Geum.ru

Содержание а. Нурпеисов. Через века и расстояния 5 гете и абай. Очерк-эссе 11 созвучие. Эссе 105

Вид материалаДокументы

Содержание


Казахская пословица
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

III



Жақсы сөз — жан азығы.

Хорошее слово — душе опора.

Казахская пословица


Осенью 1944 года я пошел во второй класс казахской средней школы. Русской школы в ближайшей окрестности не было. О немецкой школе — после тотальной депортации российских немцев в Сибирь и Казахстан — Даже мечтать воспрещалось. «Ничего, — утешал отец меня и себя. — Таблица умножения везде одинаковая. У всех народов дважды два — четыре. А знание других языков никогда не помеха». По первоначальным навыкам (родители занимались мною дома) я мог бы пойти и в четвертый класс, но был все еще слабоват по казахской части. Я уже многое понимал и сносно говорил, но некоторые казахские звуки — қ, ғ, ө, ұ, ү, ы, і, ә—упорно не давались, да и словарный запас был беден. К тому же сходу засорил язык ненормативной лексикой, от чего отвыкал очень трудно.

В познаниях казахского языка я сравнялся со своими сверстниками-казахами лишь в пятом классе, а по грамот­ности и грамматике даже превзошел многих (не сочтите за хвастовство). Морфологические и синтаксические понятия {жіктеу, септеу, жалғау, жұрнақ, жай сөйлем, сабақтас, салалас, аралас, кұрмалас сөйлем и прочее) сами лезли мне в рот. И поныне с благодарностью вспоминаю первую мою учительницу Кульшару Касымову и учи­тельницу по казахскому языку в 5-7 классах Мисалым Садыкову. Именно в этих классах формируется грамот­ность по грамматике. (Я знаю казахских писателей, совершенно беспомощных по части грамматики, и этот пробел заметно отражается на их творчестве, при всем таланте и прочих достоинствах). Казахский язык все более естественно и активно входил в мою душу. Примерно с 8 класса повадился кропать стишки на казахском языке —беспомощные, спотыкливые, вымученные. Писал лесен­кой, подражая Маяковскому и по незнанию ломая версификационные традиции. Что стишки мои никчемные, понял лишь студентом первого курса литфака и тотчас излечился от зуда рифмовать. Теперь радуюсь, что вовремя опомнился и не стал мучить ни себя, ни других.

Единственный орыс в нашем ауле (обычно говорили тогда: «представитель великого народа») по фамилии Пассажирцев, добродушный, бородатый увалень, с любопытством следил за моими успехами в казахском языке, но время от времени внушал мне, что казахский язык беден. И при этом укоризненно тряс кудлатой бородой. Сам он на русский лад произносил десятка два казахских слов, но был абсолютно уверен в своей правоте. «Почему беден? -— возражал я робко.- Ведь в нем столько слов, которых нет в русском языке». Для меня же в ту пору бедными были и немецкий, и русский, и казахский языки, ибо беден был сам. Я пытался что-то объяснить моему бородатому оппоненту, но тщетно. «Нет, не говори, Гера. Бедный язык, — упорствовал дядя Пассажирцев. — Вот у русских есть топор, топорик, топорище, а у казахов «балта» и все». Ввязаться с ним в дискуссию я тогда не мог: мало было аргументов. Да и кто станет дискутировать с пацаном.


* * *


А как ладно-складно, без запинки, образно и афори­стично говорят (или говорили) простые аульные казахи. Нередко в рифму, речитативом, с аллитерационными фигурами, пересыпая беглую речь пословицами, поговор­ками, устойчивыми фразеологическими выражениями и сравнениями, образными оборотами, живописно, не «тақ, тұқ», суконно, топорно, а с намеками, иносказательно. Заслушаешься! Поистине речь шешена-златоуста.

