Geum.ru

О. М. Хлобустов На службе Его Величества: Российская контрразведка и политический сыск от Александра I до Ленина

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
внепартийной".

Официально БО была объявлена распущенной ЦК ПСР весной 1909 г. вследствие разоблачения ее руководителя Азефа В.Л.Бурцевым как агента Департамента полиции. В разное время в состав БО входило от 10-15 до 30 участников, а общее число ее членов составляет около 80 человек.

БО в значительной степени восприняла опыт и теорию "террористической борьбы "Народной воли". В 1903-1907 гг. БО и ее отделения ("летучие отряды") совершили ряд громких террористических акций.

Многочисленные аресты и казни ее членов, а также наличие агентуры полиции в ее рядах, не могли помешать ее восстановлению после наносимых ударов, что, по-видимому, определяется не только одной ролью Азефа как агента-провокатора.

Еще одной особенностью деятельности БО было ее противоборство с полицейскими силами, выразившееся, в частности, в убийстве министров внутренних дел Д.С.Сипягина и В.К.Плеве, ряда других сотрудников Департамента полиции и его агентов (Татаров и др.)[19].

Следует также отметить тот парадоксальный факт, что деятельность "БО" встречала сочувствие и содействие не только в обществе, но и в самой полиции. Через эсеровские организации и близких к ним лиц с ЦК ПСР фактически сотрудничали и некоторые полицейские чиновники (Е.М.Бакай, Л.П.Меньшиков, бывший директор Департамента полиции А.А.Лопухин).

А.И. Спиридович впоследствии так характеризовал начало деятельности "БО": "убийство Плеве, принесшее изменение внутренней политики и убийство великого князя, за которым последовали акты 18 февраля[20], как бы служили лучшим доказательством правильности революционных способов борьбы и необходимости террора как средства борьбы против правительства..."[21]. Пример "БО" толкал к терроризму и местные партийные организации эсеров, отмечал он, при которых также стали создаваться "боевые группы".

Как бы не показалось это парадоксальным, но не деятельность агентуры Департамента полиции привела к фактической ликвидации "Боевой организации" эсеров, а именно разоблачение В.Л.Бурцевым Азефа в качестве агента-провокатора охранки[22].

Еще одним экстремистским течением в начале XX в. являлись анархисты - по некоторым данным, в 1903-1910 г. в России насчитывалось около 7 тысяч последователей этой социально-политической доктрины, а анархистские группы объединяли до 80-150 членов.

Анархистами также был создан ряд "боевых групп", которые активно участвовали в "партизанской террористической войне", одним из главных средств которой считали "экспроприации", то есть захват личной или казенной собственности и денежных средств.

Вслед за французскими анархистами, впервые в начале 90-х годов XIX века осуществивших ряд акций "рассеянного террора" путем организации «безадресных» взрывов, анархисты - "безмотивники" также организовали взрывы в ресторане "Бристоль" в Варшаве (ноябрь 1905 г.), у кафе в Одессе (декабрь 1905 г.), ряд взрывов на пароходах (1906 г.).

В мае 1906 г. в Петербурге возникла "Боевая организация максималистов" (БОМ), в которую входило около 30 человек. БОМ вынашивала планы захвата Госсовета в момент заседания там министров, готовила покушения на ряд министров.

В июле 1906 г. БОМ организовала покушение на командующего Одесским военным округом, в августе того же года организовала взрыв на даче

премьер-министра П.А.Столыпина, в результате которого погибло более 10 человек[23].

Однако параллельно с "организованной» террористической «идейной борьбой" эсеров, "максималистов" и анархистов, на фоне революционного подъема 1904-1906 гг. развивался также и "неорганизованный", т.е. не проводимый конкретной партией, организацией, терроризм, а также так называемые  "аграрный" и "фабричный" террор.

Первый из них состоял в призывах к осуществлению в деревне традиционных (разгромы и поджоги имений, убийства помещиков и т.п.) форм крестьянской борьбы, что получило известное распространение в 1905-1907 гг. а также впоследствии - в 1915-1918 гг..

Начало этой тактики положила резолюция Женевской группы эсеров в

ноябре 1904 г., которая была поддержана частью ПСР в России, Крестьянским союзом, Союзом эсеров - максималистов[24].

"Фабричный" же терроризм состоял в признании необходимости нападений на представителей администрации предприятий, чиновников, штрейкбрехеров и т.д.

Следует также отметить, что значительное распространение в 1905-1907 гг. получил и так называемый "грабительский терроризм" связанный с осуществлением "экспроприаций" материальных средств, шантажом и тому подобными деяниями, причем нередко он был мотивирован не политическими, а корыстными мотивами.

Не являясь по сути проявлениями политического терроризма, эти акции, в свою очередь, также создавали своеобразный морально-психологический фон, настрой в обществе, следствием которого являлось все более укреплявшееся в сознании масс убеждение в том, что "винтовка рождает власть!", столь притягательное для любых последующих поколений террористов и политических радикалов.

Следует также особо подчеркнуть, что "наряду с "революционными", "левыми" террористическими организациями в 1905-1907 гг. возникали и действовали «в противовес» им и "правые" террористические группы в виде "боевых дружин" при "Союзе русского народа", "Союзе Михаила Архангела" и "Обществе активной борьбы с революцией". Эти организации также осуществляли ряд террористических акций, причем некоторые из них пытались представить как акции "левых экстремистов"[25].

