Все электронные книги серии «stalker», фанфики, первые главы, анонсы

Вид материалаДокументы

Содержание


Подмосковные вечера…
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   16
Вы не знаете, как мне дороги,

Подмосковные вечера…

Дехтера защемило сердце. Ему захотелось в Москву – в своё такое огромное, уютное и понятное метро.

Что ты милая, смотришь искоса,

Низко голову наклоня…

Он вспомнил крепкие и вместе с тем нежные руки своей Анки, вспомнил её глаза. В конце его недавней самоволки Анка не плакала, не объяснялась в любви, не удерживала его. Это не престало женщине-солдату. Она могла попросить вернуться его, но даже этого не сделала. Она лишь шептала: «Мой Воин». Всё остальное сказали её глаза, такие преданные и полные необъяснимой веры в его силу. Она уже не надеялась на его возвращение. Когда он уходил, она сказала: «Ты спасёшь Муос, я знаю. И я буду молиться за тебя. Прощай». Это было прощанием навсегда. Он уходил, а Анка крестила его спину, шепча слова молитвы.

Затем он вспомнил наказ Деда Талаша. Перед его глазами поплыли картинки ужасов, увиденных в этом метро; стенания этого несчастного народа, помочь которому он вызвался сам. Он посмотрел в туннель в сторону Фрунзе-Кэпитал, и уже в который раз ему в голову пришло осознание скорого конца его пути. На груди у него был деревянный крестик, подаренный ему его Анкой. Он тихонько его погладил через ткань камуфляжа и прошептал: «Помоги мне, Боже, с честью выполнить порученное дело». Он был уверен, что Тот, к Кому он обратился, его услышал. Стало легко и спокойно. Дехтер сам себе улыбнулся и прошептал: «Я готов».


6.4.


На станции прокричали: «Подъём!». Рабы, не хотя, подымались. Хозяева их подгоняли пинками. Галинский не вышел провожать уходивших парламентеров – это кое-кому могло бы показаться подозрительным. Светлана, Дехтер и Глина шли туннелем в сторону Фрунзе-Кэпитал. Дехтер, по непонятной для Светланы причине, шел бодро и уверенно. Ей же туда идти совершенно не хотелось. Со слов Галинского, на Фрунзе-Кэпитал в виду приближающегося нашествия ленточников настроение было упадническое. Рабы были близки к бунту, рабовладельцы зверели.

Близость агонии они ощутили, едва войдя на станцию. К стене у входа был приставлен деревянный крест. К нему был пригвождён раб-мужчина. Он был весь в крови. Но по широко открытым глазам было заметно, что дикая боль, физическая и душевная, не даёт ему возможности забыться. У подножия креста лежали жена и ребенок, пол которого, из-за страшных гематом и крови на лице, определить было не возможно. Ребёнок был уже мёртв. Мать ещё шевелилась. Рядом стояли два раба, которые по команде бэнээсовца наносили удары плетями по телу женщины. Смотреть на это кровавое зрелище были согнаны почти все рабы станции. Бэнээсовец, опьяневший от своих же издевательств, кричал:

- Ну? Кто ещё в монастырь хочет? А? … Если я только по глазам увижу, что кто-то хочет бежать, сразу на этот крест пойдёте? Понятно?. Хором...

Рабы закричали хором:

- Понятно!

Проводник, сам не желая смотреть на казнь, быстро повел их в резиденцию Президента Штатов Муоса.


Резиденцию составляло три последовательно расположенных помещения – адъютантская, кабинет и спальня президента. В отличии от губернатора Немига-Холл, Президент не был расположен к излишествам. Его кабинет был обставлен довольно просто. Сам президент, не смотря на свои семь десятков, выглядел ещё довольно крепким и подтянутым. Форма морпеха была поглажена и сидела на нем аккуратно. Седые волосы были подстрижены под «полу-бокс». Удивительно, но акцент у него был не сильный – Славински имел способности к овладению языками.

До встречи с Президентом, парламентеры общались с его адъютантом. Тот в отсутствии иностранцев пересказал все Президенту. Славински сразу же потребовал личной встречи с чужаками. Он внимательно, часто вежливо переспрашивая, выслушал пришедших, так и не предложив им присесть. Сообщение его явно заинтересовало. Он пристально всматривался в лица посетителей. Но любые их вопросы он попросту игнорировал.

В ходе беседы он вызвал адъютанта и сказал ему:

- Приготовь этим людям место для почётных гостей, - сделав акцент на слове «почетных».

Адъютант, немного помедлив, ушёл, а когда через несколько минут вернулся, сообщил:

- Жилье для почётных гостей готово.

- Проводи наших гостей.

Когда Светлана, Глина и Дехтер открыли дверь в адъютантскую, там почему-то был выключен свет. На ощупь они направились туда, где должен был быть выход на платформу. Свет внезапно зажегся и на них со всех сторон навалились солдаты, нещадно нанося удары дубинами по телу. Это было неожиданно. Дехтер и Глина успели вырубить двух или трёх нападавших, но потом, под ударами, повалились на пол. А удары продолжали сыпаться.


Дехтер очнулся. Они находились в зловонной яме. Эта яма явно когда-то была выгребной. Сверху лежал решетчатый люк, через который едва проникал свет от далёкой лампочки. Очевидно, они находятся в слепой ветви туннеля. Его камуфляж на спине пропитался зловонной жижей. Гадко.

- Дехтер, очнулся? – послышался Светланин голос. Глина и Светлана сознания не теряли – им досталось меньше, так как они слабее сопротивлялись.

Губы открывать было больно – они были разбиты, сильно опухли. Два или три зуба были выбиты. Дехтер, не отвечая, пополз туда, где по звуку должна была быть Светлана. Руки по запястье погружались в грунт, пропитанный жижей. Светлана, поняв, что Дехтеру говорить тяжело, продолжила:

- Президент нарушил Конвенцию. Это происходило и раньше, но захвата послов не было ещё не разу. Значит, он что-то задумал и задумал недоброе…

Их прервал скрежет открываемого люка:

- Кто из вас неместный, не из Муоса?

Дехтер хрипло ответил:

- Я.

- Выползай.

Спустилась лестница. Дехтер еле-еле, с помощью своих друзей поднялся.

