На рубеже ХIХ-ХХ веков
Вид материала | Документы |
- Темы рефератов особенности экономической модернизации России в конце хiх-начале, 19.92kb.
- Урок в теме: «Россия на рубеже XIX-XX веков», 69.29kb.
- Мы живём на рубеже двух веков, 258.37kb.
- Задачи урока: Обучающая: в ходе урока: а охарактеризовать международное и внутреннее, 132.77kb.
- I. формирование многопартийной системы глава I политическое пробуждение россии на рубеже, 3921.65kb.
- Периодизация русской литературы ХХ века, 88.84kb.
- 2 знает ответы на следующие вопросы: каковы основные тенденции эволюции русской силлабо-тонической, 126.1kb.
- Программа дисциплины актуальные проблемы искусства и новые формы подготовки художников, 131.51kb.
- Трансформация модели хозяйствования во франции на рубеже XX-XXI, 207.2kb.
- Особенности российской геополитики в Азиатско-Тихоокеанском регионе на рубеже XIX, 37.98kb.
Глава 8 - НА РУБЕЖЕ ХIХ-ХХ ВЕКОВ.
Видимо, после (5-летних раздумий или нерешимости, с 1887 года Александр III уже определённо повернул к тому, чтобы сдерживать российское еврейство стеснениями гражданскими и политическими, и проводил эту политику до своей смерти.
Вероятно, резонами были заметное участие евреев в революционном движении и не менее заметное уклонение от воинской службы: "служило только три четверти того количества евреев, какое полагалось"1. Отмечено было "постепенно возрастающе[е] числ[о] не явившихся к призыву евреев", да и накопление штрафов за неявку к призыву: из 30 млн. руб. было взыскано только 3 миллиона. (А у правительства по-прежнему не было точных чисел ни общего еврейского населения, ни рождаемости, ни смертей до 21 года. Вспомним, из главы 4, что по поводу скрывательства была в 1876 сокращена "льгот[а] 1-го разряда по семейному положению" - то есть стали включать единственных сыновей из еврейских семей в общий призывной жребий, и в результате от евреев требовалось непропорциональное количество призывников. Это было исправлено в начале 900-х, уже при Николае II2.)
Что же касается министерства народного просвещения, то мнение Александра III, выраженное уже в 1885, было: чтобы число евреев в школах в местностях вне черты оседлости определялось сообразно численному отношению евреев к общей массе населения. Но власти задумывали не только противодействие еврейскому преумноженному потоку в образование, для них то была - борьба с революцией. Как тогда выражались: превратить школу "из рассадника социализма в рассадник науки"3. В недрах министерства разрабатывалась и более широкая мера, как не допускать к просвещению элементы, могущие послужить революции, мера антиломоносовская, глубоко порочная для государственного смысла: вообще не допускать в гимназии детей низших сословий российского населения ("кухаркиных детей"). Псевдоблагоразумно и благоприлично это формулировалось так: "Предоставить начальникам учебных заведений принимать только таких детей, которые находятся на попечении лиц, предоставляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных занятий удобства", а в высших учебных заведениях повысить плату за слушанье лекций4.
Эта мера тоже вызвала возмущение в российских либеральных кругах, но никак не столь сильное и долговременное, как последовавшее в 1887 ограничение приёма евреев в гимназии и университеты. Первоначально предполагалось публиковать обе меры в едином законе. Комитет министров, однако, не согласился, сочтя, что "опубликование общих ограничительных для евреев постановлений могло бы быть неправильно истолковано". - И в июне 1887 опубликовано было постановление лишь в своей нееврейской части: "О мерах к упорядочению состава учащихся в средних и высших учебных заведениях" - мерах против простонародья... Ограничение же приёма евреев поручено было министру просвещения Делянову осуществить непубликуемым циркуляром на имя попечителей учебных округов, что Делянов и сделал в июле 1887, указав по средним и высшим заведениям своего министерства норму приёма для евреев: в черте оседлости - 10%, вне черты - 5%, а в обеих столицах - 3%.
