Городская школа в общественной и культурной жизни урала конца XVIII первой половины XIX века

Вид материалаАвтореферат диссертации

Содержание


Научный консультант
Ведущая организация
Общая характеристика работы
Объектом диссертационного исследования
Предметом изучения
Хронологические рамки исследования
География исследования
Целью исследования
Методология исследования
Научная новизна исследования
Апробация работы.
Практическая значимость.
Структура работы.
Основное содержание работы
В первой главе
Четвертая глава
В пятой главе
В заключении
Основные публикации по теме диссертации
3. Статьи и материалы докладов
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3






На правах рукописи




ДАШКЕВИЧ Людмила Александровна




ГОРОДСКАЯ ШКОЛА В ОБЩЕСТВЕННОЙ И КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ УРАЛА


КОНЦА XVIII – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА


Специальность 07.00.02 – Отечественная история




Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук


Екатеринбург – 2007




Работа выполнена в Отделе истории России XVI–XIX веков Института истории и археологии

Уральского отделения Российской академии наук




Научный консультант: академик РАН

Алексеев Вениамин Васильевич


Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Миненко Нина Адамовна


доктор исторических наук, профессор

Алеврас Наталия Николаевна


доктор исторических наук, профессор

Вишленкова Елена Анатольевна


Ведущая организация: ГОУ ВПО «Пермский государственный университет»


Защита состоится «11» октября 2007 г. в ________ часов на заседании диссертационого совета Д 004.011.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте истории и археологии УрО РАН (620026, г. Екатеринбург, ул. Р. Люксембург, д. 56.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института истории и археологии УрО РАН


Автореферат разослан «_____» _________________2007 г.


Ученый секретарь диссертационного

совета, кандидат исторических наук Е.Т. Артемов


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ


Актуальность темы. Динамичное изменение социальной реальности в современной России оживило интерес науки к историческому опыту отечественной школы, принявшей, по признанию исследователей, самое деятельное участие в формировании качественно иной общественно-культурной среды в России периода нового времени и ставшей для государства одним из действенных инструментов направленной социализации.

Важнейшей социокультурной средой, в которой развивалось школьное дело Российской империи, был город. На город было обращено основное внимание образовательной политики государства. Школьная система страны вплоть до начала великих реформ середины XIX в., была, по сути, городской. Общественно-культурная среда провинциального города относится пока к наименее изученным сферам в пространстве национальной культуры. Недостаточное внимание к ней в какой-то степени можно объяснить негативным восприятием самого термина «провинция» или «периферия». Историографическая традиция при определении термина «периферия» исходит из противопоставления ей центра как носителя институтов власти и культурных символов. Провинция рассматривается лишь как «место действия» центральной власти, а не как равноправный участник общественно-политических и культурных процессов. Исторически сложившееся пренебрежение к периферии оставило за кадром рассмотрения многие проблемы бытования культуры в обществе, глубинные факторы сохранения традиций и распространения культурных новаций.

Интерес историков к «разнообразию в пространстве» возник совсем недавно и связан он в определенной мере с нынешней переориентацией гуманитарных наук на историко-антропологический и историко-культурный подход к изучению прошлого, предполагающий подробное изучение «человеческого фактора» в истории. Поиск современных подходов исследования, однако, затруднен слабой разработанностью проблем культуры «старой русской провинции» и немногочисленностью выявленных до сих пор материалов культурно-исторического характера. В последнее время появились труды исследователей-культурологов, пытающихся обосновать методику анализа региональной культуры, найти язык ее описания1. Многие их выводы, однако, пока абстрактны и нуждаются в конкретизации. Детальное изучение локальных аспектов истории образования в связи с этим, на наш взгляд, вполне целесообразно и плодотворно в научном отношении. Оно позволяет уточнить и скорректировать бытующие представления о провинциальной культуре, направленности и результатах усилий государства в образовательной сфере, реакции традиционной среды на предлагавшиеся новации.

Объектом диссертационного исследования является механизм функционирования культуры, создававшийся усилиями власти в городах Российской империи периода нового времени. Он включал в себя как структуры, нацеленные на появление образованного слоя общества (система образования), так и институты, с помощью которых новые знания и ценности могли распространяться в других социальных слоях (сеть книжной торговли, периодика, библиотеки, музеи, театры, культурно-просветительные учреждения).

Предметом изучения стала светская общеобразовательная школа, относившаяся в течение изучаемого времени к ведению министерства народного просвещения. Выбор данного сегмента механизма функционирования культуры обусловлен тем, что в конце XVIII в. именно он был избран верховной властью в качестве основного инструмента преобразования России. Опыт учебных заведений использовали создававшиеся позднее культурно-информационные институты (библиотеки, музеи, культурно-просветительные учреждения). Интерес к деятельности общеобразовательных учебных заведений как фактору влияния на общественно-культурную среду города вызван также тем, что условия их развития во многом диктовались местной культурной ситуацией. Школы были открыты и доступны для всех слоев горожан, что позволяет связывать причины их успехов и неудач с отношением самого населения к просвещению. Солидное место в российской системе образования занимали и ведомственные учебные заведения. Их работа, однако, во многом зависела от внутренних причин. Набор в ведомственные школы был по большей части принудительным, а состав учащихся ограничивался сословной принадлежностью. История ведомственных структур заслуживает отдельного исследования, поэтому в настоящей работе она оставлена за рамками рассмотрения.

