Иеромонах Дамаскин (Христенсен) не от мира сего жизнь и учение иеромонаха Серфима (Роуза) Платинского По благословению Высокопреосвященнейшего Августина, Архиепископа Львовского и Галицкого с разрешения и благословения игумена Германа (Подмошенского)
| Вид материала | Документы |
- Ревлин Красные "басни", 2102kb.
- По благословению митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна, 2699.65kb.
- Игорь Пономарев, 110.69kb.
- Балаклавский, 590.96kb.
- Донбасское православное общество «Трезвение», 360.35kb.
- По благословению Архиепископа Полоцкого и Глубокского Феодосия, 149.11kb.
- Составление и общая редакция А. Н. Стрижев Издательство «Паломникъ» благодарит игумена, 8735.23kb.
- Встречи – «Возрождение традиций трезвости Русской Православной Церкви» чрезвычайно, 78.25kb.
- Изменение состояния сознания, 188.4kb.
- Об одном древнем страхе, 211.4kb.
И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего.
1Ин.4:21.
ОТЕЦ СЕРАФИМ СТАНОВИЛСЯ провидцем душ, соответственно менялось направление его деятельности. Когда он начинал миссионерскую работу, упор делался на защиту Православия от модернизма, обновленчества, экуменизма. И первые шаги его на этом поприще можно считать успешными. Сам же он писал впоследствии: «Чем больше узнаешь о христианской вере и духовной жизни, тем больше видишь своих ошибок и возникает естественное желание поступать «правильно»». Шли годы, и о. Серафим сам убеждался в поверхностности своего впечатления. Его основные принципы, философия жизни не изменились: и в конце жизни позиции его не сблизились ни с модернистами, ни с экуменистами, ни с приверженцами нового календаря. Они остались такими же, как и в первые дни «Православного Слова». Но теперь, через много лет, он убедился, сколь горьки плоды «сверхправильности», и понял, что сегодня людям нужно нести что-то более важное, ибо настали те последние времена, когда «во многих охладеет любовь» (Мф.24:12).
Отец Серафим стал проповедником Православия сердца – вот что самое главное. И в этом (наряду с темой возрождения Святой Руси) – основное содержание последних лет его жизни.
«Истинное христианство – не набор правильных мнений и суждений, этого недостаточно для спасения души, - писал о. Серафим и приводил высказывание свят. Тихона Задонского:
«Аще бы кто сказал, что истинная вера есть правое содержание и исповедание правых догматов, правду бы сказал; ибо верному неотменно нужно есть православное догматов содержание и исповедание. Но сие единое знание и исповедание не делает человека верным и истинным христианином. Содержание и исповедание православных догматов заключается всегда в истинной в Христа вере, но не всегда истинная во Христа вера во исповедании православном заключается.
…Знание правых догматов имеется в разуме, которое часто бывает бесплодно, надменно и возносливо.
…Истинная же вера в Христа есть в сердце, как сказано выше, и есть плодовита, терпелива, любительна, милосердна, человеколюбива, сострадательна, алчущая и жаждущая правды и пр., от мирских похотей удаляется и единому Богу прилепляется, всегда к небесным и вечным стремится и ищет их, противу всякого греха подвизается и от Бога помощи непрестанно ищет и просит к тому».
Далее он подкреплял свое мнение словами блаж. Августина: «Вера христианская с любовью совершается. Вера без любви – от дьявола!» А св. апостол Иаков в своем послании указывал: «…И бесы веруют и трепещут» (Иак.2:19).
Далее о. Серафим продолжал: «Таким образом, свят. Тихон дает нам первоначальное понимание Православия. Прежде всего вера должна гнездиться в сердце, а не в уме, она должна быть «живой и греющей душу», а не абстрактной холодной теорией. Вере учатся в жизни, а не в школе».
Чтобы лучше продемонстрировать суть сердцем прочувствованного христианства, о. Серафим привел пример одной из протестантских групп, где ранее подвизались Мария, Соломония и некоторые другие (ныне православные). Как и прежде, не мирясь с ошибками и заблуждениями протестантов, о. Серафим преодолел былые «ниспровергательские» настроения и указал на суть людских чаяний, скрытую под иной неправославной личиной.
«У этих протестантов, - писал он, - простая и теплая вера, в ней нет сектантской узости взглядов, присущей многим протестантским группам. Они не верят, в отличие от иных своих собратьев, что уже «спасены» и никаких усилий более прилагать не нужно. Они верят в необходимость духовной борьбы и не позволяют себе «расслабляться» душой. Они принуждают себя прощать друг друга, не таить зла на ближнего. Подбирают на улице бродяг, хиппи, отвозят на особую ферму, где в работе стараются излечить их души и приучить к ответственности. Иными словами, они относятся к христианству серьезно, как к главному в жизни. У них нет полноты христианства, которой обладает Православие, но их дела хороши. Вера у них живая, они любят Христа, любят ближнего. Во многом они нам пример, только сделать мы обязаны еще больше…
Некоторых из наших православных привлекают такие протестантские организации, но бывает и наоборот: некоторые протестанты обращаются в Православие. Разве это удивительно? Мы исповедуем христианство во всей полноте, и в жизни нашей, в самой ее гуще, наверное, есть нечто приметное и желанное для всякого, кто искренне Любит Истину. В монастыре мы крестили нескольких протестантов из этой группы. И к Православию их привлекла Благодать и Таинства Господни, т.е. то, чего нет у протестантов. Встав на путь Православия, они вскорости поймут, сколь поверхностной и наивной была их вера и жизнь совсем недавно. Их наставники черпают практические советы из Евангелия, но когда они иссякают, приходится повторяться.
В Православии люди находят богатство неисчерпаемое, которое помогает глубже понять христианскую жизнь – как ни одна иная ветвь христианства. Мы же, православные, наделенные этим богатством, должны пользоваться им в большей степени».
ИСПОВЕДУЯ ВНУТРЕННЕЕ «сердечное» Православие, о. Серафим предостерегал от увлечения «мудростью внешней». Он писал: «Быть православным, не будучи христианином, - значит фарисействовать (по-иному это не назовешь), держаться буквы Закона Церкви, утеряв животворящий Дух истинного христианства».
Он указал, как легко можно увлечься «правильностью» даже и мелочах: «Мы, любя традиционную византийскую иконопись, можем вдруг с презрением отнестись к иконам современного письма. То же касается и церковной музыки, архитектуры, слепого следования постам, поклонам в церкви и т.д. Если вы начнете возмущаться, что у вас в церкви «неправильные иконы» (то бишь написанные не в традиционной манере) – берегитесь, ибо вас увлекла чисто внешняя сторона. Сколько церквей, где кроме «правильных» икон больше ничего нет! Я всегда с недоверием отношусь к таким церквям: не следуют ли они «правильной» моде? Известно много случаев, когда старые, истинно русские иконы (написанные с большим или меньшим вкусом и умением) заменялись в современном духе сверхревностными хранителями традиций на новые бумажные иконы в византийском стиле. Что же в итоге? Люди утрачивают связь с традицией, с теми, кто и дал им Православие. Они убрали иконы, перед которыми люди молились веками».
Отец Герман вспоминает, когда готовился специальный выпуск «Православного Слова» ко дню памяти о. Герасима (прожившего много лет отшельником на Аляске), он поделился сомнениями с о. Серафимом:
- Как нам представить отца Герасима великим подвижником современного Православия, если у него в церкви были иконы, писанные в западном стиле?
- Именно они и подтверждают его приверженность традициям, - ответил о. Серафим, - ибо он в простоте и любви принял то, что оставили ему наши праведники.
«Внешняя мудрость» подстерегает нас и в молитве, и в чтении духовных книг. Здесь легко пойти на поводу у собственных страстей. Вот что говорил по этому поводу о. Серафим: «Сейчас вошло в моду «упражняться» в Иисусовой молитве, читать Добротолюбие, кивать на святых Отцов. Всё это нас не спасет – это лишь внешняя сторона веры, средство, которое может помочь, употреби мы его правильно. Если же вы хотите стяжать лишь «пылкое чувство», то придете в итоге не ко Христу, а к антихристу».
