Григорий померанц (Россия) теофил шперри (Швейцария) лейф ховельсен (Норвегия) поспеть за богом теория и практика морального перевооружения При содействии Coux pullignina house luzern москва Издательство агентства "пров-пресс" 1997
| Вид материала | Документы |
- Атман трансперсональный взгляд на человеческое развитие Издательство act издательство, 4520.68kb.
- Ii международная научно-практическая конференция «Теория и практика в физико-математических, 14.43kb.
- Международная научно-практическая дистанционная конференция «Современная психология:, 13.06kb.
- 4 – 29 октября 2010 / №10, 1312.1kb.
- Мгу им. М. В. Ломоносова в качестве учебного пособия по специальностям «Менеджмент», 5870.46kb.
- А. М. Фитерман теория и практика перевода с английского языка на русский издательство, 2026.86kb.
- Денисов Г. И. Юридическая техника: теория и практика. Юридическая техника: теория, 197.8kb.
- Гордеева И. Проблема досрочной выплаты внешнего долга РФ парижскому клубу, 41.59kb.
- Троцук И. В. Теория и практика нарративного анализа в социологии, 2033.25kb.
- Э. В. Васильев способ жизни в эру водолея теория и практика самопознания и самооздоровления, 3109.65kb.
ГРИГОРИЙ ПОМЕРАНЦ (Россия)
ТЕОФИЛ ШПЕРРИ (Швейцария)
ЛЕЙФ ХОВЕЛЬСЕН (Норвегия)
ПОСПЕТЬ ЗА БОГОМ
теория и практика морального перевооружения
При содействии Coux pullignina house LUZERN
Москва Издательство агентства "ПРОВ-ПРЕСС" 1997
ГРИГОРИЙ ПОМЕРАНЦ (Россия)Перейти
00 – оглавление
002 - параметры в начале книги - издательства
kom -Комментарии.
kons1 - Конспект
lit - Список литературы.
page - Данные о страницах
pril - Приложение.
pril2 - Приложение дополнительное.
prim - Примечание
PU - Предметный указатель.
Slov – Словарь
UI - Указатель имен.
za - Данные типографии, в конце книги.
zz - Аннотация
zzz - Запас
==1
==2
00.htm - glava01
Григорий Померанц
(Россия)
ДУХОВНОЕ ДВИЖЕНИЕ С ЗАПАДА
==3
Духовное движение, идущее с Запада, да еще начатое американцем, — одно это
способно вызвать у русского читателя усмешку. Известно, что с Запада — закон, а
свет — с Востока. Впрочем, иронии хватало и в Европе. Даже дом, в котором
происходят конференции Общества по моральному перевооружению, вызвал насмешки.
Габриэль Марсель, примкнув к движению, вынужден был объяснить, что здание Гранд
отель де Ко (несколько напоминающее пряничный домик или иллюстрацию к детской
сказке) было предназначено на слом и куплено по дешевке, на средства, собранные
сотней семей швейцарцев, а выстроить что-то другое средств просто не было.
Предисловие Марселя к сборнику "Новая надежда для мира" написано в форме ответа
трем друзьям. "Вы были поражены и опечалены, - пишет французский мыслитель -
услышав, что я связал свою судьбу с Обществом по моральному перевооружению. Вы
думали про себя: "Он состарился. Он уже несколько "бывший"... "Эта мысль
объединяла все три письма. Хотя выражения, выдвинутые свободомыслящим католиком
и протестантом, были разные.
Марсель признает, что идеология Оксфордской группы (из которого выросло
Общество) показалась и ему наивной. Познакомившись с "Оксфордцами" в 1933 году,
он не нашел ничего нового в четырех принципах: "абсолютная честность, абсолютная
чистота, абсолютное бескорыстие и абсолютная любовь". Хочется прибавить, что и я
не вижу здесь нового слова. Дух Нагорной проповеди, из которой принципы были
выведены, не сводится ни к этим, ни к каким другим принципам. Слова Христа, так,
как они были сказаны, больше говорят сердцу, и еще больше захватывает личность
Христа. Именно личность Христа — слово, которое было у Бога. Мне всегда
вспоминается в этой связи парадоксальный символ веры Достоевского: "Если бы кто
мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне
Христа, то мне лучше было бы оставаться с Христом вне истины, чем с истиной вне
Христа" (слово "истина" здесь поддается замене на "принцип", "система идей").
