Роль политического дискурса в политических изменениях: глобальный, региональный и национальный уровни

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

На правах рукописи

ПЕТРОВ Кирилл Евгеньевич

Роль политического дискурса в политических изменениях: глобальный, региональный и национальный уровни

Специальность 23.00.02 - Политические институты и процессы, политическая конфликтология, политические технологии (политические науки)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата политических наук

Москва - 2009

Работа выполнена на кафедре сравнительной политологии Московского государственного института международных отношений (Университета) МИД России.

Научный руководитель: доктор исторических наук,

профессор

Сергеев Виктор Михайлович

Официальные оппоненты: доктор философских наук,

профессор

Бляхер Леонид Ефимович

кандидат политических наук,

Казанцев Андрей Анатольевич

Ведущая организация: Институт США и Канады РАН

Защита состоится «___» ____________ 2009 г. в _____ часов на заседании диссертационного совета Д.209.002.02 при Московском государственном институте международных отношений (У) МИД России по адресу: 119454, г. Москва, пр-т Вернадского, 76

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного института международных отношений (Университета) МИД России.

Автореферат разослан «___» _______________ 2009 г.

Ученый секретарь кандидат политических наук,

Диссертационного совета И.Н. Тимофеев

1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Актуальность темы диссертационного исследования. Представляется невозможным привести пример абсолютно неизменной, полностью статичной политической системы. Все наиболее значимые теоретики социологии и политологии так или иначе предлагали свои варианты решения вопроса о происхождении и направленности общественных изменений. Для современной российской политической науки проблема концептуализации изменений стоит особенно остро, поскольку ни одна из универсальных теорий не смогла предсказать и объяснить векторы развития посткоммунистических стран. Представляется, что исследование дискурса поможет дать многие недостающие ответы на вопросы о том, как именно изменилась политика в этих странах, в т.ч. и в России.

С другой стороны, разрабатываемое в диссертации направление исследований оказывается чрезвычайно востребованным из-за возрастающего значения пропаганды в ходе международных и межгосударственных споров. Как показал недавний российско-грузинский конфликт в Южной Осетии, успешное ведение информационной войны в мировом масштабе становится едва ли не первостепенной задачей по сравнению с реальными боевыми действиями. Разработка дискурс-аналитического подхода к политическим изменениям позволит противодействовать манипулированию общественным мнением и находить наиболее эффективные способы донесения информации до граждан и международного сообщества.

Постановка проблемы. Длительное доминирование в политической науке институционального взгляда привело к формированию устойчивой традиции ассоциировать создание и отмирание социальных институтов с сутью политических изменений.

Неоинституционализм (Д. Марч, Й. Ольсен, Д. Норт, О. Уильямсон) расширил горизонты институциональных описаний за счет анализа особой роли социокультурного контекста. Фокус исследований в парадигме неоинституционализма сместился в сторону изучения функционирования молчаливого знания в обществе, которое во многих случаях направляет, а иногда и прямо предзадает институциональные изменения.

Одним из первых, кто начал работать с символическим пространством для анализа классических объектов изучения политологии, был Х.Р. Олкер-младший. В дальнейшем данное направление было популяризировано Александром Вендтом в исследованиях международных отношений. В этих работах нашли свое политологическое применение выводы М. Фуко, Ж. Дерриды и П. Бурдье о главенствующей роли символического пространства в устойчивых социальных практиках.

В настоящее время дискурс-анализ (Ю. Кристева. Р. Барт, Т. ван Дейк, Д. Остин) все активнее входит в политическую науку, прежде всего, как инструмент исследования связи между символическими системами общества (текстом) и социальными процессами (институтами). Можно говорить о том, что политический дискурс выступает в роли механизма, оформляющего де-факто сложившиеся в политике практики в символические системы для передачи смыслов в масштабах всего общества. Таким образом, изучение дискурса, понимаемого в данной работе как корпус текстов по некоторой тематике и когнитивный аппарат, позволяющий интерпретировать их максимально приближенно к интенции субъектов, оказывается напрямую связано с изучением политических изменений.

В этой связи, основная проблема диссертационного исследования может быть сформулирована в виде следующего вопроса: как смена господствующих в политическом дискурсе структур знания о мире влияет на политические практики повседневности?

Предмет и объект исследования. Предметом исследования в диссертации является влияние политического дискурса на политические практики повседневности. Объектом исследования выступает политический дискурс. В работе проанализированы три конкретных примера дискурсов, типичных для глобального, регионального и национального уровня. В структурах глобального, регионального и национального дискурсов выделено центральное понятие, вокруг которого идет основная смысловая и политическая борьба. Постоянно оспариваемый смысл центрального концепта дискурса составляет важную часть реального политического процесса. В рамках данной работы появление новых концептов понимается как маркер изменений, происходящих в реальном политическом процессе.

