А. Ф. Кудряшев председатель секции "Онтология" головного совета "Философия" Министерства образования и науки рф, зав кафедрой философии и методологии науки Башкирского гос университета, доктор философских наук

Вид материала

Содержание

Учитывая все то, что мы говорили выше об индивидуальной личности, можно сделать вывод, что
Читателей, вероятно, уже не удивит тот вывод автора этих строк, что

Подобный материал:

1 ... 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 42

*

являются вполне людьми - и, следовательно, не являются вполне личностями ? До тех пор, пока существует классовое общество, любой индивид - будь он хоть Леонардо да Винчи, Эйнштейн и Маркс в одном лице - является лишь заготовкой человека, полуфабрикатом личности. А в чем состоит ценность полуфабриката? -Исключительно в том, что из него может получиться; никакой самоценности у него быть не может. Если же полуфабрикат бракованный и из него не может выйти ничего стоящего, то его ценность, разумеется, равна нулю.

Из сказанного выше, конечно же, не следует, что согласно теории исторического материализма какой-то ценностью обладают только действительные или потенциальные пролетарские революционеры. Непролетарские революционеры прошлого тоже были ценны: они толкали вперед развитие классового общества, приближая его к моменту превращения в общество бесклассовое. Ученые и

Учитывая все то, что мы говорили выше об индивидуальной личности, можно сделать вывод, что индивидуальная личность по сути своей не есть вполне личность и не есть вполне человек: вполне человеком явится лишь грядущий Всечеловеческий Человек, в которого превратится человечество, когда станет единым разумным существом, единой коллективной личностью. (Отсюда, в свою очередь, следует, что наиболее достойный человека, наиболее человечный смысл жизни, который только и может найти для себя индивидуальная личность в наши дни, - это изо всех сил способствовать возникновению Всечеловеческого Человека, а значит, превращению человечества в единую коллективную личность, а значит, исчезновению индивидуальных личностей. Иными словами, самое достойное дело для индивидуальных личностей сегодня - это борьба за то, чтобы индивидуальных личностей как можно скорее не стало и больше никогда не было, и поиск подобных себе товарищей для совместного ведения такой борьбы. Наиболее полно и ярко раскрыть свои творческие задатки и способности индивидуальная личность сегодня может, именно занимаясь таким вот тотальным самоотрицанием - куда как более тотальным, чем, скажем, слепое подчинение какому-то богу, вождю или еще какому-нибудь хозяину, не только утверждающее индивидуальную личность этого самого хозяина, но и парадоксальным образом утверждающее индивидуальную личность подчиняющегося как убогую, неполную, приниженную и подавленную, но все лее именно личность и именно индивидуальную. То, что подавление индивидуальной личности утверждает ее, не должно нас удивлять, если мы вспомним, что индивидуальная личность по самой сути своей есть личность неполная, принижаемая, подавляемая и страдающая.) Маркс и Энгельс, разумеется, именно такого вывода не делали - однако это не должно мешать нам сделать его.

318

изобретатели тоже ценны: они трудятся и изобретают, чтобы построить жилища для людей коммунистического будущего и приготовить к их приходу землю, животных и растения. Ценен вообще всякий, кто хорошо строит жилища, производит транспортные средства, изготавливает продукты питания, одежду, прочие полезные предметы потребления и те орудия труда, с помощью которых можно делать все это. Ценны также некоторые (далеко не все) деятели искусства - а именно, те, которые плодами своего творчества помогают их потребителям стать творцами, избежать участи живых машин, механически вырабатывающих и потребляющих товары. Но если тот или иной индивид сознательно и продуманно занимает отстраненную или враждебную позицию по отношению к пролетарским революционерам и их делу, то вся его ценность исчезает: он становится либо камнем, который нужно убрать с дороги, либо грязью, которую можно попирать сапогами без всяких угрызений совести. А среди тех членов классового общества, которые обладают какой-то ценностью, наивысшая цена - последовательным и сознательным пролетарским революционерам, ставящим на карту саму свою жизнь ради победы революции.