Хронологические рамки исследования охватывают конец XVIII – первую половину XIX в., трактуемые как период становления городской культуры в Российской империи. Начальная граница изучения связана с преобразованиями екатерининской эпохи, положившими начало широкой системе городских провинциальных школ (1782–1786 гг.), конечная – реформой образования 1864 г., существенно изменившей организацию школьного дела и усилившей участие в нем общества. Комплексное изучение истории школы и общественно-культурной среды провинциального города этого периода представляется чрезвычайно важным, так как оно дает возможность выявить основные факторы становления новых форм функционирования городской культуры и определить участие периферии в подготовке грядущих изменений.

География исследования включает Пермскую, Вятскую и Оренбургскую губернии. Изучение образовательного пространства всех традиционно относимых к Уралу губерний дает возможность, с одной стороны, сделать обобщения по всему уральскому региону, с другой – провести сравнительный анализ, позволяющий сопоставить ресурсы и условия деятельности школы в разных уральских губерниях, выявить закономерности и особенности развития в них городского образования. Основное внимание при этом уделяется так называемым «штатным» городам, к которым законодательство относило поселения, обладавшие подведомственной в административном отношении округой, имевшие официально признанные самоуправляющиеся городские общины и отдельные от уезда органы управления.

Целью исследования является выявление места и роли общеобразовательной школы в общественной и культурной жизни городов уральского региона.

Для достижения поставленной цели определены следующие конкретные задачи:

- исследовать изменения в нормативно-правовой базе деятельности общеобразовательных учебных заведений и проследить становление системы народного просвещения в уральских городах, выявив основные этапы и характерные черты ее развития;

- определить динамику развития школьного дела в городах Урала (по числу учебных заведений, уровню их материального обеспечения, численности учащихся и учителей, квалификации преподавательского состава), установить масштабы и результаты участия в этом процессе «коронной» власти, местных территориальных и сословных корпораций, а также частных лиц;

- оценить отношение горожан к государственному образованию, степень их заинтересованности в приобретении систематических знаний и развитии местных школ;

- выявить роль школы в культурной жизни города через общественную и просветительскую деятельность учителей, распространение новых знаний и ценностей, формирование социально активной части жителей.

Методология исследования. При определении методологических оснований диссертационного исследования автор использовал научные подходы, свойственные модернизационной парадигме. При разных интерпретациях понятия «модернизация», историки сходятся в том, что этот процесс охватил множество инновационных изменений при переходе от традиционного к современному обществу. Современные исследователи В.В. Алексеев и И.В. Побережников указывают, что модернизационный процесс включал, как минимум «индустриализацию, урбанизацию, социальную мобилизацию, дифференциацию, секуляризацию, распространение средств массовой информации, грамотности и образования, рост политической партиципации»1. Существенным фактором социальных изменений исследователи признают структурно-функциональную дифференциацию, предполагающую выделение различных форм деятельности из рамок традиционных семейных, родственных связей и зависимостей. Суть модернизационных процессов в сфере образования при этом интерпретируется как переход функции обучения от семьи к системе общественного образования и понижение роли традиционного ученичества.

В социологических теориях модернизации «классического» периода (1950–1960-е гг.) сам процесс перехода от традиционного к современному обществу рассматривался обыкновенно как «вестернизация» или «европеизация». Современные модификации теоретических основ модернизационного подхода отказались от подобной односторонней трактовки. Концептуальное ядро современной многолинейной версии модернизации включило признание возможностей собственных оригинальных путей развития, национальных моделей модернизации, имеющих местную социокультурную окраску. Исследование социокультурного контекста развития образования в связи с этим стало одним из направлений настоящего исследования.

Методологически важным для диссертационной работы оказалось также обращение к концептуальным подходам современной урбанистики. Дореволюционная, а вслед за ней и советская историография весьма пессимистически оценивали уровень развития русского города феодальной эпохи, делая вывод о коренной противоположности его городу Западной Европы. Светская общеобразовательная школа считалась явлением, чуждым традиционной среде провинциального русского города. Современные исследователи, признавая особенности российской урбанизации, указывают на явные сдвиги в рамках городской жизни, начало которым было положено административной реформой 1775–1785 гг. В литературе последних десятилетий отмечается, что русский город конца XVIII – первой половины XIX в. являлся «культурным центром» округи, здесь сосредотачивались основные культурно-просветительные институты и учреждения, осуществлялась духовная жизнь интеллигенции, формировалась информационная среда, способствовавшая интеграции культурных процессов города и деревни, складывались механизмы и традиции городской жизни1.