"Вслед за министерством народного просвещения" стали и другие некоторые ведомства вводить "процентные нормы для своих учебных заведений, а некоторые... совсем закрыли их для евреев". (Тут были институты электротехнический и путей сообщения в Петербурге, а заметнее всего: временное, "в течение многих лет", прекращение приёма евреев в Военно-Медицинскую Академию.)5
Этот закон о "процентной норме", которого не было перед тем за все 93 года массового пребывания евреев в России и которому суждено было отныне просуществовать 29 лет (фактически - до 1916), - был воспринят российским еврейством тем больней, что именно с 70-80-х годов и начался "натиск [евреев] на гимназии и реальные училища", который Слиозберг, например, объясняет "не развитием у самой массы сознания потребности в просвещении, а... ограничением возможности для еврея без капиталов найти приложение сил своих в области хозяйственной, а также проведением всеобщей воинской повинности со льготами по образованию", - так что если прежде поступала учиться лишь состоятельная еврейская молодёжь, то теперь создавался "студенческий еврейский пролетариат"; если у русских и теперь высшее образование получали главным образом состоятельные слои, то у евреев, наряду с состоятельными, в образование кинулись нижние социальные слои6.
Мы бы добавили: в те годы уже начинался всемирный, всекультурный поворот к образованию всеобщему, а не элитарному, - и евреи, по своей чуткости, хотя, может, и не вполне осознанно, ощущали его из первых в мире.
А - возможно ли было найти путь плавного, безвзрывного решения этой сильно и вдруг возросшей еврейской потребности в образовании? При всё ещё неразбуженности, неразвитости широкого коренного населения - каким путём можно было бы это осуществить, без ущерба, и для русского развития, и для еврейского?
У правительства несомненно была цель антиреволюционная, поскольку среди учащейся молодёжи евреи к тому времени выделились своею активностью и непримиримостью к государственному строю. Однако, если учесть большое влияние К. П. Победоносцева при Александре III, надо признать, что у них была и цель национальной защиты от проступающего неравновесия в образовании. Со слов приезжавшего тогда в Россию крупного еврейского банкира барона Морица фон-Гирша, Победоносцев изложил ему свою точку зрения так. Политика правительства исходит не из "вредности" евреев, а из того, что, благодаря многотысячелетней культуре, они являются элементом более сильным духовно и умственно, чем всё ещё некультурный тёмный русский народ, - и потому нужны правовые меры, которые уравновесили бы "слабую способность окружающего населения бороться". (И Победоносцев приглашал известного филантропией Гирша: помочь просвещению русского народа - а тем и ускорить правовое уравнение евреев в России. Барон Гирш, пишет Слиозберг, и пожертвовал 1 млн. руб. для русских школ.)7
Как на всякое явление, так и на эту государственную меру, можно посмотреть с нескольких сторон, и уж по меньшей мере с двух.
Для молодого еврейского ученика нарушалась самая основная справедливость: показал способности, прилежание, кажется - во всём годишься? Нет, тебя не берут. И конечно же, динамичной, несомненно талантливой к учению еврейской молодёжи - этот внезапно возникший барьер был более, чем досадителен, - он вызывал озлобление грубостью применённой административной силы. Евреям, прежде густо скученным в мелкой торговле и ремёслах, теперь препятствовали в столь желанном ключе к лучшей жизни.
А на взгляд "коренного населения" - в процентной норме не было преступления против принципа равноправия, даже наоборот. Те учебные заведения содержались на средства казны, то есть средства всего населения, - и непропорциональность евреев виделась субсидией за общий счёт; и, как следствие потом, образованные получат преимущественное положение в обществе. Нуждались ли остальные национальные группы, кроме евреев, в пропорциональном представительстве в образованном слое? В отличие от всех других народностей Империи, евреи теперь стремились почти исключительно к образованию, и в иных местах это могло означать еврейский состав больше 50% в высших; учебных заведениях. И вот, процентная норма несомненно была обоснована ограждением интересов и русских и национальных меньшинств, а не стремлением к порабощению евреев. (В 20-х годах XX в. даже и в Соединённых Штатах будет искаться подобный же путь ограничить процент евреев в университетах, как и квотирование иммиграции, об этом - позже. А в общем виде - вопрос о процентных нормах, уже теперь с предела нижнего, "не меньше, чем", - и сегодня бушует в Америке.)