- Ну и вонища от тебя, - прокомментировал один из трёх конвоиров, вооружённых арбалетами и секирами. - Как тебя к Президенту вести такого обосранного?

Дехтер молчал. Голова гудела. Болело в груди – сломано ребро. Мокрый камуфляж противно прилипал к телу. В сапогах хлюпало. «Плевать!». Теперь уже всё равно. Маски на Дехтере не было. Видно её сорвали во время избиения. «Плевать. Конечно, жаль так бестолково подыхать. Как же я повёлся на это? Светлану жалко, и Радиста, который её не дождётся. А на себя плевать – сам виноват, неудачник… Прости, Анка, прости, Талаш. Не оправдал я надежд Ваших.». Пока он шёл, в мутном течении своих мыслей он что-то силился вспомнить и никак не мог. Что-то важное. Его остановили и больно связали за спиной проволокой руки.

Президент уже поджидал его возле своей резиденции. Он с деланным участием заговорил:

- Ай-яй-яй! Ну и мясники… Ну разве ж можно так... А что это за запах от тебя, капитан?

Потом, как бы со злобой к конвоирам:

- А-ну, помыть и переодеть капитана!

Дехтера отвели в душевую. Сначала он хотел гордо проигнорировать предоставленную услугу, но потом подумал, что помыться у врага – это не предательство. Пока он мылся, его вонючую мокрую одежду и обувь кто-то унес и заменил на американскую военную форму. Форма была совершенно новая, не ношенная. Душ вернул Дехтеру силы. Это почувствовали и конвоиры, которые еще сильнее перетянули ему проволокой руки за спиной.

Его отвели в резиденцию Президента. Президент сидел за столом и смотрел на Дехтера. На столе лежал пистолет, обращённый стволом к уновцу:

- Знаешь, я ещё с юношества хотел посмотреть на русского. Вот, наконец, и увидел. Примерно такими я вас и представлял себе. Хотел бы с тобой в дружеском спарринге сойтись, да уже годы не те. Завидую тебе: здоровый, молодой, столько силы и энергии… А ведь я не просто тебя позвал. У меня к тебе предложение. Шикарное предложение, от которого отказаться ты просто не сможешь… Эти разговоры про налаживание контактов между Москвой и Минском; про поднятие морального духа населения – это бабские басни для таких слюнтяек, как эта твоя подружка. Мы ведь с тобой солдаты. А главная цель и смысл жизни солдата в чём? Воевать и завоёвывать! Вот это я тебе и предлагаю. Поступай ко мне на службу! Вернее нет: я предлагаю тебя стать напарником. Мне нужен энергичный, молодой и сильный военачальник. Понимаешь, все мои друзья, с которыми я пришёл сюда, или погибли, или стали дряхлыми стариками – это уже не солдаты. Местные бэнээсовцы – это самодовольные тупые болваны, которые не могут даже совладать со своими рабами. С тобой мы бы смогли сделать многое. Ты, да пяток твоих друзей, создадите костяк будущего легиона. Соберёте вокруг себя, сплотите и обучите других. И мы двинемся освобождать Муос. Мы осуществим мечту многих – Единый Муос! А?! Как тебе?! И ты – Главнокомандующий Муоса!

Что скрывать? Я ведь не вечен. Ты займёшь моё место. Станешь императором Муоса. А потом, кто знает, пойдёшь на Москву! Долететь-то туда есть на чём. К-стати, насчёт твоего вертолёта. В течении нескольких часов мы можем доставить в Муос груз оружия. Я знаю одно местечко. Реального оружия, включая гранатометы, огнемёты, газ… Ты представляешь это себе! Мы будем непобедимы!

Глаза президента светились хищным огнём. Он представлял себе картины будущих побед. Он видел зрелища расправ над ненавистными партизанами, некогда утершими ему нос.

- Ты что, думаешь я о себе забочусь? Дурак! Как будто не знаешь, что Муосу скоро конец? Ленточники уже контролируют треть пространства. Они осаждают Штаты и нападают на партизан. Если сидеть, сложа руки, и умиленно толкать гуманистическую ересь, скоро Муос будет принадлежать ленточникам. Нам места здесь не будет. Наш с тобой долг защитить население Муоса от врага. А для этого наши государства надо объединить. Объединить при помощи сильной и жесткой руки. Ну и при помощи оружия, которое у нас с тобой будет.

Дехтер угрюмо ответил:

- Я видел, как ты защищаешь своё население. За время экскурсии по Штатам насмотрелся на твоих подданных.

- Какие мы нежные! Это твоя подружка-партизанка на тебя так повлияла? А что ты думал? Сильная власть предполагает разделение на сильных и слабых. Это закон жизни… Ладно, убеждение на тебя пока не сильно действует. Попробую другие методы… Да ты не надейся, пытать я тебя не буду. Уверен, что пытки ты выдержишь с гордо поднятой головой. Я тебе такого удовольствия не доставлю. Пойдём-ка со мной. Ты во время своей экскурсии по Штатам ещё не всё видел…


Президент взял со стола пистолет и махнул им в сторону выхода. Дехтер, со связанными руками, вяло пошел в указанном направлении. На выходе Дехтера взяли на прицел три конвоира-арбалетчика. Его вели в слепую ветвь туннеля. Они прошли мимо ямы, где сидели Светлана и Глина. Кто-то включил свет и Дехтер увидел что-то, что заставило его, видавшего виды офицера, вздрогнуть. Тупик туннеля был отгорожен клеткой. В нём находилось существо: черное, слизкое с кошмарной чёрной морщинистой трехглазой мордой. Со щели, которая являлась ртом, текла слизь. Существо имело четыре конечности, одновременно похожие и на руки и на ноги. Оно было раза в полтора больше человека. Когда зажегся свет, существо кинулось на решетку и издало булькающий вой.

- Знаешь, кто это? Это морлок. Его создали твои друзья-центровики. Мои люди его нашли во время вылазки на поверхность. Его бросили подыхать, посчитав, что он не прошёл какого-то там испытания. А у меня он ожил, подрос. Мы ему скармливаем трупы… Ну, иногда, и полу-трупы… Очень экономно и гигиенично.

