Составитель: Бабанский Дмитрий 7 499 270 29 52

Вид материалаОбзор
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   33

Игорь Агамирзян, генеральный директор Российской венчурной компании, рассказал, чем оправдывается повышенный риск венчурных инвестиций, почему инновационным проектам в РФ легче получить венчурные средства, чем аналогам за рубежом, и когда фонды РВК начнут выходить из технологических проектов.


Международный опыт показывает, что инновационное развитие государства напрямую связано с развитием глобальных знаково-ориентированных компаний резидентов. Рассматривает ли РВК российские знаково-ориентированные компании в числе приоритетных объектов развития? Если нет, что необходимо сделать чтобы этот пробел устранить?

Термин знаково-ориентированные компании мне не знаком. Скорее всего, вы имеете ввиду российские технологические бизнесы, которые уже достигли успеха в глобальном масштабе и заняли на мировом рынке заметную долю. Например, в области IT к ним можно отнести «Лабораторию Касперского», ABBYY, Parallels и ряд других компаний, которые или полностью являются российскими резидентами, или, как минимум, имеют в отечественной юрисдикции центры разработок.

Эти компании довольно успешно развиваются самостоятельно, им, в силу их уже состоявшейся глобальности, доступны все ресурса мира в части получения необходимых инвестиций или экспертной поддержки. Поэтому эти компании не стоят в списке приоритетной поддержки со стороны РВК. Напротив, это РВК привлекает знания и опыт этих компаний для развития национальной инновационной системы. Достаточно взглянуть на состав Консультативного совета РВК и этот факт станет очевидным. Однако в России работают десятки конкурентоспособных технологических бизнесов, особенно в крупных региональных центрах (Санкт-Петербург, Казань, Томск, Омск, Новосибирск), с годовыми оборотами 10–100 млн долларов, со зрелыми технологическими продуктами, руководители которых до сих пор даже не задумывались о том, чтобы сделать свой бизнес глобальным. Возможно, просто потому, что не знают как к этому подступиться. Вот таким бизнесам РВК и напрямую, и через свои фонды обязательно окажет поддержку. Более того, кластерные венчурные фонды по приоритетным направлениям модернизации, которые сейчас создаются РВК, одним из своих приоритетов имеют именно эту задачу.

Расскажите, пожалуйста, о наиболее показательных проектах, которые превратились в быстрорастущий бизнес, а также о тех, которые были «крепко» профинансированы, но не удались.

В качестве одного из самых показательных проектов можно назвать портфельную компанию фонда «ВТБ фонд венчурный», созданного с участием капитала РВК, а именно «Русские навигационные технологии». Эта компания, создавшая оригинальную технологию мониторинга транспорта на основе систем спутниковой навигации ГЛОНАСС/GPS, прошла все классические этапы венчурного инвестирования и в прошлом году вышла на IPO на специализированной площадке ММВБ, подтвердив капитализацию в 1,5 миллиарда рублей. Более того, за истекший год доходы компании удвоились, что говорит о перспективности бизнеса и умелом управлении.

Что касается неудачных проектов, то таких в практике РВК пока еще не было, наши фонды еще не выходили из каких-либо проектов по причине их бесперспективности. Но, очевидно, что со временем они появятся, так как эмпирическое правило «3–3–3–1» универсально и означает, что из каждых 10 проинвестированных проектов три принесут убытки, три будут балансировать на уровне безубыточности, три дадут умеренных доход и только один «выстрелит», принесет сверхдоход, ради которого, собственно, бизнесмены с крепкими нервами и занимаются венчурным бизнесом.

Как Вы считаете, смогут ли стать венчурные инвестиции привлекательной темой для массовых частных инвесторов? Что для этого должно произойти? Или государство так и будет тащить это направление на себе?

Венчурные инвестиции по определению никогда не станут привлекательными для массовых частных инвесторов. Причина очевидна — слишком велики риски, к чему массовый инвестор не готов. Мне как-то попадались цифры, что средняя доходность по гособлигациям казначейства США за последние 50 лет составила около 2 процентов годовых. Вроде совсем немного. А средняя доходность венчурных инвестиций в экономику США за тот же период составила «минус» 0,2 процента. То есть если брать «среднюю температуру по больнице», то венчурные инвестиции убыточны и уступают даже сверхнадежным и потому малодоходных гособлигациям.

Однако мы превосходно понимаем, что таким усреднением результатов успешность венчурной отрасли измерить нельзя. Были среди венчурных инвесторов те, кто невероятно выиграл, вложившись в Apple, Google, Microsoft и другие компании, и те, кто потерял свои деньги. Поэтому мы ждем прихода на российский венчурный рынок квалифицированных инвесторов, знающих и понимающих рынок венчурных инвестиций, умеющих просчитывать риски и идти на них. Для России будет вполне достаточно, если в ближайшие 5–7 лет будут созданы и начнут активно работать несколько десятков венчурных фондов, способных совокупно инвестировать в стартапы по 2–4 млрд долларов США в год, а также появится несколько десятков тысяч бизнес-ангелов. Мы планируем, что часть новых венчурных фондов будет создана в рамках частно-государственного партнерства, прежде всего — с участием капитала РВК.

Как вы считаете, нужно ли законодательно определить статус «малого инновационного предприятия», чтобы инвесторы, которые инвестируют в такие проекты, могли бы получать значительные льготы, в том числе, налоговые? В Европе, как мне известно, такая практика есть.