Представляется небезинтересным рассмотреть также вопрос о начале международного сотрудничества государств в борьбе с терроризмом.

Ведь в конце XIX – начале ХХ веков, терроризм, особенно анархотерроризм, получил также значительное распространение во Франции, Испании, Германии, что способствовало и облегчало установление и налаживание контактов между правоохранительными органами европейских государств.

Например, еще в январе 1880 г. российское посольство в Париже, располагавшееся на бульваре Гренель, через свою агентуру установило, что под именем польского эмигранта Эдуарда Мейера здесь скрывается опасный государственный преступник, член Исполнительного комитета Народной воли и участник покушения на Александра II 30-летний Лев Гартман.

Произошло это важное для Ш Отделения открытие не без участия Петра Васильевича Корвин-Круковского (1844-1899), русского эмигранта, женатого на французской актрисе, и по совместительству осведомлявшего посольство о новостях эмигрантского мира.

Летом 1881 г., когда перепуганные монархисты решили начать карательный «крестовый поход» против «врагов трона и империи», Корвин-Круковский в качестве агента «Священной дружины» возглавил парижскую агентуру Департамента полиции.

Вскоре в помощь Петру Васильевичу из Петербурга прибывает проваленный на родине агент III Отделения Петр Рачковский, уже в марте 1884 г. сменивший Круковского на посту заведующего Заграничной агентурой (ЗАГ) Департамента полиции.

Мы уточнили эти обстоятельства потому, что ранее традиционно появление постоянной полицейской резидентуры во Франции связывали с именем Рачковского и, тем самым, затушевывали ее деятельность в предшествовавшие годы.

С хорошими связями в обществе, в том числе в политических и полицейских кругах, с немалыми личными амбициями, Рачковский на десятилетия стал проводником политики российского МВД во Франции, причем весьма успешным, не смотря на многочисленные авантюры и провалы…

3 февраля 1880 г. Гартман был арестован французской полицией по настоянию российского посла графа Орлова. Однако, несмотря на доставленные из Петербурга документы, свидетельствовавшие о причастности Гартмана к террористической деятельности, 7 марта он был освобожден из под ареста по настоянию прессы, будоражившей общественной мнение, с чем вынуждены были считаться французские республиканские власти.

Эти события, повлекшее известные осложнения в российско-французских отношениях, вошедшие в историю дипломатии как "инцидент Гартмана", казалось, могли надолго отвратить Петербург от развития отношений с Францией.

Но российское руководство решило избрать иной путь, установив доверительные отношения с МВД Франции, не забывая при этом, как будет показано далее, и о своих собственных интересах.

Будучи информированным через заграничную агентуру о приобретавших все большую популярность во Франции анархистах, не только призывавших, но и реально готовившихся "взрывать бомбы на улицах Парижа", российское правительство решило предостеречь своих коллег, подробно рассказав им о деятельности собственных "террористов", "анархистов", "нигилистов" и "социалистов", резонно рассчитывая, на взаимную помощь со стороны французской полиции.

С этой целью в Департаменте полиции был подготовлен уже неоднократно упоминавшийся ранее обзор хроники террористической деятельности в России в 1878-1887 годы.

Составители полицейской хроники объясняли появление терроризма в России разочарованием в действенности политической пропаганды (что в значительной степени верно), недовольством имеющимися в наличии "ресурсами революционной деятельности", "нигилизмом", то есть отрицанием существующего государственного устройства, разочарованием революционеров вследствие «пассивности» народа, весьма равнодушно воспринимавшего призывы к началу строительства "новой жизни".

В переданной французским властям в приложение к уже упоминавшейся "Хронике..." ориентировке на российских эмигрантов, проживающих за границей, читаем под номером 76:

"Кравчинский Сергей (36 лет), известный под псевдонимом "Степняка", эмигрировавший в 1878 году, один из убийц генерала Мезенцова. В 1884 году находился в Париже, потом поселился в Лондоне".

Такого рода информация представлялась французской полиции для возможной в будущем передачи властям России (экстрадиции) разыскиваемых преступников.

В том же списке под номером 50 значится: Геккельман Абраам, еврей (33 года), эмигрировавший в 1884 году, при помощи подложного паспорта, жил в Париже"[26].

Отметим, однако, что Департамент полиции лукавил в этом вопросе, поскольку уже тогда Геккельман был его агентом "спрятанным" заграницей ввиду его разоблачения в России.

Позднее этот агент-провокатор под фамилией Гартинга дослужился до весьма высокой должности Заведующего заграничной агентурой Департамента полиции, стал кавалером многих правительственных наград не только России, но и Франции, Великобритании, Германии, правда, был разоблачен в 1909 г. В.Л.Бурцевым.

А пока и сам Владимир Львович значился в этом списке наиболее опасных российских эмигрантов под номером 17.

Отметим и еще одно любопытное обстоятельство. Официальный полицейский историограф не обходит умолчанием и такой вопрос, как организационные предпосылки возникновения контрреволюционного, "белого террора", хотя и сообщает об этом крайне скупо: "доведенная до отчаяния (покушением на Александра II 1 марта 1881 г. - О.Х.) группа мужественных добровольцев решила организовать с оружием в руках тайный крестовый поход против врагов народа; целью этого похода было вырезать анархистов (род тайных судилищ в средние века). Другой кружок добровольцев со специальными намерениями помочь суду и полиции в их сыскной деятельности, как в России, так и за границей, действительно соорганизовался; в его состав вошли лица, занимавшие самое высокое положение в столице; эта ассоциация носила имя "дружина" и функционировала до осени 1882 года".