Реально - осуществление процентной нормы в России имело много исключений. Во-первых, она не распространялась на женские гимназии, там не было нормы для девочек-евреек. "В большинстве женских гимназий процентная норма не вводилась, так же как и в ряде специализированных и общественных высших учебных заведений: петербургской и московской консерваториях, московском училище живописи, зодчества и ваяния, петербургском Психоневрологическом институте, киевском Коммерческом институте и др."8. Тем более не применялась процентная норма во всех видах частных учебных заведений, которых было много, и высокого качества9. (Например, в Москве в гимназии Кирпичниковой, из лучших частных гимназий в России и с совместным обучением полов, евреев было около четверти учащихся10. Много евреев училось и в прославленной Поливановской московской гимназии. В ростовской женской гимназии Андреевой, где училась моя мать, девочек-евреек было больше половины класса.) Коммерческие училища (они состояли в ведении министерства финансов), куда евреи шли весьма охотно, - сперва были открыты для них без всяких ограничений. После 1895 появились некоторые, но не строгие: например, в коммерческих училищах черты оседлости, содержимых на средства частных лиц, число допускаемых к приёму евреев зависело от размера участия купцов-евреев в расходах по содержанию этих училищ; во многих коммерческих училищах процент евреев был 50 и выше.
Там же, где правительственная норма при приёме в средние школы соблюдалась строго, процент евреев в старших классах тем не менее часто превышал её. Слиозберг объясняет это в частности и тем, что евреи, поступавшие в гимназию, всегда полностью кончали курс, а не-евреи частенько и не доучивались. Поэтому в старших классах оказывалось и больше 10% евреев11. Подтверждает он, что немало евреев училось, например, в полтавской гимназии. А в Вязьме, свидетельствует другой мемуарист, в гимназии в его классе из 30 мальчиков было 8 евреев12. В мариупольских мужских гимназиях, уже в думское время, - примерно седьмая часть, т.е. 14-15%, а в женских больше13. В Одессе же, где евреи составляли треть населения14, в 1894 в наиболее престижной ришельевской гимназии состояло 14% евреев, во 2-й гимназии - больше 20%, в 3-й - 37%, во всех женских гимназиях - 40%, в коммерческом училище - 72%, в Университете - 19%15.
Но при денежных возможностях жажду образования никакие препятствия не могли остановить. "Во многих средних учебных заведениях внутренних губерний евреев в то время было немного, и родители стали посылать туда своих детей... Более состоятельные евреи стали обучать детей дома, готовя их ежегодно к экзамену в следующий класс, а затем к выпускному"16. В годы с 1887 по 1909 евреи могли без ограничений держать и ежегодные переводные и выпускные гимназические экзамены и "получали свидетельства, дающие им одинаковые права с окончившими курс"17. Большинство экстернов в российских гимназиях и были - евреи. И сколько было таких семей, как Якова Маршака (не богатого ювелира, а отца поэта): все пятеро его детей получили высшее образование до революции.
Затем "повсюду открывались частные учебные заведения, как общие для христиан и евреев, так и только для одних евреев... Некоторые из этих школ получили все права правительственных, другим разрешено выдавать... аттестаты, дающие право на поступление в высшие учебные заведения"18. "Была создана сеть частных еврейских учебных заведений, заложивших основы национального образования"19. - "Евреи стали также направляться в заграничные высшие учебные заведения; из них большая часть возвращается в Россию и держит здесь экзамен в государственных комиссиях"20. Слиозберг сам обнаружил в 80-е годы в Гейдельбергском университете, что "большинство из... русских слушателей были евреи", среди них - и не имеющие аттестатов зрелости21.
Есть смысл задаться вопросом: эти ограничения, продиктованные опасением революционности студенчества, - не подпитывали они именно эту революционность? Не способствовали ей - и озлобление на "норму", и пребывание за границей в контактах с революционными эмигрантами?
А что же - в российских университетах после запретного циркуляра? Не резко сразу, но процент евреев понижался почти каждый год, от 13,8% в 1893 до 7,0% в 1902. И в Петербургском и в Московском университетах процент евреев всё же превышал объявленную норму - 3% - почти во все годы её существования22.
Министр Делянов на обращение к нему с личными просьбами разрешал не раз принимать просителей в университеты сверх нормы, тому - не один свидетель23. И так принимались "сотни студентов". (Деляновские помягчения позже сменились ужесточением строгости норм при министре Боголепове - и нельзя вовсе исключить, что это тоже повлияло на выбор его мишенью для террориста.)24 - А вот обзор Слиозберга: на Высших женских медицинских курсах в Петербурге реальный процент был выше, чем в Военно-Медицинской Академии и в Университете, и "сюда стекались еврейки со всей Империи". - В петербургском Психоневрологическом институте (куда, были случаи, принимали и без гимназического аттестата) - учились многие сотни евреев, а за годы прошли и тысячи. "Психоневрологический" назывался он, однако в нём открылся также и юридический факультет. Императорская консерватория в Петербурге "переполнена была учащимися евреями обоего пола". - В 1911 в Екатеринославе открылся и частный Горный институт25.
