Чогъям Трунгпа Ринпоче. Медитация в действии
Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава 4. Великодушие |
- Чогъям Ринпоче Трунгпа, Герберт Гюнтер Тантра Предисловие, 2521.08kb.
- Чогъям Ринпоче Трунгпа, 2417.48kb.
- 3Чогъям Ринпоче Трунгпа, 2460.45kb.
- Преосвященство Сонам Джорфел Ринпоче, лекция, 82.58kb.
- 6 медитативные техники, 78.76kb.
- Ученые установили что медитация способствует восстановлению мозга, 29.63kb.
- Содержание: об, 883.92kb.
- Содержание: об, 884.01kb.
- Курс лекций «Понимание» Лекция №3 Медитация или искусство самопознания. План, 38.77kb.
- Вступление 3 почему вам стоит прочитать эту книгу? 3 Почему я написал эту книгу, 846.71kb.
Глава 4. Великодушие
Великодушие, или дана, есть одно из шести парамита, трансцендентных действий. "Пара" буквально значит "другой берег"; это слово фактически до сих пор употребляется в разговорном языке в Индии и действительно обозначает другой берег реки. "Мита" – тот, кто перешел на ту сторону. Таким образом, "парамита" означает то, что достигло другого берега. Некоторые ученые называют парамита "шестью совершенствами". В известном смысле это совершенные действия; но слово "совершенство" имеет также и другие оттенки, которые не являются постоянными. Цель не в том, чтобы стремиться к совершенству и приобрести его; лучше поэтому рассматривать парамита в терминах трансцендентности, как выход за пределы.
Эти "шесть трансцендентных действий" – суть действия боддхисаттвы. "Боддхи" означает состояние пробужденного ума, а "саттва" – это человек, находящийся в пути к пробужденному состоянию. Таким образом слово "боддхисаттва" относится к тем, кто достигли, а также и к тем, кто имеет склонность идти по пути сострадания, по пути любви. Путь хинаяны или "малой повозки", известный как элементарный, узкий путь, основан на дисциплине, которая является первым необходимым условием свободы. И этот путь, благодаря практике медитации, дисциплинирует не только ум, но также речь и физическое поведение. Дисциплина подобного рода полностью отличается от установленного морального кодекса законов или морализирования в смысле "греха" и "добродетели"; она подразумевает надлежащее, правильное действие, действие основательное, соответствующее законам того, что есть. Так что нам нужно ясно понимать эту концепцию дисциплины, или шила-парамита. Она становится базисом всего остального. Можно даже сказать, что это и есть узкий путь, который сам по себе является своеобразной простотой. Если, например, через горный перевал существует одна-единственная тропинка, а весь остальной проход целиком зарос деревьями, кустарником и т.п., тогда мы не испытывали бы никаких трудностей в выборе пути: если существует только один проход, тогда нам нужно или идти вперед, или возвращаться. Все дело упрощено до одного события, до единственной непрерывности. Поэтому дисциплина не ограничивает нашей деятельности, провозглашая ту или иную вещь аморальной или противоречащей божественному закону; все дело лишь в том, что перед нами оказывается единственный путь полной простоты. В основе своей дисциплина сводится к практике саматха, к развитию осознания, благодаря которому мы прямо видим то, что есть. Каждый момент – это сейчас; и мы действуем в переживании данного момента. Итак, мы рассмотрели узкий путь.
Отсюда мы приходим к махаяне, "большой повозке", или открытому пути, пути боддхисаттвы. Узкий путь не только прост и прям; он также обладает величием и большим достоинством. Сооружая на его фундаменте постройку, мы развиваем сострадание. В действительности сострадание не имеет никакой особой связи с сочувствием в смысле благотворительности, доброты к окружающим, регулярных пожертвований на беженцев или взносов в разные благотворительные организации, хотя иногда в него могут быть включены и эти действия. Благожелательность махаяны является фундаментальной; ее следствием будет развитие внутренней теплоты. Из такой простоты, из такого осознания боддхисаттва развивает безграничную теплоту. Он даже не мыслит понятиями собственной психологической выгоды, не думает: "Мне хотелось бы, чтобы он не страдал". Никакое "я" совсем не входит в его действия. Он говорит, думает и действует спонтанно, даже не размышляя в терминах помощи или выполнения какой-нибудь отдельной цели. Он совсем не действует по причине "религиозности" или "милосердия". Он просто действует согласно истинному, настоящему мгновению и, благодаря этому, развивает особого рода теплоту. В его осознании налицо огромная теплота, а также большая творческая сила. Его действия ничем не ограничены; внутри него просто возникают всевозможные творческие импульсы, причем они каким-то образом в точности совпадают с данным отдельным мгновением. Все просто случается, а он лишь лавирует между вещами, между событиями; поэтому в его внутренней жизни наличествует огромная творческая энергия. Таков подлинный акт каруна; это санскритское слово означает "благородное сердце" или "сострадательное сердце". Следовательно, в данном случае сострадание не относится к одной лишь доброте; это фундаментальное, безличное сострадание. В действительности, боддхисаттва не думает о себе, а поэтому его сострадание обладает большим пространством для расширения и развития, ибо здесь нет источника излучения, а есть одно только излучение. И когда существует лишь это излучение, когда оно существует без какого-либо источника, оно может распространяться все дальше и дальше и его энергия никогда не будет истрачена. Оно постоянно преобразуется по мере своего дальнейшего распространения, оно изменяется во что-то другое, в новую творческую деятельность; так что процесс непрерывно идет вперед. Это творческое преобразование не является просто теоретическим или философским понятием; оно действительно имеет место в практическом смысле, иногда весьма простым образом.