К этой организации, более известной как "Священная дружина", был приставлен, в частности и будущий глава ЗАГ Департамента полиции П.И.Рачковский.

Нехотя Н.Н.Голицыну пришлось также признать, что "Дружина" оказалась причастной и к организации первого еврейского погрома в апреле 1881 г. в Киеве. Излишнее "усердие" дружинников по наказанию "врагов порядка" привело к "высочайшему повелению" о самороспуске "дружины", хотя идея эта и прижилась на отечественной почве до лучших времен[27].

То, что один вид терроризма - будь то "правый" или "левый", с неизбежностью порождает своего идейного антипода, также является еще одной характерной чертой социологии и логики терроризма, что подтверждает вся история XIX--ХХ столетий и уже начавшегося XXI века.

Следует также заметить, что еще в 1884 г. Россия вела переговоры с Германией о заключении соглашения об экстрадикции лиц, совершивших или подготавливавших совершение террористических действий.

Убийство анархистами в декабре 1884 г. во Франкфурте агента тайной полиции Румпфа произвело сильное впечатление на общественное мнение Германии, склонявшееся к необходимости энергично бороться против терроризма.

Тексты сответствующего соглашения прошли согласование в Берлине и Петербурге и были опубликованы почти одновременно: 23 января 1885 г. в "Дойче Райхсанцайгер" и 22 января 1885 г. в № 5 "Сборника законов и распоряжений правительства". И хотя этот документ не был ратифицирован германским рейхстагом в виду его неожиданного роспуска, "Россия и Германия могут гордиться, - писал Н.Н.Голицын, - что первыми заложили основу международного соглашения", целью которого являлась борьба с терроризмом.

Заметим попутно, что первое подобное многосторонее соглашение - Европейская конвенция о борьбе с терроризмом, - было заключено почти через столетие - только в 1977 году.

Следует сказать и о том, что осознание правительствами европейских государств степени и масштаба реальной угрозы, исходившей от террористических организаций, привело к проведению в 1898 г. в Риме первой в истории международной конференции по борьбе с терроризмом. Россию на этой конференции представлял директор Департамента полиции С.Э.Зволянский.

В коммюнике по итогам конференции отмечалось: "Опыт многих лет показывает, что единичные стремления отдельных государств недостаточны для искоренения зла. Для борьбы с ним необходимы совокупные усилия, основанные на международных договорах". Однако достигнутые соглашения, как и многие последующие, оказались недостаточно действенными[28].

На наш взгляд, значительный интерес представляет также дискуссия о "месте и роли террористической борьбы" в освободительном движении, развернувшаяся в российском обществе в конце XIX - начале XX веков.

При этом в последние два десятилетия нередко приходится сталкиваться с мнением о том, что российские социал-демократы - большевики являлись, якобы, сторонниками, а их руководитель В.И.Ульянов(Ленин) -- был чуть ли не "идеологом" политического терроризма в России[29].

Известный специалист по истории политического терроризма в России О.В.Будницкий, например, также писал по этому поводу, что террористических идей "не чурались, вопреки распространенному мнению, не только эсеры и анархисты, но и социал-демократы", но не приводит никаких доказательств справедливости этого утверждения[30].

Наиболее обстоятельно тему участия большевиков в терроризме пытается развивать американский исследователь Анна Гейфман[31], хотя она и оговаривается, что большевистская "Искра" выступала с критикой террористических идей. Хотя, на наш взгляд, автор недостаточно глубоко изучила, прежде всего, партийную прессу РСДРП, являвшуюся, по известному выражению, "и коллективным пропагандистом, и коллективным организатором", что представляется чрезвычайно важным для понимания действительной позиции партии по вопросу о терроре.

В этой связи, вслед за ней, некоторые действия представителей местных партийных организаций, то, что в уголовно-правовой науке именуется "эксцессом исполнителя", то есть действием, не бывшим целенаправленным и заранее оговоренным, необоснованно экстраполируется на позицию партии и ее руководства по столь важному и актуальному политическому вопросу.

Меньшивики же, с которыми большевики вели непримиримую полемику по вопросу о терроризме, показаны Гейфман как более последовательные противники террора, хотя автор и признает, что они, и национальные социал-демократические группы также, участвовали в террористических актах и экспроприациях[32].

Парадоксально, но факт, что олицетворение Ленина как идеолога революционного террора встречается как у наиболее радикальных противников большевизма, так и у представителей крайне левых политических фракций современной России.

В этой связи исследование этого чрезвычайно актуального и для современности вопроса представляет, на наш взгляд, предмет не только восстановления исторической справедливости, но и имеет важное общественное значение.

А его ложные интерпретации вряд ли отвечают интересам общества и обеспечения его безопасности.

Встречаются, подчас, и прямо противоположные точки зрения. Например, в статье Л. Криштаповича "Что такое терроризм?", в частности, содержалось утверждение о том, что терроризм "...по природе своей - это западное явление"[33]. Как будет показано далее, это отнюдь не безобидная ошибка.

Проведенный нами анализ заставляет однозначно опровергнуть подобные утверждения. И, в то же время, он показывает, что политический терроризм, или как он тогда назывался, террор, имел действительно немалое распространение в России и и имел немалое число своих апологетов в различных слоях общества.