Из современного «культурологического городоведения» в диссертации привлечены такие понятия как «городская среда», «культурный потенциал города», «культурное пространство». Их применение для анализа роли и вклада школы в культуру города представляется продуктивным. Нельзя не признать, что встраивание школы в инфраструктуру города меняло привычное пространство и, в определенной мере, стимулировало распространение культурных новаций. Архитектурная и культурная среда города была одним из факторов, влиявших на формирование личности2.

Важное значение в работе имело использование интеграционного, или системно-функционального подхода к исследованию культуры, в основе которого лежат положения адаптивно-деятельностной культурологии. В отечественной историографии исследования культуры XIX в. системный подход является сравнительно новым. Достаточно активно и плодотворно он разрабатывается в Лаборатории истории русской культуры исторического факультета Московского университета. Наблюдения ученых обобщены в многотомном исследовательском проекте «Очерки русской культуры XIX века». Анализируя развитие русской культуры, исследователи отходят от распространенного в отечественной историографии конкретно-отраслевого, дифференцированного подхода, в основе которого лежит рассмотрение отдельных отраслей культуры и пытаются дать представление об отечественной культуре как о целостной системе, выяснить ее функциональную направленность, закономерности смены стереотипов и в процессе этого приходят к пониманию важности изучения той среды, где формировались новые или длительно сохранялись традиционные элементы3.

При анализе и систематизации фактического материала в работе использовались традиционные для отечественной историографии историко-сравнительный, историко-генетический и историко-системный методы, которые позволяют выявить исторические корни и новации в организации городского образования, выделить основные этапы его становления, осуществить сравнительный анализ развития образования в уральских губерниях. Исследование основано на принципах историзма и объективности, предполагающих изучение исторического процесса во всей совокупности источников в их логической и хронологической последовательности.

Научная новизна исследования определяется поставленной в работе научной проблемой. Впервые на материалах уральского региона произведен комплексный анализ состояния государственного образования в уральских городах конца XVIII – первой половины XIX в., включающий исследование основных факторов и механизмов государственной политики в сфере образования этого периода, а также отношение к ней провинциального общества. Системный анализ позволил восстановить картину становления и развития образования в уральских городах, выявить культурные функции школы и ее роль в духовной жизни провинции.

В диссертации впервые решен и ряд конкретных вопросов. На основе представительного источникового комплекса (отчетная документация дирекций уральских училищ, именные и формулярные списки, делопроизводственные материалы канцелярии попечителя Казанского учебного округа) детально реконструирована структура городского образования в уральских губерниях, проведен анализ ее финансового обеспечения, восстановлены персональный административный и кадровый состав уральских училищ, прослежена динамика изменений в численности педагогического персонала и уровне его профессиональной подготовки, выявлена и обобщена информация о численности и социальном составе учащихся. Значительная часть документации вводится в научный оборот впервые.

На основе сравнительного анализа нормативной документации и канцелярской отчетности автор впервые исследует реальный характер и эффективность организации школьного строительства в уральских губерниях на разных этапах его реформирования. Широкое привлечение наградных документов и ведомостей о благотворительных пожертвованиях в пользу уральской школы позволило доказать несостоятельность бытующих в историографии представлений о равнодушии провинциального общества к вопросам развития образования в конце XVIII – первой половине XIX в., выявить имена наиболее крупных филантропов в сфере просвещения.

Апробация работы. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите Отделом истории России XVI–XIX вв. Института истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук. Основные положения, результаты и выводы диссертации нашли отражение в авторской монографии «Городская школа в общественной и культурной жизни Урала (конец XVIII – первая половина XIX века») (Екатеринбург: УрО РАН, 2006), разделах монографии «Техническая интеллигенция горнозаводского Урала. XIX век» (Екатеринбург: Банк культурной информации, 1997), 5 публикациях автора в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК РФ и 19 публикациях в региональных и федеральных изданиях общим объемом 45 п.л. Результаты исследования изложены и обсуждены на международных, республиканских и региональных научных конференциях в Екатеринбурге, Омске и Нижнем Тагиле. Помимо того, результаты исследования нашли применение в реализации (при участии автора) ряда научных проектов: российско-шведского «Социальная организация железоделательного производства России и Швеции в раннеиндустриальный период. 1600–1900» (1992–1994 гг.), а также получившего поддержку в виде гранта Российского государственного научного фонда (РГНФ) «Объединения и ассоциации городской элиты дореволюционного Урала» (2004–2006 гг.).

Практическая значимость. Результаты исследования и введенные в научный оборот данные могут быть использованы при подготовке обобщающих трудов по истории и культуре российской провинции, разработке вузовских спецкурсов по истории Урала и России для исторических факультетов, а также учебных пособий для школьников по дисциплинам регионального компонента. Исторический опыт развития местной городской школы можно использовать при реформировании региональной системы образования.