Цели и задачи исследования. Цель данной диссертационной работы – анализ роли дискурса в направленности и масштабности политических изменений. Для реализации поставленной цели была рассмотрена роль дискурса в изменениях:

1) на глобальном уровне, произошедших в мировой политике после сентября 2001 года и объявления войны «терроризму»;

2) на региональном уровне, где кейсом выступает процесс европейской интеграции во взаимосвязи с изменением словоупотребления концепта «Европа»;

3) на национальном уровне, на примере политических изменений в России с 2000 по 2007 годы.

Выбор вышеназванных кейсов, в первую очередь, обусловлен отличиями в структурных ограничениях для центральных концептов на различных уровнях дискурса.

В данной диссертационной работе мы не претендуем на полноту описания всех дискурсов и не стремимся решить проблему сравнения глобального дискурса о терроризме с его различными локальными и национальными вариантами, также как не рассматриваем отражение изменений, происходящих в связи с европейской интеграцией, в национальных дискурсах Америки или России.

Мы ограничиваемся анализом исключительно политически нагруженных проблемных полей. Поэтому выбранные для исследования объекты представляют собой примеры, подобранные по принципу политической актуальности. В диссертацию намеренно не включены специфические экспертные дискурсы, например, глобальная проблема нераспространения ядерного оружия, региональные споры вокруг общих источников питьевой воды или экологический дискурс о национальном выборе между экспортом нефти и производством биоэтанола.

Степень научной разработанности проблемы. Изучению и концептуализации политических изменений посвящено в том или ином аспекте большое количество текстов, написанных философами, социологами, политологами. Нельзя не отметить, что проблема предотвращения разрушительных изменений, ведущих к деградации общества, волновала мыслителей с самого начала зарождения политической мысли и долгое время являлась ее магистральным направлением (Платон, А. Августин, Т. Мор, Т. Кампанелла).

С середины XX века изучение закономерностей политического развития и пределов применения направленных институциональных изменений является одним из главных направлений поиска научных ответов в политологии (Р. Даль, Г. Алмонд, С. Верба, Д. Аптер). Реалии развития постколониальных стран поставили перед исследователями, работающими в русле системной теории и структурного функционализма, огромное количество вопросов. Поиски идеальной институциональной формы для поддержания демократических порядков привели к длительной дискуссии между приверженцами консоциативной демократии (А. Лейпхардт) и сторонниками президентской модели (И.Л. Горовиц). Похожее направление приняли и споры сторонников (В.Я. Гельман) и противников (Ю.С. Пивоваров) теории демократического транзита применительно к ситуации посткоммунистчиеской России. Качественный анализ плюсов и минусов теории транзита, сделанный в работах А.Ю. Мельвиля, позволил отечественной политологии лучше понять направление изменений, происходящих в России.

1970-ые ознаменовались появлением новых модернизационных теорий, настаивающих на том, что социокультурная специфика должна рассматриваться как самостоятельный фактор модернизации (Ш. Эйзенштадт, С. Хантингтон), а системный подход все чаще подвергался резкой критике как раз за неспособность к анализу изменений.

Другой, не менее важной, макротеорией понимания политических изменений является широко распространенная ныне теория перехода к постиндустриальному или информационному обществу (Д. Белл). Теория постиндустриального общества получило множество трактовок. Для З. Баумана это переход от модерна к постмодерну, для Ф. Фукуямы – конец истории и победа рыночного либерализма, школа регулирования указывает на победу нового способа производства – постфордизма.

Неомарскистская, т.н. «революционная» версия перехода к постиндустриализму (И. Валлерстайн) трактует сопровождающие переход к постиндустриализму изменения через усиление эксплуатационной активности центра и отсутствие возможности периферийных обществ выйти на уровень развитых.

В середине XX века появилась и по сей день является весомой иная парадигма рассмотрения политических изменений. Социально-политические трансформации обычно сопровождаются изменением отношения различных социально и политически обособленных групп к слову, языку, культуре. Когда традиционные представления не в состоянии более придавать смысл новой реальности, возникает необходимость в новом мировоззрении, в новых понятиях и терминологии.

Постструктурализм (М. Фуко, Р. Барт, П. Бурдье, Ж. Деррида, Ж. Бодрийяр) диктовал культурологическо-семиотический конструктивистский взгляд, интерпретирующий деятельность политиков как несознательную борьбу за выбор и смену идеологических позиций в ключевых дискурсивных полях. Эти авторы заложили богатую традицию использования дискурс-аналитических методов исследования политических изменений, которая позже была использована для анализа классических объектов изучения политологии (И. Шапиро, В.М. Сергеев, Н.И.Бирюков) и международных отношений (А. Вендт).

Проблема, стоящая перед исследователем, работающим в методологии дискурс-анализа, состоит в том, что политическая культура субъектов политики, как правило, находится за рамками их рефлексии. Мы будем придерживаться взгляда на политическую культуру, согласно которому она состоит из трех компонентов: онтологии, системы ценностей и операционального опыта (Н.И. Бирюков, В.М. Сергеев). Сферу деятельности (опыт) современный человек выбирает сам, ценности закладываются социальной средой и подвергаются критическому пересмотру, но социальная онтология, как правило, не позволяет в себе сомневаться. Поэтому и изменение дискурса может быть как направленным и прагматическим, так и бессознательным, отражающим глубинные установки субъектов политики.

