К. С. Льюис Куда пойду от духа Твоего и от лица Твоего куда убегу?

Вид материала

Закон

Подобный материал:

• К. С. Льюис Куда пойду от духа, 6087.2kb.
• -, 9918.93kb.
• 1-2 кл. Ответы литературное чтение, 197.42kb.
• Неделя 8-я по Пасхе, 151.83kb.
• Иещё одна Новогодняя ночь Шахерезады, 129.03kb.
• Пастор Церкви Пути и президент семинар, 2195.2kb.
• Блаженный Августин Аврелий исповедь книга, 3192.24kb.
• Социально-психологическая служба в школе- интернате это служба, куда можно обратиться, 14.51kb.
• «Чудотворная Феодоровская икона Божией Матери», 273.8kb.
• Книга первая I. "Велик Ты, Господи, и всемерной достоин хвалы; велика сила Твоя и неизмерима, 3124.72kb.

Глава 19

Всего несколько часов тому назад Жерар первым прошел через оранжевый финиш. Теперь Ланселот поднимался наверх один. Тра­са становилась все уже и уже, и для того, чтобы из­бегнуть нападений со стороны зрителей, он прижи­мался к наружному ограждению. Спасибо Жерару: руки его отдохнули и раны поджили почти за целый день отдыха — Жерар только перед самым фини­шем оставил спинку коляски и пошел вперед один.

Ланселот поднимался к своему финишу и знал, что идет первым, но радости в нем не было. Ланселот не раз благодарил судьбу за то, что события с самого начала его паломничества в Иерусалим шли такой напряженной чередой, что почти не оставляли ему времени на размышления, но даже когда были спо­койные моменты в его паломничестве, он и сам не хотел думать о том новом, неожиданном и страш­ном, что он узнал о Мессии во время своих стран­ствий. То же самое было и во время движения «Весе­лого катафалка» наверх. Но вот теперь он остался один, и никуда ему было не укрыться от воспомина­ний и размышлений. Да еще разговор с Жераром, заставившим его еще раз мысленно пройти весь путь от островка в Тронхеймс-фьорде до Вавилонской Башни в Иерусалиме.

Он бы рад вообще уйти с трассы, но не мог под­вести тех, кто ему доверился: четверо его друзей по­ставили на него все, что у них было, и он просто обязан был прийти первым.

Ему повезло и не повезло: как только стемнело, начался шторм, и ветром сдуло почти всех зрителей с балконов. Только самые упорные, укутавшись в плащи, следили за его подъемом. Если они что-ни­будь и кричали ему, Ланселот их криков не слышал за гулом ветра.

Ветер дул с юга. Когда Ланселот выходил на вос­точную сторону Башни, коляску сносило к наружно­му ограждению, а когда шел по южной стороне Баш­ни, ему приходилось пробираться под самыми бал­конами, прижимаясь к черной стене. Но как только он выходил на западную сторону, южный ветер, дув­ший наискось в спину, вновь отбрасывал коляску к наружному барьеру. Здесь на фонарях висели распя­тые участники уже теперешних гонок, некоторые из них были привязаны к перекладинам фонарей толь­ко вчера, и многие из них были еще живы. Почему-то они встречали его злобными выкриками, плевали в него с высоты и проклинали. За что, почему? В ярком свете фонарей он видел на них желтые, зеле­ные и даже синие куртки — уж им-то он соперни­ком не был, и все-таки они его ненавидели. Он ста­рался поскорее выбраться на северную сторону: уж лучше получить камнем по голове, чем слушать про­клятья умирающих.

С юга наплыли облака, и плотный влажный ту­ман окутал верхние ярусы Башни. Пошел пролив­ной дождь, но и ветер не стихал. Бинты на руках Ланселота намокли, и руки стали тяжелыми и неук­люжими. Сняв повязки, чтобы крепче ухватиться за ободья, Ланселот мельком заметил, что на его правой руке уже нет и следа от печати. Несмотря на пронизывающий ветер и дождь, ему было жарко, он исходил липким и едким потом. Он снял с себя всю одежду, оставив только трусы и носки, да накинул на плечи красную куртку — финиш он должен был пе­ресечь в форме. Из сетки под коляской он достал все остававшиеся банки, допил вино, а потом выбросил все — и одежду, и банки с едой, и сапоги. Это немно­го облегчило коляску, но крутить колеса становилось все труднее и труднее. Очень скоро он обнаружил, что сделал глупость — вместе со всем балластом выб­росил и рукавицы, а руки стали замерзать под холод­ным дождем и неметь. И трасса была мокрой и сколь­зкой, и ветер сносил коляску, но все-таки хуже всего было с руками.

