Geum.ru

Стоматологический медведь, или как Мустафа Доппельмайер познакомился со своим дедом, и что из этого вышло

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3


Хотя злые языки также поговаривают, что бред всё это, и что на самом деле Мустафа был прислан в Сванетию заокеанскими покровителями нехорошего парламентария-лесорубщика. Якобы, уж очень досаждали лесорубам злые сванские мишки, и, мол, настоящей задачей Мустафы было не лечение мишек от зубной боли, а их банальный отлов с последней стерилизацией – чробы лет эдак через пять-десять орды лесорубов могли бы не бояться этих бурых великанов. Поговаривали даже, что сванские древесные тюрьмы именно потому и были такими надёжными, что их сторожили злые медведи.


По-моему, всё это – гнусные инсинуации, хотя находились люди, принимающие всё это за чистую монету…


Правда, после начала широкомасштабных полётов по гранту не обошлось без скандалов. Российское министерство обороны забило тревогу, и по ту сторону российско-грузинской границы в Кабардино-Балкарии вертолёты «Акула» тоже начали охотиться на медведей и лечить им зубы. И за этим последовал ещё один скандал – никто не додумался выделить финансы на покупку снотворных и оплату труда зоостоматологов, а простые российские стоматологи все как один наотрез отказались лезть в пасть горемычным медведям из немеркантильных патриотических побуждений. И пришлось сложному ремеслу зоостоматологии обучить хмурых ребят-десантников, вовсе не склонных лечить зубы медведям при помощи бормашины.

Ну, естественно, возникает вопрос: а зачем на хрен надо было лечить зубы медведям в российской армии? Ан не скажи, читатель. Аналитики из соответствующего инфернального ведомства, наконец-то всплывшие при помощи своего бывшего непосредственного шефа на поверхность по всей территории Российской Федерации, быстро просекли, что отнюдь не зря грозные американские вертолёты «Апач» лечат зубы у сванских медведей, а делают это со злым умыслом и с опорой на новейшие компьютерные нейроэлектронные технологии. Проще говоря, было высказано предположение, что косолапым мишкам в зубные дупла вживляют нейрочипы, отчего они приобретают почти что человеческий интеллект, и притом беспрекословно исполняют команды, поступающие на нейрочип с американского спутника-шпиона BearWolf-228 GSM.

Сами понимаете, дорогой читатель, что недосягаемый и потенциально зловредный BearWolf-228 GSM в случае чего может накомандовать такое, что Салман Радуев и Шамиль Басаев покажутся паиньками по сравнению с буйными косолапыми мишками, марширующими строем по лесам и весям, а то и применяющими тактику рассыпной партизанской войны с диверсионным уклоном.

Вообще-то, честно говоря, предположение было не высказано, а по соответствующим конфиденциальным каналам получено из совершенно надёжного источника не то в Пентагоне, не то в ЦРУ.


Правда, существует всем доступная информация, что на самом деле пресловутый BearWolf-228 GSM – всего-навсего лишь экологический спутник, с помощью радиомаяков, укреплённых на поверхности тела диких животных – чаще всего при помощи ошейников – отслеживающий передвижение соответствующих диких животных (в данном случае – волков и медведей) в ареале своего обитания, а также регистрирующий частоту их случек с особями противоположного пола: у самцов и самок радиомаяки испускают сигналы на близких, но разных частотах. Кстати, существуют и несколько SwallowGoose (ЛасточкаГусь), и даже один BeerFly (ПчелаМуха), хотя каким макаром присобачивают радиомаяки на пчёл и мух, понять автор не в силах.


Скорее всего, российский «крот» в ЦРУ или Пентагоне очень хотел поддержать своё никому уже на хрен не нужное реноме на должном уровне, и посему выдал потрясённым аналитикам соответствующих российских инфернальных ведомств ложную, но донельзя мрачную картину всеобщего медвежьего бунта, искусно управляемого мерзопакостными последователями пресловутого Билла Гейтса, работающим в логове мирового империализма. Хотя, всё может быть прозаичнее. Ну не хватало человеку на покупку приглянувшейся ему яхты самой малости, и решил он запросить у своих заокеанских хозяев по эту сторону океана небольшую премию за им же придуманный медвежий бунт.