Отец Серафим держался взглядов свят. Игнатия (Брянчанинова): лишь те, кто чувствует Царство Божие сердцем, распознают антихриста, когда он появится на земле. А «сверхправильные», напротив, станут его легкой добычей. Отец Серафим, ссылаясь на «Повесть об Антихристе» Вл. Соловьева, говорит, что антихрист, дабы привлечь тех православных, кто держится традиций, откроет Музей христианской старины. «Пожалуй, и «образ зверя» (Откр. 13:14) будет написан с соблюдением византийских иконописных традиций – пусть мысль эта будет нам трезвящим напоминанием, - писал о. Серафим. – Антихриста нужно понимать как явление духовное. Почему мир захочет поклониться ему? Да потому, что в нем есть то, что найдет отклик в каждой душе, когда в ней нет Христа. И если, не дай Бог, мы поклонимся ему, значит нас привлекло нечто внешнее, схожее с христианством. Ведь антихрист захочет «заменить» Христа, быть похожим на Него».
Именно такую поверхность (столь угодную антихристу) увидел о. Серафим в необоснованных нападках «православных» на блаж. Августина. Его сверхлогические учения (не вызывавшие восторга у самого о. Серафима) суть внешнее, сердцем же блаж. Августин был, конечно же, православным. В одном из писем о. Серафим отмечал: «Самое, пожалуй, «православное» в блаж. Августине – его благочестие, любовь ко Христу, что так ярко проявляется в «Исповеди» - наименее догматической его работе. (Святые Отцы в России любили также читать его «Монологи»). Сегодняшние ниспровергатели блаж. Августина тщатся уничтожить вместе с ним и благочестие, и самую Любовь ко Христу… Меня страшит хладность сердца «сверхправильных» куда больше, чем некоторые заблуждения блаж. Августина. Холодные сердцем подготавливают почву для антихриста (чье подражание Христу распространяется и на «правильное» богословие). В блаж. Августине я вижу любовь Христову».
Сам же о. Серафим получил просимое в 1961 году в молитве к Богородице – постичь самую суть. В самой сути христианства нашел он то, на чём «утверждается весь закон и пророки» (Мф.22:40), - две главные заповеди: «возлюби Господа Бога твоего…» и «возлюби ближнего твоего» - заповеди любви, которые Иисус возвел в Закон.
Простота
Смирись – и тебя не победят, склонись – и останешься прям. Веди себя безыскусно, держись простоты.
Лао Цзы.
КАК-ТО В 1977 ГОДУ В ТРАПЕЗНОЙ о. Серафим завел с братией разговор о простоте. Еще до прихода к Православию читал он об этой добродетели в книгах древних (дохристианской поры) китайских мудрецов. Наблюдая «порядок вещей» и размышляя о нем, они понимали простоту и смирение как небесный путь. В Иисусе Христе нашел о. Серафим воплощение этого пути, услышал зов: «…Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф.18:3). А братии и сестрам о. Серафим сказал следующее: «Языческий китайский философ Лао Цзы учил, что слабость побеждает силу. Пример тому у нас в монастыре: могучие дубы валятся от ветра, теряют ветви, слабые гибкие сосенки гнутся, но не падают.
То же и в человеческой жизни: тот, кто безгранично верит во что-то и готов до смерти биться с несогласными, являет слабость свою. Он так неуверен в себе, что хочет и другого перетянуть в свою веру, дабы самому крепче уверовать… А коли вы уверены в правоте своей, так не станете других к ней понуждать.
Желание утвердиться в своей правоте – не суть, а внешнее проявление в христианстве. Да, это важно, но не первостепенно. Первым же умягчи, умири и напитай теплом любви сердце. А если не дано – проси Бога, чтобы сподобил, послал труды, коими мягкое и с любовью сердце можно стяжать. Большинство из нас, увы, живет с холодным сердцем. Не станем доверять нашему изощренному в логике разуму, не будем покорно следовать нашей мысли, и тогда, приступая к Таинствам и Церкви, мы стяжаем благодать Божию, Сам Господь будет просвещать нас…
Спасет нас только простота. А снискать ее в сердце своем можно лишь молясь Богу, испрашивая у Него этой простоты, отринув собственную мудрость. И случись, нам зададут вопрос: «А можно ли написать икону Бога Отца?», мы не бросимся тут же отвечать: «Да, конечно. Это делается так-то и так-то, согласно решению такого-то Собора». Полагая себя «мудрее мудрецов», мы невольно оставим вне Церкви «неправых», что приведет нас в итоге к гибели. Лучше, если мы, подумав, признаем, «что не очень-то искушены в этом вопросе». И чем больше мы будем задумываться, тем более мы защищены от духовных неудач.
Принимайте веру от отцов в простоте. Попадется вам такой же простой священник – благодарите Бога. Учтите, вы многому можете научиться у такого батюшки: попирать свою «сложную» душу, своевольный ум, прихоти, постигать простоту. И чем больше вы читаете православных книг, чем больше общаетесь с православными, тем крепче ваши духовные «крылья», тем быстрее вы найдете свою тропинку в Царство Православия, вам откроется мудрость, которую вы поначалу не замечали. И даже если люди вокруг особой мудростью не отличаются, Господь Сам направляет Свою Церковь. И пребудет с нею до конца, так что не нужно метаться, впадать в ересь, отступать от веры. Последуем простому пути, не доверяя собственной мудрости, отдавая себе отчет, что разум наш, не согретый верой сердца, весьма слаб – и православное осмысление жизни начнет мало-помалу складываться у нас в душах».
Как о. Серафим учил жить, так жил и сам. Многие вспоминают, как этот умнейший и высокообразованнейший человек служил постоянным примером простоты. К нему можно отнести слова, сказанные некогда в житии преп. Иоанна Лествичника: «Он отринул тщеславную человеческую мудрость». Вот что рассказывает один из паломников монастыря преп. Германа:
«С о. Серафимом я познакомился, заканчивая первый курс колледжа. Считал себя серьезным мыслителем, в борении ищущим ответы на вечные вопросы и тем самым приближающимся к Истине. Большинство людей вокруг, похоже, совсем не интересовались этим: старики, потрепанные жизнью, уже не находили в себе сил, а молодых более привлекали радости мирские, деньги, предпринимательство, компьютеры…
Узрев в о. Серафиме родственную душу, я уже предвкушал долгие и глубокие беседы о «вечных» вопросах. Слушал он меня внимательно. Изложив свои «глубокие» мысли, я, однако, не дождался подобного от него. Он ограничился краткими и точными замечаниями. Тогда я, признаться, был озадачен и разочарован, и лишь сейчас понял что к чему. Прошло уже десять лет, а почти все его немногословные советы живы в моей памяти.
Православием я начал интересоваться, изучив его самые вдохновенные труды. Я читал св. Дионисия Ареопагита, Владимира Лосского, архим. Софрония. Меня привлекали такие неохватные идеи, как «божественная тьма» в богословии необъяснимого.
И всякий раз о. Серафим «возвращал меня на землю». Я остался в монастыре, чтобы ближе познакомиться с верой и подготовиться ко крещению. Со многим я уже был знаком по высокоумным книгам – так мне казалось. Но однажды о. Серафим, когда я пришел к нему в келью, озадачил меня вопросом:
- Ты знаешь, какие посты блюдет Церковь?
- Великий, Рождественский… - начал перечислять я.
- А знаешь ли ты о Петровом посте?
Мне стыдно было признаться, что я даже не слышал о таком. Отец Серафим, указав на его важность, рассказал, когда и почему он был введен. А в заключение добавил:
- Подсчитали, что более полугода приходится на постные дни.