В приёме в специальные средние учебные заведения, например фельдшерские, бывала и большая свобода. Я. Тейтель рассказывает, что в саратовскую фельдшерскую школу (высокого уровня, с институтским оборудованием) принимали евреев, приезжающих из черты оседлости, безо всякой процентной нормы. (И без предварительных полицейских разрешений на поездку, а принятые в школу тем самым и становились полноправны, этот порядок утвердил саратовский тогда губернатор Столыпин.) И, таким образом, в школе училось до 70% евреев. - И в другие средние технические училища Саратова евреев из черты оседлости принимали без соблюдения процентной нормы, а затем многие из них продолжали образование в высших учебных заведениях. Ещё приезжала из черты оседлости "масса" экстернов, которым не нашлось университетских мест, и еврейская община города всех их устраивала на работу26.
Ко всему этому следует добавить, что учебные заведения на еврейском языке - не ограничивались. В последнюю четверть XIX в. в черте было 25 тысяч хедеров, в них 363 тысячи учащихся (64% всех еврейских детей)27. Правда, бывшие "казённые еврейские училища" были (в 1883) закрыты как ненадобные в новую эпоху, в них уже не шли. (Но если в прошлые десятилетия внедрение этих училищ иные еврейские публицисты трактовали как факт и замысел "реакции", то теперь и закрытие их - как "факт реакции".)
И, суммарно: процентная норма не ограничила жажду евреев к образованию. Не подняла она и уровень образования среди не-еврейских народностей Империи, - а вот у еврейской молодёжи вызывала горечь и ожесточение. И несмотря на эту притеснительную меру еврейская молодёжь всё равно вырастала в ведущую интеллигенцию. Именно выходцы из России составили весомое и яркое большинство начальной интеллигенции будущего государства Израиль. Сколь часто читаешь в Российской Еврейской энциклопедии: "сын мелкого ремесленника", "сын мелкого торговца", не говоря уже "сын купца", - и дальше: кончил университет.)
Диплом университета сперва давал в России право жительства повсюду в Империи и право службы по любому ведомству. (Позже - устанавливали препятствия к преподаванию евреев в академиях, университетах и казённых гимназиях.) Евреи с высшим медицинским образованием (врачи и провизоры) имели право "повсеместного жительства, независимо от того, занимаются ли они своей специальностью или нет", и - как и все окончившие высшие учебные заведения - напротив, могли "заниматься торговлей и промыслами" и "причисляться к купечеству без предварительного пятилетнего пребывания в первой гильдии в черте оседлости", как это требовалось от прямых купцов. "Евреи, имеющие степень доктора медицины", могли служить по любому ведомству по всей Империи, иметь приказчика и двух слуг из единоверцев, выписывая их из "черты". Право повсеместного жительства и торговли имел и еврейский медицинский персонал без высшего образования (зубные врачи, фельдшеры, акушерки). Но с 1903 поставлено было условие, чтоб они всё же непременно занимались своей специальностью28.
Ограничения коснулись и независимой присяжной адвокатуры, учреждённой с 1864 года. Эта профессия давала возможность большого преуспевания - и финансового, и личной славы, и идейного: речи адвокатов в суде не подлежали никакой цензуре, также и при напечатании в прессе, так что у адвокатов в те: годы было больше свободы слова, чем у самих газет, - и они этим широко и успешно пользовались для социальной критики и для "воспитания" общества. Сословие присяжных поверенных превратилось за четверть века в мощную социальную силу - вплоть до ликовательного оправдания террористки Веры Засулич в 1878. (Нравственная бескрайность адвокатских аргументов тогда сильно озабочивала Достоевского, он писал о том.) И в этом влиятельном сословии евреи быстро занимали места, и средь самых способных, и в большом числе. - Когда же петербургский совет присяжных поверенных в 1889 "напечатал в своём отчёте впервые данные о числе евреев в сословии", то видный петербургский адвокат А. Я. Пассовер "отказался от звания члена совета и никогда более не соглашался на избрание"29.
В том же 1889 министр юстиции Манасеин представил Александру III доклад, что "адвокатура наводняется евреями, вытесняющими русских; что эти евреи своими специфическими приёмами нарушают моральную чистоту, требуемую от сословия присяжных поверенных". (Источник не приводит разъяснений.)30 И в ноябре того же 1889, с повеления Государя, было распоряжение, как бы опять временное и потому не нуждающееся в полном законодательном процессе: "чтобы принятие в число присяжных и частных поверенных лиц нехристианских вероисповеданий... впредь до издания особого по сему предмету закона, допускалось не иначе, как с разрешения министра юстиции"31. Но так как, видимо, ни магометане, ни буддисты на адвокатское звание в существенном числе не претендовали, то, по результату, распоряжение было противоеврейским.