Хотя, и аналитиков тоже понять можно. Ведь после нескольких лет психологически тяжёлой работы аналитиком в инфернальных ведомствах, любой нормальный человек становится донельзя, чуть ли не паранойяльно подозрительным. Ну, специфика там такая. А если судить по зарплате бедных в прямом и переносном смысле аналитиков, нормальный человек за такие мизерные бабки в таком инфернальном ведомстве работать не должен. А если он там всё же работает, значит, он не настолько умён, чтобы работать в какой-либо консалтинговой фирме и зашибать соответствующие бабки. Ну, с голодухи не то что медведям – медузам будешь зубы пломбировать, несмотря на то, что у медуз зубов нет и не может быть в принципе. Кстати, говаривал мне один знакомый медузолог, большой фанат своего дела, что в бескрайних просторах мирового океана некоторые разновидности флюоресцирующих медуз (какие – не скажу за так!) почему-то ну очень любят собираться над огромными металлическими корпусами ядерных субмарин, и многокилометровая толща воды над лодками для них - не помеха. Правда, после этого невинного разговора погиб сей медузолог в автомобильной катастрофе… Да ладно, шучу, шучу. Жив он. Правда, давно в психушке сидит - после того, как его жена опустила включённый кипятильник в домашний аквариум с редкими видами южнотихоокеанских медуз, но - жив.


В общем, как бы то ни было, аналог медвежьего гранта с российской стороны был обречён на провал. Ну, во-первых, нейрочипа, вживляемого в дупла медвежьих зубов для повышения интеллекта и коррекции поведения косолапых, не существовало в природе. Правда, российские умельцы из Зеленограда и Института Мозга им. Бехтерева совместными усилиями за короткий срок сварганили соответствующее устройство, но оно весило в два раза больше самого медведя, а объёмом было с половину «Запорожца», так что каждый медведь должен был возить это устройство за собой на не очень большой, но тяжёлой тележке. И – что самое главное – в мозг каждого медведя вживлялись платиновые электроды, и провода от них тянулись к устройствам, которые и были расположены на этой самой тележке. И ещё небольшая деталь – каждая тележка стоила 28 тыс. американских долларов.


Сам понимаешь, дорогой читатель, медведь с такой тележкой может и был очень умным, и мог даже подчиняться командам из единого зоокибернетического координационного центра, размещённого в городе Моздоке, но с военной точки зрения он представлял собой весьма уязвимую боевую единицу. Простой ПТУРС стоимостью 298 у.е. превращал медведя в обычного зверя. Разве что изолированные платиновые провода, спускавшиеся со скальпа несчастного животного в виде разноцветной косички, придавали военнизированным медведям без тележки абсолютно сюрреалистический вид.


Именно это и было причиной международного скандала, который вылился в возросшую напряжённость между Россией и НАТО и привёл в конечном счёте к изъятию вертолётов «Апач» из зоостоматологической программы. Остался один Мустафа, который с винтовкой в руках бродил по окрестным горам, усыпляя медведей и пломбируя им зубы с помощью портативной бормашины, которая обычно висела у него на плече. Правда, продуктивность работы резко упала – но всё больше и больше медведей подвергалось живительной процедуре, и наконец-то впервые за многотысячелетнюю историю население Сванетии могло не бояться медведей, у которых болят зубы.


Надо сказать, что зоостоматологи с «Апачей» успели к тому времени, пока российский МИД не потребовал в ультимативной форме их удаления вместе с вертолётами с приграничных областей, обслужить уже 234 медведя, тогда как по другую сторону границы тележками сумели снабдить только двух медведей. Правда, работы по созданию российского нейрочипа велись интенсивными средствами, и поэтому хмурые десантники-зоостоматологи сумели отловить 345 медведя и высверлить в их зубах столько же дупел для последующего внедрения в них нейрочипа.