На девяносто девятом его ждала неожиданность — трассу перегораживала сияющая ослепительным электрическим светом стеклянная стена. В середине ее были распахнуты двери, возле них стояли служи­тели в черных непромокаемых плащах.

— Подтянись, Тридцать третий! Ты въезжаешь на личный ярус Мессии! Хочешь умыться, выпить воды?

— Дождем умыло, — ответил Ланселот.

Служители подошли к нему и обыскали его. Один из них обнаружил у него в кармане куртки маленькую бутылочку от Дженни.

• Это у тебя что такое? Яд на случай провала?
  
• Это вода, — ответил Ланселот.
  

Служитель открыл бутылочку и понюхал.

• Запаха никакого. Непонятно... А ну глотни!
  

Ланселот послушно сделал глоток и улыбнулся.

• Говорю же вам, это вода — сувенир от невесты.
  
• А если так, то допивай до конца, а пузырек давай сюда. Ну, теперь езжай. Между прочим, мы оба на тебя поставили. Может, выпьешь энергенчику?
  
• Нет, мне ничего не надо.
  
• Тогда не теряй времени.
  
• А что, за мной уже близко другие?
  
• Какое там! Ты на два яруса впереди всех. Ты крепкий мужик, Тридцать третий: другие-то на двух ногах, а уже еле-еле ползут, да и ветер с ног сбивает.
  
• Теперь-то тебе что, под крышей поедешь до самого финиша — последний ярус весь под стеклян­ным колпаком, — добавил второй. — Сейчас тебя ждет торжественная встреча — приготовь улыбку для дам.
  

Служитель нажал кнопку, стеклянные двери раз­двинулись перед Ланселотом, и на него повеяло теп­лым ароматным воздухом. Он въехал в широкий про­ем и оказался в длинной галерее, похожей на оран­жерею; справа шел длинный белый балкон, полный зрителей, с решетки балкона свисали плющ и цвету­щие лианы, слева в каменных бассейнах росли паль­мы, каштаны, магнолии и тюльпанные деревья, а между ними цвели разнообразнейшие розы — они-то и давали дивный аромат, заполнявший галерею. Терраса на девяносто девятом ярусе была вымоще­на белыми мраморными плитами, и вся эта роскошь освещалась все теми же фонарями, похожими на кресты, но на них не было распятых.

Окинув одним взглядом открывшуюся перед ним новую трассу, Ланселот решительно крутанул обо­дья коляски и поехал вперед по скользкому мрамо­ру. И тут же теплое и благоухающее пространство перед ним и вокруг него взорвалось и загремело на­пряженной и возбуждающей музыкой. Балконы, все как один просторные и нарядные, оказались запол­нены изысканной публикой. Мужчины были в чер­ных костюмах и ослепительно белых рубашках или в разнообразных военных костюмах, а женщины в своих ярких нарядах, с перьями и драгоценными камнями в прическах казались тропическими пти­цами. Здесь была уже самая верхушка Семьи, из­бранные из избранных. Но при виде Ланселота вся эта публика завизжала и заорала ничуть не изящнее зрителей на самых нижних ярусах. Правда, вместо банок и камней в него полетели цветы и бокалы. На цветы ему было наплевать, ему не нужны были цве­ты от этих женщин, а вот бокалы были опасны: они разбивались перед самой коляской и брызги напит­ков долетали до его лица: ему пришлось прищурить глаза, чтобы в них не попал осколок стекла.