Я очень удивился, о. Серафим, очевидно, пытался втолковать мне, что мое крещение – не повод чувствовать себя избранным, приобщенным высокого богословия и философии, а начало каждодневной борьбы, жертвенных трудов во имя Иисуса Христа. Ненавязчиво о. Серафим выводил меня из «божественной тьмы» к подножию Креста, коим мы можем спастись.
За год моего подготовительного периода ко крещению я успел прослушать в университете курс по философии религии и написал два реферата, получив высокие отзывы. Я очень гордился ими. Первый назывался «Размышления о «Чисторациональной религии» Канта». Я дал его почитать о. Серафиму, ожидая очередной похвалы. Вскорости поинтересовался, прочитал ли он работу.
- Прочитал, - ответил он.
- Ну, и каково Ваше мнение? – спросил я.
- Слишком умно для меня, - сказал он.
Я остолбенел. Лишь много позже я узнал (хотя и прозревал раньше), что о. Серафим проштудировал не только Канта, но и многих философов, о которых я и слыхом не слыхивал. И, уж конечно, разбирался в философии куда лучше, чем мои университетские профессора. Почему же он сказал тогда о маленьком реферате студента-второкурсника, что это «слишком умно для него»? – Для того, чтобы преподать мне урок простоты и смирения.
Второй реферат я написал о Сёрене Кьеркегоре, философе парадоксальном, будоражащем ум, о котором можно говорить день и ночь напролет.
- Что Вы думаете о Кьеркегоре? – спросил я о. Серафима.
- Мне жаль его, - только и сказал о. Серафим.
И слова его относились не к великому разуму, а к страдающей душе философа. Впоследствии я много думал о Кьеркегоре, его борьбе за христианскую ревность среди хладосердных братьев по Церкви, о борьбе с собственными противоречиями и понял, что о. Серафим нашел самые нужные, самые простые слова».
ДРУГОЙ ПАЛОМНИК ВСПОМИНАЛ, как тщетно пытался он завязать с о. Серафимом «интеллектуальный» спор. Будучи протестантским пастором, он сердцем сознавал духовную глубину Православия, но попытался в споре доказать о. Серафиму несостоятельность этого учения. Он разработал хитроумную логическую ловушку, основываясь на фактах еврейских погромов в дореволюционной Руси.
Когда же он представил свои доводы о. Серафиму, тот лишь сказал: «Я не собираюсь защищать то, что противно христианству!» И все логические ухищрения пастора оказались напрасны. В другой раз он заговорил с о. Серфимом, явно подбивая его на спор. Отец Серафим молча встал и пошел прочь. А спорщик получил хороший урок. Потом он горько сожалел, что из-за тяги к словопрению лишил себя возможности получить мудрые наставления от истинно Божьего угодника.
ВСПОМИНАЕТ О ПЕРВОЙ ВСТРЕЧЕ с о. Серафимом молодой монах, перешедший в Платину из другого монастыря. В отличие от «спорщика» и «интеллектуала» он не полагал себя сверхумным. Он даже побаивался знакомства с о. Серафимом, так как был наслышан о его глубоких и весьма ревностных писаниях.
Когда о. Герман послал этого монаха к о. Серафиму для беседы, монах необыкновенно разволновался. Отец Серафим усадил его. Гость, видя почтенные седины и проницательный взгляд, не мог взять в толк, о чём говорить.
- А Вы знаете, какие собирать грибы? – вдруг спросил о. Серафим.
- Нет… - растерянно ответил новый брат.
И о. Серафим, опытный грибник, рассказал ему, какие съедобные грибы водятся в округе. У брата не душе полегчало, он рад был услышать что-либо о простой монашеской жизни.
В СТРЕМЛЕНИИ К ПРОСТОТЕ о. Серафим бежал от всего показного, в нем не было «монастырской гордыни», которая побуждает и ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях» (Мк. 12:38). Вот воспоминания одной новообращенной: «Встретила я о. Серафима, будучи еще протестанткой. Мне были чужды сами понятия об иконах, мощах, монастырях, постоянном покаянии. В гостях у православной подруги я узнала, что ожидают о. Серафима. Я внутренне постаралась подготовиться к встрече с ним. Его благолепие превзошло все мои ожидания: он оказался долгобородым, длинноволосым, в рясе до пола. Внешность обманчива, решила я, и постаралась угадать, что же скрывается под благочестивой личиной: так часто попадались люди, душой не соответствовавшие облику. Однако все мои сомнения рассеялись. Я убеждалась, что внешность отражает душу, его православную веру, монашество, и черная ряса – внешний знак внутреннего сердечного покаяния. И разъять их невозможно».
Отец Серафим также боялся всяческой похвалы. Однажды, отвечая и на вопросы после лекции во время одного из летних паломничеств, о. Серафим услышал вдруг, как к нему обращаются как к «светочу молитвы». Рассердившись, о. Серафим бросил: «Ближе к делу. Задавайте вопрос!» В тот раз к нему подошел юный богоискатель, боготворивший каждую пядь земли, на которую ступал о. Серафим. Не зная всех православных норм поведения, он, подойдя к своему кумиру, перекрестился и, поклонившись, попросил благословения. «Креститесь перед иконами, а не перед людьми», - сказал ему о. Серафим.
ИНОЙ РАЗ, следуя примеру еп. Нектария и оптинских старцев, о. Серафим использовал и шутку для своих пастырских целей. Мы уже приводили примеры, как ненавистны был о. Серафиму легкомыслие, пустосмешие. В то же время он понимал: излишняя серьезность только повредит духовно неокрепшим американцам, особенно молодым. Как духовный отец, он обязан был учитывать воспитание, полученное в миру, до прихода в монастырь. Им нужно было некоторое утешение, шутка, улыбка, чтобы разрядить обстановку. Иначе, не выдержав внутреннего напряжения новой для них православной жизни, они «сломаются».
Показателен пример одного послушника, вчерашнего школьника. Из духовных книг он вывел, что монахи – люди серьезные, смеяться им не пристало. И он старался вести себя соответственно. В трапезной, когда о. Герман рассказывал забавные случаи, он сидел потупясь, на лице не проявлялось и тени улыбки. Его спросили, в чём дело, и он ответил: «Духовной жизни такое не подобает! Здесь монастырь!»
Конечно, эта чисто внешняя «духовность» оказалась для него непосильным бременем. В конце концов он «сломался», оставил монастырь, а потом и христианство, окунувшись в «мирские радости».
Фрэнк Капра, известный кинорежиссер-христианин, подметил: чем больше человек тянется к внешнему, формальному, тем больше он теряет чувство юмора. Он также советовал не доверяться тому, у кого нет этого чувства.
Знавшие о. Серафима подтвердят: у него было блестящее чувство юмора, тонкое и не всегда заметное на первый взгляд. Монашек, которому о. Серафим рассказывал про грибы, вспоминает такой случай. Однажды в трапезной о. Герман распространялся о тщете современного «технического» мира.
- Строят небоскребы, - говорил он, - соревнуются, кто выше. Строят, строят… А что потом?
- А потом придет Кинг-Конг! – вставил о. Серафим.
Одна паломница, попавшая в монастырь за год до кончины о. Серафима, была поражена, увидев, как он играет в снежки с мальчишками. Поначалу ей показалось это столь неуместным. Но приобщившись православной жизни, поняла, что ничего оскорбительного в этом нет.
Отец Герман говорит: «Когда я только познакомился с о. Серафимом, он и не подумал бы играть с кем-нибудь в снежки – столь высоко было его понятие о достоинстве. И лишь потом, когда он «оттаял душой» в пастырстве, когда стал опекать ребятишек, понял, что играть в снежки не зазорно».
Любил он также поиграть в «ловилки» и в шутку потузить мальчишек.
ЕЩЕ ОДНОЙ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ о. Серафима, связанной с простотой, являлось терпение. Отец Герман признает: «Если и научился я терпению, то только от о. Серафима. Это самое важное, чему я у него научился».