Поясняя суть исследования в контексте основных подходов к пониманию политических изменений, следует сказать, что его задачей является понимание обратной связи между изменением дискурса и изменениями в политических практиках повседневности.

Теоретико-методологические рамки исследования определяются спецификой взгляда на предмет изучения – политические изменения. Для того чтобы оценить влияние изменения неформальных знаний на реальный политический процесс, в диссертации использован дискурс-аналитический подход. В рамках этого направления и была впервые предпринята попытка посмотреть на политическую и социальную реальность сквозь призму языка как важнейшего социального конструкта. Параллельно представление о политике как о деятельности, основанной на коммуникации, которая и создает основу для властных отношений, было сформулировано в трудах Л. Пая и К. Дойча.

Отметим, что в естественном языке функцию краткого представления социальных знаний о политике берут на себя политические концепты. Когда изменяются базовые концепты, мы можем более четко обозначить направление происходящих изменений политического процесса, поэтому задача изучения изменений дискурса сводится к анализу базовых концептов (Р. Козелек, К. Скиннер, М. Фостер, И. Берлин, М. В. Ильин).

Попытки понять современность концептов требовали «радикальных инструментов». Они были позаимствованы из такой сферы научного знания, как создание искусственного интеллекта. Указанное направление сделало ставку на создание искусственных систем представления знаний. В его рамках были получены такие многофакторные средства формализации знаний субъектов о социальном мире, как, например, «сценарии» (Р. Шенк и Р. Абельсон) и «сюжетные свертки» (В. Ленерт, П. Рикёр).

Среди массы возможных когнитивных подходов к системам представления знаний для данной работы особое значение имеет метод построения «когнитивных схем», который уже неоднократно успешно применялся в российских исследованиях (В.М. Сергеев, А.А. Казанцев). Когнитивные схемы представляют собой особые логические конструкции, которые сопряжены, с одной стороны, с политической практикой (институтами, процессами и т.д.), а с другой — с языковой практикой (словами и их контекстными значениями). По сути, когнитивные схемы позволяют в сжатой и формализованной форме передать информацию о политическом и социальном, заложенную в любое профанное, бытовое высказывание и даже в то, в котором эта информация была специально искажена в тех или иных целях.

Третьим важнейшим инструментом концептуального анализа в работе стала когнитивная теория метафоры, получившая большое распространение в последней трети XX века. Наиболее полно она сформулирована в трудах Дж. Лакоффа и М. Джонсона. В отличие от классического взгляда, рассматривающего метафору как произвольное украшение, используемое в литературном языке, возникает альтернативное понимание метафоры как ключевого способа человеческого мышления, ответственного за категоризацию действительности. Анализ ключевых метафор в данной парадигме есть ключ к ответам на вопросы о принципах мышления.

Этот подход к проблеме метафорического языка получил широкое распространение, в том числе, и в российских исследованиях с середины 1980-ых годов. Можно назвать целый ряд российских авторов (А.Н. Баранов, Ю.Н. Караулов, Е.О. Опарина, В.И. Герасимов, М.В. Ильин, Э.Р. Лассан, А.П. Чудинов, И.А. Ширманов, Л.Е. Бляхер), которые попытались обозначить и содержательно проанализировать роль концептуальных метафор в дискурсе. В работах В.М. Сергеева метафорика политического текста становится средством анализа не только дискурса, но и особенностей функционирования политических институтов, в т.ч. советского и российского парламентов.

Таким образом, используемый в диссертации метод исследования – концепт-анализ опирается на три теории, объединенные единой общеконструктивистской парадигмой, восходящей к работам Л. Витгенштейна: теорию дискурса, теорию метафоры и достижения когнитивной науки в области систем организации и представления знаний.

Источниковая база исследования. Эмпирической базой для работы стали тексты различной направленности: юридические документы, программные выступления, официальные декларации, мемуары.

Для анализа концепта «терроризм» привлечены, в первую очередь, директивные источники: юридические определения терроризма США, РФ, текущие определения терроризма, используемые ФБР, ЦРУ, законодательные акты ГД РФ, в которых даются и используются определения террора.

Для анализа концепта «Европа» привлечены директивные источники: официальные декларации европейских саммитов, Маастрихтский и Амстердамский договоры о Европейском Союзе, не прошедшей ратификацию текст европейской Конституции и находящийся в стадии ратификации Лиссабонский Договор 2007 года; интервью глав стран Европейского Союза. Кроме того, использованы мемуары «отцов-основателей» европейского сообщества Жанна Монне и Робера Шумана.

Анализа концепта «сильное государство» построен, главным образом, на массиве ежегодных посланий президента РФ Федеральному собранию с 2000 по 2007 годы. Кроме этого, директивные источники представлены официальными текстами интервью президента РФ и выступлениями по важнейшим вопросам (по классификации официального сайта президента); источники периодической печати представлены текстами интервью и программных статей высокопоставленных российских политиков и сотрудников президентской администрации, публикациями высказываний депутатов и кандидатов в президенты РФ в ходе избирательных кампаний 1999-2000 и 2003-2004 годов.