Реплики Христа — импровизации, отклик целостной глубины на вопрос, на вызов.
Другой вызов — и всплывут другие слова, без всякой заботы о системе. Так
строятся все Главные книги — Евангелие, Коран, Гимны Вед... Принципы,
сформулированные Оксфордской группой, могли завершиться еще одной системой после
тысячи других систем. Но этого не случилось. Противоборствующая сила выразилась
— может быть, не совсем ловко — в эпитет "абсолютный". Именно эпитет был знаком
движения, действия, неразрывности слова и жизни, немыслимости веры без дел, —
т.е.
==4
самой сути того, что начала Оксфордская группа. Эта группа с самого начала была
не идеологией, не организацией, а движением, движением духовной открытости. Что
означает духовная открытость, будет, возможно, яснее по мере чтения. Марсель
почувствовал перекличку практики оксфордских встреч с одним из важнейших
направлений своих духовных поисков, и цитирует эссе, в котором это направление
лучше всего выразилось. "Важен процесс, писал он там, — в котором я осознал себя
как неповторимую цельность. Само слово "воспоминание" подсказывает это; но это
осознание, это возвращение к себе имеет скорее смысл отдачи себя на волю или
капитуляцию перед чем-то без способности найти необходимое слово — чему. Дорога
обрывалась с первого шага... В сердце тишины я созерцал свою жизнь. В каком-то
смысле я созерцал ее извне... и это был акт ухода, я забирал с собой и то, чем я
был, и возможно то, чем не была моя жизнь. В этот миг тишины душа покоилась и
ждала. Я ничего не разглядывал и не исследовал. Это был миг внутреннего
обновления... Здесь есть какой-то парадокс, какая-то тайна; ибо "Я", в которое я
отступаю, перестает принадлежать себе самому".
"Я был вполне готов принять, — продолжает Марсель, — что в миг покоя голос,
который мы слышим, — не наш собственный. И это не все. Было и нечто другое, в
чем я находил ПРАКТИЧЕСКИ ПЕРЕЖИТУЮ (подчеркнуто мной, - Г.П.) близость с нашими
собственными поисками и убеждениями. Я имею в виду встречу, или — чтобы сказать
точнее — тот акт, в котором глубинное сознание личности, ее воля к лучшему миру
может раскрыться в присутствии другого...
Те, кто хорошо знают мои эссе, сразу заметят, что открытость в ответ другому — в
точности та ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТЬ, которая играет центральную роль в более поздних
работах, хотя кажется тогда я еще не использовал этот термин".
Чета Марсель стала посещать встречи Группы в одной из парижских квартир. Однако
многое разочаровывало. Приходило слишком много любопытных, и временами
искусственным казалось усилие "вызвать себя на личное свидетельство или даже
покаяние. Кроме того, участники встреч находили тогда (совершенно напрасно), что
все сказанное должно быть "позитивным", а критические замечания казались
негативными и подозрительными". Камерные встречи потеряли свое обаяние. А их
способность повлиять на политические события казалась равной нулю.
Позицию Марселя изменили, в пятидесятые годы, беседы с государственными
деятелями, говорившими о влиянии Морального Перевооружения на политические
процессы в Европе, в Азии и Африке. Некоторое время он, впрочем, не решался
приехать в Ко,
==5
опасаясь, что мелочи повседневной жизни вызовут его разочарование, как это уже
случилось в Париже. Потом поехал и убедился, что опасения были напрасны.
Общество вышло из куколки кружковости, жизнь его обогатилась, расширилась, и
дух, который царил в Горном доме, захватывал. Мой собственный опыт, сорок лет
спустя, подтверждает впечатления Марселя. Стиль общения, созданный Бухманом,
сохранился. Об этом — несколько позже. А здесь — продолжим "Заверительное
письмо".
