Geum.ru

Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Посольства Франции в России

Вид материалаКнига

Содержание


Глава 3. Демон аналогии
Э. Лауст.
Ч. М. Шульц.
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   35

Глава 3. Демон аналогии


По своим предназначению и форме ложка как нельзя лучше соответствует жесту, который пе­редает желание вызвать дождь. Обратный жест, состоящий в переворачивании ложки, должен, если можно так выразиться, автоматически вы­звать обратное действие. Такой жест производит жена колдуна у мтуггов, чтобы заговорить при­ближающиеся ливни.

Э. Лауст. Слова и вещи берберов

— Мне кажется, что я сделал открытие тео­логического свойства...

— Какое?

— Если руки повернуты вниз ладонями (upside down), то получается противоположное тому, за что молишься.

Ч. М. Шульц. Ты такой один, Снупи

Объективация схем габитуса в кодифицированное и передаваемое в качестве такового знание происходит очень неравномерно в зависимости от областей практики. От­носительная частота поговорок, запретов, пословиц и стро­го регламентированных обрядов снижается по мере того, как от практик, связанных с сельскохозяйственной деятель­ностью и видами деятельности, непосредственно к ней при­мыкающими (как, например, ткачество, гончарное дело, приготовление пищи), мы переходим к делению суток на интервалы или к периодам человеческой жизни, не говоря

389

уже об областях, на первый взгляд, отданных произволу, таких как внутреннее устройство дома, части тела, цвета или животные. Даже предписания обычая, которые регу­лируют временную структуру деятельности, несмотря на то, что они являются наиболее кодифицированными аспек­тами культурной традиции, существенно варьируют в за­висимости от местности, а в одной и той же местности — в зависимости от информаторов1. Здесь вновь обнаружива­ется оппозиция между официальным знанием, которое, к то­му же, более всего отмечено влиянием исламской традиции (а также — что свидетельствует о неявном согласии, суще­ствующем между этнологией и всеми формами юридизма — наиболее полно представлено в этнографических таблицах) и всевозможными знаниями или практиками, неофициаль­ными, секретными и даже подпольными, которые, несмот­ря на то, что они являются продуктом одних и тех же порождающих схем, подчиняются другой логике. То, что называется «расчетом моментов» (lawqat lah'sab), возла­гается преимущественно на почетных лиц, т. е. на самых пожилых мужчин из самых уважаемых семей, которым над­лежит помнить даты больших коллективных событий, офи­циальных и обязательных ритуалов, вовлекающих, как в случае сельскохозяйственных ритуалов, всю группу, по­скольку в них реализуется единственная и общая для всех ее членов функция. Этим же лицам надлежит устанавливать и открывать начало сбора урожая («Когда пшеница нали­лась, — рассказывает информатор из Айн Ахбэль, — соби-

1 Многие наблюдатели (Lévi-Provençal, 1918; Laoust, 1920; Hassler, 1942; Galand-Pernet, 1958) обнаружили неточности во всех календарных расчетах, вызванные тем, что некоторые ритуалы и сельскохозяйственные практики подверглись поверхностной исламизации усилиями марабутов (исламских отшельников), кото­рые часто приглашались в качестве экспертов и участвовали во многих ритуалах, например в заклинании дождя. По моему мнению, Хасслер — единственный исследователь, кто отметил расхожде­ния, зависящие от местности и от информаторов: «Календарь, как мы его себе представляем, дает обобщенный взгляд на кабильский год, но в зависимости от племени и, часто, от опрашиваемых лиц в одном и том же племени детали различаются или вовсе отсутству­ют» (Hassler, 1942).

390

раются почтенные люди и устанавливают день жатвы. Это будет праздник; они приходят к соглашению. Все начинают в один и тот же день».) И наоборот, именно старые женщи­ны (и кузнецы) чаще всего обладают самыми обширными знаниями в области примитивной магии, малых обрядов, предназначенных для удовлетворения частных целей, как, например, сглаз, исцеление, любовный приворот, которым чаще всего свойствен довольно прозрачный символизм и весьма простые ритуальные стратегии, такие как перенос зла на человека или предмет.