Обрисованный нами путь грядущего закономерного развития человечества наверняка не понравится большинству современных людей и, в частности, большинству ортодоксальных марксистов и анархистов - слишком уж сильно отличается он от тех красивых сказок (о грядущем обществе, в котором и общественная собственность на средства производства будет, и индивидуальная личность каким-то чудом сохранится, и реки с кисельными берегами будут течь молоком и медом), которыми последователи Маркса и Бакунина привыкли

*

услаждать пролетариев . Однако независимо от того, нравится ли он кому-то или нет, он является единственным вариантом выживания человечества. Все же остальные варианты выхода человечества из предстоящей в наступившем веке империалистической бойни (а затем - дальнейшего развития общественного устройства) сводятся к сохранению классового общества - и, следовательно, к довольно-таки скорой гибели человечества.

Вот одна из таких красивых сказок, рассказанная Карлом Марксом:

"Превращение основанной на собственном труде раздробленной частной собственности отдельных личностей в капиталистическую, конечно, является процессом гораздо более долгим, трудным и тяжелым, чем превращение капиталистической частной собственности, фактически уже основывающейся на общественном процессе производства, в общественную собственность. Там дело заключалось в экспроприации народной массы немногими узурпаторами, здесь народной массе предстоит экспроприировать немногих узурпаторов" [400, с. 773].

Из всего сказанного выше очевидно, что даже переход от классового общества к раннему коллективизму займет - уже после победы пролетарских восстаний во всем мире - не менее столетия, а то и несколько столетий. Если же взять весь в целом путь от классового общества к полному коллективизму, то он окажется заведомо длиннее, труднее, тяжелее, чем процесс перехода от доиндустриальных классовых обществ к капитализму и неоазиатской общественно-экономической формации. "Народной массе" предстоит куда более тяжелая задача, чем "экспроприировать немногих узурпаторов": устранить необходимость во всей той огромной массе начальников, без которой немыслимо индустриальное классовое общество. Победоносные восстания рядовых наемных работников по всему миру будут лишь самым началом решения этой задачи, до окончательного решения которой человечество будет ползти столетия (если вообще доползет, а не погибнет по пути).

Маркс допустил такую ошибку - слишком преуменьшил длительность и трудность пути от капитализма к бесклассовому обществу - потому, что, как мы уже отмечали в первой главе, преувеличил степень обобществления процесса производства в свое время. Концепция трех типов отношений управления и собственности, разработанная нами и изложенная здесь, позволяет более точно оценивать эту степень до и после Научно-технической революции второй половины XX в. - и доказать, что до НТР производство еще было недостаточно обобществлено для того, чтобы обеспечить материально-техническую базу перехода к социализму (см. опять-таки гл. 1).

319

Для всякого живого многоклеточного организма закономерным и внутренне необходимым путем развития является только один - детство, юность, взрослость, старость, смерть от старости. Это не означает, что каждый многоклеточный организм неизбежно проходит именно такой путь развития; но все альтернативы этому пути (обусловленные случайными - то есть, в данном случае, внешними по отношению к общим закономерностям развития всего живого - причинами) сводятся лишь к одной - к преждевременной смерти. Точно так же обстоит дело и с живым организмом под названием "человечество": единственный закономерный и необходимый путь его развития - первобытный коллективизм, классовое общество, коллективизм, превращение в единого всечеловеческого Человека (дальше обрисовать этот путь мы, на сегодняшнем уровне развития наших представлений о Вселенной, не в состоянии); необходимость и закономерность этого пути развития не означает его абсолютную неизбежность - однако означает то, что все остальные возможные альтернативы развития человечества сводятся к его безвременной кончине и, следовательно, не являются действительными альтернативами.