Теперь мы можем вернуться к великодушию, которое возникает, когда боддхисаттва охвачен состраданием и более не осознает самого себя. Его ум не просто охвачен состраданием, он сам становится состраданием, он и есть сострадание. С этим связаны шесть видов деятельности: великодушие, мораль, дисциплина (спонтанная дисциплина, которая действует в соответствии с истинным законом), терпение, энергия и ясность (т.е. мудрость или понимание обстановки). Эти виды деятельности называются парамита; как мы сказали, слово "парамита" означает трансцендентные действия. Повторяю, боддхисаттва действует не для того, чтобы победить грех или зло; его ум не занят тем, чтобы действовать на стороне добра или зла. Иначе говоря, его деятельность не ограничена добром или злом, не связана, не обусловлена ими. А поэтому она трансцендентна; это нечто потустороннее. Возможно, эти слова звучат несколько абстрактно, они трудны для понимания; и вы спросите: "Как это действие великодушия может быть трансцендентным? Не есть ли это лишь философское определение?". Нет; в данном случае это не так, потому что понятие относится не только к действию боддхисаттвы. Его ум просто не работает таким образом. Когда он действует, он бывает совершенно спонтанным, свободным; он полностью поглощен настоящим моментом. Поэтому он целиком открыт; поскольку дело касается ума боддхисаттвы, этот ум неактивен. Деятельность возникает лишь тогда, когда представляется необходимая ситуация. Возможно, боддхисаттва не всегда находится в состоянии безличного осознания, но, по крайней мере, он действует непосредственно, действует в соответствии с дхармой. И в этом смысле определение дхармы будет таково: это истинный закон, закон вселенной. Бесстрастие есть дхарма. Иначе говоря, дхарма не заключает в себе какой бы то ни было формы желания достичь; так что акт великодушия совершается безотносительно к какой-либо особой награде. Поэтому великодушие означает отсутствие обладания.
Если человек богат, он может сказать: "Вот теперь у меня есть возможность практиковать великодушие, потому что у меня есть, с чем его практиковать". Но для боддхисаттвы такой вопрос вообще не возникает; здесь нет речи об обладании чем-нибудь. Великодушие – это просто особое умонастроение, когда у нас нет и желания владеть чем-то, а потому мы можем раздавать свое богатство людям. Опять-таки, великодушие относится не только к практике медитации, во время которой мы можем ощущать своеобразное безличное состояние, чувствовать, что мы ничего не удерживаем; но в нем есть также нечто позитивное. В писаниях Будда говорит о практике великодушия, пользуясь образом протягивания руки и удерживания ее. Есть рассказ из времен Будды о нищенствующей женщине, одной из самых бедных в Индии, ибо она была бедной родом и бедной умом. Ей хотелось очень многого; и это заставляло ее чувствовать себя даже более бедной, чем это было на самом деле. Однажды она услышала, что Будда приглашен в дом Анатхапиндики в роще Джета; Анатхапиндика был богатым человеком и щедрым благотворителем. Поэтому она решила следовать за Буддой, зная, что он подаст и ей что-нибудь из оставшейся еды. Она присутствовала на церемонии подношения угощения сангхе и Будде, а затем уселась в стороне, ожидая, пока Будда заметит ее. Он повернулся к ней и спросил: "Что тебе надо?". Конечно, он знал, что ей нужно, но надо было, чтобы она сама увидела и выразила свое желание. Она ответила: "Я хочу есть, я хочу, чтобы ты дал мне то, что останется." "В таком случае, – сказал Будда, – тебе необходимо сперва сказать "нет". Когда я поднесу тебе пищу, ты должна сначала отказаться от нее". Он протянул ей пищу; и тут она обнаружила, что сказать "нет" ей очень трудно. Она поняла, что за всю свою жизнь никогда не сказала "нет". Всякий раз, когда кто-нибудь что-то ей подавал, она говорила: "Да, хочу". И теперь оказалось, что ей очень трудно сказать "нет", поскольку она совсем не привыкла к этому слову. Но после большого затруднения она наконец все же сказала "Нет!" – и тогда Будда подал ей пищу. Благодаря этому она поняла, что ее подлинным внутренним голодом было желание владеть, хватать, обладать, хотеть чего-то. Это пример того, как можно практиковать великодушие. С этой точки зрения можно практиковать великодушие и по отношению к самому себе; ибо дело здесь в том, чтобы освободить себя от обладания, от непрерывного желания.