Помимо указанных выше, эмпирическую основу исследования дискурса также составили печатные и электронные публикации как российских, так и зарубежных средств массовой информации, издания общественно-политического характера и специализированная периодика.

Научная новизна исследования. Исследуемые в работе аспекты политических изменений слабоизучены. Примененный к классическому предмету – политическим изменениям – метод концептуального анализа позволяет увидеть и осветить те стороны явления, которые остаются за рамками институционального анализа и, говоря шире, внедискурсивных способов представления социальной реальности и политического процесса.

В отличие от научных работ, изучающих проблематику становления и функционирования концептов путем создания истории этимологии понятий, работа предлагает анализировать концепты с помощью когнитивных методов описания систем представления знаний.

Продвижение в понимании социального контекста существования политически нагруженных понятий позволяет работать с молчаливым знанием, которое не может быть выделено социологическими методами и не может рассматриваться как публичное мнение по той простой причине, что оно является базисным для осознания социальных ситуаций и поэтому нерефлективным. В рамках работы эти представления выделяются и представляются в виде ключевых метафор, задающих как предпонимание, так и рациональное понимание.

Методы дискурс-анализа применены к сложным и актуальным кейсам современного политического процесса: терроризм, евроинтеграция и усиление российского государства в постельцинский период.

Основополагающая гипотеза данного исследования звучит следующим образом: концептуализация ситуации является одним из важнейших факторов, определяющих ход политических изменений. Другими словами, базовые концепты, используемые политиками при принятии и легитимации решений, в прямом смысле определяют повестку дня, оказывая серьезное воздействие в т.ч. и на последующие изменения формальных институтов и неформальных практик.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования заключается, прежде всего, в том, что сформулированные в нем положения, идеи и выводы могут помочь практической работе организаций, специализирующихся на проблемах терроризма, в первую очередь, для выработки конкретных мер по минимизации разрушительного влияния актов терроризма на общественное мнение. Возможности концептуального анализа по прояснению воздействия дискурса на аудиторию, отраженные в работе, окажутся полезными в области проведения более эффективной политики в отношении региональных интеграционных объединений и анализа новой национальной политики Российской Федерации.

Мы надеемся, что полученные в работе результаты позволят лучше объяснить политические изменения, сопутствовавшие стремительным концептуальным сдвигам, а использованный метод позволит давать аналитически обоснованные прогнозы о направленности будущих институциональных реформ и инноваций. Проанализированные в работе «кейсы» могут быть использованы в учебном процессе для игрового моделирования влияния политического дискурса на реальный политический процесс.

Положения, выносимые на защиту.