Структура работы. Исследование состоит из введения, пяти глав, разделенных на параграфы, заключения, списка источников и литературы, 32 приложений, включающих 30 вспомогательных таблиц и 2 диаграммы.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во введении обосновывается актуальность темы, определяется цель, задачи, объект и предмет исследования, его хронологические и территориальные рамки, раскрывается методология и методика исследования, апробация работы, ее научная новизна и научно-практическая значимость.

В первой главе – «Историография и источники» – анализируется степень изученности темы и характеризуется комплекс использованных в исследовании источников. В первом параграфе – «Историография и постановка проблемы» –рассматривается история изучения темы, ее основные направления и результаты, обосновывается необходимость комплексного изучения школы, включающего как анализ ее внутреннего состояния, так и культурных функций, участия школы в складывании механизмов и традиций городской жизни. Школа, как элемент общественно-культурной среды города, долгое время не привлекала внимания отечественных историков. Дореволюционная историография, посвященная истории педагогики, как правило, ограничивалась институциональными и правовыми аспектами, рассматривая развитие школьного дела в контексте правительственной политики. Объяснялось это распространенным в то время представлением о ведущем значении административной деятельности государства в российской истории. Дореволюционное наследие изучения истории российского образования составили труды П.Ф. Каптерева, Н.К. Отто, И. Арсеньева, М.И. Сухомлинова, И.А. Алешинцева, С.А. Князькова, Н.И. Сербова, С.В. Рождественского и других исследователей1.

История школьного дела Урала впервые получила свое освещение в работах местных учителей и любителей истории. Первые статистические сведения о числе школ в Пермской губернии опубликовал Никита Савич Попов, учитель, а затем директор Пермского главного народного училища. В середине XIX в. проблемы становления школьного дела на Урале исследовал Николай Алексеевич Фирсов, преподававший в 1855–1859 гг. в Пермской мужской гимназии, а затем в Казанском университете2.

Во второй половине XIX – начале XX в., с ростом демократизации и самосознания провинции, количество исследований, характеризующих развитие образования в уральских городах, многократно увеличилось. Посвящены они были, по большей части, истории отдельных учебных заведений. Объемные исторические очерки создавались по заданию училищных дирекций к юбилейным датам гимназий и уездных училищ. Полуофициальный характер этих изданий не уменьшает их ценности. Многие исследования содержат выдержки из не сохранившихся до настоящего времени источников, в том числе и личного происхождения, что имеет огромное значение при исследовании культурного мира провинциальных городов. Особенно любопытны в этом отношении труды М.Г. Васильева и А.А. Спицына1. Важный фактический материал представлен и в работах других местных историков2.

Признавая значение исторических работ уральских авторов, а также важность введенных ими в научный оборот источников, важно подчеркнуть, что все они оставались в русле распространенных в дореволюционной российской историографии и философии взглядов и концепций. Изучение культурного роста населения ограничивалось рамками институциональных форм, развитие школьного дела в городах объяснялось изменением законодательно-правовых норм и мероприятиями правительства.

Вместе с тем, исследователи не могли не замечать влияния социальной и культурной среды на формирование личности. Во многих исторических и этнографических описаниях уральских городов любители родного края давали характеристику местной образованности, оценивали отношение к просвещению городского образованного общества, купечества и мещанства3. Из краеведческих сочинений в этом плане следует особо отметить работу П.Н. Столпянского «Город Оренбург. Материалы к истории и топографии города», в которой дано достаточно подробное описание экономики города, его социальной и общественно-культурной жизни. Детальную характеристику городского быта, которая насыщала фактический материал мелкими, разрозненными, но яркими, характерными подробностями, современные исследователи считают главной заслугой дореволюционных краеведов.

На основе их трудов в начале XX в. в России сложилась оригинальная научная школа исторического краеведения, которая отводила большую роль изучению культуры провинциального города. Историографический интерес для нашей работы представляют исследования Н.К. Пиксанова, И.М. Гревса и Н.П. Анциферова. В своих работах они сформулировали важность изучения культурных гнезд для исторического познания явлений духовной культуры в целом в их естественной среде1. И.М. Гревс и Н.П. Анциферов первыми поставили задачу «средового» изучения образования.

В советский период, однако, эти достижения отечественной историографии были утрачены. Изучение отечественного образования в культурно-историческом контексте продолжили русские ученые в эмиграции. В 1930–1937 гг. в Париже вышло переработанное издание книги П.Н. Милюкова «Очерки по истории русской культуры», содержащее большой раздел об истории русской школы. Анализируя условия деятельности дореформенных школ, П.Н. Милюков, принадлежавший к числу приверженцев детерминистических воззрений, уделил особое внимание политическим настроениям власти и общества. Идеологическими и политическими противоречиями, по преимуществу, историк объяснил все школьные преобразования2.