При любой попытке составить сводный «календарь», когда собирают наиболее часто упоминаемые черты и вы­являют наиболее важные варианты (вместо того, чтобы предоставить запись сведений, реально полученных от того или иного информатора), обнаруживается, что идентичные «периоды» получают различные наименования и что — даже еще чаще — идентичные наименования даются «пе­риодам» очень разной продолжительности и по-разному датируемым в зависимости от региона, племени, деревни и даже информаторов2. Составленную таким образом схему нельзя считать чем-то иным, кроме как теоретическим ар­тефактом: она в сжатом и обобщенном виде содержит ин­формацию, полученную в результате сведения этнографи­ческих данных в единую таблицу — работы, которая с са­мого начала направлялась полусознательным намерением объединить все зафиксированные события в своего рода ненаписанную партитуру, по отношению к которой каж­дый из составленных по отдельности «календарей» пред­стает несовершенным и бледным исполнением. Несмотря на то, что такая сводная схема3 и линейное изложение, ко-

2 Здесь повсеместно используется «повествовательное» на­стоящее время для описания практик, которые, будучи воскреше­ны в данный момент времени в памяти информаторов, утратили актуальность более или менее давно и более или менее оконча­тельно.

3 Была принята синусоидальная форма схемы, т. к. она позво­ляет выявить поворотные точки или, если угодно, пороги (весна, осень), показывая при этом важные моменты сельскохозяйственного года одновременно как точки, подчиненные линейной и направленной последовательности (от осени к лету, т. е. с запада на восток, от вечера к утру и т. п.) и как точки окружности, которая получается, если сложить рисунок по оси XY.

391

торое разъясняет ее содержание, описывая последователь­ность «моментов» и «периодов» (и рассматривая в каче­стве «вариантов» противоречащие друг другу «сведения»), теоретически совершенно неадекватны друг другу, они тем не менее полезны по двум разным причинам. Во-первых, они являются наиболее экономным способом предоставить читателю информацию, сведенную к ее существенным ха­рактеристикам и организованную простым и одновремен­но наглядным образом. Во-вторых, они позволяют увидеть определенные трудности, возникающие при сборе и прида­нии линейного порядка полученной информации, и почув­ствовать искусственный характер «календаря-объекта», сама идея которого, представленная чем-то само собой ра­зумеющимся, приводит к этому сведению в единую табли­цу ритуалов, пословиц или практик, которым занимался и я сам4.

4 Принимая во внимание цель такого изложения, нет необходи­мости приводить в отношении каждого ритуала, легенды, символа, пословицы или поговорки список (при этом неизбежно частичный) авторов, которые на них ссылаются, осуществляя, таким образом, своеобразную филологическую критику. Подобная критика была бы необходима для определения того, в какой мере, в целом и в частностях, совпадают различные наблюдения (будь то по причине заимствований, о которых умалчивается или сообщается открыто, в результате сведения воедино данных, собранных в одной и той же местности или в разных и т. д.), в чем они дополняют, в чем проти­воречат друг другу и т. д. Здесь же ограничимся лишь перечнем трудов или статей, в которых содержится или воспроизводится не­которая информация (ограниченная кабильской темой), использо­ванная в ходе нашей реконструкции (добавив к этому книги или статьи, которые содержат полезные информацию или интерпрета­цию и которые были использованы для сравнения на основании гипотезы о существующем между ними культурном единстве): Anonyme, В. Е. I., 1934; Anonyme F. D. В., 1954; Balfet, 1955; Boulifa, 1913; Calvet, 1957; Chantréaux, 1941; Dallet, 1953; Devulder, 1951, 1957; Genevois, 1955, 1962, 1967, 1969, 1972; Hassler, 1942; Hénine, 1942; Lanfry, 1947; Laoust, 1918, 1920, 1921; Sr Louis de Vincennes, 1953; Marchand, 1939; Maury, 1939; Ouakli, 1933; Picard, 1958; Rahmani, 1933, 1935, 1936, 1938, 1939-1, 1939-2; Rolland, 1912; Ser­vier, 1962, 1964; Schoen, 1960; Yamina (Aït Amar или Saïd), 1952. Для сравнения мы специально использовали: Basset, 1922; Ben Cheneb, 1905; Biarnay, 1909, 1924; Bourrilly, 1932; Destaing, 1907, 1911; Galand-Pernet, 1958, 1969; Gaudry, 1929; Laoust, 1912, 1918; Lévi-Provençal, 1918; Marçais и Guiga, 1925; Menouillard, 1910; Monchicourt, 1915; Tillion, 1938; Westermarck, 1911, 1926 (см. библиографию в конце книги).