К сожалению, всё это вылилось в настоящий медвежий террор по ту сторону границы. И, как всегда, во всём была виновата коррупция. Промедол, необходимый для обезболивания стоматологических процедур, хмурые и рыночно ориентированные десантники продавали в окрестных сёлах, а медведей обезболивали каким-то новокаином сомнительного происхождения с просроченным сроком годности. Естественно, злопамятные мишки после такого хамского к себе отношения начали свирепствовать по всему Северному Кавказу, что было расценено как происки заграничных медведей с американскими нейрочипами – которых, по правде говоря, в природе и не существовало вовсе.


Как бы то ни было, вертолёты «Апач» исчезли из Сванетии, и лишь один Mустафа продолжал работать. Три раза в неделю рано утром он выходил на свои стоматологические дежурства – ровно в семь утра, под оглушительный гвалт и визг своих кукушек, о которых обязательно будет сказано ниже. На одном плече у него висела винтовка с оптическим прицелом, а на другом – портативная бормашина, а на спине – ранец со стоматологическими принадлежностями. Правда, злые языки поговаривали, что вовсе не бормашину таскает за собой Мустафа – но сами понимаете, сплетни всё это…


Конечно, трудно не заметить некую несуразность в самом имени Мустафы Доппельмайера. Неискушенный читатель может подумать, что Мустафа был наполовину турок или араб – но нет, Мустафа был чистокровный немец, причём – голубоглазый и светловолосый. А своим именем Мустафа был обязан своему отцу Рудольфу – или Руди, как его называли в семье. Задолго до знакомства с матерью Мустафы Руди был влюблён в турчанку по имени Айше. Айше была из традиционной мусульманской семьи, и на людях без чадры не показывалась. Как и где сумел влюбиться сентиментальный Руди в Айше – неясно до сих пор, но факт остаётся фактом – намерения у Руди были самыми что ни на есть серъёзными, и чуть ли не каждый день влюблённый Руди писал Айше письма, которые ей носил её младший брат Мустафа.

Надо сказать, что Мустафа Улсун был самый что ни на есть обычный сорванец, мало похожий на чинных детишек немецких бюргеров. Но с Руди он как-то сразу поладил, и за мелкие подарки, а зачастую и без них соглашался передать записку-другую Айше.

Увы, дорогой читатель, увы… К несчастью, Айше плохо понимала по-немецки, а читала – ещё хуже, чем понимала. И поэтому она так и не ответила ни на одну записку Руди, а вскоре семья Айше, накопив необходимую сумму для покупки у себя в деревне небольшого магазина, навсегда уехала из Германии. Да, очевидно, время для транскультуральных семейных уз ещё не наступило – но Руди надолго запомнил прекрасную Айше и её смышлённого плутоватого братца, и именно поэтому своего первенца после брака с Эвелиной он и назвал Мустафой в честь брата смуглой Айше. Излишне говорить, что в случае рождения девочки её назвали бы Айше – но после рождения мальчика вариант «Мустафа» оказался как нельзя кстати. Да и Эвелина была не против – наоборот, история безответной романтической любви Руди к неизвестной азиатской девушке её расстрогала и ещё раз убедила в прекрасных душевных качествах своего избранника.


Хотя, надо сказать, что история с Мустафой в семействе Доппельмайеров отнюдь не была типичной. Дед Мустафы и отец Руди – Зигфрид, или Зигги, как все его называли в семье – был эсэсовским офицером и пропал без вести на русском фронте. Нелишне заметить, что если Зигги бы выжил, то неизвестно, как бы он отнёсся к такому имени своего внука: Зигги был убеждённым национал-социалистом, и если бы он избежал смерти и русского плена, то навряд ли Руди посмел бы назвать своего сына Мустафой.