Громыхающая музыка оглушала его до звона в ушах, свет прожекторов, падавший сверху и отра­жавшийся в зеркале мраморного пола, слепил его, густой аромат растений душил. У него начала кру­житься голова и заломило в висках, и скоро Лансе­лот даже пожалел о свежем штормовом ветре, ос­тавшемся за стеклом. А там вовсю бушевала гроза, и молнии, казалось, били прямо в стеклянную крышу галереи.

Ехать по скользкому мрамору оказалось куда труднее, чем по шероховатому бетону. Ладони зак-ровоточили сильней и начали еще больше скользить по металлу ободьев, но теперь обвязать руки было нечем, ведь он выбросил и бинты, и рукавицы! Он остановился, стянул красную куртку, положил ее на колени, а руки просунул в рукава. Куртка была из синтетики, и ее ткань плохо впитывала кровь, но хотя бы слегка уменьшила скольжение рук по ме­таллу. Теперь он ехал обнаженный, в одних трусах, и пот струями стекал по его мощному торсу. Женщи­ны на балконах радостно завизжали, и до него доле­тело несколько циничных и восторженных выкри­ков по поводу его сложения.

Под рев марша, под крики с балконов и завыва­ния ветра снаружи Ланселот медленно продвигался к последнему финишу. Он уже видел впереди высо­кие красные ворота, перегороженные широкой красной шелковой лентой и увенчанные огромным портретом Мессии. А сразу за воротами, на красном ковре стоял живой Мессия и протягивал к нему руки.

Ланселот не спешил. Он медленно подъехал к воротам, зацепил плечами ленту и, волоча ее за со­бой, подъехал к Мессии и остановился у края крас­ного ковра, на котором тот стоял. Взревели фан­фары, а потом смолкли по знаку поднятой руки Мессии. Замолкло все — музыка в репродукторах и голоса на балконах, остался только шум ветра и рас­каты грома за стеклянными стенами. И Мессия за­говорил.

— Приветствую тебя, победитель очередных гонок исцеления. Протяни свои руки — твой Мессия исцелит тебя!

Рядом с Мессией стояли служители с микрофо­нами в руках, и поэтому голос заговорившего Лан­селота прозвучал так же громко, как голос самого Мессии.

— Ты не Мессия, — сказал Ланселот. — Мессия — другой, и Он уже приходил в этот мир. Ты — Анти­христ, убийца людей и погубитель мира. Я отказыва­юсь от твоего исцеления и плюю на тебя!

Ланселот приподнялся в коляске, опираясь на ее ручки окровавленными ладонями, и плюнул в лицо Лже-Мессии. Антихрист завизжал и схватился обеи­ми руками за лицо. И все увидели, как его лицо по­лыхнуло коротким синим пламенем, а руки превра­тились в покрытые рыжей шерстью лапы с длинны­ми черными когтями. Все это происходило в мертвой тишине, сопровождаемой лишь завыванием ветра за стеклом. Одна за другой текли секунды. Потом Антихрист отнял свои мерзкие руки от лица — оно было покрыто кровавыми язвами там, куда попал плевок Ланселота. И тут взорвались балконы.

— Распни! Распни его! — вопили зрители, едва не сокрушая перила балконов.

К Ланселоту подскочили охранники Антихрис­та, сорвали его с коляски и бросили на пол.

— Несите сюда крест, — приказал Антихрист.

Принесли большой деревянный крест и опусти­ли его на плиты рядом с Ланселотом. Охранники подняли его и положили спиной на балку, а руки растянули вдоль перекладины и начали прикручи­вать их проволокой. Ланселот не сопротивлялся, он понимал, что это бесполезно. Принесли две лестницы.

— На фонарь! — приказал Антихрист.

Два охранника прислонили лестницы к столбу фонаря, другие подняли крест и снизу подали его тем двоим. Охранники привязали перекладину кре­ста к поперечине фонаря и спустились вниз. Лансе­лот повис на растянутых руках.

Антихрист подошел к распятому Ланселоту, но не настолько близко, чтобы тот снова мог попасть в него плевком.

• Еще не все пропало, друг мой! — сказал он спокойно и соболезнующе. — Ты можешь раскаять­ся, признать меня Мессией и попросить у меня про­щенья. Я прощу тебя, сниму с креста и исцелю.
  