Теорию конфликта в истории образования восприняла советская историография. Марксистско-ленинская методология исследования теории и практики образования, возобладавшая после 1917 г., основана на тезисе об их отчуждении и обусловленности экономическими интересами, носящими в антагонистическом обществе взаимно конфликтный характер. Для историко-педагогических исследований советского периода привычной стала негативная интерпретация образовательной политики самодержавия. Социально-экономическими аспектами, по преимуществу, ограничилась и сфера изучения истории города.

В качестве начала нового этапа советской историографии принято выделять конец 1950-х – начало 1960-х гг., когда, с изменением общественно-политической обстановки в стране, историки стали более свободны в выборе тем и трактовке событий. Одним из новых научных направлений стало историко-этнографическое изучение русского города. В работах М.Г. Рабиновича, М.Н. Шмелевой, Л.А. Анохиной и других исследователей, появившихся в эти годы, были рассмотрены различные аспекты бытовой культуры горожан, в том числе и культуры духовной. Исследования историков-этнографов, однако, касались в основном центральных областей России. Культура городов Урала была изучена гораздо слабее. В обобщающих городоведческих и научно-популярных краеведческих работах 1960–1980-х гг. об уральских городах сведения культурно-исторического и этнографического характера встречались крайне редко. Исключение составили, пожалуй, лишь книговедческие изыскания, интерес к которым возник в связи с изучением культуры уральского старообрядчества.

Итоги развития историографии уральского города были обобщены в коллективном академическом труде «История Урала с древнейших времен до 1861 года» (М., 1989). Это издание отразило уровень постановки и разработки темы. Городам в нем посвящен лишь небольшой раздел, дающий характеристику их социально-экономического положения и развития. Культура города отразилась в специализированных разделах, рассказывающих об образовании, искусстве, архитектуре края. Структура монографии, в которой не нашлось особого места для городской среды бытования культуры, показывает, что эта тема недооценивалась в региональной историографии и не выделялась в отдельное направление исследования. Сфера представлений жителей края, связанная с восприятием просвещения, оставалась неизученной.

Вместе с тем, нельзя не признать, что теоретический уровень исторических исследований в 1960–1980-е гг. заметно вырос, ученые попытались уйти от вульгаризаторства и упрощенного подхода к изучению прошлого, присущего работам первых послереволюционных лет. Помимо общих трудов по истории школы и педагогической мысли, в 1960–1980-е гг. появилось большое количество книг и статей, содержащих богатый фактический материал, освещающий социально-политические и педагогические проблемы развития отечественной школы и педагогики. В 1973–1976 гг. накопленные знания были обобщены в коллективных трудах «Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР»1.

Конкретно-историческими трудами пополнилась в 1960–1980-е гг. и региональная историография. Несомненной заслугой уральских историков стало тщательное исследование общественного движения конца 1850-х – начала 1860-х гг., активными участниками которого являлись многие учителя и воспитанники школ. Общественная жизнь уральских городов и деятельность периферийных революционных организаций этих лет (расценивавшихся советской историографией как «период революционной ситуации») исследовались в работах Ф.С. Горового, Г.Н. Вульфсона, Я.И. Линкова, Я.Б. Рабиновича, Л.П. Бурмистровой, Н.С. Шпилевой, Ф.А. Литвиной, С.А. Орловой, В.Д. Сергеева и других исследователей. Эти авторы впервые ввели в научный оборот жандармские документы, следственные дела, материалы ревизий учебных заведений, докладные записки светских и духовных чиновников и другие документы, характеризовавшие обстановку в учебных заведениях накануне великих реформ и движение учащейся молодежи. Изучение событий общественной жизни провинции в эпоху «революционной ситуации» было, однако, недостаточно полным. Основное внимание в своих трудах советские исследователи уделяли деятельности демократических сил. Позиции сторонников либерального и консервативно-монархического лагеря при этом оставались в тени1.

Надо заметить, впрочем, что уже в советской историографии высказывалась неудовлетворенность решением ряда проблем, особенно в сфере историко-культурных исследований. В 1980-е гг. история культуры выделилась в особую отрасль исторической науки, взаимосвязанную с другими культуроведческими дисциплинами. В философии, социологии, литературоведении, искусствоведении, истории интенсифицировались усилия по разработке теоретических проблем культуры и ее истории. Ученые попытались отойти от односторонних определений культуры как системы, определяемой материальными потребностями общества, признав, что она имеет, в известных пределах, способность к саморазвитию и влиянию, со своей стороны, на общественные процессы. Понимание этого было невозможно без изучения культуры человека. Новаторским в этом плане для того времени можно считать исследование Г.Н. Вульфсона «Разночинно-демократическое движение в Поволжье и на Урале», в котором автор весьма подробно описал повседневную жизнь разночинцев Поволжья и Урала, включая учителей и учащихся разных учебных заведений. Выводы Г.Н. Вульфсона, однако, в значительной степени сохранили классовый характер. Его уверенность в том, что в среде «образованных разночинцев» предреформенного периода преобладали демократические и революционные идеи1, была ошибочной. Духовный мир «новых людей» не был столь однозначен.