Глобальный дискурс ориентирован на преодоление культурных границ, поэтому может быть выстроен только с использованием концептов, апеллирующих к таким простейшим потребностям, как безопасность или выживание. Как показало построение когнитивной схемы концепта «терроризм», широкое и повсеместное распространение данного понятия в глобальном дискурсе обусловлено, в первую очередь, его бесконечным объемом и, во вторую — практической выгодой политиков, получивших удобный манипулятивный инструмент. Новая доктрина содержит в себе интуитивно понятную схему противостояния «добра и зла», поэтому террористический дискурс был воспроизведен во множестве контекстов и интерпретаций. Так же, как ранее понятие «национальный интерес» стало одновременно и всеобщим, и узкоспециальным, «терроризм» во всем большем числе случаев позволяет политикам легко манипулировать общественным и экспертным мнением, какова бы ни была цель обращения к террористической риторике. Концептуальная победа объяснительных схем дискурса о терроризме привела к тому, что традиционные субъекты международного права (государства) взяли под контроль прочих субъектов мировой политики. Сетевые структуры, после окончания Холодной войны претендовавшие на роль самостоятельных акторов мировой политики, после 11 сентября вынуждены были смириться с потерей собственной независимости и появлением дополнительных инструментов контроля над их деятельностью. Более того, даже ООН приходится испытывать на себе давление в связи с дальнейшим расширением антитеррористической риторики.
Региональный европейский дискурс строится вокруг использования естественной метафорики концепта «Европа». Благодаря его особой структуре, описанной с помощью анализа метафор, новое институциональное пространство ЕС предстает одновременно и сверхлегитимным продолжением традиционной, исторической Европы, и сверхфункциональным новшеством, забывшем о прошлых глобалистских проектах, разворачивавшихся на Европейском континенте (эллинизм, Pax Romana, христианский мир, Третий Рейх). Для подавления критических оценок описанного выше идеологического конструкта «Европа» активно используются мифы, нацеленные на иррациональное и стереотипическое понимание сути устанавливаемых институтов ЕС. Как результат, брюссельская бюрократия получает все большую власть в навязывании ценностно ориентированной структуры различения «свой-чужой» и берет на себя право определять, где проходят границы Европы. Не вступая в прямое противостояние с национальными политическими институтами, структуры ЕС, тем не менее, увеличивают число собственных регулирующих функций и строго следят за исполнением нормализующих предписаний, налагая на отклонившиеся национальные государства штрафы и санкции.
Анализ российского национального дискурса 2000-2007 годов показал, что в нем наиболее ярко выражена тенденция перехода к легитимации сильной государственной власти через обращение к идеологии строительства нации. Утверждение главенствующей роли государства в политической и социальной жизни страны совпадает с попытками монополизировать дискурс власти, говорящей от лица народа и нации. Вектор движения в сторону «сильного государства», обозначенный еще в 2001 году, оказался на редкость продуктивной идеей, совместившей в себе типичные для русской политической культуры установки на соборность и патернализм. Появившийся в российских условиях дискурс о сильном государстве утверждает в сознании масс идею государства в качестве единственного полноправного политического субъекта. Его сила заключена в возможности действовать в отношении других субъектов по собственному усмотрению, разумеется, дискурсивно такие шаги государственной власти оформляются как выражение интересов нации. Постепенно государство как субъект политики обретает персонификацию в фигуре президента. Он же становится главным звеном в формировании и распространении дискурса о сильном государстве. Опираясь на организмическую метафору силы и фундаментальную двойственность сложившегося дискурса (по форме он является демократическим, по мессаджу – властецентричным и прагматическим), коллективный субъект власти «Кремль» свободно манипулирует понятием «сильное государство». Сила институтов замещается силой социальных сетей. Постоянные изменения правил ведут к деинституционализации политического процесса и его подчинению субъективной воле сильной личности – национального лидера.
Глобальный дискурс стремится обойти культурные различия, задав концептуализацию поверх региональных и национальных дискурсов, региональный – ценностно интегрировать представителей национальных сообществ, а национальный – выстроить прочную и максимально легитимную основу для власти, минимизировав влияние дискурсов более высокого порядка апелляциями к особым условиям существования политии. Таким образом, можно утверждать, что между дискурсами, ориентированными на различные уровни, идет жесткая конкурентная борьба. Благодаря деятельности глобальных СМИ и сети Интернет, мы не можем наблюдать аналитически выделенные дискурсы в их чистом виде. Перед нами всегда будет разворачиваться их столкновение, причем, как правило, столкновение совершенно осознанное. Целью борьбы дискурсов является власть над нашим понятийным аппаратом, картиной мира и, как следствие, способностью принимать решения.

Апробация результатов исследования состоялась в ходе научных конференций, дискуссий и семинаров. По результатам работы в журнале «Политические исследования» было опубликовано три статьи. Тезисы, положенные в основу первой главы, были представлены на III Всероссийском конгрессе политологов «Выборы в России и российский выбор» (апрель 2003 года). Главные теоретические и методологические положения обсуждались в рамках двух циклов семинаров виртуальной мастерской журнала «Полис» по методологии (под руководством В.М. Сергеева) и концептологии (под руководством Л.Е. Бляхера). В рамках пятой международной научно-практической конференции молодых обществоведов «Векторы развития современной России» 14-15 апреля 2006 года автор выступил с докладом на тему «Вектор развития политических процессов России. От вертикали власти к нациестроительству?». На IV Всероссийском конгрессе политологов «Демократия, безопасность, эффективное управление: новые вызовы политической науке» (20-22 октября 2006 года) представил проблематику третьей главы диссертации в ходе работы молодежной секции. В рамках секции Межкультурное взаимодействие и международные отношения V Конвента РАМИ (26-27 сентября 2008 года) представил доклад о роли субкультур в трансформации политий. Кроме того, основные положения и выводы исследования обсуждались на заседаниях кафедры сравнительной политологии МГИМО (У) МИД РФ, где предлагаемая диссертация была рекомендована к защите.

II. СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы. Работу завершают два приложения: оригинальный текст избранной декларации ЕС (EU. Laeken Declaration – The Future of the European Union. – 2001.) и его герменевтический анализ.

Основное содержание работы. Во введении обосновывается актуальность исследуемой темы, формулируется содержание научной проблемы, определяется объект исследования, проводится историографический анализ литературы, связанной с различными парадигмами понимания и концептуализации политических изменений. Кроме того, определены объект, предмет, цели и задачи исследования, раскрыта научная новизна, сформулированы положения, выносимые на защиту, проведено подробное обоснование теоретико-методологической базы исследования, сформулирована научно-практическая значимость диссертации.

Первая глава – « Концепт «Терроризм» в глобальном политическом дискурсе» – посвящена анализу концептуальных изменений глобального политического дискурса. После событий сентября 2001 года контроль над восприятием сценариев, связанных с терроризмом, дает политикам неисчерпаемые возможности манипулирования общественным мнением. Концепт «терроризм» занимает доминирующее положение в глобальном дискурсе и свободно распространяется поверх любых культурных барьеров. Глобальный дискурс о терроризме повсеместно заменяет дискурс биполярного, разделенного на два лагеря мира, который утратил актуальность и объяснительную силу. Использование субъектами политики понятия «терроризм» в ходе обоснования политических решений, как внешнеполитических, так и внутреннеполитических демонстрирует его невероятную легитимирующую силу, однако природа этой необычайной способности остается за рамками исследований.