• Ты — не Мессия! Ты — Антихрист! — крикнул Ланселот и снова плюнул в его сторону и, конечно, не попал.
  

В этот момент сверкнула особенно яркая мол­ния, страшный удар грома прокатился по стеклян­ной крыше и вниз посыпались осколки. И молнии одна за другой стали бить в обнажившийся верхний ярус Ново-Вавилонской Башни. Электрический свет потух, но от непрерывно бьющих молний на Башне стало еще светлее. Особенно сильный удар потряс Башню до основания, и Антихрист рухнул на белые мраморные плиты. Башня качнулась, затрещало ос­нование фонаря, к которому было прикреплено рас­пятие, и фонарь вместе с распятием рухнул и тяжело ударился о парапет. Теряя сознание от удара, Ланселот еще успел увидеть, как тело Антихриста вспых­нуло синим пламенем, обуглилось, рассыпалось чер­ным пеплом, и ветер понес его, разметая на ходу, вниз по белым плитам. Он успел услышать крики отчаянья, с которыми бросились бежать вниз по до­роге, давя друг друга, падая, поднимаясь и топча нога­ми упавших, слуги и гости Лже-Мессии. «Вот и фи­ниш», — успел подумать Ланселот, и тьма объяла его.

• Ланс, Ланс, очнись! Открой глаза, Ланс!
  
• Дженни? — Ланселот открыл глаза.
  
• Нет, это я, Ванда. Жив! Слава Тебе, Господи! — Ванда, плача, гладила волосы и щеки Ланселота. — Скорее, ребята! Жерар, Пятик, да снимите же его поскорее!
  
• Ланс, выпей это! — Откуда-то появилась Инга и поднесла ему ко рту банку с вином.
  

Ланселот сделал глоток. Сначала полыхнуло в же­лудке, потом почти сразу же — в голове. Сознание вернулось полностью, а вместе с ним и невыносимая боль в руках и, как ему показалось, в ногах. Во всяком случае, боль пронзила его там, внизу, где он никогда ничего не чувствовал, кроме глухой тяжести своих бесчувственных ног. Он приподнял голову и поглядел на них: Инга и Ванда разматывали проволоку, кото­рой его ноги были привязаны к кресту. Он читал когда-то о «фантомных болях», когда калеки чувству­ют боль в ампутированных ногах, но сам он никогда ничего подобного не испытывал. А вот сейчас его ноги жгло огнем, крутило, ломало, и он не смог сдер­жать стона. А тут и левую руку, растянутую на перекладине креста, ошпарило болью: он скосил глаза вле­во и увидел Жерара Тот только что перекусил прово­локу, которой левая рука Ланселота была прикруче­на к перекладине, и передал кусачки Тридцатьпяти-ку, трудившемуся над его правой рукой, а сам начал осторожно разматывать проволоку. И тут точно та­кая же боль пронзила правую руку Ланселота.

• Потерпи еще немного, Ланс! Сейчас, сейчас мы тебя освободим и унесем отсюда.
  
• Скорее, Жерар, Пятик! С той стороны Башни уже полыхает вовсю. Хорошо еще, что ветер дует от нас, а то бы и тут уже горело, — торопила друзей Ванда.
  
• Терпи, Ланс, миленький, — приговаривала Инга, уже обвязывая ему запястья чистыми платка­ми: без платков она из дома не выходила.
  
• Все! — сказал Пятик, откидывая последний кусок проволоки с правой руки Ланселота и подхва­тывая его под мышки.
  

Жерар, оглядевшись и не найдя ничего подходя­щего, снял с себя новую кожаную куртку и ею стал сметать в сторону осколки. Расчистив место, он встряхнул куртку и расстелил на полу: Ланселота уложили на нее, и все сели вокруг, ожидая, когда он полностью придет в себя.

• Я залезу через балкон внутрь и поищу там что-нибудь, на чем мы сможем снести Ланселота вниз.
  
• Иди, Пятик, а то мы все тут сгорим, — сказал Жерар.
  