Тогда, конечно, следующим шагом будет способность отдать то, чем мы владеем. Это не обязательно связано с суровостью к себе; это не значит, что вы не должны иметь совсем ничего, что вам необходимо немедленно раздать все, что вы имеете. Вы можете иметь большое богатство, много средств, можете даже наслаждаться ими; вам может нравиться обладание ими, у вас может оказаться личная заинтересованность в них, как, например, у ребенка или подростка, который любит свои игрушки. Вопрос не в том, чтобы не видеть ценности имущества, – а в том, чтобы одинаково легко отдать его. Если кто-то просит у вас особый предмет, который вам нравится иметь у себя, вам нужно отдать его без колебаний. В действительности, здесь вопрос стоит об отказе от самого понятия обладания. Ибо и в действии скрывается особого рода голод. В Тибете существует история о двух братьях; у одного из них было девяносто девять яков, а у другого – только один. Бедный брат вполне довольствовался своим одним яком; он был совершенно счастлив и считал себя очень богатым. Его единственный як и был тем, что ему действительно нужно; ему было вполне достаточно этого яка, но он и не особенно боялся потерять его. Фактически радость обладания превышала страх утраты, в то время как другой брат всегда очень боялся потерять своих яков. Ему приходилось постоянно следить за ними; а обычно на Тибетском плоскогорье обитает множество волков и гималайских медведей; к тому же, яки часто гибнут во время трудной зимы. В этой части света для ухода за скотом существует гораздо больше помех, чем где бы то ни было. И вот однажды богатый брат подумал: "Пожалуй, стоит попросить у брата подарок." Понимаете, он не только боялся потерять своих яков, но также неустанно стремился собрать их побольше. Тогда он отправился к брату и сказал: "Вот, я знаю, у тебя есть только один як, и это не составляет для тебя никакой разницы: если бы его у тебя не было, это почти ничего не меняло бы. А если ты отдашь своего яка мне, у меня их будет сто, и для меня это значит очень многое. Я хочу сказать, что сотня яков – действительно кое-что; если бы у меня было столько яков, я был бы по-настоящему богат и известен". Таким образом, он попросил брата подарить ему яка, И другой брат без всяких колебаний отдал ему своего яка – просто отдал. В Тибете эта история стала пословицей; она иллюстрирует тот факт, что имеющий много хочет еще большего, а имеющий мало готов отдать то, что имеет; так что здесь налицо чувство обладания, психологический голод; и это относится не только к деньгам и богатству, но к глубоко скрытому чувству, к желанию обладать, держаться за вещи, к желанию, чтобы вещи определенно принадлежали вам. Предположим, например, что вы смотрите на витрину. Один человек может быть все время несчастным, и когда он видит нравящиеся ему вещи, это всегда вызывает у него душевную боль, потому что он думает: "Если бы только у меня были деньги, я мог бы купить это!" А другой человек может просто наслаждаться зрелищем товаров. Таким образом, это желание владеть, обладать чем-то и неподготовленность к тому, чтобы отдавать, по существу не является слабостью по отношению к какой-либо отдельной вещи. Гораздо чаще оно являет собой желание просто чем-то занять себя, а если вы утратили или утрачиваете интерес к этой отдельной вещи, вы всегда готовы поставить что-то на ее место. Дело, в частности, не в том, можете ли вы обойтись без автомобиля, центрального отопления или чего-то другого. За этим всегда скрывается нечто – нечто фундаментальное, своеобразное желание обладать, чем-то владеть; это желание всегда меняется и развивается, заменяя один предмет другим. Так что здесь налицо подлинная слабость; вернее, это не совсем слабость, а род привычки, которая имеет тенденцию к формированию в силу невротического типа мышления. Все наше существо кипит в этом потоке набегающих друг на друга мыслей, постоянно текущем через наш ум. Мы никогда не позволяем, чтобы в нашем уме действительно произошло что-то неожиданное. В нем появляется одна какая-то мысль, и, прежде чем мы покончили с ней, приходит вторая, как бы покрывая собой первую; а за этой появляется еще одна. Такое положение становится устойчивой потребностью, непрерывным процессом создания желания обладать. Именно потому необходимо выработать это великодушие истинного самораскрытия.