Сравнение основных юридических формулировок понятия, используемых властными институтами США и России, показывает, что объяснить постоянное использование данного концепта политиками для легитимации решений его последовательным и конвенциональным пониманием не представляется возможным. Неоднозначность существующих законодательных и научных определений, а в работах отечественных ученых терроризм обычно трактуется либо как часть правового пространства (Г.В. Овчинникова, Ю.И. Антонян), либо как особая идеология (М.И. Могильнер, О.В. Будницкий, Б.Е. Петрищев, Л.Г. Прайсман, Е.И. Степанов, А.Е. Тарас) и даже как психическая ненормальность (Д.В. Ольшанский), заставляет поставить вопрос о влиянии внутренней структуры на бесконечную «сущностную оспариваемость» (B. Clarke, W. Gallie, М.В. Ильин) понятия «терроризм».

Более подходящий для оценки произошедших в политических практиках изменений аспект понимания терроризма как особого типа политического взаимодействия отражен лишь в статьях И.М. Лазарева и В.Г. Федотовой.

Для решения задачи прояснения внутренней структуры понятия традиционный для концепт-анализа анализ семантической структуры дополнен когнитивными методами реконструкции сознания субъектов. Метод построения когнитивной схемы позволяет объяснить безграничный потенциал манипулирования понятием благодаря минимизации коннотативных смыслов и формированию списка необходимых и достаточных элементов для эффективного функционирования понятия в дискурсе.

Построение когнитивной схемы концепта позволило синтезировать следующее определение терроризма: комплекс межсубъектных взаимоотношений, возникающий при отсутствии возможности переговоров между субъектами с противостоящими интересами и находящийся в прямой зависимости от таких общественных институтов, как язык общения, СМИ, выборные практики, свобода слова.

Разработанная когнитивная схема понятия терроризм легла в основу краткого анализа последствий манипуляций понятием «терроризм» во время конфликта в Косово и конфликта в Южном Ливане.

Особенность функционирования глобального дискурса, упростившая победоносное шествие террористической схемы, состоит в его способности редуцировать повестку дня до простейших дихатомий: «демократы против террористов», «террористы против свободы». Терроризм как центральный концепт дискурса позволяет различным субъектам всегда преследовать лишь собственные цели, вытесняя неугодных, в первую очередь, сетевых субъектов мировой политики на периферию. Глобальный дискурс о терроризме не проясняет ситуацию, зато дает возможность политикам действовать. Там, где раньше политический процесс требовал консенсуса всех участников, теперь нужно лишь объявить оппонента «террористом».

Во второй главе – «Европа» в региональном политическом дискурсе» – рассматривается роль дискурса в политических изменениях, сопровождающих создание наднациональной, региональной политической общности.

Несмотря на значительные трудности политической интеграции расширение ЕС сначала до 25, а потом и до 27 членов показывает, что идея единой «Европы» имеет несомненный успех как центральный концепт, создающий идентичность и структурирующий социальное пространство региона. Функции концепта «Европа» состоят, в первую очередь, в его способности создавать и легитимировать новую политическую реальность.

Благодаря поддержке со стороны институтов ЕС данный концепт получил новое толкование, а идея единой Европы, зародившаяся в узкой среде интеллектуалов, наконец, стала массовой, оформившись в виде сложной метафорической структуры, которая центрирует дискурс.

Смысл слова «Европа» настолько обширен, что конкретные значения легитимны только в специфических дискурсах. Единственный способ их органично совместить – метафорический, тот, с помощью которого выстраивается наша понятийная система и сглаживается противоречивость перцепции (Ю. Хабермас, Ж. Бодрийяр, Р. Барт).

Во второй главе представлена историческая рестроспектива рождения и функционирования идеи единой Европы от папы Пия II к отцам ЕС – Жану Моннэ и Роберу Шуману, которая необходима для решения задачи создания внутренне когерентной объяснительной модели современного функционирования концепта «Европа» в региональном политическом дискурсе.

Основные идеи воплощения мечты о европейском единстве в реальность разделены на две группы:

Формальные, нацеленные на создание надгосударственных властных институтов (напр.: аббат де Сен-Пьер, В. Пенн).
Ценностные, основанные на понимании единства Европы как природной, внеинституциональной реальности (напр.: Дж. Вико, И. Кант).

Образование Европейского объединения угля и стали в 1951 году явилось результатом синтеза «формального» и «ценностного» подходов к объединению Европы. Как подчеркивал в знаменитой Декларации 1950 годаодин из основателей нынешнего ЕС Робер Шуман: «Путем... создания Высшего Органа власти... будут заложены первые конкретные основания европейской Федерации, необходимой для сохранения мира». В рассуждениях современных политиков идея Европы переплетена с идей не только мира, но и демократии. Дополняя друг друга, эти идеи обеспечивают ценностную и эмоциональную аргументацию в поддержку интеграционных процессов.