Ланселот потихоньку шевелил пальцами рук, и жизнь в них возвращалась. Вот по сосудам забегали мурашки, а потом боль в руках стала уже терпимой. Он вспомнил, что вот так же болели его руки после целого дня лова во время путины лосося. Тяжело, но терпеть можно, когда знаешь, что завтра будет легче. А вот ноги... Ланселот повернулся на бок, обхватил ноги под коленями, подтянул и обнял их руками. Он полежал так некоторое время, и боль уменьшилась. Он вздохнул с облегчением, отпустил руки — и вып­рямил ноги! И вдруг он понял, что именно с ним происходит.

• Мои ноги! — закричал он. — Я чувствую их! Жерар, девочки, я чувствую мои ноги! Они болят, но они болят как живые!
  
• Ой, Ланс! Неужели этот... ну, кого мы звали Мессом... неужели он все-таки исцелил тебя? — оше­ломленно проговорила Инга.
  
• Нет, это не Антихрист. Это та молния, которая убила его, ударила в столб, на котором я висел, и обожгла мои ноги. Теперь я вспомнил, что почув­ствовал в ногах вспышку огня и боли в тот самый миг, когда упал Антихрист и рухнул мой столб. А потом я потерял сознание и, конечно, не чувствовал ничего во всем теле. Мои ноги! Болите, родимые, бо­лите сколько хотите, но только оживайте, оживайте!
  

Ланселот осторожно, кряхтя и постанывая, сги­бал и разгибал ноги в коленях, поворачивал ступни вправо и влево. Инга присела у него в ногах, сдернула с него носки и принялась щупать его пальцы.

• Ты чувствуешь пальцы, Ланс?
  
• Сам не пойму. Там, внизу, все болит.
  
• Скажи, какую ногу я сейчас трогаю, правую или левую?
  
• Правую, кажется.
  
• Нет, я левую трогаю...
  
• Инга, дурища! — воскликнула Ванда. — Это для тебя она левая, а у Ланса это правая нога!
  
• Ой, правда! А так, Ланселот? Что ты чувству­ешь теперь?
  
• Что ты откручиваешь мне большой палец моей левой ноги. Спасибо, Инга, но довольно уже, дай мне отдохнуть от боли.
  
• Ланселот, а ты попробуй теперь встать! — гля­дя на Ланселота восторженными глазами, прогово­рила Инга.
  
• Ни в коем случае! — закричала Ванда. — Так мож­но порвать связки и мускулы, они же у него слабые!
  
• Ванда права. Не торопи чудо, Инга, — строго сказал Жерар, — всему свое время. Ноги сами ска­жут Лансу, когда они готовы будут держать его.
  
• Эй, вы! Помогите-ка мне! — раздался с балкона голос Пятика. Он водрузил на барьер большое кон­торское кресло на колесиках и теперь боялся уро­нить его. Жерар кинулся к нему, поднял руки, под­хватил кресло и опустил его на пол. Пятик спрыгнул с балкона, и вдвоем они подкатили кресло к лежа­щему Ланселоту. Его усадили в него и попробовали везти. Под колесиками раздался хруст стекла, но в общем было ясно, что дело идет. И они покатили кресло к выходу с балкона-оранжереи.
  

Когда выехали наружу, их охватило холодным ветром. Жерар накинул на плечи Ланселота свою куртку, и они побежали вниз, заботясь только об од­ном — чтобы кресло с Ланселотом не перевернулось.

Когда они одолели половину сотого яруса и выш­ли на другую сторону, им пришлось прорываться через клубы смрадного черного дыма.

— Держись крепче за ручки, Ланс! Если мы тебя здесь уроним, то потеряем тебя в дыму! — крикнул Жерар.

Ланселот держался изо всех сил, стараясь крепче упираться ногами в крестообразное основание крес­ла. Ноги держались, ноги его слушались!

Когда они спустились на девяносто девятый ярус, дым остался наверху, и они смогли отдышаться. Но сквозь окна Башни было видно, что внутри пожар уже разгорается.

— Может быть, какой-нибудь лифт еще работает? — предположила Ванда на девяносто восьмом ярусе.

• Я проверю! — крикнул Пятик и бросился к балкону.
  
• Если там уже начался пожар, немедленно воз­вращайся! — крикнул ему вдогонку Ланселот.
  