Не даром же большевики во главе с Лениным вели активную борьбы против идеологии и практики политического террора.

Этот вопрос крайне актуален и важен и сегодня для последовательной борьбы против идеологии "левацкого" терроризма, в 70-е годы прошлого века получившего весьма широкое распространение по всему миру. И слава "ультра-р-р-революционеров" не дает покоя кое-кому и сегодня.

В этой связи обратимся к ленинской критике "революционного авантюризма", как он именовал заигрывание с идеей «допостимости» террора в революционной борьбе.

Это необходимо, во-первых, для того, чтобы показать истинное отношение большевиков к практике и идеологии политического терроризма. Во-вторых, чтобы показать и раскрыть содержание дискуссии, развернувшейся в российском обществе в конце XIX - начале XX веков по вопросу о "допустимости и правомерности" политического терроризма.

В-третьих, для того, чтобы представить развернутые и обоснованные аргументы для борьбы с экстремистско-террористическими настроениями и пропагандой, опирающимися на ложные идейно-теоретические посылки.

Кстати сказать, автор не одинок в своей оценке отрицательного отношения основоположников научного социализма к терроризму.

Германский исследователь Х.Линке, профессор университета Св.Августина, также подчеркивал отрицание К.Марксом и Ф.Энгельсом терроризма, сформировавшееся в процессе спора с анархистами (М.А.Бакунин и другие).

Позицию Маркса и Энгельса по вопросу о терроре Х.Линке подытоживает следующим образом:

- индивидуальный террор не разрушает государственную систему, но во всяком случае ведет к замене руководящих персон и таит в себе опасность, что атакуемый режим, обороняясь, станет еще более жестоким и респрессивным;

- опыт показывает, что при применении террора убивают больше не причастных к нему лиц из числа того самого народа, за интересы которого якобы ведется борьба, чем действительно виновных в его угнетении;

- террор не воодушевляет угнетенные массы, но делает их недееспособными и обостряет чувство бессилия и апатию.

Подытоживая эти возражения, Х.Линке считает, что их можно привести к одному общему знаменателю: ндивидуальный терроризм, т.е. террор против конкретных лиц, "больше чем преступление, это - политическая ошибка"[34].

Отметим, что аналогичную точку зрения высказывал также и старший криминолог Австралийского Института криминологии Гранд Вордлоу в своей монографии "Политический терроризм: теория, тактика и меры противодействия" (Political terrorism. Theory, tactics and cuonter-measures)[35].

Обратимся теперь непосредственно к работам на эту тему одного из признанных лидеров российской социал-демократии В.И.Ленина (Ульянова).

Был ли Ленин, являвшийся одним из признанных идеологов и вождей российской социал-демократии, сторонником политического, пусть и "революционного", терроризма? Как нам представляется, отнюдь нет.

Еще в 1897 г., в написанной в ссылке брошюре "Задачи русских социал-демократов", явившейся своеобразным ответом на развернувшуюся в обществе дискуссию о месте терроризма в политической борьбе, он писал о предшественниках партии социалистов-революционеров: "безыдейность и беспринципность ведут их на практике к "революционному авантюризму", выражающемуся... в их шумной проповеди "систематического" террора..."[36].

Как видно из приведенной цитаты, Ленин не только терроризм, но и пропаганду его, относил к "революционному авантюризму".

В 1899 г., в "Проекте программы нашей партии", говоря о вопросах тактики, он отмечал: "сюда же относится... и вопрос о терроре: обсуждение этого вопроса, и, конечно, не с принципиальной, а с тактической стороны, непременно должны поднять социал-демократы, ибо рост движения сам собой, стихийно приводит к участившимся случаям убийств шпионов, к усилению страстного возмущения в рядах рабочих и социалистов, которые видят, что все большая и большая часть их товарищей замучивается насмерть в одиночных тюрьмах и в местах ссылки. Чтобы не оставлять места недомолвкам, оговоримся теперь же, что, по-нашему лично мнению, террор является... нецелесообразным средством борьбы, что партия (как партия) должна отвергнуть его... и сосредоточить все свои силы на укреплении организации и правильной доставки литературы" (Т.4, с.223).

Как видим из уже приведенных цитат, вопрос о терроризме широко дискутировался в обществе в то время. Достаточно сказать, что в начале 900-х годов определенную его "допустимость" признавал и будущий лидер кадетов Павел Николаевич Милюков, слывший за либерала.

При встрече с Лениным в 1903 г. в Лондоне "он очень упрекал "искровцев" (т.е. большевиков), за полемику против террора после убийства Балмашевым Сипягина и уверял... что еще один-два удачных террористических акта - и мы получим конституцию"[37].

В статье "Попятное направление в русской социал-демократии" Ленин, передавая психолого-политическую атмосферу того времени, писал: "В либеральных и радикальных салонах буржуазного "общества" социал-демократы могли слышать нередко сожаления о том, что революционеры оставили террор: люди, дрожавшие больше всего за свою шкуру и не оказавшие в решительный момент поддержки тем героям, которые наносили удары самодержавию, эти люди лицемерно обвиняют социал-демократов в политическом индифферентизме и жаждали возрождения партии, которая бы таскала для них каштаны из огня. Естественно, что социал-демократы проникались ненавистью к подобным людям и их фразам и уходили в более мелкую, но зато более серьезную работу пропаганды среди фабрично-заводского пролетариата" (Т.4, с.266-267).