Мустафа хорошо помнил дедушку Зигги по его фотографии – более того, они были очень похожи. Но, несмотря на это, маленький Мустафа очень боялся большой фотографии своего деда, которая висела у Доппельмайеров в гостинной. На фотографии дед был в штатском, но Мустафе почему-то мерещились руны СС и череп с костями на лацканах дедушкиного пиджака. И нужно сказать, что Зигги часто являлся своему внуку в кошмарных снах именно таким – торжественным и грозным, зловеще молчаливым в своей парадной эсэсовской форме, с високомерно-злобным выражением на красивом холодном лице, и почему-то чаще всего на фоне негромко звучащего марша «Die Fahne Hoche!», а иногда и на фоне «Marsch Der Gebirgs Jager»…


Нужно сказать, что эпизоды беспричинных ночных страхов с участием родного дедушки сильно беспокоили родителей Мустафы. Но с возрастом дед перестал являться внуку во сне, и впечатлительный юноша со временем почти забыл о своих детских страхах.


Излишне говорить, что мировозрение внука в корне отличалось от дедушкиного. Неистовый Зигги перевернулся бы в гробу, если узнал бы, что в политике его собственный внук сочувствует каким-то совершенно несуразным «зелёным», и даже на работу поступил в экологическую организацию «Зелёная Вселенная», от имени которой и написал свой эпохальный медвежий грант.


И то, что Мустафа без малейших колебаний поехал лечить в общем-то чужих сванских медведей – донельзя злых, к тому же – свидетельствует о высоких моральных качествах молодого эколога. И история со скандальным грантом – совершенно к нему не относится. Нужно понимать: Мустафа был всего лишь увлечённым автором, а как перспективный грант попал в поле зрения соответствующих служб НАТО – это совершенно отдельный разговор. Ну, а что касается колумбийской наркомафии – то это всего лишь нелепые слухи, упорно распускаемые определёнными спецслужбами определённых стран по гнусным приказам свыше…


Правда, злые языки также поговаривали, что весь грант был затеян для уточнения границ крупнейшего в мире месторождения селена, за которым охотились ещё немцы во время кавказской кампании 1942-43 годов, а Мустафа Доппельмайер якобы представлял в гранте интересы определённых кругов, близких к некоему таинственному аравийскому миллиардеру, который лелеял мечту о личном баллистическом проекте – известно, что без селена невозможно промышленное изготовление высококачественного ракетного топлива. Поговаривали также, что Мустафа до тайного обращения в ислам был всего лишь навсего обычным Манфредом, и никакого Мустафы Улсуна не существовало и в помине, равно как и прекрасной Айше..

Но, несмотря на скандал с грантом и прочие нехорошие слухи – естественно, совершенно беспочвенные - Мустафа всё продолжал добросовестно лечить сванских медведей от зубной боли, и никому неизвестно, сколько медведей перелечил бы Мустафа, и как долго бы продлилась бы его гуманитарная деятельность, если бы не одно происшествие.


Происшествие, надо сказать, было в меру скандальным и ясно отражало определённые культурологические и коммуникативные различия, всё ещё сохраняющиеся между патриальхальными сванами и донельзя уже урбанизированными и формализированными немцами, да и европейцами в целом.

Естественно, во всём был виноват Лежгвеш Биркиани. Внук Сортмана Биркиани не походил на своего дедушку решительно ничем. Это был огромный рыжий увалень, сорокатрёхлетний детина, и с его лица не сходило некое странное выражение – подумав, можно было сказать, что это было выражение добродушного удивления. Правда, к этому присоединялись некоторые медвежие черты характера – но, в общем-то, Лежгвеш был очень неплохим и добрым парнем.

Сегодня трудно однозначно судить, какому шумерскому имени соответствует современное сванское имя Лежгвеш. Некоторые полагают, что Лежгвеш – сванское производное от задумчивого шумерского «Лугальзагеши», другие его считают вариантом изящно-стремительного «Лагаш», но факт остаётся фактом: Лежгвеш – всё же немножко медвежее имя. Во всяком случае, на сванский слух звучит оно как-то по-медвежьи.