Пятик догнал их на девяносто седьмом.

• Ребята! Все лифты рухнули вниз, и огонь как раз по шахтам лифтов пробирается вниз. Но грузо­вых лифтов наверху нет. Значит, у них свои шахты, с верхом не связанные. Ярусов через пять я еще раз заберусь внутрь и проверю: если там будет грузовой лифт, мы попробуем на нем перегнать огонь.
  
• Умница, Пятик! Так и сделаем.
  

На восьмидесятом ярусе — на желтом финише гонок, Пятик снова забрался через балкон внутрь Башни и обнаружил внутри еще работающий гру­зовой лифт. Он спустился на нем до семьдесят девятого яруса, и тут он обнаружил открытый выход наружу. Он выбежал на трассу и стал поджидать на ней остальных. Ему было очень страшно стоять на ней одному: сверху страшно гудело пламя, а вокруг валялись трупы зрителей, клонов, охранников, види­мо, убивавших и давивших друг друга при бегстве. «Если бы мы не остались спасать Ланселота, мы бы тоже погибли в этой давке», — подумал Пятик.

• Лифт есть и еще действует! — крикнул он еще издали, завидев друзей. — Давайте скорее, а то огонь доберется до механизма лифта, и тогда нам всем каюк! Еще чудо, что электричество действует!
  
• Я слышал, что это чудо предусмотрено строи­телями, — сказал Жерар, — на каждом ярусе есть своя аварийная система.
  

Они въехали внутрь Башни, и Пятик побежал вперед, показывая дорогу к лифту. Кабина его была похожа на гараж, где мог поместиться большой гру­зовой мобиль.

— С Богом! — сказал Пятик и нажал кнопку пер­вого наземного яруса. Лифт загудел и пошел вниз. Он даже не столько шел, сколько падал вниз, по край­ней мере, так им казалось.

Когда они прошли уже тридцатый ярус, лифт начало потряхивать, а свет замигал.

— Пятик, останавливай лифт! — скомандовал Ланселот. — Не стоит рисковать.

Пятик нажал кнопку с цифрой 33. Они выехали из ворот лифта, и услышали, как тот пошел вниз — уже без них.

— Может, зря мы вышли? — спросила Ванда.

Ответом ей был взрыв, раздавшийся снизу, из шахты, куда ушел лифт.

— Вот так, — сказал Жерар. — Вовремя мы выско­чили, ребята. Теперь снова выходим на трассу — и помогай нам Бог!

Они нашли открытые двери и вышли на дорогу, теперь уже пологую. Здесь трупов стало попадаться еще больше, то и дело приходилось объезжать тела. Ни одного живого раненого они среди них не увиде­ли. Но возле рухнувших ворот фиолетового финиша они видели стоящего на посту клона — живого. Инга подбежала к нему и дернула за руку.

— Бежим отсюда, малыш! Тут сейчас все сгорит!

Она потянула клона за руку, и он сделал за ней несколько шагов, но потом вырвал у нее руку, вер­нулся на свой пост и замер по стойке смирно.

— Ты его не спасешь, Инга, он ведь запрограм­мирован! — крикнул на бегу Пятик.

Они бежали и бежали, кресло Ланселота подпры­гивало и скрипело и, казалось, вот-вот развалится.

• Ребята! Если увидите целую банку энергена — подберите! — попросил Ланселот. — Ужасно хочется пить, горло просто дерет.
  
• И не вздумайте! — крикнул Жерар. — Еще не хватало подобрать энерген с какой-нибудь отравой и свалиться тут!
  
• У меня есть вода! — сказала Инга. — Вот, дер­жи, Ланселот! — и она вытащила из своей сумки бутылку с водой. — Это святая вода из Гефсимании, ее мне Дженни дала для тебя.
  

Все глотнули по очереди святой воды.

• Что с Дженни? — спросил Ланселот у Инги.
  
• Она в порядке и ждет тебя. Если чудом выбе­ремся отсюда, то сразу отправимся к ней, на Елеон-скую гору.
  