Теперь Дехтер увидел несколько черепов, валявшихся в клетке. Его стало подташнивать. Славински, наслаждаясь произведённым эффектом, продолжал:

- Ему у нас хорошо. Мы ему даже жену нашли. Она провинилась. Про каких-то «землян» басни травить начала, моих рабов от работы отвлекать. Вот я её в жёны нашему морлоку и отдал. Думал - убьёт её морлок. Так нет же, он к ней хорошо относится, едой делится, не обижает. Я бы даже больше сказал… Может скоро дети пойдут.

Всмотревшись, Дехтер увидел в углу клетки ещё какое-то существо. Это была женщина или девушка. Она была грязная, волосы слипшиеся, одета в какие-то лохмотья. Она сидела на полу клетки и раскачивалась из стороны в сторону. Она явно была не в себе. Дехтер, не поворачиваясь, сквозь зубы, сказал президенту:

- Ну ты и сволочь!

- Согласен с тобой… Но, как я уже говорил, выживает сильнейший. Закон эволюции, так сказать. А в наше время и в нашем мире: гуманизм – это слабость… Но я ж тебя не на экзотику посмотреть привёл. Я у тебя совета спросить хочу, вернее узнать твоё мнение: как ты думаешь, если морлоку привести ещё одну подружку, он к ней также хорошо будет относиться?

От приступа ярости у Дехтера помутнело в глазах. Три взведенных арбалета смотрели ему в спину, а президент явно ждал взрывной реакции от Дехтера.

- Если ты со Светланой что-нибудь сделаешь – тебе и твоим Штатам – хана! Это грубейшее нарушение Конвенции. Центр, Партизаны и Нейтральная объединятся и сметут вас.

- Да срал я на их Конвенцию. Подумай сам. Во-первых, Конвенцию я и так уже нарушил, отступать мне некуда. Во-вторых, у меня есть ты, а значит вертолет, оружие, хорошие солдаты (Я всё-таки думаю, что убежу тебя). В-третьих…. Вот тут-то самое интересное…, - президент дружелюбно-заговорщицки моргнул Дехтеру, после чего поманил его за собой.

Они возвращались в резиденцию. Славински, проходя мимо арестантской ямы, небрежно сказал одному из конвоиров:

- Эту партизанскую шлюху к клетке подтяните, пусть по-немногу знакомится с морлоком.

Конвоир подбежал к яме и стал её открывать, выполняя указание президента. От осознания того, что Светлану могут поместить в клетку к этому мутанту, у Дехтера стали подкашиваться ноги.


Президент указал конвою остаться в адъютантской, а сам с Дехтером вошел в кабинет. Затем Славински зашел в спальную и вышел оттуда с темно-серым пластиковым чемоданчиком.

- Никто из живых, кроме меня конечно, об этой маленькой тайне не знает. Вот смотри.

Президент поднял крышку чемоданчика – это оказался ноутбук. Засветился монитор, на нём появилось стилизованное изображение взрывного устройства.

- На Октябрьской, в одном тайничке, заложено стокилатонный ядерный заряд. Нажатие комбинации клавиш – и заряд взорвется. Тогда всему этому Большому Червячнику, как ты выразился - хана. Приятно уйти из жизни, зная, что с тобой закончит существование весь этот гнилой мирок. Это равняет тебя с божеством. Разве не так? Стоит этим дурням подойти к Фрунзе-Кэпитал, как я осуществлю эту нехитрую манипуляцию. Кстати, если я буду умирать от старости или болезни, я сделаю тоже самое. Уж такой я вредный. Не вижу смысла в существовании этого мира, если в нем не будет меня. Но, если кто-нибудь достойный заслужит быть моим преемником, я, скорее всего, передумаю …

- Ты сумасшедший…

- Разве? А по-моему нет... Разве ты не считаешь эти мои аргументы весомыми… Разве тебе уже не хочется согласиться…

Дехтер был знаком с поражающими факторами ядерного взрыва. Он представил, как заряд, заложенный на Октябрьской, в доли секунды превратит в плазму всё на расстоянии сотен метров. Раскаленная плазма, вместе со взрывной волной, будет распространятся по туннелям, ломая и плавя гермодвери и прочие препятствия. Не пройдёт и секунды, как вся Московская линия со станциями и туннелями превратится в кишку, наполненную раскалённым газом. По Большому Проходу взрыв ломанётся и на Автозаводскую линию, сметёт Немигу и всё что за ней, Первомайскую («Анка!») и всё что за ней. Потом туннели обрушатся. Неметрошные коммуникации будут частично обожжены прорвавшимися раскалёнными газами, частично разрушены от взрывной волны и тектонического землетрясения. Если где-то и выживут отдалённые поселения – они скоро вымрут от радиации. Муосу, безусловно, придёт конец!

Последние слова Президент говорил, уже из своей спальной – он там прятал свой чемоданчик. Потом вышел и сел на стол, дружелюбно глядя на Дехтера, но при этом сжимая в руке пистолет, впрочем со спущенным бойком.

- А если я соглашусь, а потом тебя обману?

- Всё продуманно. Перед тем, как мы с тобой заключим союз, ты мне предоставишь маленькую страховочку на случай обмана. Для начала ты прилюдно казнишь своего дружка-центровика. Подружку-партизанку, так и быть, можешь оставить себе, но только клеймишь её в свои рабыни. Заметь, я не такой уж и жестокий… У меня есть ещё с десяток пленных: партизаны, центровики, один нейтрал... Видишь ли, должен признаться, что я и раньше немножко нарушал Конвенцию, хотя их сородичи думали, что это все работа ленточников... Так вот, нескольких пленных ты казнишь, а остальных мы отпустим домой. Чтобы они рассказали своим, что ты стал верным сыном американского народа и всё такое. И ещё, я кое-какие распоряжения отдал на счёт твоих друзей, которые в туннеле перед Немига-Холл остались. Тех, кого возьмут живым, ты уговоришь идти с нами. Если не уговоришь – лично казнишь за неподчинение приказу командира. Пойми, войны всё равно не миновать! А если её не миновать – её надо выиграть. Когда ты сделаешь для меня эти маленькие услуги, подтвердив свою верность, мы с тобой пару раз скатаем за оружием и начнём победоносную войну. Как два верных и надежных напарника! Разве не гениальный план?

Во время своих самодовольных изливаний Рэй Славински не заметил, что Дехтер уже начал дыхательную гимнастику. Он вспомнил: Анна говорила, что если будет плохо, молись Богу, молись, как умеешь… В мозгу у спецназовца звучало: «Боже, милостивый, дай мне исполнить мой долг! Защити Муос от этого чудовища! Помоги мне!». Он заставил себя не чувствовать боль в перетянутых проволокой, немеющих руках, и в груди. Он собрал все силы.