Роль концепта «Европа» в политических изменениях жизни европейских стран в институциональных рамках договоров о ЕС прояснена с помощью теории политической метафоры (Н.Д. Арутюнова, М. Блэк, Дж. Лакофф, М. Джонсон).

Идеологию ЕС формируют 4 метафорических модели, стоящие за использованием концепта «Европа» в дискурсе. В работе подробно описаны метафоры отделения (1) – «Европа есть уникальная часть мира» и овеществления (2) – «Европа есть вещь», которые разворачиваются в бинарные метафорические системы: (1) «Европа – комфорт обжитого мира» и «Европа – технологичность современного мира»; (2) «Европа – ценность старинной вещи» и «Европа – уникальность функциональной вещи».

В настоящее время «борьба» за обладание «Европой» сместилась с реальных полей сражений на поля дискурсивные. Мы можем наблюдать процесс кристаллизации «власти имени» в структурах ЕС. Но власть эта настолько сильна и автономна, что «Европа» продолжает играть роль одушевленной вещи и постоянно выступает в роли субъекта, как в дискурсе официальных документов и деклараций Евросоюза, так и в дискурсе политических лидеров стран-членов ЕС и дискурсе СМИ.

Проведенный анализ метафорики показывает, что идеологическая политика ЕС состоит в том, чтобы превратить все существующие региональные дискурсы в политические, дабы каждый из них убеждал в том, что на протяжении всей своей истории Европа была естественной единой вещью, а теперь стремится стать единой актуально. Натурализация метафоры «Европа – вещь» и есть идеология Европейского Союза. Как и любая идеология, она «не признает себя в качестве продукта культуры, обусловленного обществом и его историей; напротив, идеология воспринимает себя как явление «природы», т.е. как «нечто само собой разумеющееся» (Р. Барт).

Пока не будет решен вопрос о границе Европы, нельзя с точностью предсказать пути интеграции всей совокупности сообществ в единое пространство. Открытость европейского регионального проекта подчеркивает его потенциальную интегрирующую силу, но при этом указывает на недостаточную политическую целостность.

Региональный политический дискурс вынужден сталкиваться с альтернативными проектами вроде Европы регионов или новыми национальными проектами баскским, косовским, даже курдским и т.д. В устоявшейся глобальной системе координат новая институциональная ценность Европы утверждается с большим трудом, поэтому она вынуждена цепляться за знаковость истории, находить свои отличия от национальных и региональных центров власти и культивировать их. Но центральная роль концепта «Европа» укрепляется день ото дня. Пока евромиф не так силен, как миф о нации, но его интегрирующей силы уже достаточно, чтобы Брюссель получал все больше регулирующих и нормализующих полномочий.

Третья глава – «Сильное государство» в национальном политическом дискурсе» – рассматривает политические изменения, сопровождающие создание национально ориентированного публичного дискурса в России.

В современном мире основой единства сообществ являются идентичности, созданные дискурсом Модерна. В первую очередь, это нации (Э. Геллнер, Э. Хобсбаум, Б. Андерсон).

В первые годы существования большинство новых демократий, в т.ч. и Россия, как правило, не могут выстроить национально ориентированный дискурс, который был бы приемлем для большинства граждан государства. Институционально это выражается в нежелании руководства страны открыто поддерживать ту или иную политическую партию, а дискурсивно – в отсутствии внятной идеологии и низком рейтинге доверия новым институтам.

В 2000-ые годы ситуация в России изменилась. В дискурс вернулась «государственническая позиция». Уже в своем первом послании Федеральному Собранию в 2000 году второй президент России Владимир Путин провозгласил укрепление государства главной целью российской политики на ближайшие четыре года: «Ответ на эти и многие другие вызовы невозможен без укрепления государства. Без этого нельзя решить ни одну общенациональную задачу» (В.В. Путин).

Национально ориентированный дискурс апеллирует к сложившимся идентичностям и, как правило, служит конкретным целям находящегося у власти политического класса (Б. Андерсон). Поэтому основу третьей главы составляет дискурс-анализ официальных речей и текстов посланий Федеральному Собранию второго президента России.

В параграфе «Дискурсивные модели изменений в РФ 2000-2007» проведен анализ существующих концепций политических изменений вненаучного характера. С помощью анализа представленных в российском дискурсе онтологий, то есть нерефлексируемых субъектами представлений о социальном мире, синтезированы основные модели изменений. Модель «политических изменений» представлена в дискурсе на двух уровнях – «официальном» и «оппозиционном», а официальному экономическому дискурсу аналогичный уровень оппозиционного дискурса не противостоит.

В параграфе «Центральное место концепта «сильное государство» обоснована необходимость анализа «официального» политического дискурса. Концепт «сильное государство» вошел в политическую риторику еще в 2000 году, и с тех пор все принимаемые решения так или иначе отсылают к цели укрепления государства. «Сильное государство» находится в центре национально ориентированного дискурса. Курс на построение сильного государства – конвенциональная и публично поддерживаемая политика, принадлежащая коллективному субъекту власти – «Кремлю».