Причины и предпосылки великих реформ Александра II вызывали интерес у зарубежных авторов. Важной чертой развития западноевропейской и американской историографии образования второй половины XX в. стало изменение подходов к исследованию механизма функционирования образовательных систем. Историко-педагогические труды обогатились новыми методами познания, позаимствованными у социологии, социальной истории, исторической антропологии и других общественных наук. В работах У. Германна, Б. Бейлина, П. Бурдье, М. Арчер, Ф. Рингера и других ученых, работавших над проблемами развития образования и педагогических теорий, было отведено важное место анализу их исторического, социокультурного и психологического контекста2. В трудах зарубежных авторов, обращавшихся к истории российского просвещения, особое внимание уделялось факторам духовного развития российской элиты. Историки подчеркивали влияние западноевропейской общественной мысли и государственную инициативу в культурном преобразовании России.

Тезис о «революции сверху» в России был поддержан Б.Н. Мироновым, Н.Я. Эйдельманом, С.В. Мироненко и другими отечественными историками. Отказ от марксистских догм и переход к научному плюрализму знаменовали начало нового, постсоветского этапа отечественной историографии, характерной чертой которого стало расширение традиционных и появление новых исследовательских полей и подходов анализа исторического развития. Шагом вперед в осмыслении исторических проблем развития российского образования стал исследовательский проект, подготовленный Лабораторией истории русской культуры исторического факультета Московского университета. В третьем томе «Очерков русской культуры XIX века» авторы предприняли опыт целостного изучения не только учебных заведений всех типов и уровней, существовавших в России XIX в., но и других информационных и социокультурных институтов, дававших населению возможность самообразования и приобщения к профессиональным знаниям. Это позволило им дать объемную реальную картину изменений в культурном потенциале российского общества1.

В региональной историографии последних десятилетий появились работы, объективно характеризующие экономическую и социальную жизнь дореформенных уральских городов2. Новые материалы были привлечены для анализа социокультурного облика уральского дворянства, интеллигенции, купечества. Исторически более обоснованными и взвешенными стали социальные характеристики местной бюрократии и общественных деятелей. Расширилось и поле региональных историко-педагогических исследований. Историография развития государственной системы образования на Урале пополнилась в последние годы рядом статей, учебных пособий, монографий. Наиболее значительны среди них работы Т.А. Калининой и С.Г. Мирсаитовой, выполненные на материалах Пермской и Оренбургской губерний первой половины XIX в.3 Новаторской в изучении социокультурного контекста становления новой школы стала монография Л.М. Артамоновой «Общество, власть и просвещение в русской провинции XVIII – начала XIX века» (Самара, 2001), посвященная изучению школьного дела в юго-восточных губерниях России (включающих Оренбургскую губернию). Автор характеризует в своей работе не только социально-политические факторы развития образования в провинции, но и пытается определить культурные функции государственной школы, отношение к ней провинциального общества.

Плодотворно изучались в последнее время культурные процессы в городах близкой к Уралу Западной Сибири. Среди монографических исследований сибирских ученых можно выделить книгу А.И. Куприянова «Русский город в первой половине XIX века: общественный быт и культура горожан Западной Сибири» (М., 1995), специальный раздел в которой посвящен отношению горожан к школе и просвещению. Сведения, представленные в исследованиях близких к Уралу регионов, дают материал для сравнений и сопоставлений, хотя, как вполне справедливо отмечают историки, данных для подобного осмысления пока очень мало, исследование культуры провинциальных городов только начинается.

В целом, можно отметить, что историографическая картина развития просвещения в уральских городах крепостного периода пока крайне неполна. В литературе отсутствуют сводные сведения о школьной сети Пермской, Вятской и Оренбургской губерний, нет целостного представления о состоянии системы образования в городах региона, соответствии ее запросам государства и общества изучаемого времени. Слабо затронута в историографии проблема культурных функций государственной школы на Урале, взаимных влияний школы и городской среды в области культуры и быта, что, на наш взгляд, значительно обедняет региональные городоведческие исследования.

Во втором параграфе – «Источники» – дается характеристика использованных в работе источников. Они включают значительный круг опубликованных и неопубликованных материалов, среди которых можно выделить следующие виды: законодательство, статистика, делопроизводственная документация, периодика, источники личного происхождения и художественная литература. Первостепенное значение в работе имело привлечение законодательных актов, опубликованных в Полном собрании законов Российской империи первого и второго выпусков. Наиболее важными из них являлись высочайше утвержденные училищные Уставы 1786, 1804 и 1828 гг. Эти документы содержали (помимо декларативной части, обосновывавшей цели «воспитания юношества») правила руководства учебной и хозяйственной частью училищ, перечень преподающихся в них учебных предметов и необходимых для этого учебных пособий, права и обязанности служащих и воспитанников, а также штатные положения о финансирования училищ. Для изучения правового положения школ привлекались также министерские и ведомственные циркуляры, большая часть которых решала конкретные вопросы жизнедеятельности учебных заведений. Фронтальное изучение содержания нормативных актов, касавшихся идеологии и практики школьного дела, дало возможность провести сравнение правовых норм и определить характер и направление изменений в правительственной образовательной политике.