Шаг левой ногой вперёд, правая нога молниеносно взметнулась к потолку, выйдя почти в шпагат. На долю секунды нога застыла в верхней точке и, набирая скорость, стала опускаться вниз, к голове сидящего на столе президента.

Рэй Славински не сообразил, в чём дело, и даже рассеянно договаривал какое-то слово. Только когда каблук тяжелого морпеховского сапога почти коснулся головы, в самое последнее мгновение, Рэй увидел глаза замученной им когда-то монашки и последней его мыслью было, что это всё из-за неё…

От мощного удара-молота, которым Дехтер когда-то на тренировках ломал бетонные плиты, но никогда не применял на людях, у президента в нескольких местах сломался позвоночник и был проломлен череп. Смерть наступила мгновенно. Тело начало заваливаться. Дехтер, развернувшись, схватил уже мертвого президента за руку и, чтобы не было стука, плавно положил на стол. Но в этот момент из руки президента выскользнул пистолет и с грохотом упал на пол.

Быстрее! Дехтер кинулся в спальную. Куда он дел этот чемоданчик? В спальной стоял шкаф. Дехтер, хватая зубами и распухшими губами ручки шкафа, открывал дверку за дверкой. Боль в челюсти заставляла стонать.

На стук упавшего пистолета отреагировали конвоиры. Кто-то постучался в дверь.

Дехтер говорил про себя: «Ничего! Сейчас найдём… Да-да, Анка, сейчас найдём… Я ж и Талашу обещал… Вы ещё Дехтера не знаете!…»

В дверь постучали сильнее. Конвоиры и адъютант маялись между страхом попасть в немилость президенту из-за несанкционированного входа в его покои и чувством, что в президентском кабинете происходит что-то не то. Кто-то осмелев, крикнул из-за двери:

- Господин Президент!

Дехтер искал. В шкафу нет. Дехтер схватил зубами одеяло президентской кровати. Потянул.

Распахнулась дверь. Вошедшие увидели лежащий на столе труп:

- Президент!! Быстрее!!

Вместе со стянутым зубами одеялом на пол упала подушка и лежавший под ней чемоданчик. Раздавался топот приближавшихся к спальной конвоиров. Дехтер подпрыгнул и двумя ногами приземлился на чемоданчик. Пластик с приятным хрустом разлетелся на десятки кусков. Дехтер заулыбался, как ребёнок:

- Ну вот…

В проём спальной двери вошли сразу трое. Дехтер начал танцевать своё последнее ката. Он никогда этого не делал со связанными руками. Когда один конвоир со сломанной от удара ногой челюстью отлетел в кабинет, два других произвели выстрелы. Одна стрела вошла в грудь, а вторая – в плечё. Находясь в боевом трансе, не чувствуя боли, Дехтер сделал двойную «вертушку», сломав грудную клетку второму и ключицу третьему американцу. Лежа на полу, первый выстрелил со своего арбалета. Стрела вошла в сердце Дехтеру.

В последний момент Дехтер вспомнил Анкины слова, которые она шептала последней их ночью, наверное, готовя его к скорой смерти: «Мой Воин. Жизнь временна. Впереди – Бессмертие. Бессмертие, в котором мы будем вместе».


6.5.


Оставшиеся уновцы, центровики и нейтралы ночевали прямо в туннеле. Дехтер, уходя, назначил старшим отряда Митяя. Он необычно тепло обнялся со всеми, а Митяю сказал: «Береги их!». Отошли, на всякий случай, метров на сто от блок-поста Америки. Из плащей и заплечного мешка, набитого противорадиационными костюмами, сделали Майке кроватку. Сами спали прямо на холодном бетоне туннеля.

Следующий день тоже провели в туннеле. Время шло медленно. За весь день мимо прошло лишь три пеших каравана. Караванщики, с большими тяжелыми заплечными мешками и одноколесными тележками испуганно смотрели на странный лагерь, разбитый прямо в туннеле.

К исходу дня их позвали со стороны блок-поста. Новый командир дозора – бэнээсовец лет тридцати, сообщил, что им надо идти во Фрунзе-Кэпитал. Их зовут друзья, и Президент Америки лично приглашает их к себе.

Им был выделен провожатый – клеймённый раб. Сводный отряд прошёл мимо мрачной Немига-Холл. Вошли в следующий туннель, ведущий в Фрунзе-Кэпитал. Блок-пост здесь был не такой капитальный – просто двустворчатые раскрывающиеся ворота на засове. Но солдат: американцев, бэнээсовцев и прикованных рабов, здесь почему-то было больше – не меньше тридцати человек. Причём многих рабов приковывали прямо сейчас. Рабы угрюмо смотрели на проходивших путников.

Ворота за ними закрылись. Они прошли метров пятьдесят и свет Немига-Холл скрылся за поворотом туннеля. В тишине туннеля был слышен шелест приближающейся велодрезины. Ментал что-то почувствовал:

- Назад, опасность!

Митяй крикнул:

- К бою.

Уновцы, центровики и нейтралы взвели оружие. Приближающаяся велодрезина вспыхнула - её кто-то поджёг. Она пылала и приближалась с большой скоростью, как раскалённый поршень, желающий заживо сжечь или раздавить всех, кто попадётся у неё на пути. Со стороны Немига-Холл послышалась команда:

- Целься…

Слышится скрип пружинных механизмов взводимых арбалетов. Вперёд нельзя и на месте оставаться тоже – приближающийся факел их сожжет заживо. Назад нельзя – если они и успеют добежать до ворот и не быть расстрелянными американцами, через ворота им не пройти. Их всё равно там догонит пылающая дрезина. Западня! Радист крепко прижал к себе Майку.