Они выбрались. Небо уже готовилось рассве­тать, когда они спустились с винтовой дороги и вы­катили кресло с Ланселотом на площадь перед Баш­ней. Башня горела, верхние ярусы обрушивались внутрь, разбрасывая вверх и в стороны горящие об­ломки. Чудом ни один из них не задел бегущих па­ломников.

Пятик увидел валявшийся на боку трехколес­ный велосипед рикши. Он поднял его: как ни стран­но, велосипед был на ходу. Ланселота пересадили в коляску, Жерар сел за руль, и теперь дело пошло быстрее. Им удалось проехать и пробежать полови­ну города, когда Башня с чудовищным грохотом об­рушилась. Над городом поднялось и встало огром­ное черное грибовидное облако.

И в тот же миг окончательно рассвело. Но над миром в это утро взошло не солнце — над Елеонской горой, куда бежали паломники, появился огромный сияющий Крест.

И тотчас буря и пожар стихли и наступила ти­шина. Небо очистилось, и в нем кое-где виднелись последние утренние звезды. Крест вознесся и оста­новился в небе, заливая светом вершину Елеонской горы с квадратной остроконечной колокольней и круглым куполом храма.

— Что это? — прошептал Ланселот.

• Это Крест Христа Спасителя, настоящего Мес­сии, — сказал Пятик. — Отец Алексей, который нас всех крестил, сказал, что Христос вот-вот придет, но сначала появится Крест.
  
• Который будет виден со всех концов Земли, — добавила Ванда. — Так сказала матушка Елизавета.
  
• Кто такая матушка Елизавета? — спросил Лан­селот.
  
• Игуменья Гефсиманской обители, в которой живет твоя Дженни, — сказала Инга.
  
• И ваш Патти тоже живет там, — добавил Пя­тик. — А мы все крестились, Ланс, мы только еще не успели тебе это сказать.
  
• Ну вот, — улыбнулся Ланселот, — опять вокруг меня все христиане, а я один так и остался некре­щеным.
  
• Ланс! Ты исповедал прямо в лицо Антихристу, что веруешь в Христа! За это он и приказал тебя распять, — сказал Пятик.
  
• А вы откуда знаете? Вас же там не было!
  
• Мы были внизу Башни и ждали тебя там, по­тому что на верхний ярус никого не пускали. Инга сообразила сунуть золото охранникам, и нас пропус­тили на первый ярус. Мы там стояли и ждали тебя у выхода из лифта, думали, что ты исцелишься и спус­тишься на лифте, как мы все делали. И мы слушали по радио, что происходит наверху — там же повсюду репродукторы установлены. Мы даже плевок слы­шали, Ланс! А ты что, попал Антихристу прямо в лицо, да?
  
• Попал, попал.
  

• Здорово! Я догадался: потому он и приказал тебя распять. Мы услышали и тут же стали искать какой-нибудь открытый вход. Все кругом было за­перто. А потом началась паника, народ побежал вниз, ну а мы — наверх. Нашли лифт и добрались до тебя, хоть и не сразу. И нашли тебя на кресте.
  
• Ты крестился, Ланс, крестился своей мучени­ческой кровью. Твой крест остался там, наверху Баш­ни, — тихо сказала Инга и погладила перевязанное запястье Ланселота.
  
• Но Башня рухнула, а с нею и мой крест.
  
• А мы свидетели твоего крещения, Ланселот! — сказал Пятик. — Ты не бойся, мы все расскажем про тебя.
  
• Кому расскажете?
  
• Как это кому? Спасителю, когда увидим Его, — сказала Инга. — И Дженни, конечно, тоже. Как она будет счастлива, как будет гордиться тобой, Ланс!
  

Они добрались до Кедрона, и тут наконец увиде­ли живых людей. Люди шли к берегу со всех сторон, сплошным потоком переходили через мост и под­нимались по склону Елеонской горы — к Кресту, сиявшему над миром.

Они взошли на мост, когда толпа стала уже ре­деть. И тут они увидели Дженни, бегущую им на­встречу. Люди удивлялись и пропускали ее.