В параграфе «Концептуализации государства» объясняется, почему концептуализации понятия «государство» в России и дискурсе западноевропейских государств ведут к противоположным метафорическим схемам воспроизводства смыслов (К. Скиннер, О.В. Хархордин, Р. Пайпс). В российском политическом дискурсе государство – это субъект, осуществляющий власть, в западноевропейском – инструмент, который используется обществом для осуществления власти.

В параграфе «Концептуализации силы» проанализированы различные варианты строительства дискурса, позволяющего метафорически перенести физические свойства живых организмов на государственные институты. Показано, что «организмическая» метафоризация является идейным базисом официального дискурса, поддерживаемого коллективным субъектом власти. Поскольку сила государства может быть понята различно, проведен анализ различных концептуализаций понятия «сила», с точки зрения присутствия в дискурсе и реализации в политических решениях: сила внешнеполитических позиций, сила как контроль над ресурсной базой и территорией, сила как контроль над средствами принуждения, сила как демократичность и соблюдение прав граждан.

Параграф «Пространство смысла сильного государства» рассматривает дискурс о «сильном государстве» как развернутую метафору, которая создает и описывает реальность посредством текстовой коммуникации в сфере общественно-политической деятельности. Приводятся аргументы в пользу гипотезы о функционировании официального политического дискурса по законам и логике системно-коммуникативного подхода (Д. Истон), где метафорически используются основные научные понятия данной школы: система, среда, реакция и обратная связь.

Параграф « Пространство значений сильного государства» анализирует различные вариации понимания сильного государства, сосуществовавшие во время выборов в ГД РФ 2003 года: «Патриотическое» сильное государство, за которое выступали «Родина», КПРФ, ЛДПР и НБП, «Либеральное» сильное государство, за которое выступали СПС и Яблоко и «Центристское» сильное государство, поддерживаемое Единой Россией и президентом Путиным. Обозначив истоки национально ориентированного дискурса о «сильном государстве», мы приводим подробный анализ статьи В.Ю. Суркова «Национализация БУДУЩЕГО», текст которой дает пример его существования в зрелой форме.

В заключение третьей главы формулируются основные выводы проведенного дискурс-анализа. Изменение, которое продвигает и легитимирует национально ориентированный дискурс, состоит в смене «демократизации» как центрального понятия на «сильное и эффективное государство». Ключевым основанием продуцирования монополистического дискурса власти является политическая культура, ориентированная на всеохватывающие коллективные социальные тела (Н.И. Бирюков, В.М. Сергеев) при практическом отсутствии операциональной интеграции. В результате перехода к чрезвычайно подвижному контролю над дискурсом произошло ослабление всех институтов власти, кроме главного, определяющего направление изменений — института личной власти лидера-президента. Его особое положение позволяет направлять коммуникацию в сторону нового референта – нации, минуя легальные политические институты и легитимируя все решения заботой о благополучии нового субъекта. «Сильное государство» переходит к политике нациестроительства, подстраивая существующие политические механизмы под нужды субъекта будущего.

В заключении сделаны основные выводы по теме диссертационного исследования, на основе которых сформулированы ключевые положения, выносимые на защиту в рамках данной диссертации.

Представляется возможным утверждать, что высказанный тезис о взаимосвязи между концептуальными изменениями дискурсов и изменениями, происходящими в социальных институтах и политических практиках, нашел свое подтверждение.

Концепты «терроризм», «Европа», «сильное государство», войдя в политическую повестку дня как центрирующие дискурс понятия, видоизменили и стали определять ее. Примененный метод концепт-анализа позволил аналитически зафиксировать изменения, произошедшие в дискурсе, и дать оценку последовавшим сдвигам политического процесса. Можно констатировать, что наиболее отчетливо связь дискурса и политических изменений проявляется на глобальном уровне, где способы категоризации действительности напрямую предопределяют характер предпринимаемых политиками действий.

Ориентация дискурса непосредственно влияет на возможности структурирования социального пространства, задает фарватер, указывает возможные направления для изменения политической практики, а структура центральных концептов налагает операционализируемые ограничения на картину мира политических субъектов, принимающих решения.

В диссертационной работе мы привлекли в качестве примеров случаи актуальной массовой концептуальной коммуникации. Очевидно, что поднятая нами проблематика может быть рассмотрена не только для анализа типических дискурсов, но и, например, для сравнения различных национальных вариаций одного и того же дискурса.

III. ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Петров К.Е. Структура концепта «терроризм»: статья / Полис, №4, 2003. – С.: 130-142. 0,5 п.л.
Петров К.Е. Концепт «Европа» в политическом дискурсе: статья / Полис, №3, 2004. – С.: 140-154. 0,6 п.л.
Петров К.Е. «Сильное государство» в российском политическом дискурсе: статья / Полис, №3, 2006. – C.: 159-184. 1,3 п.л.

Blog

Роль политического дискурса в политических изменениях: глобальный, региональный и национальный уровни

Содержание