И с того года в течение 15 лет - практически ни один некрещёный еврей такого разрешения от министра юстиции не получал, даже столь знаменитые впоследствии адвокаты, как М. М. Винавер и О. О. Грузенберг, - так и пробыли полтора десятка лет в "помощниках присяжных поверенных" (Винавер не раз выступал и в Сенате, и пользовался влиянием там). "Помощники" выступали так же свободно и успешно, как и полные присяжные поверенные, и в том - евреи не испытывали ограничений32.
В 1894 новый министр юстиции Н. В. Муравьёв пытался придать временному запрету - характер постоянного закона. Аргументировал он так: "Действительную опасность представляет не наличность в составе присяжных поверенных отдельных членов еврейского верюисповедания, отрешившихся в значительной степени от противных христианской нравственности воззрений, свойственных их племени, но лишь появление в среде присяжных поверенных евреев в таком количестве, при коем они могли бы приобрести преобладающее значение и оказывать тлетворное влияние на общий уровень нравственности и на характер деятельности сословия"33. А в представленном проекте закона было: чтобы в пределах каждого судебного округа число присяжных поверенных не-христиан не превышало бы 10%. Царское правительство отвергло этот проект Муравьёва - однако, упрекает М. Кроль: "эта идея... не встретила должного осуждения со стороны русского общества", и в петербургском Юридическом обществе "лишь весьма немногие решительно протестовали... значительная же часть обсуждавших проект явно сочувствовала этой мере"34. Это - даёт нам неожиданную отметку о настроении столичной интеллигенции в середине 90-х годов. (В Петербургском судебном округе евреи составляли тогда среди присяжных поверенных 13,5%, в Московском - меньше 5%35.)
Фактический запрет перехода в присяжные поверенные из помощников был тем более чувствителен, что следовал наступившим стеснениям в научной карьере и в государственной службе36. Возможность перехода снова открылась только с 1904 года.
А в 80-х годах в губерниях черты было введено ограничение числа евреев и среди присяжных заседателей, чтоб они не имели в их составе большинства.
И в само судебное ведомство евреев перестали принимать на службу с 80-х годов. Однако Я. Тейтель, вступивший ранее того, после окончания Московского университета, продолжал служить в судебном ведомстве 35 лет и кончил службу с правом дворянства, в чине статского генерала. (Затем, всё же, Щегловитов вынудил его "добровольно" уйти в отставку.) По ходу служебных обязанностей ему, иудею, не раз приходилось приводить к присяге православных свидетелей, и он не встречал возражений от православного духовенства. - Называет он и Я. М. Гальперна, тоже служившего по судебному ведомству и достигшего высокого поста вице-директора департамента министерства юстиции и чина тайного советника37. Гальперн побывал и экспертом в Паленской комиссии. (Ранее того обер-прокурором Сената был и Г. И. Трахтенберг, и его помощник Г. Б. Слиозберг приобщался к отстаиванию еврейских дел.) - Обер-прокурором Сената был и С. Я. Утин - но он был крещёный и, стало быть, уже не шёл в счёт.
Критерий: религиозности никогда не был для царского правительства ложным прикрытием - но истинной мотивировкой. По нему же - два с половиной столетия жестоко преследовали этнически русских старообрядцев, на рубеже XIX-XX вв. - и этнически русских духоборов, молокан.
Крещёных евреев на российской государственной службе - был: длинный ряд, который мы в этой книге не разбираем. Тут мы могли бы увидеть и лейб-медика Павла I Блока, предка поэта; при Николае I - вспомним министра графа Канкрина, сына раввина; назовём и многолетнего министра иностранных дел графа К. Нессельроде; Людвига Штиглица, получившего в России баронство38; военного врача, кончившего статским советником, Максимилиана Гейне, брата поэта; затем генерал-губернатора Безака, свитского генерала Адельберта, конногвардейского полковника Мевеса; дипломатов Гирсов, из них и министр при Александре III. Позже - государственного секретаря Перетца (внука откупщика Абрама Перетца39), генералов Кауфмана-Туркестанского, Хрулёва; директора Александровского лицея шталмейстера Саломона, сенаторов Гре-Дингера, Позена; в Департаменте полиции - Гуровича, Виссарионова, да многих.