* * *

А теперь вспомним кое-что из того, о чем мы говорили во второй и третьей главах. Вспомним, что с момента возникновения вида Homo sapiens (и образования кроманьонских первобытных общин) и до сих пор развитие всех производственных отношений, взятых в целом, шло так: от преобладания отношений коллективной собственности на производительные силы и коллективного управления экономической деятельностью - через преобладание отношений авторитарной собственности и авторитарного управления - к преобладанию отношений индивидуальной собственности и индивидуального управления во времена разложения феодального и азиатского способов производства - затем опять к преобладанию отношений авторитарной собственности на производительные силы и авторитарного управления экономической деятельностью. Если человечество не погибнет, а перейдет к коллективизму, классическая триада "отрицания отрицания" завершится: начало подлинной истории человечества в то же время будет повторением некоторых черт первобытного коллективизма на новом уровне развития, на новом витке исторической спирали .

Читателей, вероятно, уже не удивит тот вывод автора этих строк, что первобытные люди в ряде отношений были людьми в большей степени, чем цивилизованные люди, люди классового общества. Великая заслуга Юрия Ивановича Семенова заключается в том, что в своей книге "Происхождение брака и семьи" он доказал, что переход от животных отношений авторитарного протоуправления к первым человеческим отношениям - первобытным отношениям коллективной собственности и коллективного управления - спас возникающее человечество от гибели (это мы уже отмечали в начале второй главы). Тем самым Ю. И. Семенов дал фактическую основу для следующих выводов:

на новом витке общественного развития повторяется та же ситуация, что и на заре истории человечества - только коллективные отношения, делающие человека человеком, могут спасти человечество от гибели. Все же теоретические и публицистические аргументы, направленные против борьбы за переход к коллективизму и основывающиеся на апологии "уникальности, неповторимости, незаменимости, самоценности" индивидуальной личности и ее творчества, являются по сути дела апологией таких общественных отношений, которые низводят человека до животного, обедняют и искажают его творчество, наконец, угрожают человечеству гибелью. Индивидуальная личность, этот продукт цивилизации, есть не что иное, как повторение на новом витке развития той полуобезьяны, которая в кровавых драках с членами своего стада отвоевывала себе лучший кусок добычи и лучшую самку; и точно так же, как человечество выжило в первобытные времена лишь потому, что на смену стадам тогдашних "индивидуальных протоличностей" пришли первобытные племена, каждое из которых было единой коллективной личностью, - точно так же человечество

320

Вспомним также, что с момента возникновения Homo sapiens и до сих пор развитие отношений собственности на орудия труда и управления именно их изготовлением и распределением шло линейно - от преобладания отношений индивидуальной собственности и индивидуального управления к преобладанию отношений авторитарной собственности и авторитарного управления. Переход к коллективизму означал бы переход к преобладанию отношений коллективной собственности на орудия труда и коллективного управления их изготовлением и распределением. Тем самым завершилась бы эта прямая восходящая линия развития - от индивидуализма через авторитаризм к коллективизму, - являющаяся как бы осью, на которую накручивается спираль развития всех производственных отношений, взятых в целом.

Возможно, вы скажете, уважаемые читатели, что оба эти совпадения не могут служить доказательством неизбежности перехода человечества к коллективизму. Спора нет, это так; однако доказательствами - хотя и довольно-таки косвенными, не слишком сильными - закономерности, внутренней необходимости, естественности такого перехода они, пожалуй, все-таки являются .

выживет сегодня, лишь если станет единой коллективной личностью, растворившей в себе нас, скотов, гордо именующих себя "человеками" и "индивидуальными личностями".

Разумеется, Ю. И. Семенов не пользовался в той своей книге - великой книге - такими терминами, как "отношения индивидуальной, авторитарной и коллективной собственности и управления" и "коллективная личность". Но его великая теоретическая заслуга, о которой мы ведем речь - заслуга, делающая его книгу "Происхождение брака и семьи" одной из теоретических предпосылок нашей концепции трех типов отношений собственности и управления (неотъемлемой частью которой является тот вывод Семенова, о котором сейчас шла речь) - от этого ничуть не умаляется.