Исторической справедливости ради отметим также, что последовательную критику идеологии, теории и практики терроризма в то время вел не только Ульянов и другие будущие большевики.

Не менее, если не еще более ощутимый удар по теории и идеологии терроризма в то время нанесла публикация в "Московских ведомостях" осенью 1895 г. цикла статей известного и уже упоминавшегося нами народовольца Льва Александровича Тихомирова под названием "Почему я перестал быть революционером?". (Этот цикл статей являлся переработанным изданием ранее вышедшей в Париже одноименной брошюры Тихомирова).

Однако теперь бывший народоволец напрямую говорил своими согражданами о пагубности терроризма, предчувствуя его вероятное возрождение в России. Это поступок ответственного гражданина, стремящегося отвести, предотвратить серьезную беду и угрозу.

По нашему глубокому убеждению, в этом цикле статей Тихомирова содержится блестящая социалогическая критика идеологии и практики политического терроризма, не утратившая, по нашему мнению, своего значения и актуальности и сегодня.

Отметим при этом, что это публицистическое выступление явилось ответом на вопросы и дискуссию, которая в то время уже поднимались в некоторых радикально настроенных кругах и через семь лет привели к возобновлению "террористической борьбы" против государственной власти партии социалистов-революционеров.

В частности, Л.А.Тихомиров отмечал: "Не буду касаться нравственной стороны подобной (террористической -О.Х) системы действий, хотя предвижу серьезные опасности, которые в нравственном отношении может породить привычка решать вопрос о жизни человеческого существа, основываясь только на собственном, личном усмотрении.... Ограничиваясь даже разбором вопроса политического и с этой точки зрения террористическую идею должно признать абсолютно ложной.

Одно из двух: или имеются политические силы ниспровергнуть данный режим, или нет. В первом случае нет надобности в политических убийствах, во втором они ни к чему не приведут. Мысль запугать какое-нибудь правительство, не имея силы его низвергнуть - совершенно химерична: правительств настолько несообразительных, не бывает на свете....

Или не нужен, или бессилен - вот единственная дилемма для терроризма как системы политической борьбы"[38].

И далее он прозорливо продолжал: "Надежды на политическое убийство обличают полное непонимание законов общественности. Кинжал и динамит способны только запутывать всякое положение. Распутать его способны лишь идеи - здоровые, положительные, умеющие указать России дорогу не для пролития крови, а для развития силы. Нужно иметь идею созидательную, идею социального творчества. Только тогда стоит толковать о политических вольностях"[39].

Позднее Тихомиров вновь повторял казавшуюся ему очень важной мысль: "Идея террора сама по себе слаба: терроризм как система политической борьбы или бессилен, или излишен; он бессилен, если у революционеров нет средств низвергнуть правительство; он излишен, если эти средства есть"[40].

Похожую аргументацию далее мы встретим и в работах Ульянова-Ленина.

Однако сторонниками террора выступала не только партия эсеров, но и некоторые зарубежные эмигранты, связанные как с "экономизмом" (журнал "Рабочее дело"), так и ставшие впоследствии меньшевиками (Ю.О.Мартов и другие).

Газета "Искра" в номере за 1 мая 1901 г. писала: "Нам говорят уже, что "исторический момент" выдвинул перед партией "совершенно новый" вопрос - о терроре... Вопрос о терроре совершенно не новый вопрос, и нам достаточно вкратце напомнить установившиеся взгляды русской социал-демократии".

Приводимая далее цитата из центрального органа РСДРП, на наш взгляд, однозначно свидетельствует об отрицательном отношении будущих большевиков к терроризму: "Суть дела именно в том, что террор выдвигается как самостоятельное и независимое от всякой армии средство единоличного нападения. Да при отсутствии центральной и слабости местных революционных организаций террор и не может быть ничем иным. Во поэтому-то мы решительно объявляем такое средство борьбы при данных обстоятельствах несвоевременным, нецелесообразным, отвлекающим наиболее активных борцов от их настоящей, наиболее важной в интересах всего движения задачи, дезорганизующей не правительственные, а революционные силы... Наш долг со всей энергией предостеречь от увлечения террором, от признания его главным и основным средством борьбы, к чему так сильно склоняются в настоящее время очень и очень многие" (Т.2, с.7-8).

Далее по этому поводу в декабре 1901 г. Ленин писал в "Искре", что "не взяв в свои руки руководство общедемократическим движением, социал-демократия не может свергнуть самодержавия" (Т.5, с.365).

В предисловии к программной работе "Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения", написанной в январе 1902 г., Ленин вновь подверг критике журнал "Рабочее дело", который "в одно и то же время преподносит нам заявление: "мы думаем, что задачей социал-демократии не может и не должно быть противодействие подъему террористических настроений" ("Р.Д." N 10, С. 23) и резолюцию съезда: "Систематический наступательный террор съезд (зарубежных российских социал-демократических организаций) - признает несвоевременным..."" "Как это замечательно ясно и связно! - иронизировал Ленин, - Не противодействуем, но объявляем несвоевременным, притом объявляем так, что несистематический, а оборонительный террор "революцией" не отменяется!" (Т.6 С. 73).

Понятно, что в работе, призванной стать своего рода "альфой и омегой" партии, требовалось дать ясный и недвусмысленный ответ на отношение этой партии к терроризму. Причем ответ этот не мог быть лишь для "внутреннего употребления", а должен был стать составной частью партийной идеологии.