Дед Лежгвеша Сортман Биркиани более других своих односельчан казался похожим на древнего шумера: стройный и сухопарый, смуглый и темноволосый, с орлиным носом – и голубоглазый вдобавок. Имя его, скорее всего, происходило от древнешумерского «Шуртум», грозного имени бога атакующих воинов Шумера. И Сортман Биркиани, пожалуй, больше своих односельчан повидал мир. После окончания средней школы Сортман Биркиани неизвестно каким образом попал в Ленинград, где и продолжил образование на рабфаковских курсах, а позднее окончил ЛГУ по двум специальностям: востоковедение и прикладное искусствоведение, параллельно занимаясь в художественном училище имени Томаса Мора.

В это трудно поверить, но соблазны большого города обошли Сортмана стороной. Возможно, всему был виной нелюдимый характер Сортмана. Сортман жил в маленькой каморке, которая была оборудована в бывшей дворницкой Эрмитажа, и всё свободное от работы время бродил по залам великого музея, созерцая творения прошлых веков. Как это свойствено молодым пытливым умам, Сортмана интересовало всё, но больше всего его всё-таки интересовала скульптура. Оказалось, что дар скульптора в Сортмане был заложен изначально, и для зала исторических декораций Эрмитажа Сортман помогал создавать восковые фигуры великих людей мира сего – Екатерины Великой, графа Растопчина и матроса Железнякова. Кроме того, оказалось, что Сортман – прирождённый чучельник, и сотрудники Зоологического музея не раз доверяли ему набивку особенно редких экземпляров животных, привезённых из бескрайних полярных просторов северного Таймыра или из душных влажных джунглей амазонской сельвы…

Странно, но Сортман не любил рассказывать односельчанам о своей жизни в Ленинграде. Доподлинно известно лишь то, что перед самым началом второй мировой войны он, прихрамывающий и сильно уставший, появился в Лешхашаре.

Конечно, можно в этом увидеть силу провидения, избавившего Сортмана от ужасов блокадного Ленинграда. На самом деле, всё обстояло более чем прозаично. Стараясь свести концы с концами, Сортман время от времени разгружал баржи на Неве, и в один прекрасный день сорвавшийся со шпангоутов груз раздробил ему голень. Сортман два месяца провалялся в хирургическом отделении Военно-Морской Медицинской Академии, куда его по знакомству устроил однокурсник, и голень более или менее благополучно сросласъ, но Сортман на всю жизнь остался хромым. При ходьбе хромота была почти незаметна, но стоило Сортману убыстрить шаг, как всем становился виден дефект его походки.

В 1941-м году Сортман окончил ЛГУ, и перед отбытием по распределению в музей янтаря в Либаве получил возможность навестить свою родную деревню. Но Сортману не суждено было попасть в Либаву: через два дня после того, как прихрамывающий Сортман в европейском костюме появился в Лешхашара, немцы напали на СССР.

Надо сказать, нападения немцев на СССР в Лешхашаре никто не ожидал. Более всех других этого не ожидал Сортман. И этому были веские причины. Ведь мало кто знает, что в пресловутом соглашении Молотова-Риббентропа был параграф, касающийся культурного обмена. Согласно одному из подпунктов, стороны обязались обмениваться грампластинками, и совсем недавно именно Сортман Биркиани, как наиболее своевременно платящий комсомольские взносы, и получил в подарок от комитета комсомола художественного училища имени Томаса Мора несколько немецких грампластинок с бравурными немецкими маршами. Причём, на всех пластинках был проставлен штамп, который в переводе с немецкого читался как «Нашим доблестным восточным союзникам»…

Кстати, свою травму Сортман получил, разгружая именно ящики с грампластинками: возможно, именно поэтому Сортман и получил несколько пластинок в подарок…