Но вернемся к "индивидуальной личности". Почему и фашисты, и либералы, и анархисты, и большинство марксистов (среди которых, впрочем, иногда встречаются такие приятные исключения, как Луи Альтюссер) носятся с нею, как с писаной торбой? - Очень емкую и лаконичную характеристику глубинных причин этого можно найти у Т. Адорно:

"Чем безличнее наш общественный порядок, тем более значимым становится индивидуализм как идеология. Чем энергичнее отдельный человек низводится до простого колесика в механизме, тем настойчивее должна быть подчеркнута, как компенсация за его бессилие, идея его неповторимости, автономии и значимости" [12, с. 312].

Отсюда, между прочим, следует, что болтовня о самоценности, уникальности, неповторимости и т. п. индивидуальной человеческой личности есть не что иное, как одно из идеологических орудий, посредством которых личности-господа подчиняют себе - а следовательно, подавляют - личности своих подчиненных.

Вот один из ярких примеров апологии индивидуальной личности как идеологического орудия буржуазии:

"Вспомним, что в первобытном стаде, в зарождающемся человеческом обществе, где нет общественного разделения труда, где нет индивидуализации хозяйственной жизни, вообще нет экономики. Собственно экономика появляется там и тогда, где появляется обмен, рынок, а они возможны лишь на базе частной собственности. Первобытнообщинная собственность позволяла, конечно, осуществлять производственную, преимущественно присваивающую у природы хозяйственную деятельность. Но становление человека как индивидуума и становление экономики нераздельно связаны только с институтом частной собственности (примечание: Блестящий анализ индивидуализированной собственности дан в работе Ф. Хайека "Пагубная самонадеянность", М., 1992, гл. 2). Частная собственность связана со структурированием общества, уходом от безликой, аморфной, природоприсваивающей массы полулюдей" [334, с. 125-126].

Вряд ли автор этого отрывка, столь гордый своей цивилизованностью и индивидуальностью, будет способен когда-нибудь понять, что он - еще менее человек, чем презираемые им первобытные "аморфные, безликие полулюди".

Кстати говоря, укажем еще на одну экономическую тенденцию, которая найдет свое логическое завершение, если осуществится переход человечества к коллективизму: тенденцию превращения денег в не-денъги, о которой мы говорили в третьей главе. Уже в начале перехода к коллективизму те расчетные единицы абстрактного труда, которыми все еще будут пользоваться коллективы (еще не

321

Конечно, слова о естественности перехода человечества из его современного состояния к коллективизму звучат странно после всего, что было сказано выше об уничтожении индустриальной цивилизацией последних остатков коллективных отношений и последних навыков коллективной солидарности между эксплуатируемыми трудящимися. Однако и здесь мы встречаемся с диалектическим парадоксом: выкорчевав с корнем остатки старого общинного коллективизма, капитализм и неоазиатский строй, с одной стороны раздробив и ослабив рядовых работников, с другой стороны подготовили последних к более полному, тотальному, всеобщему коллективизму, чем старый коллективизм мелких групп.

Начнем с того, что старый коллективизм мелких групп отчуждал эти группы друг от друга не меньше (даже, пожалуй, больше), чем в современном обществе отчуждены друг от друга атомизированные индивиды. Прежний коллективизм обусловливал доминирование отношений индивидуальной собственности и индивидуального управления между мелкими коллективами - и на этом в доиндустриальных классовых обществах держалась деспотическая власть всех тогдашних эксплуататоров. Правда, иногда старый общинный коллективизм оказывался способен обеспечить победу восставших крестьян и ремесленников над своими господами; но после таких побед ограниченность старого коллективизма с железной необходимостью, не знающей ни единого исключения, приводила либо к возвращению старых господ, либо к превращению лидеров повстанцев в новых господ, либо к комбинированию обоих этих вариантов друг с другом (иногда на них накладывалось еще и порабощение чужеземными завоевателями). В большинстве же случаев эксплуататоры использовали коллективизм мелких групп как одно из орудий своей власти: divide et impera - противопоставляй друг другу обособленные друг от друга коллективы и властвуй над ними... Даже более того: ответственность членов маленького коллектива друг перед другом постоянно использовалась господами как средство, позволяющее обломать самых непокорных властям членов коллектива с помощью более послушных и покладистых. Как это делалось, хорошо изобразил Салтыков-Щедрин в своей "Истории города Глупова".