Статистические сведения о состоянии школьного дела в уральских губерниях были извлечены из опубликованных и неопубликованных источников. Первый опыт публикации таких данных был предпринят в 1827 г., когда появилось издание П.П. Кеппена «Опыт хронологического списка учебным заведениям, состоящим в ведении Министерства народного просвещения». Список этот, однако, был далеко не полон. Более подробными являются «Таблицы учебных заведений всех ведомств Российской империи с показанием отношения числа учащихся к числу жителей» (СПб., 1838), составленные на основании донесений и ведомостей, представленных руководителями различных ведомств в министерство народного просвещения по инициативе С.С. Уварова. В этом издании были указаны учебные заведения всех министерств и ведомств с общей численностью их воспитанников и служащих по губерниям на 1834 г., а также приведена таблица соотношения учащихся с общим числом жителей. Выявить процент обучавшегося в школах городского населения, однако, таблица не позволяет, так как в ней не представлено число городских школ и проживавших в городах жителей.

Следующий опыт комплексного подсчета учащихся в России был предпринят статистическим отделом министерства внутренних дел в 1856 г. «Статистические таблицы Российской империи за 1856 год» отразили, помимо прочего, число жителей в штатных городах и их уездах, общее количество учебных заведений и их учащихся, а также соотношение числа учащихся с населением губерний. Общие данные о количестве учебных заведений и учащихся в городах представили «Статистические таблицы о состоянии городов Российской империи», составлявшиеся статистическим отделением министерства внутренних дел в 1840–1850-е гг. Но и эти источники не позволяют установить конкретные сведения о численности и составе воспитанников каждой школы.

Более детальными являются исследования местных статистиков и других ученых, обращавшихся к истории и статистике уральских губерний. Среди них следует особо отметить работу штабс-капитана генерального штаба Х. Мозеля по статистике Пермской губернии, которая отличается подробностью и аналитическим характером1. Несмотря на ценность сведений, представленных в публикациях, они трудно сравнимы, так как составлялись по разным источникам и за разные годы.

Для более полного исследования темы найденный в книгохранилищах комплекс текстов был дополнен за счет документов, отложившихся в фондах Попечителя Казанского учебного округа (Ф.92) и Императорского Казанского университета (Ф.977) из Национального архива Республики Татарстан в Казани; Совета министра внутренних дел (Ф.1281) из Российского государственного исторического архива в Санкт-Петербурге; Оренбургского военного губернатора (Ф.6) из Государственного архива Оренбургской области в Оренбурге; Канцелярии главного начальника горных заводов хребта Уральского (Ф.43), Екатеринбургской городской думы (Ф.8) из Государственного архива Свердловской области в Екатеринбурге, Приказа общественного призрения (Ф.82) из Государственного архива Пермской области в Перми.

Фонд Совета министра внутренних дел сохранил отчеты губернаторов, являющиеся важным источником сведений о состоянии и развитии подведомственных им территорий. Для изучения социокультурного контекста истории городского просвещения особую ценность имеет оценка административными руководителями губерний «народной нравственности» населения, в том числе и городского. В специальных разделах своих отчетов губернаторы указывали на характерные черты быта и устройства городов, отношении городских обывателей к образованию, называли фамилии наиболее крупных благотворителей учебных заведений. Определенную ценность имеют также приложенные к отчетам статистические таблицы о состоянии народонаселения, в том числе и городского, городских доходах и расходах, числе учебных заведений и их воспитанниках. Надо признать, впрочем, что эти данные недостаточно достоверны. Историки уже указывали на большое количество ошибок в таблицах, составлявшихся на основе отчетных данных руководителей городской и уездной полиции.

Более точными являются сведения ведомственной статистики. Как правило, они составлялись по единому образцу и на основе единых правил, а потому вполне сравнимы. Ведомости о состоянии училищ уральских губерний, обнаруженные нами в фонде попечителя Казанского учебного округа, дают возможность проследить динамику развития государственных городских школ в течение всего исследуемого времени. Для сравнения в работе использовались данные, характеризовавшие период начала и завершения школьных реформ первой половины XIX в. (1803, 1825, 1854 и 1863 гг.). Большой интерес представляют изложенные в ведомостях и отчетах сведения о сословном составе мужского населения городов. Сравнение социального состава учащихся городских школ и городского населения позволило определить отношение разных слоев населения к государственному образованию. Эти данные пока не привлекались исследователями.