Внезапно вперёд бросился Бульбаш. На фоне приближающегося пламени было видно, как огромными шагами-прыжками он быстро приближается к дрезине. Подумали, что сошел с ума, не выдержали нервы. У самой дрезины Бульбаш, прижав к себе свой АК-74, целенаправленно бросился под колесо. Колесо тяжелой дрезины на скорости продавило тело спецназовца, но когда наткнулось на прочный металл ствола удерживаемого им автомата, колесо соскочило с рельса. Подпрыгнув на теле мужественного воина, и мгновенно его убив, дрезина соскочила с рельсов, ударилась в стену, проползла несколько метров по шпалам и остановилась. Огненный груз – патля, пропитанная соляркой или маслом, разбросался на десятки маленьких костров. В туннеле было горячо, но пройти мимо этих кострищ было можно. Не медля, Дехтер скомандовал:

- Вперёд!

Со стороны Фрунзе-Кэпитал послышалось несколько арбалетных спусков и даже пистолетных выстрелов. Но стрельба велась беспорядочно – диверсанты не ожидали такого развития событий.

Преодолев линию кострищ, Митяй со своим отрядом выстроился в боевой порядок. В свете фонарей впереди появились силуэты. Отряд противников был больше, но они были растеряны и суетились, что-то выкрикивая.

- Огонь!, - скомандовал Митяй и сам выстрелил со своего арбалета-культи. Почти одновременно щелкнули спусковые механизмы арбалетов центровиков и нейтралов, громыхнули автоматные выстрелы уновцев. Впереди началась паника.

- Вперёд! Бегом!, - Митяй, а за ним и его люди, обнажая мечи и пристёгивая штык-ножи, быстро приближались к врагу. Теперь было ясно, что это – американцы и их рабы. Большинство убегали в сторону Фрунзе-Кэпитал. Раненные, а также десяток самых смелых, остались в туннеле, готовясь к ближнему бою.

Митяй первым врубился в неровный строй американцев, нанося удары своим мечем и отражая их удары культёй-арбалетом. Он пробивался к командиру засады – пожилому американцу. Последний успел несколько раз выстрелить из своего пистолета. Он попал в голову уновцу, но потом меч Митяя разделил его на две части.

В туннеле лежало тринадцать трупов: Бульбаш, молодой уновец с прострелянной головой и одиннадцать американцев и рабов. Четверо раненных рабов, кто лёжа, кто стоя на коленях, молили о пощаде. По просьбе Митяя, Лекарь оказывал им помощь.


Совещались, что делать. Говорил Рахманов:

- Не вызывает сомнений, что это - заговор, в котором участвовали военные двух штатов Америки. Значит заговор спланирован президентом. Значит Светлана, Дехтер и Глина либо захвачены в плен, либо убиты (при этих словах Радиста передёрнуло).

- Сзади - отряд Немига-Холл. Они видели происходившее и готовятся выступить против нас, можете не сомневаться. Те, кто убежал из фрунзенского отряда, сообщили о проваленной засаде. В Фрунзе-Кэпитал тоже срочно готовится отряд возмездия. Штурмовать Немига-Холл и Фрунзе-Кэпитал мы не в силах. Выйти из туннеля не сможем. Нужно признать – мы в западне.

Спокойно ответил Митяй:

- Предлагаю, оставить девочку здесь с раненными рабами – думаю, её не тронут. Самим двинуться к середине туннеля и принять бой. Наш последний бой!

- Дядя, я вас выведу.

- Что?, - Рахманов удивленно посмотрел на Майку.

- Я чувствую, куда нам надо идти.

Ментал внимательно посмотрел на Майку, что-то хотел сказать, но промолчал. Митяй скомандовал:

- Все за ней.

Майка сначала шла пешком, потом Радист подхватил девочку на руки, и она показывала путь. Сзади послышался скрип открываемых ворот. За ними с Немига-Холл пустили погоню. Девочка несколько раз задумывалась, просила вернуться назад, потом снова указывала вперёд. Рахманов подумал, что наметившееся спасение – это пустые детские фантазии.

Когда они зашли за плавный изгиб туннеля, девочка вдруг показала пальчиком и сказала:

- Тут.

Сначала никто ничего не рассмотрел, но потом увидели небольшую дыру, присыпанную щебнем на стыке стены и пола туннеля. Бросились разгребать щебень. Дыра явно вела в какой-то лаз, но в размерах она увеличивалась так медленно. Погоня приближалась и вот-вот появится из-за изгиба туннеля. Неожиданно Комиссар сказал:

- Прощайте, товарищи!, - и быстрым шагом направился к Немига-Холл, извлекая из карманов свои пистолеты.

- Да, блин, все всё равно не успеем. Москве передайте привет, - нервно произнёс ещё один уновец и также направился к изгибу туннеля, взведя боёк автомата.

Комиссар и его неожиданный напарник скрылись за поворотом. Послышались выстрелы: двух пистолетов и одиночные выстрелы АК-74. Кто-то вскрикнул. Погоня остановилась. Один за другим сработало несколько арбалетов. Американцы отдавали команды, подгоняя рабов, которые залегли, спасаясь от выстрелов.

Наконец, дыра была отрыта. Один за другим они влезли в неё. Оказались в какой-то трубе полутораметрового диаметра в сечении. Митяй, уже находясь в трубе, высунул голову в туннель через дыру, чтобы позвать уновцев. Выстрелов уже слышно не было. Погоня приближалась. Комиссар с напарником сделали своё дело – они задержали погоню. Прошептав: «Боже, прими героев!»- Митяй спрятался в трубе. Преследователи, которых было человек сорок, ничего не подозревая, пробежали мимо и уверенно направились в сторону Фрунзе-Кэпитал.


6.6.


Игнат Заенчковский, сидя в ратуше Территории Вест-Гейт, уже в десятый раз перечитывал принесённое ему рабом-посыльным сообщение с Фрунзе-Кэпитал, и не мог поверить прочитанному.

Игнат стал губернатором Территории шесть лет назад. Теперь ему уже двадцать три года, тогда было семнадцать. Отца он своего не любил и вспоминал о нем с отвращением. Да, собственно, и отцом он ему никогда не был, хотя знали об этом секрете только его мать и с недавних пор – он сам.

Александр Заенчковский, после высадки американского десанта в Минске, возглавил им же созданную организацию Белорусские Народные Силы, набранную из самых отмороженных представителей минского метро. Боевики БНС плечом к плечу сражались с американскими морпехами и захватили бы весь Муос, если бы не партизанское восстание.

