Высокопреосвященнейший Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский самодержавие духа очерки русского самосознания санкт петербург

Вид материалаДокументы

Содержание


Бюрократический консерватизм
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   48

НИГИЛИЗМ


НИГИЛИЗМ КАК ФОРМА самосознания русской интеллигенции есть идея тотального отрицания. Сформировавшись как слой безродный, бескорневой, лишенный мало-мальского понятия о настоящей духовной жизни, но наделенный безмерной интеллектуальной гордыней, интеллигенция стала главным разрушителем традиционных ценностей русской жизни. Нигилизм явился закономерным итогом отщепенчества «образованного» слоя России от основ подлинно русского мировоззрения. При этом нравственное убожество нигилизма, отвергавшего религию, да и вообще всякую независимую этику и мораль (вот они истоки «классового подхода к явлениям»), подменявшего моральные категории началами «пользы» и «удовольствия» — ничто перед жутью его практического применения.

Возрастая в лоне западничества, нигилизм воспринял в себя его худшие черты. Появившийся на исторической сцене разночинец (точнее сказать — «бесчинец», лишенный традиционных сословных связей в жизни) придал явлению еще более дикие формы. Началась, по меткому выражению протоиерея Георгия Флоровского, «роковая болезнь — одичание умственной совести «Человеческая личность шире истины»—это безумное утверждение «народника» Михайловского 59 становится определяющим характер времени. Утрачивается сама потребность в Истине, теряется познавательное смирение перед действительностью, и в безбожной «свободе» человек являет собой жалкую картину средоточия разрушительных и гибельных страстей.

Все было бы не столь ужасно, если бы вождями нигилизма остались люди, подобные Чернышевскому и Добролюбову: недоучившиеся семинаристы, разгневанные разночинцы и разочаровавшиеся поповичи (а оба кумира «передовой общественности вышли из духовного сословия) не являли собой серьезной опасности. Убогость их мировоззрения и скудость творческих возможностей вскоре породили бы ответную реакцию (что, кстати, и случилось, когда в конце века интеллигенция ударилась в богоискательство). Но, к несчастью, дело этим не кончилось, и нигилизм стал страшным орудием в руках настоящих изуверов фанатиков.

Эти люди не строили никаких иллюзий. Они видели зло, всемерно потворствовали и сознательно служили ему. «Страсть к разрушению есть творческая страсть», — слова Михаила Бакунина говорят сами за себя... Нужно зажечь мировой пожар, разрушить старый мир, а для этого все средства хороши. Русь расчетливо и цинично звали к топору, предполагая (весьма основательно, как показала история) в хаосе страшного русского бунта достичь своих богоборческих целей.

БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ


ПОД ЭТИМ условным названием скрывается явление, практически не исследованное до сих пор. Самосознание русского чиновничества, бывшего опорой и основой государственной власти в Императорской России, до сих пор оставалось за рамками внимания историков. Мы как-то традиционно удовлетворялись карикатурными персонажами гоголевского Городничего, грибоедовского Скалозуба и иных, подобных им литературных фигур, совершенно забывая, что с петровских времен влияние бюрократии (далеко не всегда отрицательное) постоянно росло, а после реформ Сперанского (и проводившейся в том же духе политики Николая I) чиновничество фактически несло на своих плечах весь груз ответственности за судьбу России.

Простая справедливость требует признать несомненные заслуги русского чиновника в устроении и упорядочении всех областей жизни страны, во всех успехах и победах Империи, во всем том, что составило славу и доблесть России в XVIII—XIX веках. Столь же безусловна и несомненна огромная доля вины чиновной бюрократии в катастрофе, постигшей Россию в начале XX века. Потому-то и представляет значительный практический интерес анализ мировоззрения русского административного сословия.

В жизни оно выражалось не языком идей, понятий или слов, а языком законов, практических действий и политических решений. Даже и не будучи оформлена словесно, идеология, лежащая в основании этих решений и действий, была вполне определенна и ясна. В ее истоках лежало представление о ведущей, решающей роли государства во всех областях человеческой жизни.

К сожалению, искажение основ русского домостроительства не обошло стороной и государственный аппарат. Стремление подчинить ему всякую человеческую деятельность, все проявления человеческого духа вступало в явное противоречие с православным мировоззрением. Утратив чуткость к благодатному духу Церкви, рассматривая ее лишь как один из государственных институтов, этакий «департамент по улучшению нравов народа», бюрократия стремилась поставить под контроль светской власти все стороны церковной деятельности, да и само духовенство.

При таком развитии событий Самодержавное Царство, издавна одухотворявшееся христианскими идеалами служения и долга, мало-помалу превращалось в абсолютистскую монархию по западно-европейскому образцу, а сам Самодержец — в простого главу государственного аппарата (нечто вроде современного президента, наделенного неограниченными полномочиями). Не случайно Лев Тихомиров — раскаявшийся террорист-народоволец, ставший впоследствии выдающимся теоретиком монархизма, — назвал как-то абсолютизм «идеей демократической».

Искажалась сама идея Божественного происхождения верховной власти, размывались ее религиозные, вероисповедные основы. Согласно бюрократическому воззрению на Царя как на главу административной системы управления государством, он, якобы, «делегирует» часть своей власти каждому чиновнику. Кажется, Константин Леонтьев, понимавший и чувствовавший, какие опасности грозят России, метко выразил эту идею так: «каждый урядник есть тоже немножко Помазанник Божий». Призванный Господом к великому служению, русский народ постепенно низводился к роли детали в грандиозном государственном механизме Империи.

Многие видели эти искажения и в меру сил пытались исправить их, но лишь немногие понимали, к чему все это может привести...