Духовным чадам своим о. Серафим сказал однажды: «Лишь маленькими шажками, а не одним прыжком, достигнем мы Царствия Небесного. И сворачивать с этого прямого пути оснований нет. Аминь!»
Новообращенные
Посему все вы, сделавшиеся причастниками Духа Христова, ни в чём, ни в малом, ни в великом, не поступайте с пренебрежением и не оскорбляйте благодати Духа, чтобы не лишиться вам той жизни, которой стали уже причастными.
Св. Макарий Великий.
Христианами не рождаются, а становятся.
Блаж. Иеремия.
ОТЕЦ ГЕРМАН ГОВОРИЛ: «Правдоискатель, найдя истину в Православии, не ищет долее. На том завершается его поиск, так сказать, «по горизонтали», и начинается другой – по «вертикали», т.е. вглубь Православия. Если же он не оставит прежнего своего поиска (стараясь достичь совершенства во внешней «правильности»), не исключено, что он минует самое Церковь и удалится от нее».
Именно в о. Серафиме нашел он человека, обратившегося в Православие и переставшего искать Истину в чём-то ином, поиск свой он обратил вглубь, «по вертикали», и не прекращал его до последних дней. Он счастливо избежал многих ловушек и препон на пути новообращенных, стяжав святоотеческое мышление, и о. Герман подумал: «Много полезных уроков он мог бы преподать нынешним новообращенным», и посоветовал ему написать «Руководство для обратившихся в Православие».
Отец Серафим, приняв это послушание, отправился к себе в келью писать «Руководство». На одной странице набросал он список характерных «недугов» новообращенных – главных препятствий на пути православного сегодня:
«А. Самость, упование на себя и свои силы. Лекарство: отказаться от главенства собственных мнений, испрашивая совета у более мудрых, руководствоваться учением святых Отцов.
Б. Чистый умозрительный подход к вере, как к чему-то абстрактному, не сущему. Тесно связано с самостью.
В. Много лишних пустых разговоров о Царстве Небесном, много шумихи и рекламы. Упор на внешнюю сторону дела, на достижение успеха. Опасность: получится форма без содержания, бездуховная миссия.
Лекарство: всё внимание сосредоточить на духовной жизни, держаться подальше от славы и общественного внимания, не вступать в страстные словопрения.
Г. Духовные «переживания».
Симптомы: возбужденное состояние, обилие «великих» событий и знамений, кровь кипит. Стиль разговора высокий, что свидетельствует об отсутствии смирения. Истоки этого надо искать в протестантстве и собственных «необоснованных» мнениях.
Лекарство: трезвение души, недоверие к своим суждениям, памятование святых Отцов и житий святых, испрашивание совета у них.
Д. Уныние, «пораженчество». Синдром «охлаждения». Причина: чрезмерное внимание к внешним проявлениям веры, «общественному мнению» и т.п.
Лекарство: сосредоточиться на внутреннем, духовном, не заботиться о мнимом успехе, памятование о Том, за Кем следуем (Христос был распят, однако не потерпел поражения, но победил).
Е. «Хромота на обе ноги» - проявление излишне «широких» взглядов, с одной стороны, и чрезмерная «узость» взглядов – с другой.
Писал о. Серафим и о духе критиканства, столь характерном для новообращенных. «Мой священник (или приход) правильный, остальные – нет. Или наоборот: мой священник всё делает не так, как другие; мой монастырь – истинно святоотеческий в отличие от иных; или: у нас всё «неканонично», вот в другом монастыре живут по заветам святых Отцов».
Такие мнения чрезвычайно опасны. И тот, кто их держится, сам на краю пропасти, более того: повторяя свои ошибочные, чисто субъективные взгляды, он распространяет яд критиканства среди других верующих.
У о. Серафима был пасомый – классический пример «чокнутого» новообращенного, кто мнит себя мудрее мудрецов. Он устроил часовню у себя за домом и вменил обязательные песнопения для всех прихожан (в отличие от традиции, когда поет отдельный хор, а прихожане сосредоточенно истово молятся). В воскресенье на праздник Троицы он отчитал одну русскую прихожанку, которая хотела петь в хоре. Этот «ревнитель» писал о. Серафиму: «Не для того я строил часовню, чтобы поддерживать всякое заблуждение, я так прямо ей и сказал…» Он высмеял в этом письме самую идею хора, уподобив прихожан, внимающих пению, «гостям, которые весь вечер и слова не вымолвят, уткнувшись в какой-нибудь журнал».
Отец Серафим, хотя и сам предпочитал всеобщее песнопение во время службы, указал своему духовному сыну на недопустимость такого подхода к людям. Он написал: «Остерегайтесь! Как бы правы Вы ни были по некоторым вопросам, считайтесь с мнением других. Не «правота» на первом месте, а гармония и любовь. Сколько таких новообращенных, уцепившись за свою правоту (пусть и неоспоримую), кончили страшным падением. Им не хватало христианской любви и доброй воли, они отторгали людей без надобности и в конце концов остались одни со своей «правильностью» и «правотой». Не советую идти по их стопам!...
В Православии Вы недавно, но уже учите других, более опытных духовно, и из Вашего письма следует, что «учите» Вы их чрезвычайно грубо, бестактно, без христианского доброжелательства. Простой здравый смысл должен подсказать Вам, что так нельзя. Христианская любовь должна пристыдить Вас, заставить Вас глубже изучить хотя бы основы христианства, прежде чем поучать других, хоть в самой малости. Пока из Вашего прихода писем не получал, но представляю, как Вашим поведением Вы обижаете и раните людей. И нет ничего загадочного и непонятного в том, что люди отходят от Вас. Именно из-за таких, как Вы, «ревнителей» и происходят раздоры в Церкви, оттого-то люди и покидают приходы. И не нужно прятаться под маской ревнителя «англоязычных служб» и «общего пения» - это Наша гордыня, которой чужды основные христианские понятия о смирении и любви.
Взгляните на себя со стороны: прежде Вы не ужились в приходе отца N. и ушли. Теперь у Вас свой приход, и Вы уже сами отталкиваете людей. Не бывает так, что всегда правы только Вы, а остальные – виноваты. Принимайтесь-ка исправлять свои ошибки и живите в мире с христианами, которые рядом…
В предыдущих письмах Вы говорили, что, возможно, расстанетесь с женой, возможно, сын Ваш вырастет неправославным. Может ли христианин, - муж и отец! – видя такую опасность, спокойно ожидать катастрофы? Как не возгорится его сердце исправить что-то в себе? Ведь если Ваши мрачные прогнозы оправдаются, в ответе будете Вы – ибо Вы не явили близким образца христианской жизни, образца, который воодушевлял бы их и согревал любовью. Вы дали холодные «правильные» установки, а это лишь пища для гордыни…
Пожалуй, хватит, а то сразу трудно всё «переварить». Я не призываю Вас разом отказаться от всех взглядов или в одночасье сделаться сердечным и понимающим. Я хочу лишь, чтобы Вы усерднее трудились над собственной душой, учились сострадать, не ставить во главу угла «правильность». Поверьте, это не так уж трудно выполнить, и без этого Вы не обретете покоя и счастья в духовной жизни».
Однако молодой священник не внял предостережению о. Серафима, и худшие опасения оправдались: через восемь месяцев его оставил сын, не вынеся бездушной «правильности». Отец написал о. Серафиму, дескать, теперь у него словно гора с плеч свалилась. На что о. Серафим ответил: «Что Вам сказать? Очевидно, я оказался для Вас плохим духовным наставником, не сумел передать даже азбучные истины Православия. За последний год Вы еще более отдалились, усугубили свое положение далеко не христианскими поступками: сначала посеяли раздор в приходе, потом поругались с гостившими священниками и, наконец, лишились сына, а ведь Вы собственными стараниями отлучили его от себя, он таков, каким Вы его воспитали. Ответственность за все его неблаговидные поступки ложится целиком и полностью на Вас. Вы не по-христиански обращаетесь с людьми и, похоже, этого не замечаете…
Хотите стать православным христианином – сейчас же, сию же минуту начинайте менять поведение, вспомните о любви к Богу и людям. Это значит – не поступайте по своей прихоти или капризу, не говорите первое, что взбредет, не затевайте ссор по пустякам или по важным вопросам. Постоянно просите прощения у близких (да, да, чаще, чем Вам хочется), жалейте их и молитесь о них. Будь вы в обыденной жизни сострадательней к сыну, он бы не ушел от Вас. Он Вас любит, о чём, боюсь, Вы, может, и не догадываетесь.