Когда была подписана Конвенция, Рэй Славински долго думал, что же ему делать с Заенчковским и его детищем БНС. Такого «помощника» близко к себе держать было нельзя. Но и устранять его было неразумно. Поредевшие ряды морпехов не могли контролировать ситуацию в Америке только своими силами. А вот бэнээсовцы с этим справлялись более, чем успешно. БНС был нужен Рэю.

Славински принял решение отдать Заенчковскому станцию Пушкинскую, крайнюю обитаемую станцию этой ветви метро. Её даже переименовали в Вест-Гейт. Однако она не получила статус штата, и была названа территорией. Формально губернатором территории являлся Заенчковский. Но в Вест-Гейт был назначен полномочный представитель Президента Штатов Муоса, с которым Заенчковский обязан был согласовывать все важные решения и который имел возможность налагать на любое из них своё вето, снять которое мог только Президент.

Славински, подписывая указ о назначении Заенчковского губернатором, улыбаясь, напомнил, что он ему отдаёт во владение пол-Америки, в отплату за его честную и самоотверженную службу. Насчёт пол-Америки Заенчковский говорил правду. За Пушкинской располагались станции Спортивная, Кунцевщина, Каменная горка. Кроме того, разветвленная ветвь подземных ходов вела в десятки неметрошных бункеров и укрытий, расположенных в спальных районах западной и северо-западной частей бывшего Минска. Вот только эти домены были больше обузой, нежели источником доходов для вновь созданной Территории. Маленькие и голодные дальние поселения не могли прокормить себя, а тем более платить дань. Заенчковский посылал карательные экспедиции. Иногда им удавалось забрать все припасы непокорной общины, после чего такая община, как правило, вымирала от голода. Но чаще всего община до прихода продразверстки либо уходила, либо баррикадировала входы, либо совершала внезапные нападения на приближающийся отряд карателей.

Заселить нежилые станции так и не удалось. Сразу после Последней Мировой в них тоже обитали люди, но потом в один день все три станции вымерли. Причина смерти их жителей так и осталась неизвестной; да никто выяснением причин и не занимался. После этого, уже в Американское пришествие, станции были снова заселены небольшими группами переселенцев, и снова все новоселы в один день вымерли. После этого станцию заселить больше не пытались: не только бэнээсовцы и американцы, даже рабы под страхом смерти отказывались туда идти.

Вот такое «поместье» выделил Славински своему «боевому товарищу». Игнат Заенчковский, оценивая ту ситуацию на свой ум, проклинал отчима за его мягкотелость. Бэнээсовцев к концу войны было в 4-5 раз больше, чем американцев. Отчиму ничего не стоило осуществить мятеж и взять власть в свои руки. Но Александр Заенчковский был трусом. Он кротко согласился с предложенными условиями и возглавил Территорию Вест-Гейт.

Формально все бэнээсовцы остались в подчинении Заенчковского, однако фактически они подчинялись президенту и губернаторам тех штатов, где проживали. У самого главы БНС в подчинении осталось один взвод, которого едва хватало на то, чтобы решать внутренние проблемы.


Александр Заенчковский женился четыре раза. Жены не могли от него забеременеть. Он вызывал медика, тот осматривал женщину и ставил ей диагноз «бесплодие». Смелости поставить этот диагноз губернатору не хватало. Заенчковский после этого отправлял беднягу в верхнее помещения, и брал себе другую жену.

Четвертой была мать Игната. Шестнадцатилетнюю её приволокли в жилище Заенчковского. У жен Заенчковского возможности общаться с внешним миром не было. Они могли видеть только своего ненаглядного супруга и свирепую надсмотрщицу-бэнээсовку; и иногда медика. Жена губернатора на одном из медосмотров сама предложила медику стать биологическим отцом будущего сына губернатора. Медик не долго колебался: это было выгодно им обоим. Долго скрывать от губернатора его бесплодие он не сможет. А если последний узнает, что его водили за нос, тогда медику грозят верхние помещения. Таким образом, за несколько «медосмотров» молодая жена Заенчковского забеременела и на следующий год родила ему сына Игната. Медик вскоре умер от оспы, заразившись ею от пациентов. Хранителем тайны отсутствия родства между губернатором и его сыном осталась мать последнего.


Население Америки ненавидело своих господ. Рабы ненавидели американцев, но ещё больше они ненавидели предателей. Особенно главного предателя, который привел врага в Муос. Шесть лет назад Александр Заенчковский был отравлен. Игнат стал губернатором Вест-Гейт (хотя он предпочитал называть свой дом Пушкинской).

Игнат решил не повторять ошибок отца. Он провозгласил автономность всех дальних поселений и отношения с ними свелись к взаимовыгодной торговле. Он не отменил рабство, однако запретил убийство господами своих рабов и членовредительство им, так как это «…существенно сказывается на численности народонаселения, а, следовательно, и на безопасности Территории Вест-Гейт и всей Америки». Полномочный представитель не увидел в этих решениях ничего крамольного и не наложил на них вето. Правда лояльность полпреда стоила Территории Вест-Гейт не дёшево: тот увёз с собой три мешка сушеного картофеля и два огромных копченых свиных окорка.

Ни то, чтобы Игната его подданные сильно любили. Но рабы, зная о порядках в штатах и помня прежнего губернатора, согласны были терпеть его молодого последователя.


В письме, которое читал Игнат, было написано, что президент убит. Полагают, что это сделали «земляне» (Опять эти земляне!). Губернатор ходил взад и вперёд по кабинету. Его жена Алла вышла из-за ширмы с пятимесячным ребенком на руках. Он в двух словах рассказал ей о письме. Алла посмотрела на мужа, потом мягко сказала:

- Игнат, у тебя есть выбор. Сейчас или никогда! Если во что-то вмешались земляне, значит надо или идти вместе с ними или ждать погибели.

Игнат нервно воскликнул:

- Да, что вы эти бабские россказни слушаете и пересказываете. Земляне... земляне… Земляне сказали… Земляне сделали…

От крика заплакал ребенок, и Алла ушла снова за ширму, оставив Игната одного со своими мыслями.