"Я должен теперь ответить на ваши вопросы, в особенности на главное возражение,
которое, в той или другой форме, возникает во всех трех письмах. Чего можно
ждать от такого движения? Или более конкретно: как серьезный мыслитель вроде
меня не замечает бросающейся в глаза инфантильности? Я отвечаю: надо строго
различать инфантильность и простоту (хотя это практически может оказаться
трудным). Для меня простота - положительное качество, ценность которого остается
непризнанной в нашем мире, запутавшемся в собственной сложности. Разумеется,
необходимо тщательно разделить сферы, где сложность — неизбежная цена любого
реального прогресса, и те, где она буквально гибельна... Там, где господствует
техника.., невозможно избежать сложности; сложность, видимо, единственный путь к
максимальной точности, сложность в расчетах и в инструментах, ставших возможными
благодаря этим расчетам, но очень мало людей понимает, что все меняется, как
только мы вступаем в область ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО. Разумеется, слово ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ не
однозначно... Если я "думаю о человеке как машине или системе механизмов, я
вынужден признать чрезвычайную сложность процессов, протекающих в нем. Однако
следует ясно осознать, что делая это, мы перестаем думать о нем, как о ЧЕЛОВЕКЕ.
Я не могу думать о нем таким образом, не забывая самого существенного — что
человек способен сознавать — я не говорю: творить — ценности и цели и
действовать в согласии или в разладе с ними".
Здесь очень многое хотелось бы прибавить: о философии диалога (мы рассмотрим ее
ниже) или просто сказать о человеке как о целом. Но, возможно. Марсель прав,
избегая этого понятия; оно не всем ясно. Только во "Сне смешного человека" люди
интуитивно понимали, что такое Целое. Зато У НИХ НЕ БЫЛО ХРАМОВ. А на нашей
планете нельзя без храмов, без святынь, без ценностей и целей.
"Как только вы это сказали, — продолжает Марсель, — вы перестаете думать о
человеке, как о машине. Вы поймете важность этого, ибо для моих друзей решающий
опыт — преображение, не
==6
мимолетное чувство перемены, а решительное изменение личности...
Вы можете сказать, Роже, что в этом нет ничего нового, что ЧУВСТВО перемены мало
что меняет. Но в иных случаях человек, переживающий подлинное чувство перемены,
становится "радиоактивным" (я нахожу эту метафору Марселя очень удачной. Таким
"радиоактивным" показался мне с первого знакомства Лейф Ховельсен. Я могу
повторять вслед за Марселем): "Люди, встреченные в Ко, не просто переменились:
они приобрели тайную силу, живущую в них помимо воли. Я боюсь, что термин "сила"
не совсем удачен, он часто вызывает ложные толкования. Может быть, лучше сказать
"активное присутствие" - если вы знаете, какую важную роль "присутствие" играет
в моих работах; "присутствие", которое можно назвать даром, светом, действующими
почти незаметно..." Действительно, многие люди & Ко, с которыми я беседовал,
оставили во мне чувство "присутствия". Разумеется, не все 500-600 человек,
собравшиеся на трапезу, но очень многие. И они задавали тон".
"Есть и другое возражение — ваше, Поль, - продолжает Марсель. - Мои слова о
новом человеке почти наверное вас шокировали. Ибо для верующего новый человек —
это человек, обновленный Благодатью. И видимо ваш главный упрек Моральному
Перевооружению, что это разновидность натурализма. Не опасаетесь ли вы, что
тварное там наделяется силой, принадлежащей одному Богу? Я отвечу: Прежде всего,
то, с чем мы сталкиваемся, это не богословие, хотя бы в самой рудиментарной
форме, и еще меньше философия; это опыт. И позвольте прибавить, что в каждом
случае, идет ли речь о христианах или мусульманах, этот опыт сознается как дар
Бога... Радость, которая лучится с лиц, особенно с юных, по-моему прямо
свидетельствует об отданности воле Бога. Я не знаю другого места, где вы с такой
полнотой соприкасаетесь с подлинной свободой, со свободой в Боге.
