Ключевая проблема современной России: идейно-организационный кризис и пути его преодоления на основе интегральной социологии /Перспективные направления развития теоретической социологии в России Рубежа XX –XXI веков, Барнаул – Москва, 2003.

8. Социология и идеология, М., Наука, 1968.

9. Лопуха А.Д., Зельцер И.М. Обычное право: вопросы теории и современная практика, Новосибирск, 2002.

10. Война и терроризм, Меркур, 2003, № 1.

11. Пугачев В.П., Соловьев А.И. Введение в политологию, М., 1996.

12.Топчинов Е.А. Религии Мира. Опыт запредельного. Трансперсональные состояния и психотехника, СПб, 1997.

13. Яковлев М.В. Идеология, М., 1979.


Формирование идеологии консолидации российского общества: актуальные проблемы и возможности их решения: Материалы «круглого стола» МОО «Объединение социологов Сибири» на ФС АлтГУ по публикациям В.Н. Кузнецова, посвященным становлению идеологии консолидации российского общества начала XXI века, Барнаул, 17 февраля 2004 г. / Под ред. С.И. Григорьева. Барнаул: Москва, 2004. 178 с. (с.72-91).


* Сферу идеального, как принято считать, образуют многообразные формы отражения действительности в человеческом мозгу, чувственные и умственные образы, способы их построения и оперирования ими, духовные ценности и ориентации. «…Идеальное есть ничто иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней». (К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т.23, с.21)

* Люди уже давно усмотрели это в концепциях Бога, философских идеях и политических теориях государства, в революционных теориях вождизма и, наконец, в кибернетике.

* Как пишет В. Кузнецов террористическими признаются акты, осуществляемые в целях а) нарушения общественной безопасности; б) устрашения населения; в) оказания воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам; г) удовлетворения их неправомерных имущественных и/или иных интересов; д) прекращения государственной или политической деятельности человека; е) мести за такую деятельность; ж) провокации.



* Например, отлучение православной церковью академика и художника Н.К. Рериха и членов его семьи, а вместе с ними и всех тех, кто разделяет их мировоззрение.

* Это было особенно трудно сделать именно в части теории, ибо марксизм есть учение, а не теория в ее узком специальном смысле. Советские философы, ученые, идеологи в лучшей своей части много успели сделать в плане перевода всеобъемлющих взглядов марксизма на язык теорий, доступных для людей и руководителей того периода. И всякое игнорирование результатов этой работы чревато последствиями, ибо их «как из песни слов» выкинуть из общей канвы познания нельзя.

** А. Зиновьев Коммунизм как реальность, М.: Центрополиграф, 1994, 495 с.