Игнат вёл за собой отряд. Он шёл по туннелю первым. На нём короткая кожаная куртка и кожаные брюки, под курткой – бронежилет, который всегда носил его отчим и который не спас его от яда. Бронежилет Игнат одел впервые и впервые взял в руки пулемет Калашникова – тоже унаследованный от отчима. За Игнатом шел отряд с Вест-Гейт: сто двадцать бэнээсовцев и рабов. Он никого не заставлял идти за собой. Просто каждому рабу, участвующему в освободительном походе, он в случае успеха операции пообещал освобождение. И они пошли…

С бэнээсовцами было ещё проще. Он провёл открытое голосование по вопросу похода на Фрунзе-Кэпитал. «Против» проголосовало шесть человек. Все они теперь под стражей, что делать с ними дальше, он разберётся потом. А теперь он смело смотрел вперёд. Те, кто шёл за ним, были не менее решительны.


Подошли к кордону Молод-Парадиз. Рабы-пограничники, видя небывалое войско, побросали оружие, не обращая внимание на крики сопляка-бэнээсовца, махавшего арбалетом, но так и не решившегося выстрелить. Игнат подошёл к горе-защитнику, который чуть не плача, наставил на него взведенный арбалет, и спокойно сказал:

- Идёшь с нами?

Пацан закивал головой.

Молод-Парадиз был взят без единого выстрела. Всё произошло быстро и неожиданно. Американцы и бэнээсовцы штата были собраны в туннеле. Игнат Заенчковский выступил перед ними, сообщив, что они имеют полное право на самоопределение и предложил проголосовать по вопросу присоединения Молод-Парадиз к Республике (названия будущего государства он ещё не придумал и поэтому назвал его просто «Республикой»). По результатам голосования все несогласные и воздержавшиеся бэнээсовцы, а также все американцы, не зависимо от того, как они проголосовали, были арестованы. Лояльным было разрешено принять участие в «освободительном походе».


К Фрунзе-Кэпитал шёл полк, выросший до двухсот человек. В столичном штате было неспокойно. Смерть Президента для всех была неожиданной. Кто возглавит Америку? Причём остро стоял вопрос не только о личности предводителя, но и о том, из какого класса он будет: американец или бэнээсовец. На всякий случай и те и другие не выпускали из рук оружие. Готовились к столкновениям. Нервозность передалась и рабам - они вот-вот начнут бунтовать.

И без того напряженную атмосферу штата буквально взорвали выстрелы в туннеле со стороны Молод-Парадиз. Это стрелял пулемёт губернатора Вест-Гейт. Нападения оттуда никто не ожидал. В связи с приходом «парламентеров» со стороны Немига-Холл, думалось, что напасть могут именно с той стороны. Поэтому все запасы огнестрельного оружия были переданы усиленному кордону в туннеле на Немига-Холл. В штате началась паника. Наспех было сформировано подкрепление, но вот уже Игнат Заенчковский со своим пулеметом, не прекращая огонь, вошел на станцию. Из туннеля выбегали всё новые и новые штурмовики, опьянённые быстрой победой над малочисленным кордоном фрунзенцев.

Со станции началось бегство в туннель к Немига-Холл, а также в боковые ходы к дальним поселениям. Столичные американцы и бэнээсовцы отчаянно сопротивлялись, отстреливаясь из хижин и засев за брустверами наспех сооруженных баррикад. Ими же были расстреляны все лампы освещения станции. Но надежды, что это остановит нападавших, не оправдались - рукопашный бой продолжался в темноте, освящаемой немногочисленными фонарями. Последние очаги сопротивления были сломлены к утру.


Бежавшие с Фрунзе-Кэпитал американцы и бэнээсовцы принесли ужасную весть своим коллегам на Немига-Холл. Губернатор, узнав это, пришёл в неистовство. Тяжеловес стал противно визжать: «Что мне делать? Нам всем конец!». Ему показалось, что одна из его наложниц при этом злорадно ухмыльнулась. Он заорал, брызжа слюной:

- Что ты ржёшь, скотина?… Смерти моей хочешь?... Или ты заодно с ними?... Стража-стража!... Отрубите заговорщице голову…

Побледневшую и трясущуюся девушку голышом потащили на выход. Но через пять минут она свободно вошла в жилище губернатора в сопровождении нескольких бэнээсовцев-администраторов. Она была одета, и в руках у неё был арбалет. Губернатор начал заискивающе просить:

- Нинка! Нинка! Ты чего? Девочка моя… Я же пошутил… Ты же говорила, что лю…,- изливания толстяка закончились на пол-слове - во лбу у него торчала арбалетная стрела, хладнокровно выпущенная наложницей, в отместку за все причинённые ей обиды и унижения.

Оценив ситуацию, бэнээсовцы Немига-Холл приняли решение, которое им показалось единственно правильным в данной ситуации. Они устроили кровавую резню, в ходе которой убили всех американцев. После этого во Фрунзе-Кэпитал был направлена делегация с просьбой о добровольном вхождении поселения Немига (американскую часть названия станции они решили не упоминать) во вновь создаваемую Республику.


Светлана сидела в квартире на Фрунзе-Кэпитал, в которой временно квартировался Галинский. Перед ней стояла миска, доверху наполненная тушеным картофелем с мясом. Теперь ей разрешили есть, сколько хочет. До этого ей давали есть по чуть-чуть, чтобы не случилось несварения кишечника.

В вонючей яме она и Глина провели четыре дня. Странный оказался этот офицер Центра. Он обращался со Светланой так, как будто её ненавидел: постоянно ей грубил, словесно унижал. Но когда стражники попытались вытащить её наверх, чтобы отвести к морлоку, он с голыми руками кинулся к ним и выхватил у одного из рук арбалет. Под угрозой арбалета стражник отдал центровику колчан со стрелами, а сам вылез из ямы. Тогда Глина втащил лестницу в яму и сообщил, что из ямы никто живым не выйдет, пока не вернётся его командир. Стражники могли запросто их перестрелять сверху, но на это у них не было разрешения Президента и поэтому они терпели. А спросить у президента боялись, так как пришлось бы доложить, что безоружный пленный разоружил конвоира.

А потом наверху началась какая-то суета. По крикам стало понятно, что убит Президент. Кто это сделал, Светлана догадалась сразу.

Светлана потрогала скулу. Боль ещё не совсем прошла. Это у неё след от тяжелой руки Глины. Стражники в яму им кидали по две недоваренных картофелины в день. После того, как у неё случился голодный обморок, Глина потребовал, чтобы она ела и его порцию. Она категорически отказывалась, тогда он её ударил наотмашь. После этого она съела две картофелины своего сокамерника. Возможно, эта добавка спасла её от голодной смерти.