Если Вам еще дорог мой совет духовного наставника, примите новое молитвенное правило: вечером, вместо Иисусовой молитвы, прочитайте 100 молитв (по четкам), примерно следующих: «Господи, Иисусе Христе, помилуй моего брата…» (и называйте имена). И так перечислите всех близких, начиная с собственной семьи. После каждой молитвы – поклон (а после молитвы о родных – земной поклон). Остановитесь на сотне (даже если придется некоторых помянуть дважды или трижды) и в последней молитве попросите милости Божией для всех. Надеюсь, это пробудит Вашу душу, и в ней проснется любовь к братьям и сестрам, как к единоверцам, так и к прочим…
Земной Вам поклон и прошу простить за мои прегрешения и плохое пастырство в отношении Вас. Господи, помилуй нас всех… Уверяю Вас, каким бы ни было отныне Ваше отношение ко мне, мое к Вам – не изменится.
С любовью о Христе, недостойный иеромонах Серафим».
ХОТЯ О. СЕРАФИМ и предостерегал от шараханий из крайности в крайность, столь характерных для новообращенных, он никогда не противопоставлял им православных по рождению – это породило бы лишь глупое соперничество. Некоторые в Русской Зарубежной Церкви полагали, что все нынешние церковные беды из-за новообращенных, дескать, не будет их – не будет и хлопот. Отец Серафим с этим решительно не соглашался.
Однако о. Серафим был очень осторожен в суждениях и не впадал в другую крайность, сваливая все церковные беды на урожденных православных. Он подметил, что многие американцы, недовольные «засильем» православных из Старого Света, не видят, что сами идут тем же путем. Отец Серафим назвал его «американством», последней этнической модой. Ведь равно неправы и те, только-только обращенные в Православие, кто уже с духовного младенчества начинает пенять своим духовным родителям на их происхождение, из-за которого якобы они в неравном положении. Еще один пример верхоглядства. Отринув что-то и кого-то по «этническим соображениям», можно упустить самую суть Православия, «живую традицию», передаваемую из поколения в поколение. Отец Серафим говорил: «В нашей русской Церкви еще можно отыскать простых сердцем батюшек, которые и не помышляют о расколах и группировках, от отлучении несогласных с «церковной политикой». Батюшки эти терпеливы и многострадальны, немногословны, а потому либо пребывают в забвении, либо в опале. Все нападки критиканов легковесны и неглубоки. Присмотримся же к этим смиренным батюшкам, присмотримся к самой Церкви и узрим то, что не сразу бросается в глаза – связь с прошлым. (Отец Серафим имел в виду таких батюшек, как о. Григорий (Кравчина) из церкви преп. Серафима в Сисайде – первый православный священник, с которым ему довелось разговаривать).
Связь эту не передать словами. Она исходит из тепла любящего сердца, от многих страданий, долготерпения, ревности (но не той, которая порождает нападки на других)».
Работая над «Руководством для обратившихся в Православие», о. Серафим высказал как-то о. Герману соображения, сравнивая новообращенных и урожденных православных. Отец Герман считает высказывание это весьма трезвенным и разумным. «Воспитанные в Православии с детства обладают терпение, но не рвением. У новообращенных рвения предостаточно, но нет терпения. Лучше всего, когда рвение закалено терпением. Однако современная Церковь зачастую обращает смирение и терпение в пассивность и трусливое выжидание, что приводит к полному бездействию. Ревностных новообращенных же часто упрекают в «прелести», их отталкивают, что, естественно, наносит вред. Примем же к руководству Священное Предание, ибо это и есть мудрость Церкви».
Не принимал ничью сторону о. Серафим и в другом противоборстве – русской и греческой традиций. Одному новообращенному, которого мучил этот вопрос, о. Серафим написал: «В чём-то «русские» ближе к древним традициям и обычаям, в чём-то – «греки». Я неспроста ставлю кавычки, ибо мы все едины во Христе и уж совсем непозволительно из-за национальных различий сеять соперничество меж православными. Нам есть чему поучиться друг у друга, но и тем и другим нужно учиться в первую очередь у Спасителя нашего Иисуса Христа познавать чистые истоки Его Церкви! И у «греков», и у «русских» предостаточно мелких недостатков, и те и другие ввели в обиход Церкви некоторые новшества. Но если мы любим друг друга во Христе, недостатки эти несущественны и, право же, легче их терпеть, чем изменять, ломать, критиковать. Каждый приход и монастырь волен нести православные традиции в доступной и посильной ему мере, в духе смирения и любви».
ОТЦУ СЕРАФИМУ ТАК и не удалось завершить «Руководство». Чем больше он о нем думал, чем больше рождалось выстраданных строк, тем очевиднее становилось ему: сама идея «Руководства» неверна. Сколько раз повторял он, что нет «готовых рецептов в духовной жизни». Христианство – не ислам, сулящий спасение каждому, кто держится «правил». Христос не дал нам точных указаний на все случаи жизни, зато оставил самую великую, приводящую в трепет заповедь: возлюби даже врага своего.
Доведись о. Серафиму написать «Руководство», он дал бы новообращенным, ищущим готовых советов и рецептов, еще одно средство осознания себя мудрее мудрецов. Еще бы: теперь бы они знали лучше всех об опасностях, подстерегающих на духовном пути. И такое самомнение, безусловно, привело бы к гордыне и духовной смерти.
Впрочем, положение современных новообращенных совсем не безнадежно. В конце жизни о. Серафим подметил: на смену поколениям прежним в Православие пришло иное, многообещающие поколение людей, увлеченных интеллектуальным поиском, приверженных идее спасения через добрые дела. Другу в Джорданвилль о. Серафим писал: «В последние годы у нас тут наметился иной настрой новообращенных: их больше интересуют основы Православия, нежели «всезнайство», въедливое изучение канонов, типикона и т.п.»
Сегодня уже многие, выражаясь словами о. Серафима, «уловили суть» Православия. Конечно, все былые преграды, препоны остались, и немало людей споткнутся о них, сколько ни пиши предостережений. Но советы о. Серафима (во всех его работах) не пропали втуне. Разумеется, они не панацея от всех болезней духовной жизни, однако помогли многим душам презреть внешнее и маловажное и начать постижение сути древнего Православия.
Сестры
О Ксение славная, яко мудрая дева в полунощи жития твоего Жениху Христу во сретение изшла еси, светильник пламенеющий любве Божия носящи.
Стихира из Службы блаж. Ксении Петербургской.
В 1966 ГОДУ, ВСКОРЕ ПОСЛЕ СМЕРТИ архиеп. Иоанна, о. Германа пригласили в Приют свят. Тихона, где г-жа Шахматова отобрала для Братства кое-какие бумаги архиепископа. Она предоставила им для публикации все его архивы, отыскала рукопись так и не увидевшей свет службы блаженной Ксении Петербургской (в то время еще не причисленной к лику святых), известной юродивой XVIII века, творившей чудеса. Отцу Герману и о. Серафиму была особенно близка эта Божия угодница, современница преп. Германа Аляскинского. Возможно, они даже встречались в Петербурге.