Школьником я упоенно повторял отрывок из драмы Габита Мусрепова:


Бір қарамас —

бір қараса,

қыз да көзін ала алмас,

Отпен ойнап,

күйсе өкінбес.

Іші күлсе — көзі жылап,

Қуанышын бip білдірмес

Қыздар-ай!..


Каков, однако, синтаксис! Каков склад речи! Это вам не обыденный воляпюк!

А сколько энергии, ярости, необузданной страсти в речитативах мятежного Махамбета:


Мен — мен едім, мен едім,

Мен Нарында ж.үргенде

Еңіреп жүрген ер едім.

Исатайдың барында

Екі тарлан бөpi едім,

Қай қазақтан кем едім?

Бip қазақпен тең едім.


Какой-то неукротимый поток раскаленных слов. Внутренняя энергия казахского поэтического слова сквозила даже в переводах с русского.

Вот известные строки Тараса Шевченко:


Ой, ты, доля, моя доля,

Никакой не чую.

Если доброй жалко, боже,

Дай хоть злую, злую.


Мне эти стихи кажутся несколько размягченными, смиренными, жалобными. А как они звучат по-казахски в переводе Касыма Аманжолова:


Сыбағам кайда, сыбағам,

Жоқ па, cipә, ешқандай.
Жақсылық менен аясаң,

Жамандық бер, я, Құдай!


Упруго, мускулисто, напористо, дерзко. Есть необъясни­мая магия в казахском речестрое.

Таков склад характерной казахской устной речи.

Сколько таких примеров в казахских сказках, сказах, батырских дастанах, эпических поэмах, драмах на фольклорной основе! Россыпь жемчужин! Европейцу это почти недоступно.

Василий Васильевич Радлов (собственно Фридрих Вильгельм), знаток народной литературы тюркских племен, за восемьдесят лет до того, как я узнал казахов, верно заметил: «Киргизы отличаются от других своих сопле­менников особенной ловкостью в выражениях и заме­чательным красноречием».

В наше время это качество, это свойство казахской устной речи заметно обеднело, потускнело, стерлось. Но мне еще доводилось слушать настоящих виртуозов, мастеров подлинного красноречия, которые грациозно владели риторикой.

Редчайшие образцы шешенской речи (о том речь впереди) мы находим у казахских биев-златоустов. Я однажды сделал попытку передать колорит речестроя бия Айтеке на русском языке. Не могу сказать, что попытка получилась удачной, но намек на подобный речевой строй, думаю, все же есть.


* * *


Строптивый, язвительный старик Сеит-ходжа любит рассказывать мне, любознательному мальцу, сыну лекаря («лөктірдің баласы») разные байки и возбуждает мое любопытство.

«Эй, Кира, а у немцев бывают "nip " — покровители, защитники. Духи животных?»

Нет, мне такое слышать не доводилось. Спрошу у родителей.

«А у орысов?» — допытывается старик, ловко затачивая бруском литовку.

Тоже не слышал.

«А у казахов каждый вид домашнего животного имеет своего покровителя. Пір называется.

Запомни:


Қамбар ата — покровитель лошадей.

Ойсыл қара — покровитель верблюдов.

Зеңгі баба — покровитель крупного рогатого скота.

Шопан ата — покровитель овец.»


Рядом с любопытством взирал на нас наглый, драчли­вый, бородатый козел.

«А у коз тоже есть покровитель?»

«Есть, — отвечает Сеит-ходжа. — Покровителя коз зовут Шек-шек ата».

«А у людей покровитель кто?»

«У всех людей покровитель один. Құдай!»

«Так разве? А я думал — Сталин».

«Э, брось, Кира, не пугай меня...»