Проверить достоверность всех приведенных в отчетной документации училищных дирекций цифр достаточно сложно. В основе их лежали сведения местного училищного начальства, нередко завышавшиеся, о чем уже писали историки. Тем не менее, в комплексе отчеты остаются ценнейшим источником, так как они позволяют провести сравнительный анализ данных за длительный период и выявить основные черты и тенденции развития школьного дела. Определенные коррективы в официальные данные могут внести донесения «визитаторов» и ревизоров, направлявшихся Казанским университетом для проверки состояния подведомственных ему училищ. Особый интерес среди материалов школьных ревизий представляют записки «визитатора» Сибирских училищ П.А. Словцова.

Для изучения проблемы формирования кадров учительского персонала были привлечены послужные и формулярные списки преподавателей. Исходя из задач настоящего исследования, для сравнительного анализа социального состава и образовательного уровня преподавателей использовались сведения за 1803, 1828, 1854 и 1863 гг. К сожалению, многие коллекции формулярных списков за эти годы сохранились не полностью, поэтому были привлечены именные списки чиновников и учителей. Они прилагались к отчетам губернских дирекций училищ и содержали краткие сведения об учителях: их должность, возраст, сословное происхождение, образование, жалованье.

Большой интерес для изучения взаимоотношений власти, общества и просвещения представляют списки благотворителей и ведомости о пожертвованиях в пользу учебных заведений. Сведения о жертвователях направлялись губернскими директорами училищ попечителю Казанского учебного округа каждую треть года, основанием чему было издание Постановления о наградах для благотворителей училищ от 14 февраля 1816 г. Фонд попечителя Казанского учебного округа сохранил достаточно большой комплекс этих документов. Обращение к ним позволяет существенно расширить представление об участии общества в становлении провинциальной школы.

Помимо того, источниковой базой для исследования действий училищных властей в области просвещения послужила разнообразная делопроизводственная документация, сохранившаяся в фондах училищного комитета Казанского университета и попечителя Казанского учебного округа. Она содержит многочисленные рапорты директоров губернских училищ, жалобы и прошения учителей, донесения совета Казанского университета к попечителю учебного округа, отношения попечителей учебного округа к министру народного просвещения, отношения местных губернаторов к попечителю учебного округа и прочие документы, характеризующие внутреннюю жизнь учебных заведений, их взаимоотношения с органами губернской власти и городским обществом.

Большое количество сведений о деятельности городских школ было получено из материалов периодической печати (Пермских, Оренбургских, Вятских губернских ведомостей). Несмотря на лаконичность и описательный характер газетных статей, многие из них содержат ценную информацию о мотивах и социокультурных условиях формирования системы местного образования. Замечания авторов, базировавшиеся на личном знании местных фактов и «живой» памяти, сами по себе представляют интерес, как свидетельства современников.

Внутреннюю жизнь школы и города характеризуют мемуарная литература и эпистолярные документы, которые дают возможность заглянуть за страницы «официальных» источников1. Мемуарную литературу, как и другие материалы личного происхождения, выделяют из среды других источников личностно-субъективное начало и обостренно-эмоциональное восприятие исторических событий. Столь же своеобразными источниками являются художественные и художественно-публицистические произведения, созданные авторами-современниками ушедших событий. Наиболее весомый вклад в создание художественного образа русского провинциального города XIX в. внес знаменитый русский писатель М.Е. Салтыков-Щедрин. Прототипами многих персонажей сатирически изображенного им в «Губернских очерках» города Крутогорска стали вятские чиновники, с которыми писатель был достаточно хорошо знаком. В 1848–1855 гг. он отбывал в Вятке ссылку и служил там в местном губернском правлении2. Вятские впечатления легли также в основу многих произведений А.И. Герцена. Жизненный опыт, почерпнутый писателем в вятской ссылке 1835–1837 гг., нашел свое отражение на страницах его знаменитого мемуарного и публицистического произведения «Былое и думы».

Яркие образы провинциальной жизни Пермского края представлены в произведениях знаменитого уральского писателя Д.Н. Мамина-Сибиряка. В основе многих из них лежат реальные факты жизни уральских городов, городские легенды и предания3. Исследователи, однако, вполне справедливо замечают, что понимание и видение социальных процессов в произведениях писателя-разночинца, находившегося под влиянием демократических идей, нередко отражает его мировоззренческие установки. Сведения из источников личного происхождения и художественной литературы в настоящем исследовании использовалась, разумеется, с учетом авторской позиции.

В целом, источниковая база достаточно разнообразна и репрезентативна для исследования избранной темы. Преобладающими в ее составе являются документальные источники, представленные документами внутреннего и внешнего документооборота, что позволяет проверить достоверность представленных в них сведений. Сформированная источниковая база и примененные методы исторического исследования позволяют решить поставленные исследовательские задачи.