И тут Ланселот решился. Он велел Жерару оста­новиться, осторожно поднялся с сиденья и шагнул с коляски на теплые доски деревянного настила мос­та. Ноги держали его. К нему подскочили Жерар и Пятик, и медленными шагами, опираясь на их плечи, Ланселот пошел навстречу Дженни своими ногами.

• Христос исцелил тебя, Ланс! — радостно вос­кликнула Инга.
  
• А я это давно понял, — сказал Пятик.
  

Они встретились с Дженни на середине моста и обнялись.

• Какой ты высокий, Ланселот мой! — сказала Дженни, подняв от его груди заплаканное лицо.
  
• А ты все-таки маленькая, королек!
  

Они долго стояли обнявшись и не заметили, что друзья оставили их и прошли вперед. Уже и людей на мосту не осталось.

• Пойдем? — спросила Дженни.
  
• Куда? — спросил Ланселот.
  
• Наверх, к Кресту. Все уже ушли вперед.
  

Сначала ноги еще плохо повиновались Лансело­ту, и он шел, опираясь на плечо Дженни, но с каж­дым шагом он чувствовал, как мускулы и жилы на ногах крепнут, и вот он уже отпустил ее плечо и взял за руку.

Они прошли мимо распахнутых настежь ворот Гефсиманской обители.

— Даже Патти ушел со всеми, — сказала Джен­ни, заглянув в ворота.

Они пошли вверх по улице. Поднимались они все быстрее и быстрее, не уставали от подъема, а наоборот, становились бодрее с каждым шагом. Вот они дошли до арабского поселка, вот прошли по его пустым улицам и вошли в ворота Елеонской обители. Перед ними была аллея, обсаженная кипариса­ми, а в конце ее — сияющий белый храм.

Двери храма распахнулись, и из них вышел вы­сокий Священник в ослепительно белых одеждах. Дженни и Ланселот видели его со спины, видели падающие на плечи кудри русых волос, но не видели лица. За ним шли священнослужители в таких же радостных пасхальных одеяниях, монахи и монахи­ни, мирские мужчины и женщины, старики и дети. Священник в белом, идущий впереди всех, медлен­но шел по дороге из храма и вел за Собой остальных. Они не видели Его лица, потому что он шел почти спиной к ним, уходя от них еще выше по горе. А люди все выходили и выходили из храма, и было абсолютно непонятно, как в этом небольшом храме помещалось столько людей, и как это так получает­ся, что идущего впереди всех Священника они про­должают видеть, хотя за ним прошли уже, наверное, тысячи людей. Ланселот решил, что люди входят в храм с другой, не видимой им стороны, проходят его насквозь и поэтому такая нескончаемая процессия выходит из его дверей.

Ланселот и Дженни увидели большую группу монахинь в необыкновенно сияющих белых одеж­дах; впереди шла полная монахиня с золотым крес­том на груди, а за монахинями шли Сандра и Лео­нардо, ведя под руки высокую беловолосую старуш­ку с молодым лицом. За ними, держась рядом, радостно переговариваясь на ходу, но не сводя глаз с Христа, шло множество людей в очень светлой мир­ской одежде, и Дженни с Ланселотом увидели среди них помолодевшего доктора Вергеланна, они увиде­ли Марию с младенцем на руках и рядом Хольгера, при этом Хольгер с любовью смотрел на Спасителя явно зрячими глазами; шла под руку с Драганом леди Патриция, а рядом с ними шли и тоже держа­лись за руки Эйлин и Карл. И у Ланселота, и у Джен­ни перехватило дыхание, когда они увидели стаю летящих над ними детей и среди них всех юных насельников Бабушкиного Приюта! Потом снова пошли толпы незнакомых людей, но Ланселоту по­казалось, что среди них мелькнули лица мэра датс­кого городка и старика с гамбургского берега и уже совсем забытое лицо чиновника из Центра питания города Тронхейма. И тут Ланселот испугался.

• Господи, а мы? — закричал он, схватив Джен­ни за руку, полный тревоги, любви и надежды. Как будто услыхав его отчаянный зов, Священник оста­новился, и Ланселот понял, что сейчас Он обернется и скажет
  
• Идите и вы.
  

Июль 2002, д. Ириновка — май 2003, Берлин.