Пойдем далее. Вспомним, что крестьянские общины и ремесленные цеха докапиталистических цивилизаций, а также рабочие поселки раннего капитализма все-таки в меньшей степени были коллективами, чем не были ими: над коллективными отношениями в них уже преобладали отношения авторитарного и индивидуального управления, авторитарной и индивидуальной собственности (так что когда мы в предыдущем абзаце говорили о "мелких коллективах", то делали это с огромной долей условности). Такая комбинация общественных отношений

окончательно ставшие коллективами и не окончательно слившиеся в единый всечеловеческий коллектив) и индивиды (еще не окончательно слившиеся в единую коллективную личность) в процессе распределения материальных благ (еще не совсем переставшего быть обменом), станут в большей мере не-денъгами, чем деньгами. Тем не менее, процесс полного исчезновения товарных отношений вообще и денег в частности затянется весьма надолго - какие-то последние, едва различимые их остатки (причем более различимые, чем остатки государства, которое уже в процессе перехода к раннему коллективизму отомрет практически полностью: государство в любой своей разновидности - это настолько авторитарная организация, что даже о самом раннем коллективизме можно будет говорить лишь тогда, когда остатки государства можно будет рассмотреть не иначе, как под сильнейшим микроскопом) останутся еще и при раннем коллективизме (социализме), поскольку отдельные индивиды и коллективы еще не полностью сольются в единую всечеловеческую коллективную личность - а раз останутся остатки обособленности индивидов и групп друг от друга, то, значит, останутся и остатки отчуждения их друг от друга, что неизбежно будет выражено и в сфере распределения материальных благ. Полностью, без малейшего остатка товарные отношения вообще и деньги в частности исчезнут лишь при полном коллективизме (полном коммунизме).

322

приводила к тому парадоксальному результату, что традиции, формировавшиеся и поддерживавшиеся на основе еще остававшихся коллективных отношений, оказывались направлены на упрочение отношений авторитарной и индивидуальной собственности, авторитарного и индивидуального управления.

В коллективных традициях оказывались заложены и вражда между общинами, и кровная месть, и поклонение царю небесному , и поклонение царю земному, и послушание сеньору и священнику, и передел общинной земли между главами входящих в общину авторитарных семей, и право мужа "учить" жену вожжами, и право родителей "сокрушать ребра чадам своим в юности их", и вступление юношей и девушек в брак не иначе, как с благословения папеньки и маменьки, и множество других столь же милых вещей... Тем самым остатки первобытных коллективных отношений парадоксальным образом укореняли классовое общество в психике его членов. Старый общинный коллективизм, иногда сотрясая классовое общество, всегда мешал ему окончательно развалиться, а в промежутке между потрясениями больше укреплял классовое общество, чем подрывал его.

А теперь присмотримся внимательнее к тем атомизированным индивидам, в которых монополистический капитализм и неоазиатский строй превратили современных рядовых работников. Это люди без корней, с минимумом устойчивых привязанностей или вообще без таковых, с минимумом очень слабых традиций. Их психика и, в частности, сознание представляют собой пустую форму, которую сегодня с легкостью заполняет своим содержанием индустриальная цивилизация - но завтра это содержание может быть довольно легко вылито, и опустевшая форма сможет заполниться новым, соответствующим новому коллективизму содержанием хотя и не совсем легко, но все же гораздо легче, чем психике наших предков, в которой традиции классового общества именно благодаря остаткам старых коллективных отношений были укоренены гораздо крепче, чем в психике современного атомизированного человека. Религиозная вера, патриотизм, стереотипы авторитарных отношений между мужчинами, женщинами и детьми хотя и заполняют собою психику современного человека, но гораздо менее прочны, с гораздо большей легкостью устранимы, чем у его предков *. Современный человек сам по себе - никто, его формируют лишь его хозяева и начальники; но именно поэтому он, однажды свергнув своих формирователей, сможет стать всем с

Кстати говоря, вспомним, что именно фольклорное мифологическое и магическое творчество крестьянских общин давало очень подходящий материал для построения религий, с древних времен и по сию пору служащих эксплуататорским классам эффективнейшими идеологическими орудиями господства.