Так получилось, что Сортман и не слушал ни разу эти самые марши. Как-то не до них было. Он хотел их прослушать в Лешхашаре – у Сортмана в доме был старенъкий уже по тем временам патефон, но после начала войны немецкие марши слушать было неудобно, а о том, что это ещё и опасно – Сортман как-то не думал. Так что слушать марши он не стал, и забросил пластинки куда-то на чердак… Правда, по прошествии множества лет Сортман всё-же разыскал пластинки, и в середине шестидесятых в доме Биркиани порой звучали бравурные марши, так как Сортман Биркиани обнаружил, что по утрам такая музыка избавляет от остатков сна даже лучше обливания холодной водой…

Но не только немецкие пластинки появились в Лешхашаре. Через год после начала войны стало ясно, что вслед за пластинками в Лешхашару могут войти и сами исполнители бравурных маршей: по странному стечению обстоятельств именно Баварская дивизия горных стрелков вермахта (не путать с дивизией СС «Эдельвейс» - это совсем другое соединение!), сводный хор которой исполнял марши на пластинках Сортмана, подошла к северным отрогам Кавказских гор всего лишь за несколько десятков километров от сванской Лешхашары.


Кстати, Сортман не сидел дома сложа руки. По мере приближения фронта к сердцу Кавказских гор, из местного населения стали формировать военизированные дружины, и так Сортман оказался втянут в мировую войну: его, несмотря на увечье, назначили начальником Лешхашарской дружины.

Но так и не сумели баварские стрелки подойти к Лешхашаре. В серъёзных боях баварцев совершенно измотала одна из грузинских горных дивизий, гораздо менее элитарная, надо сказать, и до Лешхашары доносились лишь далёкие раскаты орудийной каннонады – да и то очень недолго. Не ожидавшие жёсткого отпора баварцы откатились из глубины гор в предгорья Северного Кавказа, да так там и остались до начала поспешного отступления весной сорок третьего года.

Но это было весной. А осенью сорок третьего полк «Беркопф» - «Медвежья голова» по-русски, а точнее, самый боеспособный батальон из этого элитарного полка дивизии СС «Тотенкопф», был переброшен в горы Сванетии с каким-то совершенно секретным заданием. С каким – теперь уже никто не помнит, да это уже и не важно. Важно было лишь то, что Сортман Биркиани его уже поджидал на склонах Уджунхаджухры со своими ополченцами.

Надо заметить, что сваны – отличные стрелки. Ну ещё бы, каждый из них охотится чуть ли не с раннего детства. И хвалёные немецкие «шмайссеры» оказались совершенно ненужными в густом сванском лесу с непроходимым подлеском. Истеричное стрекотание автоматов очень скоро утихло под деловитым треском сванских винтовок: сваны методично расстреляли весь эсэсовский десант без единой потери для себя, да так, что немцы их толком так и не увидели. А потом прочесали лес в поисках недобитых врагов.

Вот тут-то и столкнулись лицом к лицу командующий батальоном штурмбанфюрер СС и Сортман Биркиани. У штурмбанфюрера уже не было патронов, и он бросился на Сортмана с золлингеновским охотничьим ножом в руке: сдаваться в плен дикому недочеловеку он считал ниже своего достоинства, а о том, что противника зовут внушающим ужас даже его древним предкам-германцам именем Сортман – Шуртум, он и не догадывался. Сортман же коротко взмахнул своей страшной дубиной, и с неправдоподобно глубокой вмятиной на каске штурмбанфюрера его душа вылетела из бренного тела и понеслась – в рай ли, в ад ли – про то нам не ведомо. Я думаю, всё-таки в ад: навряд ли штурмбанфюрер СС был праведником. И самое главное: невежа штурмбанфюрер, естественно, и не знал, что его прикончил человек с именем, которое было составляющей частью его эсэсовского титула: ведь германское «штурм» происходит именно от древенешумерского «Шуртум» - внушающего ужас врагам имени грозного и мудрого бога атакующих воинов древнего Шумера…