В 1968 году, предваряя ее скорое прославление, отцы опубликовали посвященную блаж. Ксении службу на русском языке. Одновременно они записывали все известные чудеса, сотворенные ее небесным покровительством. Будучи на небесах, блаж. Ксения видимо помогает женщинам наших дней, особенно тем праведницам, которые терпят нападки нигилистов за исконные женские добродетели.
В 1971 году печатая материалы о недавних чудесах блаж. Ксении, о. Серафим задумался: а чем может Братство воодушевить женщин и подвигнуть их на православный монашеский пустыннический путь? И когда через несколько лет в их монастыре действительно появились искательницы монашества, он начал истово молиться о них блаженной Ксении. Великим постом 1977 года новоявленные сестры прошли курс Богословской Академии Нового Валаама, прослушали записанный на кассеты в 1975 году «Курс православного выживания» о. Серафима. Первоначально мысль о помощи женщинам высказал о. Герман на первом паломничестве в Джорданвилле в 1973 году: неплохо было бы открыть женскую семинарию, чтобы готовить монахинь и жен священников.
После рукоположения о. Серафима Мария, Соломония и их приятельница по протестантской общине Нэнси переехали сначала в Этну, а потом и вовсе обосновались в домике для гостей на склоне монастырской горы в Платине. Они раздумали ехать в Ново-Дивеевский монастырь – Платина более соответствовала их духу: будучи американками, они искали монастырь с миссионерским «уклоном» для новообращенных. Им хотелось участвовать в создании православной общины. В домике для гостей, носившем имя блаж. Ксении (а имя это переводится как «странница»), женщины каждодневно молились, помогали отцам в трудах печатных, записывали начитанные на кассеты переводы. Барбара же по обыкновению держалась особняком, жила в чаще леса, в монастыре показывалась лишь изредка.
В 1978 году блаженную Ксению причислили к лику святых, о. Серафим перевел до конца посвященную ей архиеп. Иоанном службу. Ее опубликовали в «Православном Слове». Отцы также молили блаж. Ксению о предстательстве перед Господом, просили ее помочь монашествующим сестрам.
К ТОМУ ВРЕМЕНИ (как и предполагали отцы) пополз мерзкий слушок, что в Платине они завели целый «гарем». Но теперь ничто уже не могло поколебать решимости о. Серафима. Услышав от о. Алексия о сплетнях, он лишь посуровел и твердо сказал: «Что ж, очень жаль. Женщины эти хотят того, чего не в силах дать церковная организация, так кто же кроме нас поможет им? Что ж, пускай старушки судачат, а мы на свой страх и риск будем продолжать».
Отец Алексий продолжает: «По его словам я понял, сколь безразлично ему мнение людей, не понимающих, что собой представляют отцы. Подобное отношение он являл не раз и не два».
Конечно, отцы понимали, что теперешнее положение их помощниц и радетельниц шатко и двусмысленно. Им нужен был свой собственный скит – в отдалении от монастыря, где они могли бы все вместе трудиться во имя Божие. Разъезжая по окрестностям с поручениями отцов в миру, сестры всё более и более тянулись к уединению в пустыни. Они уже и без того обустроили свой быт наподобие жизни в скиту. И очевидно, вслед за самим Братством преп. Германа их общине предстояло превратиться в монастырь.
На занятиях Богословской Академии Нового Валаама сестрам рассказывали о великом множестве праведниц-монахинь прошлого, особенно героинях «Северной Фиваиды», которую отцы только что завершили и опубликовали. Им и самим стало ясно, каким должен быть женский скит.
В 1979 году будучи на Афоне, о. Герман в беседе с о. Никодимом спросил его мнение о женском монашестве в Америке. Отец Никодим поддержал его и благословил на покупку земли, где бы стоял женский скит. Для пострига первой монахини он отдал свою мантию, камилавку и параманд. Сказал, что не стоит бояться никаких препятствий, ибо всякое место, где творится молитва Иисусова, есть свет миру. Добавил, что необязательно женскому скиту иметь официальный статус или принадлежать какой-либо церковной организации, а можно следовать примеру независимых афонских монастырей.
Беседы с о. Никодимом, всё увиденное на Афоне укрепило уверенность о. Германа: правильно живет их монастырь в Платине, неподдающийся всяким «организациям». Вернувшись, он и о. Серафиму предложил съездить на Афон. Но тот отказался, дескать, американцы должны создать Афон в сердце своем. Вдохновясь этим, с благословения о. Никодима они начали подыскивать землю для скита блаж. Ксении.
К тому времени отцы уже выплатили все деньги за свой участок. Разумно было бы устроить женский скит по соседству, но, увы, земля там не продавалась. Им посоветовали купить надел в районе старого поселения лесорубов Чащоба, в 12-ти милях к западу от монастыря. Там еще стояло несколько домов, был магазин и непременная пивная. Но и здесь не удалось обосноваться, оказалось, участок уже продан. Что же, решили отцы, видно не очень это место угодно Богу. Им предложили другой участок, невдалеке от первого, чуть дальше от поселения, что было лишь на руку отцам. Они съездили туда зимой и утвердились в своем благоприятном мнении: их встретил ельник (в отличие от сосен и дубов в Платине), протекала там и речушка, невдалеке был родник. Располагался участок выше в горах, нежели платинский монастырь.
Землю купили. На месте будущей церкви расчистили снег (на метр глубиной) и прямо на морозе отслужили первую литургию. На следующий год заложили фундамент церкви, а сестры построили домик с часовней – там и жили.
ИТАК, У СЕСТЕР ПОЯВИЛОСЬ собственное пристанище. Поначалу тихой обители не получилось: волнения и тревоги снедали сестер, указывая, что путь к спасению не в спокойном довольстве, а в постоянной духовной брани.
Духовником сестер стал о. Серафим. Окормляя монашествующих, они с о. Германом обнаружили, что у женщин в монастыре иные заботы, нежели у мужчин. Сестры Ксениевскоего скита во многом превосходили мучжчин-послушников выносливостью и духовной зрелостью. Мужчины, увы, являли меньше чуткости, «душевной тонкости» и больше неуверенности в себе. Были свои «бесовства» и у женщин, например, злопамятность. Мужчины сразу высказывали свои обиды и недовольства. Женщины подолгу хранили их в сердце и «пережевывали». Гнев мужчин быстро возгорался, но и быстро угасал, женщины обид не забывали и подолгу вели «холодную войну».
18-го ноября 1979 года о. Серафим провел с будущими мноахинями беседу, дабы утвердить их в основах монашества – основах христианства, что помогло бы им бороться с бесовством и собственным падшим естеством. Многие советы о. Серафим почерпнул у Аввы Дорофея, поучения которого сестры читали. «Вы должны построить свою жизнь, приближенную к монашескому идеалу, - наставлял их о. Серафим, - он внесет смысл в жизнь, она сделается более плодотворной. До сих пор вы жили, полагаясь в основном на свою волю. Это понятно, не сразу начинаешь прозревать, чего истинно хочешь. Но увидев тщету своеволия, каждая из вас сделала шаг к монашескому идеалу. Монашеская жизнь не дается сама собою, она – итог упорной работы, напряжения, осознания ответственности за свои дела, попечения о них. Вот принципы, которые вам надлежит усвоить, и жить соответственно:
- Любовь и прощение. Старайтесь не обижать друг друга, а коли обиделись – простите. Да не зайдет солнце во гневе вашем или в холодном небрежении (Св. Иоанн Кассиан не разрешал даже молиться в монастырской церкви, покуда обиженный не прощал обидчика). Если уж не можете с легким сердцем простить, тогда хотя бы осознайте свою вину, а не ищите причины в другом. Причина – в вашем хладном сердце. Даже сама мысль: «А кто виноват?» свидетельствует о том, что вы стараетесь оправдаться.
- Откровенность друг с другом. Вы должны знать, что делает ближний. Поутру приступайте к своим трудам, а на всякое дело, к ним не относящееся, испрашивайте благословения.