Но, без сомнения вы, Терри, атакуете меня здесь. "Бог, — скажете вы, — но какой
Бог? Какая-то вялая форма протестантизма?" Я с полной уверенностью отвечаю: ни
в какой мере... Никто здесь никого не пытается обратить и по одной очень простой
причине: это не религия и не секта. Вы возразите, что здесь есть нечто,
выходящее за рамки одной морали. Ибо каждый пытается услышать, затихая, если не
само слово Божие, то нечто близкое к сути Его заповедей.
Здесь необходимы некоторые разъяснения. Бесспорный факт, что почти все те, кто
после встречи с Бухманом или его последователями почувствовали необходимость
нового уровня мысли
==7
и жизни, даже если они начинали с толкования своего опыта в терминах совести и
сознания, приходили к признанию, что на этом нельзя остановиться, и признавали
свою зависимость от чьего-то высшего, что они называли Богом. И те, кто в
детстве получили религиозное воспитание, почти всегда возвращались к своей
собственной церкви, тогда как другие, я полагаю, выбирали церковь, дух которой
был ближе к новому направлению их жизни. В любом случае они рассматривали свой
религиозный выбор как следствие или завершение их внутренней перемены. Я считаю
важным подчеркнуть это, чтобы раз навсегда покончить с ложной идеей о движении
как новой религии или секте..."
Бухману действительно удалось создать нечто, требующее новых слов. Это духовное
движение без всякого сектантства, без всяких тенденций к сектантству (прошло
сорок лет; сектантства и сегодня нет). Движение без устава, без записанных
правил. Общество без бюрократии, связанное только стилем жизни, бросающимся в
глаза на конференциях, когда несколько сот людей, съехавшихся в Ко, за один-два
дня становятся хорошо организованной общиной из нескольких дружных "семей",
связанных не вероисповеданием, а языком общения. Через 8-10 дней одна смена
уезжает, прибывает другая - белые, черные и цветные, христиане, мусульмане,
буддисты, - и снова учатся друг у друга, учатся практическому сотрудничеству,
начиная с чистки овощей до постановки пьес.
Все это складывалось постепенно, без заранее составленного плана. Во время
второй мировой войны Фрэнк Бухман и несколько его друзей уединились у озера в
горах Сиерра Невада. В тишине Бухман пытался понять, что делать после войны, на
обломках, которыми она кончится. В доме не было прислуги. Естественно сложилась
коммуна. Каждый делал все. В небольшом кружке это легко получается. Но благодаря
духу открытости, царящем в Обществе, этот же порядок установился и в Горном
доме. Коммунисты, приехавшие из Западной Германии в конце сороковых годов, были
потрясены. Без всякой классовой борьбы осуществлен идеал, о котором писал Ленин:
группа цивилизованных людей, без всякого государства, без всякой власти создает
общественный порядок. Порядок, основанный на духовной близости поверх
вероисповеданий. Бригада, связанная по работе, обычно составляет и духовную
семью, в которой продолжаются оксфордские традиции духовной открытости. Для
этого выделяется час (с 11 до 12 утра). Я участвовал в занятиях германоязычной
общины, заходил иногда в англоязычную. Той искусственности, которую заметил
Марсель на парижских посиделках 30-х годов, не было и следа. Я восхищался тактом
руководителя германоязычной группы, Ханца Крига (с которым мы,
==8
слава Богу, не встретились в Сталинграде:, в 1942 году, когда ему покалечило
руку). Такое же впечатление осталось от англо-русской группы, дух открытости был
всюду.
Есть несколько видов межконфессионального диалога; на уровне князей церкви, с их
заботами о достоинстве, о протоколе, с верности традиции; на уровне религиозных
мыслителей, которым вся плоть веры не очень важна — важен только дух; и на
уровне простого сердца, готового объединиться с Другим, узнавая его не по
символу веры, а по захваченное™ общим делом любви. Бухман создал именно третье.
Как это ему удалось - тайна личности, не раскрывшаяся полностью ни в какой из
его публичных речей. Больше всего говорят рассказы о его встречах с глазу на
глаз, отдельные реплики. Читая, как он "пронзал" людей и захватывал их, я
вспоминаю князя Мышкина. В каком-то повороте это Мышкин, в другом - практичный
американец, подбиравший из своих: друзей будущих деятелей побежденной Германии.