* О большей, чем у его предков, культурно-психологической гибкости современного человека см. ряд интересных и во многом верных (хотя и с явной тенденцией апологетики современного монополистического капитализма, заметно снижающей их научную ценность) замечаний А. Тоффлера [645, с. 250-258].

Мысль о том, что стать коллективистским человеком означает стать всем, не есть просто литературное украшение данного текста. Дело в том, что индивидуальные личности - члены классового общества - гораздо менее разнообразны, более одинаковы и стереотипны, чем члены будущего единого всечеловеческого коллектива, единой личности под названием Человечество.

У апологетов "уникальной и неповторимой" индивидуальной личности мысль об этом никак не укладывается в голове (в чем автор этих строк неоднократно убеждался, дискутируя с представителями этого племени). Между тем ничего особенно загадочного в этой мысли нет. Давайте повнимательнее присмотримся к пресловутой "уникальной и неповторимой" индивидуальной личности. Разделение труда, на котором основано классовое общество, привязывает каждую такую личность на всю жизнь к какой-нибудь одной роли (а те крайне немногие, что вырываются за эти узкие пределы, обязательно платят за это, самое меньшее, тяжелыми неврозами - как, например, Леонардо да Винчи). Эти роли, а также сами индивидуальные личности со своими психологическими проблемами, настолько типичны - и эти типы настолько сходны во всех общественно-экономических

323

большей легкостью, чем его предки, уродства которых закреплялись коллективной традицией. Да, современным пролетариям труднее раскачаться на совместную борьбу за свою власть, чем их предкам ; но когда грядущие империалистические

формациях, на протяжении всей истории классового общества, - что апологеты "уникальной" индивидуальной личности сами же невольно признают это, утверждая, что во все века людям были свойственны одни и те же основные чувства, стремления и экзистенциальные проблемы (на самом деле это верно лишь для людей классового общества: у первобытных людей были совершенно другие чувства, стремления и экзистенциальные проблемы, в чем можно убедиться, читая описание Брониславом Малиновским жизни тробрианцев и описание Аланом Уиннингтоном жизни племен ва и цзинпо). Даже гении очень типичны (в частности, довольно типичны психиатрические диагнозы, которые можно им поставить): для каждой индивидуальной личности найдется своя полочка, на которой уже стоит много ей подобных...

А теперь представим себе грядущий всечеловеческий коллектив. Перед ним будет стоять огромное множество быстро сменяющих друг друга, многообразнейших задач - и, в отсутствие разделения труда, все члены этого великого коллектива будут участвовать, посредством компьютерных систем, в решении всех этих задач. Следовательно, каждый из индивидов - частей единой личности-Человечества побывает за свою жизнь в таком множестве разнообразных ролей (и тем самым окажется сам настолько внутренне многообразен), что даже Леонардо да Винчи, не говоря уж об обычной индивидуальной личности, такое разнообразие и не снилось... Тем самым вновь подтвердится тот всеобщий закон, согласно которому чем более едина система - чем более глубокой, внутренней, необходимой связью связаны ее элементы, чем менее отдельны они друг от друга - тем более разнообразны и изменчивы и сами эти элементы, и взаимосвязи и переходы между ними, и вся эта система в целом; и наоборот, чем более отдельны друг от друга элементы системы, тем более похожи они друг на друга, тем менее разнообразны и изменчивы и они сами, и их взаимосвязи (более поверхностные и случайные, чем в первом случае), и вся система в целом.