Тряслись руки, хотелось быстрее набить желудок, но она старалась есть медленно, хотя удавалось это с трудом. Галинский, видя её смущение, отошел и отвернулся к стене, якобы рассматривая узор выцветших обоев.

Когда Светлана съела всю порцию, она, убедившись, что однокурсник на неё не смотрит, быстро облизала миску изнутри и поставила на стол. Есть хотелось ещё.

- Спасибо, Гена.

- Да ладно тебе. Что дальше думаете?

- А какие новости насчёт нашего отряда?

- Никаких. Известно, что они вошли в туннель, раскатали засаду с Фрунзенской, а потом, как сквозь землю провалились. На Фрунзенскую они не пришли, на Немигу не возвращались. Думают, что они наткнулись на шатуна.

- Здесь же шатунов не было.

- В Большом Проходе их тоже когда-то не было.

- Нет, я уверена, что они живы.

- Уверена, - с ухмылкой передразнил Галинский, - Что дальше делать собираешься - я спрашивал.

- Пойдём с Глиной к Партизанам. Вернее, я к Партизанам, а он – в Центр. Я думаю, что Радист и Митяй тоже пойдут к Партизанам. По неметрошному Муосу они ходить не будут. Тем более с Майкой… Какая же я была дура, почему мне было её не отправить к Партизанам ещё с Нейтральной…

Светлана, согнувшись и обхватив голову руками, дальше разговаривала сама с собой:

- Нет, пока Митяй жив, а убить его не просто; Майка тоже будет жива. И Радист тоже… Он хоть драться и не умеет, но за Майку он глотку кому угодно перегрызёт.. И другие уновцы тоже…

Галинский перебил замыкающуюся в себе Светлану:

- Да, ребята ещё те. Этот вожак их, который с вами был…

- Дехтер?...

- Да-да, Дехтер… Про него уже легенды складывают. Говорят, что он послан землянами. До сих пор не могут понять, как он со связанными руками, раненный, нашего любимого Президента в ад отправил, да его стражу перекалечил. Кстати, ты ещё всего не знаешь. Этих самых стражников, которые убили вашего командира, сейчас под пытками допрашивают. Так вот они говорят, что Дехтер в последние секунды жизни ломал какой-то чемоданчик, принадлежавший покойному президенту. Инквизиторы с Вест-Гейт нашли обломки этого чемоданчика. Оказалось, что это куски компьютера. Помнишь, нам про такие умные штуки в универе рассказывали? Электрики посмотрели и сообщили, что некоторые детали в результате поломки именно перегорели. То есть компьютер на момент его уничтожения функционировал. Пришли к выводу, что компьютер приводил в действие какой-то механизм или оружие, представлявшее собой угрозу Муосу. Вспомнили, что президент своим приближённым, когда был пьяным, бахвалился, что он весь Муос может в мгновение ока стереть в порошок. Уверен, что Дехтер не зря своей жизнью пожертвовал.

- Я уже сама начинаю верить в диггерские легенды о Посланных.

- А во всесильных землян ты не веришь?, - с усмешкой спросил Галинский.

- Да нет пока… А ты чего такой невесёлый. Американцев свергли. Вот-вот рабство отменят.

- Ой, Света! Что-то страшат меня эти перемены. Молодой Президент Республики, понемногу пьянеет от власти. Рабство он отменять, кажется, раздумал. Только тем, кто участвовал в революции, объявил свободу и набрал их в свою армию. В туннелях американцев и бэнээсовцев десятками расстреливают, даже тех, кто ничего плохого не сделал; даже тех, кто принял Республику. Семьи расстрелянных отдают в рабство вчерашним рабам – нынешним рекрутам новой армии. Президент, похоже, готовится идти дальше. Он и меня-то вызвал, потому что я тебя лично знаю. Так двузначно мне объяснил, что надо бы тесные контакты с Партизанами и Центром налаживать, да побольше информации о них выведать, в особенности про численность армии, вооружение и так далее. Боюсь, что наш Президент – это новый диктатор, который со временем попытается захватить Муос. А это снова кровь, разруха, голод… Колесо истории дает новый виток. Я ему про ленточников пытался напомнить – он же их на Вест-Гейт не встречал, слишком далеко от их территорий. Так он меня выгнал, сказал, что я «сцыкло» и что если я ещё раз его по мелочам побеспокою, он и меня в расход пустит… Да я-то ладно. Вот Настюху мою с детками хотелось бы увидеть …


Игнат Заенчковский сидел в кресле покойного Президента Штатов. Это было шикарное вращающееся кожаное кресло, в котором он буквально утопал. Теперь это его кресло – кресло Президента Республики. Игнат, улыбаясь, смотрел на стилизованную карту Муоса, аккуратно нарисованную цветными карандашами, висевшую на стене президентского кабинета. Вот они: две большие дороги линий давно уже нефункционирующего метро. От этих двух артерий, как капиллярные сосуды, во все стороны расходятся паутинки переходов, ходов и коллекторов. Эта вселенная под названием Муос лежит у его ног.

Он молод, силен. У него много энергии и большие планы. У него есть друзья и соратники. У него впереди много побед. Скоро весь Муос будет Республикой. Его любимая и любящая жена Алла станет Первой Леди этой Вселенной. Когда он, устав от трудов и побед, решит уйти на отдых, он подарит эту Вселенную своему сыну Аркадию. Он заулыбался, вспомнив своего маленького забавного пятимесячного Аркашу. Сейчас его Алла с Аркашей на руках войдёт в их квартиру-кабинет. Он их расцелует и расскажет о своих планах. А Алла будет восхищаться своим могущественным мужем. А потом, когда ребенок заснет, он возьмет её на руки и отнесёт на кровать. Сегодня дела могут подождать…

Дверь открылась.

- Господин Президент!, - растерянно моргая глазами на Игната смотрел его управляющий, - Господин Президент, ваша же... жена и сын…

- Что с ними?!

- Ленточники! Они напали на кортеж в туннеле. Мы нашли только одного живого солдата. Ленточники подумали, что тот убит и не забрали с собой... Игнат Александрович. Никто не думал, что ленточники могут напасть в этом туннеле – их там никогда раньше не было…

- Нет!!! Нет!!!, - Президент выбежал из кабинета и побежал к туннелю в направлении Фрунзенской…