392

Результатом невинного, казалось бы, вопро­са: «А что дальше?» — который предлагает ин­форматору разместить два «периода» в пределах непрерывной последовательности и выражает лишь то, что в имплицитном виде делает сама хронологическая схема, — становится такое от­ношение к темпоральности, которое во всем про­тивоположно отношению, вкладываемому в обиходное употребление временных обозначе­ний и понятий, каковые, как, например, термин «период», возникают вовсе не самопроизвольно. Так, eliali, слово, употребляемое всеми информа­торами, вовсе не означает «сорокадневный пе­риод» (говорят просто: «мы вступаем в eliali») — оно только фиксирует некоторую продолжитель­ность, и разные информаторы сообщают ему разную длительность и указывают разные даты его начала. То, что один из информаторов пер­вый день еппауеr соотносит одновременно с сере­диной зимы и с серединой eliali, хотя он и не увя­зывает eliali с центром (геометрическим) зимы, доказывает, что практическое понимание струк­туры, склоняющей информатора воспринимать eliali как зиму зимы, берет верх над калькули­рующей рациональностью. (Та же логика обна­руживается в веровании, согласно которому определенные «периоды», являясь в целом благо­приятными, содержат в себе некий губительный момент, время наступления которого остается неизвестным, когда нельзя производить некото­рые действия. Таким образом, «период» есть не что иное, как поле неопределенности между дву­мя реперами5.)

5 Таков «период» страшных холодов, laâdidal, момент наступ­ления которого неизвестен (согласно информатору из Джур джура, этот период также упоминается в песне, которую поют жен­щины, работая на мельнице: «Если для меня laâdidal— как ночи h'ayan, то пастухам скажите, чтобы они прятались в деревне»). Точно так же, согласно информаторам Джиджуры, на протяжении месяца jember есть такая — неизвестно, когда наступающая — ночь, когда вода превращается в кровь, и если ее выпить, можно или умереть, или целые сутки мучиться жаждой. Аналогичным образом, благоприятный месяц nisan содержит один губительный момент (eddbagh), наступление которого неизвестно никому (разве что нескольким крестьянам, которые ревниво хранят этот секрет): если в этот момент дотронуться до дерева или животного и уколоться (до крови), то можно вскоре погибнуть. Это наглядный пример диалек­тики нищеты или незащищенности, порождающих магический ри­туал, который, будучи предназначен для преодоления таковых, лишь удваивает их.

393

Не только форма вопроса, необходимая для достиже­ния определенной последовательности ответов, но и само исследовательское отношение отмечено печатью «тео­ретической» диспозиции того, кто опрашивает, обязываю­щей того, кого опрашивают, принять некую квазитеорети­ческую позу. По причине того, что вопрос полностью ли­шен связи со способом употребления (и условиями таково­го) временных ориентиров, он незаметно подменяет преры­вистые ориентиры, используемые в практических целях, календарем, который, являясь объектом, расположен раз­вертываться как единое целое, существовать вне своих «приложений» и независимо от нужд и интересов тех, кто его использует. Становится понятно, почему помимо глав­ных оппозиций, таких как eliali и es'maïm, информаторы, которым предлагают составить календарь, в первую оче­редь указывают то, что могут заимствовать из «ученого» ряда, например mwalah', swalah' и fwatah' или izegzawen, iwraghen, imellalen и iquranen. Короче говоря, когда неза­метно исключают всякую связь с практическим интересом, который в каждом данном случае может иметь информатор (мужчина или женщина, взрослый, пастух, крестьянин или кузнец и т. д.), чтобы делить год так, а не иначе, используя тот или иной временной ориентир, невольно конструируют объект, существование которому дает исключительно это неосознанное конструирование и осуществляемые в его ходе операции6.

6 В целом, соучастие, которого этнолог в конечном счете так легко добивается, когда он обращается к основополагающим куль-

394

Графическое конструирование обязательно требует того, чтобы, «читая» схему, представленную ниже, и ком­ментарий к ней, постоянно держать в голове простые сте­нографические описания, позволяющие читателю с наимень­шими затратами выработать общий взгляд на практики, которые порождающая модель должна будет воспроизвести.