И, разбирая одну из публикаций того времени, Ленин дает обстоятельный ответ всей "философии терроризма", которой, по его мнению, страдали тогдашние, - да и многие нынешние, - "революционисты". Отметим попутно, что эта "критика из прошлого" объективно оказывается направленной и против эсеровской и бакунинской аппологии терроризма, которая, по-нашему мнению, служила также и идейно-теоретической базой "левого" терроризма 50-80-х годов нашего века на Западе.

"Очень интересно отметить ту особенную аргументацию в защиту террора, которую выдвинула "Свобода" (журнал одной из революционно-социалистических групп российских эмигрантов, издававшийся в Швейцарии - О.Х.). Устрашающую роль террора она "совершенно отрицает"..., но зато выдвигает его "эксцитативное (возбуждающее) значение". Это характерно, во-первых, как одна из стадий разложения и упадка того традиционного (до социал-демократического) круга идей, который заставляет держаться за террор. Признать, что правительство теперь "устрашить", - а, следовательно, - и дезорганизовать, - террором нельзя, значит, в сущности, совершенно осудить террор как систему борьбы, как программой освещаемую сферу деятельности.

Во-вторых, это образец непонимания наших насущных задач в деле "воспитания революционной активности масс". "Свобода" пропагандирует террор как средство "возбуждать" рабочее движение, дать ему "сильный толчок". Трудно себе представить аргументацию, которая бы более наглядно опровергала сама себя! Неужели, спрашивается, в русской жизни мало еще таких безобразий, что нужно выдумывать особые "возбуждающие" средства?" (Т.6, с.76-77).

По ироничному ленинскому определению, "революционисты" пасуют перед господствующим кустарничеством, не верят в возможность избавления от него, не понимают нашей первой и самой настоятельной задачи: создать организации революционеров..." (Т.6, с.105).

И вновь, возвращаясь к казавшейся ему крайне актуальной критике идеологии террора, Ленин пишет: "Группа "Свобода", внося в программу террор, тем самым зовет к организации террористов, а такая организация действительно отвлекла бы наше войско от сближения его с толпой, которая еще, к сожалению, не спрашивает или мало спрашивает нас о том, когда и как открывать военные действия" (там же, с.175).

В связи с опубликованием Донским комитетом РСДРП прокламации "К русским гражданам" по поводу убийства министра внутренних дел Сипягина он рекомендовал не впадать "в ту ошибку, которую делают социалисты-революционеры. На первый план социал-демократы выдвигают рабочее (и крестьянское) движение. Требования к правительству они ставят от имени рабочего класса и  всего народа (здесь и далее выделено мной - О.М.), а не связывают их  с угрозой дальнейших покушений и убийств" (Т.6, с.371).

В мае 1902 г. в редакционной статье "Смерть Сипягина и наши агитационные задачи"[41] Г.В. Плеханов, предупреждая об опасности "заражения идеей террора", писал: "Русское "общество" опять переживает теперь то оппозиционное настроение, в котором оно находилось лет двадцать тому назад и благодаря которому оно сочувствовало "террористической борьбе" партии Народной воли... Некоторые социал-демократы начинают поговоривать о том, что демонстрации обходятся слишком дорого и что террористические действия скорее поведут к цели. Опыт семидесятых годов показал, что от таких разговоров недалеко и до мысли о "систематическом терроре". Но тут и заключается серьезная опасность для нашего освободительного движения. Если бы это движение стало террористическим, то оно тем самым подорвало бы свою собственную силу. Его сила состоит в том, что идея политической свободы, увлекавшая некогда одну интеллигенцию, проникла в некоторые слои рабочего класса. Сознательная часть пролетариата является теперь самым надежным борцом за политическую свободу... Терроризм при наших нынешних условиях привел бы к тому, что из нее (революционной армии рабочего класса - О.Х), выделились бы и слились бы с терроризмом отдельные личности и группы личностей, вся же остальная масса ее стала бы гораздо менее активной".

Как видим, Плеханов повторяет основные доводы Ленина, что можно считать общей позицией будущей группы большевиков и ЦК РСДРП по вопросу о терроризме и отношению к нему.

В следующем номере "Искры" в сообщении об избиении по приказу виленского губернатора фон Валя участников первомайской демонстрации, упоминалось, что "вполне достойным и при данных условиях необходимым ответом явилось произведенное 5-го мая покушение на фон Валя" (Валь был легко ранен, покушавшийся Г.Д.Леккерт – казнен, О.Х.).

Однако и это замечание вызвало резкие возражения Плеханова, в связи с чем Ленину пришлось специально разъяснить, что эта строчка стала вынужденным компромиссом, поскольку члены редколлегии Ю.О.Мартов и В.И.Засулич считали необходимым выразить "моральную солидарность" с Леккертом (см. Т.46, С.449).

По просьбе Ленина Плеханов подготовил для очередного номера "Искры" пространную статью "Русский рабочий класс и полицейские розги", в которой, в частности, писал: "герой погиб, но иго царизма по-прежнему давит на израненные плечи рабочего класса, и по-прежнему розги угрожают всему трудящемуся населению России за малейшее проявление самосознания и независимости. Как избавиться от этой угрозы, одно существование которой есть кровная обида всему трудящемуся населению?