Следующая стадия будет, пожалуй, более глубокой формой великодушия. Иначе говоря, это готовность делиться своими переживаниями с другими людьми. Однако, это довольно рискованная вещь, ибо здесь существует также и опасность того, что вы попытаетесь учить кого-то другого тому, что вы узнали. Возникает довольно тонкий вопрос; вы можете раскрыть нечто отчасти потому, что вам хочется об этом поговорить. Предмет может оказаться несколько возбуждающим; пожалуй, вы знаете о нем больше, нежели другой человек, и вам хочется это показать. Такой образ действий немного рискован; тем не менее, облечь в слова все, чего вы достигли, и передать другому – единственный способ саморазвития. Это в особенности относится к учителям; а для продвинутых учителей – да фактически и для всех учителей – необходимо не просто усваивать знания и сохранять их, но также использовать и воплощать в действие, передавая другим, однако, без мысли о какой-либо награде. Это явление известно под названием дана-дхарма, т.е. непрестанного процесса отдачи. Конечно, следует быть очень осторожным, чтобы не дать человеку подарка, который ему не нужен, в котором он не нуждается. К примеру, предположим, что человек не очень расположен слушать о ваших переживаниях, связанных с медитацией и тому подобными предметами; тогда вам не следует продолжать об этом разговор, ибо в таком случае не будет никакой дана. Пожалуй, для подобного человека найдется что-нибудь более подходящее, нежели дхарма. Имея дело с такой личностью, нужно смотреть при помощи праджня-парамита: с пониманием, ясностью и мудростью. Но, в целом, если мы хотим что-либо получить, мы должны отдавать. Здесь имеет место непрерывный процесс преобразования. В Тибете существует традиция: если вы хотите получить какое-либо учение или наставление, вы обычно подносите гуру подарок. Кстати, это не значит, что я хочу собирать пожертвования от вас, от моих слушателей. Но за такой традицией скрывается особая концепция: если вам что-то нужно – "я хочу получить учение, я хочу что-то узнать" – тогда и вы должны также что-то отдать. Это касается и другого вопроса: вы оказываетесь не совсем бедным человеком, зависящим от другого, вы не испытываете унижения, когда просите о помощи, ибо у вас есть нечто дорогое, что вы можете отдать. В тибетской традиции буддизма было установлено правило: когда тибетцы шли в Индию, чтобы переводить тексты и получать учение от индийских мастеров, они перед этим в течение двух лет собирали золото по всему Тибету. Они всегда что-то давали прежде, чем получить наставление. И все дело здесь в том, что мы должны понять ценность учения, хотя оценить его по-настоящему нам невозможно, если мы будем пользоваться понятиями материального богатства. Однако, необходимо быть готовым отдать нечто, и, разумеется, одна из самых важных вещей – это отдать "я", драгоценнейшее и значительнейшее из наших обладаний; и вы должны отдать это "я". В тибетской традиции существуют и другие виды практики, такие, как простирание, при котором прежде, чем мы сможем практиковать какую-то следующую ступень медитации, нам необходимо выполнить сто тысяч простираний; эта практика связана с буддийской йогой. Сама идея простирания заключается в том, что вы отдаете нечто, отдаетесь, открываетесь – это своеобразный процесс опустошения, процесс приготовления сосуда, вместилища, приготовления к тому, чтобы получить. Вам нужно открыть и опустошить уже чистую чашу. Именно это вы должны преподнести – и тогда вы сможете получить все нетронутым, все самое ценное, наивысшего качества.