- Совместная жизнь, богослужения и трапезы. В часовне проводить полный круг служб ежедневно. Раздельные у вас лишь кельи и келейное молитвенное правило, всё остальное совершается совместно. Каждая обязана петь в церкви.
- Радение о деле. Авва Дорофей очень много полезного пишет об отношении к работе. Нельзя работать с прохладцей, спустя рукава.
- Глубокое смирение относительно себя самих. Мы должны думать: «Я – падший, греховный человек, Господи, помилуй!» И надобно помогать таким же, как мы грешникам».
ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ в своем джорданвилльском дневнике о. Серафим писал: «Сестер нужно направлять к плодотворной работе». Но сперва предстояло уладить вопрос куда более важный, нежели мелкие распри меж сестрами. Хотя отцы и пытались наладить их совместную жизнь, у каждой сестры были свои чаяния. Барбара, например, стремилась к пустынничеству. Мария более всего хотела служить Богу и ее привлекала жизнь в общине, но она честно призналась отцам, что не хочет принимать постриг. Нэнси, напротив, жаждала монашества, но не обладала твердостью и решимостью Барбары. А Соломония вообще еще не решила: то ли идти в монахини, то ли обзаводиться семьей.
Из-за отсутствия общей цели в монашестве, из-за разброда в чувствах и мыслях Брабара так и осталась жить в лесу, иногда навещая устроенную для нее в Этне «келью игумена Назария». Отцу Серафиму, как духовному наставнику женского скита, приходилось ездить в Чащобу служить литургию. Возвращался он с тяжелым сердцем. Вскоре ушла Соломония, предпочла работать медсестрой в Рединге. Правда, и там она старалась помогать отцам печатать «Православное Слово».
Отцы истово молились, испрашивая, что делать дальше. Будет ли в Чащобе скит? Неизвестно, куда определить Марию, - не выгонять же ее! – она деятельная, полная сил, желания работать, и нельзя отказываться от ее призвания служить Господу.
Тем временем миссии Братства разрастались. Требовалось их объединить каким-то журналом или газетой, что задавало бы тон движению американских православных. Уже давно отцы замышляли газету святоотеческого толка для самого широкого круга, она бы рассказывала о значительных событиях православной жизни в Америке, позволяла бы всем американским православным (независимо от их убеждений) делиться своими мыслями и мечтами. Много лет о. Герман сетовал, что не хватает газеты, чтобы объединить православных всех «юрисдикций», чтобы она привечала, а не отталкивала людей.
Однажды некий новообращенный в Православие после тяжких побоев попал в больницу и находился при смерти. Монастырская братия уже принялись копать могилу, а о. Герман, Мария и Барбара поехали навестить умирающего. В пути несколько раз отказывала машина, с трудом и испытаниями всё же добрались до больницы. Болящий уже отходил. Начали молиться. Умирал он тяжело, в страданиях, но настроение у всех было сосредоточенно молитвенное. В эти минуты, по сути дела, и решалась судьба будущей газеты «Православная Америка». Позже о. Герман пояснил: «Всякое старание послужить Богу и людям рождается общими страданиями, ибо страждать – самое главное в жизни».
На обратном пути мотор заглох окончательно (в городке подле горы Шаста). Пришлось звонить о. Алексию Янгу, просить, чтобы приехал и довез их, пока их машину будут ремонтировать. Отец Герман понял, что сейчас – самое время обговорить планы будущего издания. Он чувствовал, что его спутники и о. Алексий внутренне противятся. Значит, нужно уничтожить страх, засевший в их душах. Ясно, что им препятствует дьявол. Отец Герман помолился и начал рассказывать о том, что новая газета будет продолжать темы недавно закрытого «Никодима» (из-за пастырских забот о. Алексия), о том, что она принесет пользу всем юрисдикциям, ибо будет стоять выше групповых интересов. Платинский монастырь поддержит начинание и материально: оплатит аренду домика-прицепа, где разместится редакция.
По просьбе о. Германа, заехали сначала к о. Алексию, отслужить молебен о начале нового дела. Зная, какие козни строит в таких случаях дьявол, о. Герман сказал, что лишь чудо спасло их от аварии на дороге. К концу молебна все уже готовы были поддержать начинание с газетой. Однако они и не представляли, какие силы будут противостоять этому. Силы эти хорошо знал о. Серафим за годы служения Богу.
8-го июня 1980 года, отслужив литургию и совершив два крещения в приходе Рединга, о. Серафим беседовал с о. Алексием и Марией о будущей газете. Отслужили еще один молебен и провозгласили рождение «Православной Америки».
Первый номер вышел в июле. Отец Алексий – редактор нового издания – послал собранный материал в Платину. Мария, жившая в арендованном домике-прицепе, набрала все тексты, придумала соответствующее оформление. В это богоугодное дело она вкладывала всю душу, утоляя жажду миссионерства.
Отец Серафим всегда был готов помочь «Православной Америке», как некогда помогал и «Никодиму». После его кончины о. Алексий написал в газете: «Читатели знают, что о. Серафим был и постоянным автором и соредактором газеты. Помимо собственных подписанных статей, он опубликовал много переводов1 (которые, как он полагал, не стоили благодарности) и ряд неподписанных его именем статей.
Но еще более важно то, что о. Серафим был совестью нашей редакции, ее вдохновителем и движителем, а порой и мягким укором, когда мы, как он выражался, «писали не по делу». Так что же является нашим делом? Донести основы Православия как можно большему числу американцев. И всего-то. Казалось бы, задача ясная и простая. Но это «всего-то» вырастало до гигантских масштабов. Он верил в нас, несмотря на наше глупое упрямство, более того – он верил в важность, и ценность нашей работы».
В АВГУСТЕ 1980 ГОДА отцы готовились к постригу Барбары в скиту блаж. Ксении. В тот год Свято-Германовское паломничество закончилось поздно, многие гости остались на праздник Успения Богородицы. А на следующий день должен был состояться постриг. Но, словно в отместку дьявола, вдруг занялся лесной пожар меж Платиной и Чащобой. Сотни акров леса были охвачены огнем. Движение на дороге прервалось. Лишь рано поутру некоторым машинам удалось проскочить. Постриг всё же состоялся, в присутствии многих паломников перед Божественной литургией. Церковь в скиту была еще не достроена, поэтому служили прямо под открытым небом, на поляне, окруженной елями, - в своеобразной «еловой» часовне под небесными сводами.
Трогательное зрелище: монахи молятся в лесу подле большого деревянного креста и иконы Спаса – благословения старца Михаила Валаамского, на земле, которую благословил другой старец – с Афона и заповедал жить на ней американцам, бегущим из падшего мира сего.
Отец Серафим накрыл Барбару своей мантией, став тем самым ее «мантийным старцем». При постриге в мантию она получила от о. Германа имя Бригитты – первой святой монахини Ирландии. Отец Серафим и раньше подвигал ее познакомиться с западноевропейскими корнями Православия, почитать жития святых (особенно кельтских) и Отцов Церкви. Также ее новое имя, как полагали отцы, связано с Валаамом, ибо, по их разумению, Православие там насаждали ирландские монахи-миссионеры. На той же службе Нэнси стала рясофорной монахиней. После пострига монахиням полагалось три дня и три ночи, не покидая церкви (в данном случае леса), молиться о тех, кто остался в миру.
Отец Серафим остался духовником новых монахинь. Через неделю он снова навестил их и отметил в летописи, что застал их «в покое и радости».
На постриге были паломники даже из Лос-Анжелеса. Вернувшись домой, они сообщили своему Владыке, что «слава Богу, теперь в Северной Калифорнии есть монахини, молятся они прямо в лесу». Владыка незамедлительно позвонил архиеп. Антонию и спросил, знает ли тот, что твориться у него в епархии? Архиеп. Антоний пришел в ярость: как без его указаний посмели провести «мероприятие» в его вотчине? Он тут же (как и предполагал о. Герман) позвонил в магазин в Платине и оставил отцам приказ немедленно связаться с ним.