Наша ближайшая практическая задача не в том, чтобы карать отдельных слуг царя, - мы все равно не в состоянии были бы покарать каждого из них, - а в том, чтобы вообще отбить у правительства охоту отвечать на демонстрации розами".

На покушение Леккерта откликнулся и Виктор Михайлович Чернов, один из лидеров партии социалистов-революционеров.

В статье "Террористический элемент в нашей программе"[42], солидаризируясь с Лениным в том, что "вопрос о своевременности или несвоевременности, вреде или пользе террористических действий вновь возродился в революционной литературе", он заявлял: "сколько ни высказывалось сомнений, сколько возражений ни выставляли против этого способа борьбы партийные догматики, жизнь в который раз оказывалась сильнее их теоретических предубеждений, террористические действия оказывались не то что просто "нужными" и "целесообразными", а необходимыми, неизбежными".

Здесь мы видим прямо противоположную точку зрения по вопросу о терроре, что подтверждает и сам автор цитируемой статьи: "Даже "Искра", выставившая в последнее время (см., например, N 20 от 1-го мая), положения, что терроризм изолирует революционную партию и тем "обрекает ее на поражение", "террор мешает организации, а следовательно, и вообще политическому воспитанию рабочих", - даже "Искра" не может закрывать глаза на действительность, и все ею сообщаемые фактические известия идут вразрез с принципиально антитеррористической тенденцией газеты... Но "Искра" против террора. Ей кажется почему-то, что такой поворот в современном революционном движении... "означал бы его сужение и грозил бы ему неудачей""[43].

В июле 1902 г. Ленин писал: "ставя в свою программу террор и проповедуя его как средство политической борьбы в современной ее форме, социалисты-революционеры приносят этим самым серьезный вред движению, разрушая неразрывную связь социалистической работы с массой революционного класса... Организация террористических актов отвлекает наши крайне немногочисленные организаторские силы от их трудной и далеко еще не выполненной задачи организации революционной рабочей партии, что на деле террор социалистов-революционеров является не чем иным как единоборством, всецело осужденным опытом истории.

Даже иностранные социалисты начинают смущаться той крикливой проповедью террора, которую ведут теперь наши социалисты-революционеры... Эти вредные иллюзии могут привести только к быстрому разочарованию и к ослаблению работы по подготовке натиска масс на самодержавие" (Т.6, с.375-376).

В августе и сентябре того же года "Искра" (N 23 и 24) поместила статью Ленина "Революционный авантюризм", в которой, констатируя "новый поворот к террору в настроениях некоторых революционеров", он подчеркивал "социалисты-революционеры наивно не замечают того, что их склонность к террору связана самой тесной причинной связью с тем фактором, что они с самого начала стали и продолжают стоять в стороне от рабочего движения, не стремясь даже сделаться партией ведущего свою классовую борьбу революционного класса" (Т.6, сс.380-384).

В ноябре 1902 г. ("Искра" N 26) тот же автор вновь бичует "голоса в пользу повторения старой тактики отдельных политических убийств как необходимого и обязательного в настоящее время приема политической борьбы", "нелепость и вред предпринятой социалистами-революционерами попытки реставрировать народовольчество со всеми его теоретическими и тактическими ошибками" (Т.7, сс.58-59).

Полемика большевиков по вопросу о терроре с эсерами и их печатным органом "Революционная Россия" продолжалась и позднее.

Летом 1903 г. Ленин подготовил ко II съезду РСДРП резолюцию, специально посвященную вопросу о терроре, в которой говорилось: "съезд решительно отвергает террор... как способ политической борьбы, в высшей степени нецелесообразный... отвлекающий лучшие силы от насущной и настоятельно необходимой организационной и агитационной работы, разрушающий связь революционеров с массами революционных классов населения, поселяющий и среди самих революционеров и среди населения вообще самые превратные представления о задачах и способах борьбы с самодержавием" (Т.7, с.251).

Газета "Вперед", ставшая преемницей большевистской "Искры", в редакционной статье в декабре 1904 г. писала по поводу убийства министра внутренних дел В.К. Плеве "Боевой организацией" социалистов-революционеров: "и чем удачнее было это террористическое предприятие, тем ярче подтверждает оно опыт всей истории русского революционного движения, опыт, предостерегающий нас от таких приемов борьбы, как террор. Русский террор был и остается специфически интеллигентским способом борьбы. И что бы ни говорили нам о важности террора не вместо народного движения, а вместе с ним, факты свидетельствуют неопровержимо, что у нас индивидуальные политические убийства не имеют ничего общего с насильственными действиями народной революции. Массовое движение в капиталистическом обществе возможно лишь как классовое рабочее движение". И продолжала: "у нас так часто встречается сочувствие террору среди радикальных (или радикальничающих) представителей буржуазной оппозиции. Неудивительно, что из революционной интеллигенции особенно увлекаются террором (надолго или на минуты) именно те, кто не верит в жизненную силу пролетариата и пролетарской классовой борьбы" (Т.9, с.130).

В вышедшей в феврале 1905 г. редакционной статье в N 7 "Вперед" Ленин писал, что социал-демократия России "боролась всегда не только против террора, но и против тех шатаний в сторону террора, которые обнаруживали не раз представители интеллигентского крыла нашей партии. Как раз поэтому спорила против террора и "старая" "Искра", когда она писала в N 48 "теперь же, когда демонстрации переходят в открытое сопротивление власти, наш старый терроризм перестает быть исключительно смелым приемом борьбы. Теперь героизм вышел на площадь; истинными героями нашего времени являются теперь те революционеры, которые идут во главе народной массы..." (Т.9, сс.276-277).