Для большей ясности проиллюстрируем сказанное вот каким примером. Если сравнить внешний вид человеческого мозга с внешним видом любой человеческой кости, то кость явит нашему взгляду более разнообразную картину, чем "однообразная", однотонная, бесформенная масса мозга. Но это поверхностное впечатление неправильно: на самом деле мозг - многократно более сложная внутри себя система, чем кость. Взаимосвязи клеток мозга гораздо многообразнее, изменчивее, чем взаимосвязи клеток кости; каждая клетка мозга за всю свою жизнь бывает во многократно большем количестве разнообразнейших ролей, чем каждая клетка костной ткани. А между тем клетки мозга гораздо более едины друг с другом, менее индивидуальны, чем клетки кости; это легко доказать, разделив мозг и кость на множество частей - части мозга очень быстро разложатся, перестав быть самими собой, а части кости еще долго останутся сами собой вне связи друг с другом, сохраняя все основные особенности костной ткани. Клетки костной ткани по сравнению с клетками мозга - это все равно, что индивидуальные личности по сравнению с членами грядущего единого всечеловеческого коллектива; и чье же существование более разнообразно и внутренне богато, кто из них более неповторим и уникален?..

Правда, впрочем, то, что члены первобытных коллективов действительно были более одинаковыми и менее многообразными внутренне, чем сформированные классовым обществом индивидуальные личности (так же, как маленькая первобытная община - многократно более простая и внутренне однообразная система, чем любое классовое общество). Но это целиком и полностью объясняется примитивностью, внутренней простотой и однообразием первобытных производительных сил. Если бы коллективистское общество начало складываться прямо сейчас, на основе нынешних производительных сил, то уже процесс перехода к нему явил бы нам более сложное общество, чем нынешнее, и более сложного - хотя и перестающего быть индивидуальной личностью (а вернее, не "хотя и", но именно благодаря этому более сложного) - индивида, чем индивидуальная личность (кстати, этот индивид будет многообразней, чем любой из нас, хотя бы потому, что его практическая деятельность будет творческой - в отличие от практики большинства из нас, индивидуальных личностей). Грядущий коллективизм не будет возвратом к первобытной простоте -он будет усложнением, прогрессом по сравнению с классовым обществом и с индивидуальной личностью.

Причины этого, подробно проанализированные нами выше, с лаконичной ясностью сформулировал Жан Бодрийяр:

"Город, городская среда - это одновременно и нейтральное, однородное пространство безразличия, и пространство нарастающей сегрегации, городских гетто, пространство отверженных кварталов, рас, отдельных возрастных групп...

324

войны все-таки раскачают и сплотят их, то они, победив, будут превращаться в единую коллективную личность с гораздо большей легкостью, чем превращались бы их чуть более коллективные, но и более закостенелые предки. Большинство последних даже угроза гибели вряд ли заставила бы отказаться от своих авторитарных и индивидуалистических (но подкрепляемых остатками старого общинного коллективизма) традиций; современные же люди, чтобы выжить, начхают на какие угодно традиции - и когда потребность в выживании на послевоенной всемирной помойке заставит их вытереть ноги о традиции классового общества и стать коллективистами, они хоть и с некоторым скрипом, но в конце концов обязательно сделают это, попутно без особых угрызений совести раздавив тех, кто встанет у них на пути.

Вот так и получается, что буржуазия, предельно атомизировав пролетариев и тем самым на время укрепив свою власть, все-таки приготовила себе могильщиков -тех, которые сегодня стали ничем и именно поэтому оказались способны стать всем.

...историческая солидарность - фабричная, соседская и классовая - исчезла. Теперь все разобщены и безразличны под властью телевидения и автомобиля, под властью моделей поведения, запечатленных во всем - в передачах масс-медиа или же в планировке городов" [57, с. 156-157].

Однако то, что сейчас так есть, не означает, что так будет и дальше. Не все капитализму развиваться стабильно: предстоящий третий великий передел мира, грядущие большие войны перемешают в единую человеческую кашу сложившуюся в нынешних мегаполисах мозаику рас, наций и субкультур, обособляющую крупные, мелкие и мельчайшие группы людей друг от друга - и заставят сегодняшних "одиночек в толпе" стать солидарными в борьбе против тех, кто пошлет их на эти войны.

325

Глава 5. Сущность человека как совокупность отношений собственности и управления.

Blog

Содержание