«Ну, что будешь делать?» - спросил брата о. Серафим. Отец Герман знал, что архиеп. Антоний повелит сейчас же приехать в Сан-Франциско, и, даже не позвонив, отправился в путь. Отец Серафим с улыбкой благословил его.
Проехав семь часов при сорокагрудусной жаре на машине-развалюхе, о. Герман предстал перед разъяренным старым архиереем. От злости тот задыхался и заикался. Посадив крамольного игумена перед собой, он зловеще спросил:
- Что вы натворили! В какое унизительное положение меня поставили. Мой сосед, Владыка Лос-Анжелесский, попенял мне на плохое руководство епархией: я, оказывается, знать не знаю, что творится у меня под самым носом. Вы же знаете правило: ни одна американка из Западной Америки не может быть пострижена вне обители игуменьи Ариадны. А вы, даже не спросив моего благословения, решились на такое своеволие! Да и не дал бы я ни что благословения! Потрудитесь объяснить, почему вы постригли эту женщину? Вы отдаете отчет, что вы наделали?!
Отца Германа речь эта скорее насмешила, чем напугала. Поэтому он нашел достойный ответ:
- А что такого в том, чтобы приобщить пустынничеству душу, уже десять лет готовящую себя к этому?
Архиепископ лишь твердил о «неканоничности» всякого женского монастыря, кроме русской обители в Сан-Франциско (расположенной в скверном шумном районе, с улицы постоянно доносится громкая «современная» музыка). Тут сердце о. Германа возгорелось праведным негодованием и, взывая к Владыке, он воскликнул:
- Как Вам не стыдно! Вам бы благодарить меня за то, что вытащили женщину из трясины современного общества, что дали ей возможность стать монахиней и заниматься миссионерской работой, что она живет на лоне природы, возрастает в монашестве на родной земле и служит примером для других! А то бы маялась в Сан-Франциско среди трущоб, среди русских женщин, ни слова не знающих по-английски. Она всего этого насмотрелась и не захотела начинать свою монашескую жизнь подобным образом. Слава Богу, что я помог ей обрести свободу.
Архиепископ не ожидал такого ответа. Он так и сел. Потом произнес то, что подсказало сердце:
- Спасибо! Да благословит ее Бог!
И сразу переменил тему разговора, предложив о. Герману пива (!)
Так мирно и счастливо закончилась эта не сулившая ничего хорошего встреча. Прощаясь с о. Германом, архиеп. Антоний спросил: - Одного не понимаю, почему вы дали ей такое ужасное имя?
Отец Герман смекнул, что Владыка не только не знает св. Бригитту, но и вообще западных православных святых – из-за узости своего мировоззрения он стал пленником своих же пустых страхов.
НЕСМОТРЯ НА БЛАГОСЛОВЕНИЕ, архиеп. Антоний в душе не признал скита блаж. Ксении. Ни разу не поговорил с сестрами по душам, не включил их скит в список епархиальных монастырей.
Впрочем, скит прекрасно жил и без архиепископского признания. Под водительством матери Бригитты, четко представляя цели монашества, обитель блаж. Ксении бурно пошла в рост. Сестры достроили церковь (в традициях Северной Фиваиды), там проходили ежедневные службы, на литургии приезжали отцы Серафим и Герман. В 1981 году туда приехала 17-летняя новообращенная, возжелавшая посвятить свою жизнь Богу, потом сестер еще прибыло. Построили себе бревенчатые кельи, сами валили деревья, заготовляли дрова, ухаживали за огородом, держали кур и коз, изготовляли четки и продавали – на те деньги и кормились. А случалось пойти на почту или в магазин, брали с собой «вьючную козу» и так шли лугом и лесом.
Некоторые паломники не понимали, зачем нормальные, студенческого возраста американки избрали такую жизнь. Не раз их обзывали «пуристками». Местная газета преподнесла следующее известие под сенсационной «шапкой»: «17-летняя девушка вынуждена строить себе жилье». Но сестры, подобно мудрым евангельским девам, спокойно продолжали трудиться во имя Господа, не обращая внимания на молву.
Выпадали им и тяготы, но никогда не переставали сестры благодарить свою небесную предстоятельницу. Однажды им случилось увидеть в лесу блаж. Ксению: она ходила окрест и благословляла Монастырь.
Не оставлял их пастырской заботой и о. Серафим. Пять лет спустя после его кончины в скиту собралось множество паломниц, чтобы провести традиционное летнее паломничество. Многим пришлось ночевать под открытым небом, кое-кто, незнакомый с лесом, побаивался гремучих змей, скорпионов, медведей, рысей, водившихся окрест. Однажды в третьем часу утра паломница, ночевавшая подле кельи «Успение», ясно видела высокого монаха с длинной седой бородой, в черном клобуке. Он медленно прошел по тропинке в двух шагах от женщины, низко склонив голову. Паломница не осмелилась заговорить с ним, полагая, что он молится. Удивилась она лишь тому, что он шел бесшумно – ни скрипа, ни шороха. А несколькими минутами раньше того же монаха приметила другая паломница. Она узнала в нем о. Серафима.
Следующей весной многие из этих паломниц приняли крещение, а потом и монашество. В Светлый четверг 1992 года десятерых из них постригли в монахини, и Христовых невест прибыло.
Сегодня скит – истинный рай для всякого истинно зрячего: повсюду яркие цветы, под высокими елями – часовня и пустыньки с иконами святых, подле которых останавливаются помолиться паломники. Сестры осязают свою небесную покровительницу рядом: икона запечатлела ее в платке и мужнином платье. Рядом – икона свят Иоасафа Белгородского, одного из последних святых, прославленных в дореволюционной России. Ее прислал в благословение скиту афонский старец Никодим. Давно уже платинские отцы вверили сестер попечениям свят. Иоасафа, и вместе с блаж. Ксенией он охраняет американок, приходящих в скит с молитвой.
Еще при жизни о. Серафима сестры начали печатать жития праведных жен: подвижниц, святых, монахинь, тайнозрительниц, основательниц монастырей – «Современный материкон». Сестры задались целью воспитать своих соотечественниц с понятием о традиционном монашестве и о непостижимой встрече с Богом.
Словно в благодарность о. Никодиму они подготовили и издали два тома житий современных афонских старцев.
ОТЦЫ ГЕРМАН И СЕРАФИМ полагали, что Бог послал им послушниц, чтобы отцы помогали взрастить в этих женщинах стремление к Подвижничеству, не загасив (как обычная «церковная организация») их рвения и пыла. Отца пришлось выдержать нападки и церковных, и светских кругов, зато американки получили свое пристанище, смогли из книг узнать о подобных себе уже забытых пустынницах.
Сегодня, когда в миру осмеиваются такие христианские понятия, как добродетельность и целомудрие, особенно важно иметь подобные пристанища. Последовательницы жен-мироносиц могут в борении стяжать целомудрие не только плоти, но и сердца, души, ума, дабы там достойно могла пребывать благодать Святого Духа. По словам о. Адриана, «они воздадут Богу и почести». И сохранят (во что бы то ни стало) самое главное, хранимое женщинами-христианками, - верность Жениху Небесному. Нося тяготы друг друга, принимая с любовью всякого приходящего, сестры могут создать спасительную твердь для утопающих в трясинах современного мира.
Недавно одна из сестер сказала: «Никогда за всю историю нашего скита, кто бы нас не посещал, жизнь наша не была легкой. Вечная борьба. Нам всегда помогала ревность к делу, к которому призвала мать Бригитта, - пустынь, совместная жизнь, издание подвижнических книг. В наш духовно скудный век женщинам оставляют не так много выбора. Но огонек, возгоревшийся в сердцах наших предшественниц, подвигает и нас жить в идеалах пустыни. Чтобы он не угас, нам нужно постоянно бороться с сонмищем бесов и с собственным падшим естеством. С болью сердца и в трудах мы стяжаем пустыннический идеал».