* * *


Зайра-әже (бабушка) не расстается со своей отполиро­ванной, потемневшей от времени прялкой-юлой (ұршық). Из одного кармана ее выцветшего камзола вечно торчит клок тщательно растеребленной шерсти — то овечьей, то вер­блюжьей, из другого высовывается прялка-юла. И в шошале возле очага, и в гостях, и на лужайке перед домом, подстелив под собой шкурку, она кругит-кругит привычным движением свою миниатюрную прялку и тонкая шерстяная пряжа без устали накручивается на нее. Только что прялка была пуста, худа, а через некоторое время глядишь — пузата, округла, и ёже сворачивает, сматывает с нее клубок черной, серой, белой, пегой шерсти. Работает әже, как фокусник, и я зачарованно смотрю на ее ловкие, смуглые пальцы, между которыми вьется-тянется нескончаемая нить. Мой друг, Ойрат, на это священнодействие и не смотрит — привык, а мне любопытно. Прялка у моей мамы совсем другая, она крутит ее ногой, ритмично нажимая на деревянную педаль и вращая большое, как колесо, веретено и обеими руками сворачивая, накручивая на шпиндель нить.

Зайра-оже мне объясняет. Оказывается, жүн (шерсть) бывает разных видов:


Жабағы жүн — шерсть весенней стрижки.

Күзем жүн — шерсть осенней стрижки.

Өлі жүн — «мертвая» шерсть, когда животные линяют.

Биязы жүн — тонкая, нежная шерсть.

Ұяң жүн — шерсть без щетинок.

Мамық жүн — мягкая шерсть, пух.

Қылшық жүн ~ грубая, с шерстинками.


* * *


Вот градация, родственные связи поколений.

По-русски (по восходящей): сын — внук — правнук — праправнук, прапраправнук и т.д.

По-немецки: Sohn-Enkel-Urenkel-Ururenkel-Urururenkel usw.

По-казахски: бала — немере — шөбере — шөпшек — немене — туажат — жүрежат (седьмое поколение). Далее жұрағат (с этого поколения можно вступать в брачные отношения); до этого поколения брачные отношения строго возбраняются, ибо ведут к кровосмешению. У казахов — в отличие от многих народов, как европейских, так и азиатских, — это строгий генетический закон, нравствен­ная основа развития и размножения народа. По-научному это называется ЭКЗОГАМИЯ — запрет брачных отноше­ний между членами родового объединения до седьмого поколения. Далее — жекжат, близкие отношения сватов. Затем — жамағат (миряне, общий народ). Не только познавательно, но и поучительно, не так ли? Такой порядок строго регламентирует родственные отношения.


* * *


Внук от сына — немере; внук от дочери — жиен. Городские казахи нередко путают эти понятия, подражая русским: все внуки, немере. С точки зрения казаха это некорректно. Кстати, племянник тоже жиен. Выходит, у внука от дочери и у племянника примерно равный обще­ственно-социальный статус.


* * *


Сухопарый, козлинобородый старик Ергали имел обыкновение собирать аульную малышню и устраивать экзамен. А ну, скажи, как зовут отца? А деда? А прадеда? А прапрадеда?

И так до седьмого колена. Большинство моих сверстни­ков-казахов отвечали без запинки. Экзаменовал Ергали-ата и меня. Я отвечал:

- Отец — Карл. Дед — Фридрих. Прадед — Хайнрих. Далее я не знал. Не знаю и поныне. Ергали-ата снисходи­тельно гладил меня по голове:

— Э, жарайды. Для немца и этого достаточно.
Знание своих предков до седьмого колена для казахов свято. Мой друг Шотаман Уалихан, чингисид, знает своих предков — от Чингисхана до себя — в двадцать три поколения. Конечно, род его знатный, именитый, все зафик­сировано в истории, летописи и в памяти народной. Но вдумайтесь: двадцать три поколения. У русских так глубоко в родословное древо вошел, кажется, один Пушкин. Другой мой знакомец, писатель и журналист, ныне покойный Балгабек Кыдырбекулы уверял меня, что знает своих предков аж до 34 колена. Уму непостижимо! Вот это экскурс в генетические дебри. Но я не удивляюсь: у казахов знание предков — культ.