И, конечно, для учителя это тоже очень важно; я уверен, что мы все по-своему оказываемся учителями, всегда можем в разной степени чему-то учить людей. А учителя должны быть готовы учиться у учеников, что очень и очень важно. Иначе и со стороны учеников не будет подлинного прогресса, потому, что, в некотором смысле, мы будем слишком стремиться к процессу, в котором ученики получат лишь расширенную проекцию нашего "я", будем ощущать желание создать другого себя, а не помогать ученикам развивать собственные способности; нас будет интересовать только это. Потому учителя должны быть готовы учиться у своих учеников; тогда между ними существует постоянная связь. Все время имеет место взаимный обмен; в таком случае в процессе обучения вы не утомляете учеников, ибо тогда будете развиваться и сами. Всегда существуют какие-то различия; каждое мгновение приносит нечто новое, так что всегда имеется материал для обучения. Этот принцип можно применять даже к техническому обучению, к методам предметного обучения. Предметом может быть математика, или любая другая наука. Если учитель подготовлен к тому, чтобы учиться у учеников, тогда и ученик также становится заинтересованным в том, чтобы давать; таким образом, имеет место подлинная любовь, подлинное общение. Это – величайшее великодушие. В жизни Будды можно видеть, что он никогда не наставлял лишь силой помпезного авторитета, никогда не пользовался только своим авторитетом Будды, пробужденного, никогда не заявлял: "Вы ошибаетесь, а я прав". Хотя иногда он действительно указывал, что вот этот путь верен, а тот ошибочен, употребляя различающую мудрость, он как-то всегда поощрял среди учеников обсуждения и споры. И ученики постоянно вкладывали нечто в его учение; он все время особым образом общался с ними и задавал определенные вопросы: "Так это или не так?". Ученикам предоставлялась возможность вынести свое суждение, а затем он говорил "да" или "нет"; но каким бы ни был его ответ, он просто строил нечто на этой основе. Таким образом происходил постоянный процесс получения и отдачи; и я уверен, что и мы также можем вести дело весьма сходным образом. Конечно, когда нам есть, что сказать, нам обычно хотелось бы идти прямо вперед, не ожидая критики или реакции со стороны собеседника; фактически такой образ действий основан на тайном страхе; мы не вполне уверены в себе, мы боимся показать безумие своего "я", а потому склонны представить нечто в виде голого факта и на этом кончить весь разговор. Тогда, если ученик не может принять полного участия в процессе, последний становится чрезвычайно формальным, трудным и торжественным; тогда ученики не в состоянии получать удовольствия от обучения. Они осознают, что их обучают, что им говорят то-то и то-то; а тогда процесс каким-то образом утрачивает творческий характер, не проникает глубоко в их личность и не дает им возможности развивать собственные способности и знание.
Далее, великодушие в области материального богатства, конечно, как мы уже сказали, – это не просто вопрос о том, чтобы отдать какой-то предмет или деньги, здесь важнее скрывающееся за этим отношение. Я не говорю, что на Востоке все делается правильно, не выступаю здесь, как особого рода авторитет; не утверждаю, будто бы восточный образ действий единственно верный и единственно возможный; я просто говорю, что на Востоке человек обычно отдает какую-нибудь вещь потому, что любит ее больше всего: он дарит ее потому, что она по-настоящему представляет его сердце. С людьми вроде меня случаются чрезвычайно странные вещи; да и со мной тоже, поскольку я был настоятелем монастыря и путешествовал по разным областям Тибета. Там дарят всевозможные предметы: головные уборы, украшенные женские передники, женскую обувь и тому подобное. Люди не думают при этом, что эти вещи действительно нам нужны; но эти предметы драгоценны для них, фактически представляют их самих. В этих предметах заключено их желание обладать, и потому люди дарят их таким образом. Подношения и понятия пунья, заслуги, – это не просто вопрос о подарках и пожертвованиях значительных сумм денег, а также вопрос физического участия, полного вовлечения в процесс подношения. Как и во всех прочих аспектах работы подобного рода, как практика медитации, вы должны быть полностью включены в то, что делаете, должны быть едины с этой работой. Точно также и с подношением вещей. Не важно, сколь бы малыми они ни были в терминах материальной ценности; мы должны полностью включиться в подарок, так, чтобы отдать также и часть своего "я". Благодаря этому мы достигаем парамита, трансцендентного акта, который представляет собой нечто потустороннее. Тогда мы не осознаем "добродетели", мы не дарим вещей в усилиях быть "религиозными", не осознаем получения какой-то особой награды за свою заслугу. Если мы даем лишь в надежде приобрести заслугу, тогда это будет склонностью укрепить "я", а не подлинным даром. Так что, если мы способны отдать себя, "я", часть страсти и стремления обладать, тогда мы действительно практикуем дхарму, которая есть бесстрастие; а заслуга автоматически становится побочным продуктом, и мы не стараемся все время ее приобрести.