Как видим, вопрос об отношении к политическому терроризму в России в начале текущего века обсуждался весьма активно, причем далеко не большевики были его апологетами.

В июле 1908 г. в "Пролетарии" вновь критикуется эсеровская газета "Знамя труда" за "перепев на тысячу ладов призывов к террору, за неумное, неумелое, наивное приспособление к этому якобы новому, на деле старому и очень старому приему взглядов на революцию, на массовое движение, на значение партии вообще и т.д." (Т.17, с.140).

В 1910 г. в статье "Уроки революции" в качестве первого и основного урока революции 1905 г. Ленин называет тот, что "никакая героическая борьба одиночек-террористов не могла подорвать царского самодержавия" (Т.19, с.419).

В резолюции совещания ЦК РСДРП в 1913 г. отмечалось, что "партия социалистов-революционеров продолжает официально отстаивать террор, история которого в России совершенно оправдала социал-демократическую критику этого метода борьбы и закончилась крахом" (Т.2, с.60).

В речи на съезде швейцарской социал-демократической партии в ноябре 1916 г. Ленин вновь подчеркивал, что "опыт революции и контрреволюции в России подтвердил правильность более чем двадцатилетней борьбы нашей партии против террора как тактики" (Т.30, с.183).

А в интервью корреспонденту шведской газеты "Фолькете дагблат политикен" 1 мая 1918 г. он вновь отмечал, что "история русской революции показывает, что партия всегда прибегает к индивидуальному террору, если она не пользуется поддержкой масс" (Т.36, с.482).

Уже в мае 1920 г., в обращенной к делегатам II Конгресса Коминтерна книге "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" В.И.Ленин в числе уроков российской социал-демократии счел нужным особо подчеркнуть, что "...1900-1903 годах, когда закладывались основы массовой партии... большевизм воспринял и продолжал борьбу с партией, всего более выражавшей тенденции мелкобуржуазной революционности, именно с партией "социалистов-революционеров", по трем главным пунктам. Во-первых, эта партия, отрицавшая марксизм, упорно не хотела (вернее, пожалуй, будет сказать: не могла) понять необходимость строго объективного учета классовых сил и их взаимоотношения перед всяким политическим действием. Во-вторых, эта партия видела свою особую "революционность" или "левизну" в признании ею индивидуального террора, покушений, что мы, марксисты, решительно отвергали"(Т. 41, сс.15-16).

Таков вывод, и таков урок для коммунистического движения делал идеолог будущей компартии России.

Поскольку нередко и сегодня доводится слышать и о том, что, якобы, коммунисты в последующие годы "героизировали" террористов-эсеров. Для опровержения подобных суждений и утверждений представляется необходимым обратиться к главному историко-идеологическому документу 30-х - 50-х годов прошлого века - так называемому "Краткому курсу истории ВКП(б)".

В нем подчеркивалась ошибочность политического терроризма исторических предщественников социал-демократов, его бесполезность:

"Убийством отдельных лиц нельзя было свергнуть царское самодержавие, нельзя было уничтожить класс помещиков. На месте убитого царя появился другой - Александр III, при котором рабочим и крестьянам стало жить еще хуже.

Избранный народниками путь борьбы с царизмом посредством отдельных политических убийств, посредством индивидуального террора был ошибочным и вредным  для революции"( Выделено мной - О.Х.)[44].

На наш взгляд, в этих словах прослеживается сходство с антитеррористической аргументацией, ранее представленной в цитируемых работах Л.А.Тихомирова.

Далее в этом учебнике вновь подчеркивалось, что "Ленин в ряде своих работ этого периода (конца XIX - начала XX века - О.Х.) подвергал критике те средства политической борьбы народников, которыми пользовалась основная группа народников - народовольцы, а позднее - продолжатели народников - эсеры, в особенности тактику индивидуального террора. Ленин считал ее вредной для революционного движения, так как она подменивала борьбу масс борьбой одиночек-героев. Она означала неверие в народное революционное движение"[45].

Предпринятый нами исторический экскурс показывает, что проблемы терроризма и борьбы с ним не только волновали, но и широко обсуждались в российском обществе еще в конце позапрошлого и начале прошлого века. К сожалению, содержание этой дискуссии оказывается актуальным для нашей страны и сегодня. Вот почему анализ воззрений идеологов большевизма на роль и место терроризма в общественной жизни страны не утратил своей злободневности и сегодня.

В статье "О "терроризме" и опять о наших партиях"[46] ее авторы обсонованно констатируют, что "... с первых лет возникновения научного социализма он (Ленин-О.Х.), постоянно боролся против тактики личного террора (направленного против отдельных ненавистных представителей и слуг капитала), именно с разоблачения бесполезности и вредности проповедуемого народниками массового террора против царя и его слуг началась теоретическая борьба российских марксистов". Но, в то же время, ставшая хрестоматийной фраза "Мы пойдем иным путем!", "известная больше, чем теоретические работы Плеханова (и затем и самого Ленина) против терроризма народников, эсеров и анархистов, но она верно отражает отношение социал-демократов к индивидуальному террору".

Закончив рассмотрение истории становления и деятельности органов политического сыска империи, перейдем теперь к истории появления в России органов контрразведки.