На самом деле попытки законодательно определить термин малого инновационного предприятия, или просто — инновационного предприятия, уже делались. В частности, в многочисленных проектах законов об инновационной деятельности. Однако все они оказались неудовлетворительными. Например, если предприятие выпускает традиционную продукцию и направляет часть выручки на разработку инновационной, должно ли оно пользоваться преференциями? Если да, то в какой степени? Очень велика и отраслевая специфика. Поэтому, на мой взгляд, нужно идти другим путем.

Во-первых, создать благоприятные институциональные условия для ведения любого бизнеса (от удобных организационно-правовых форм для стартапов до снижения административных барьеров). Во-вторых, давать льготы и преференции тем компаниям, которые работают в приоритетных направлениях модернизации экономики. И, наконец, в-третьих, предоставлять особые налоговые, таможенные и другие условия резидентам инновационных центров федерального уровня, таких как «Сколково», а также резидентам региональных инновационных центров, проекты создания которых уже появляются.

Наши политики любят повторять, что Россия обладает огромным научным потенциалом, что у нас очень талантливые люди. Но когда читаешь интервью и слушаешь выступления управляющих венчурными фондами и представителей РВК, выясняется, что у нас существует огромный дефицит инновационных проектов, в которые было бы нестрашно инвестировать. Кто не прав? Либо у нас наука и люди так деградировали, что создается слишком мало по-настоящему перспективных проектов, либо венчурные фонды слишком привередливые?

Инвестируют не в проекты, инвестируют в бизнесы. А дистанция от блестящей научной или технологической идеи до устойчивого бизнеса огромна. На самом деле нам всем просто нужно немножко времени, чуть-чуть терпения. Очень многое зависит от ментальности людей, живущих в нашей стране. И это, кстати, справедливо для всех стран. Например, для энергичного американца 60–70-х годов очевидным приложением сил ради достижения жизненного успеха было получение хорошего образования, «поступление на службу» в крупную компанию, производящую традиционную продукцию, и постепенное восхождение в ней по карьерной лестнице. Примерно такой же жизненный идеал сегодня в Японии. А для американца девяностых или нулевых годов, верящего в «американскую мечту», все драматически изменилось, выглядит совсем иначе. Совпадает лишь необходимость в получении отличного образования, а дальше… Создание технологического стартапа, привлечение венчурных или бизнес-ангельских инвестиций, продажа компании стратегическому инвестору или выход на IPO… И учреждение нового стартапа.

В России тоже произойдет аналогичная смена установок. Ученый или инженер перестанут считать, что кто-то (государство или частный бизнес) должен дать им денег для проведения исследований или разработок ради удовлетворения их собственного любопытства, а начнут думать, как коммерциализировать свои знания и умения, создать успешный технологический бизнес. И тогда появится действительно много потенциально прорывных инновационных проектов, в которые можно будет инвестировать. Впрочем, таковые уже есть и сейчас.

Скажите, пожалуйста, как получить инвестиции из фонда посевных инвестиций РВК? Каким требованиям должен удовлетворять проект? Все, с кем я говорил по этому поводу, рассказывали мне, что это практически нереально — проще взять кредит в банке на стартап. Хотя это тоже нереально. Буду рад, если мои собеседники ошибаются.

На самом деле это вполне реально. Практика это доказывает. Фонд посевных инвестиций РВК одобрил за полтора года активной работы уже 35 проектов и останавливаться не собирается. Требования к заявкам соискателей инвестиций можно найти на нашем сайте, там же можно найти реестр венчурных партнеров ФПИ, которые оказывают авторам инновационных проектов помощь в «упаковке» проектов и в поиске, если это необходимо, частного соинвестора. Заявки по сильно упрощенной процедуре рассматриваются вполне оперативно. Сейчас максимальный срок принятия решения (одобрить, отказать, направить на тщательную проверку) по проекту в ФПИ РВК составляет не более 30 рабочих дней. Более подробно обо всем этом рассказал директор Фонда посевных инвестиций РВК Алексей Телешев, к интервью с которым я и предлагаю Вам обратиться, там многие возможные вопросы подробно освещены

Недавно читал, как работают венчурные и посевные фонды в Великобритании и США, как в этих странах доступны такие инвестиции. Если сравнивать с российскими фондами, контраст разительный. Почему наши фонды так боятся рисковать? Венчурные ли они на самом деле?

Риск риску рознь. Просто в идею, даже самую замечательную, ни российский, ни иностранный инвестор не вложат ни рубля, ни цента, соответственно. И это — разумное поведение. Повышенный риск венчурных инвестиций оправдывается только потенциальной сверхдоходностью технологического проекта. А потенциальная сверхдоходность достигается наличием в проекте четырех основных компонентов: интеллектуальной собственности, которую возможно защитить на важнейших рынках в глобальном масштабе; внятной бизнес-модели; эффективной команды проекта и возможности вывода проекта на международный рынок, его глобализации. К сожалению, во многих российских проектах с двумя-тремя компонентами из вышеперечисленных бывает не все гладко.

Однако, если проект хорошо проработан и упакован, получить инвестиции от российского венчурного фонда ему наверное, даже проще, чем для аналогичного бизнеса за рубежом. Хотя бы потому, что конкуренция среди инновационных проектов за деньги венчурных инвесторов в России пока еще не велика. Более того, скажу даже так: предложение «венчурных денег» на российском рынке на сегодняшний день существенно превышает квалифицированный спрос со стороны инновационных компаний.


РИА Новости, 29.09.2011