Смерть его многое унесла. Но живет движение (по-прежнему без членских билетов);
регулируется только приезд в Горный дом: больше известного числа он не вмещает.
По-прежнему в этом доме живет самоорганнзующееся человеческое общество. Не
конфессиональное. Не этническое. Даже не европейское. После второй мировой войны
в него втянулись все континенты. Мне пришлось чистить морковь с ведантистом,
вспоминая упанишады, и обедать со священником из Заира, сравнивая проблемы его
страны с проблемами России. Я бы сказал, что все это разноцветное и разноязычное
общество можно назвать обществом духовной встречи. И начинается эта духовная
встреча с самого обыденного: со встречи в коридоре, лифте; нет безразлично
вежливых глаз. Царит сочувствие, готовность оказать дружескую услугу. Как только
возникает более определенный личный интерес, вас приглашают вместе пообедать,
поужинать, и за час-другой вы становитесь друзьями.
Не знаю, думал ли Бухман о новой форме экуменизма; но он ее создал. Участников
движения связывает общее дело любви не фантастическое воскрешение мертвых,
предложенное Николаем Федоровичем Федоровым, а преображение живых, выход из
подвластности демонам технической цивилизации, возвращение к простоте, способной
уравновесить сложность, стремительно несущуюся к хаосу и распаду. Это движение
„с религиозным "подтекстом", но без того, что обычно сопровождает религию, — без
догм, без структуры, без отталкивания тех, кто входит в другие структуры и верит
в другие догмы или ни к какой структуре не принадлежит; в терминах христианства
это можно назвать общением в Духе Святом, веющем всюду, воплощением духа
межрелигиозного диалога, провозглашенного Вторым Ватиканским собором.
==9
Так примерно (еще до собора) увидел его Габриэль Марсель: "это можно
рассматривать в перспективе как пережитой экуменический опыт, и этого одного
достаточно, чтобы приветствовать его. Я снова вспоминаю молодого мусульманина из
Камеруна. Его пребывание в Ко означало, что на несколько дней он ПОБРАТАЛСЯ с
христианами. Я подчеркиваю слово "побратался", потому что это одно из тех многих
слов, которые стерлись и потеряли свой первоначальный смысл. Здесь оно
действительно значит участие в общем опыте пережитого братства. Это нечто
гораздо большее, чем то, что обычно называют терпимостью... Это любовь. Мой
молодой друг мусульманин почувствовал себя не только "терпимым", но понятым и
признанным в его вере".
"Я хотел бы прокомментировать этот факт. Человечество переживает в наши дни
самый страшный кризис, с которым сталкивалось в своей истории. Крупнейшие
эксперты не только оказались неспособны установить мир, достойный этого имени;
они, по-видимому, даже не способны осознать, как непостижимо серьезна проблема.
Английский дипломат, приехавший в Ко из Женевы, рассказал мне, как конференция
по мирному использованию атомной энергии постоянно терзается скрытыми
милитаристскими соображениями. И вот, когда ортодоксальные медицинские методы
явно провалились, не только наше право, а прямая обязанность обратиться к
целителям. И я сказал бы, что Моральное Перевооружение — спасательная команда,
чью эффективность нельзя игнорировать, нельзя недооценивать. И так же как все
хорошие целители говорят, что странная сила, которой они одарены, есть дар
свыше, — так вы и среди наших друзей встретите смирение, секрет которого потерян
в мире, со дня на день все более порабощенном техникой. Эта потеря далеко не
случайна. Слово смирение не имеет смысла в мире, полностью одержимом техникой и
"ноу-хау". Конечно, есть хирурги, которые молятся перед началом особенно тонкой
и опасной операции. Но в той мере, в которой они это делают, они перестают быть
просто техниками и провозглашают неадекватность техники самой по себе..."
Мы возвращаемся таким образом к вопросу: какой характер имеет вдохновение,
поддерживающее созданное Бухманом Общество? Можно ли считать, что это своего
рода служение Богу? Это вопрос, который Марсель почувствовал в письме Роже.
"Или, — мог бы сказать Роже, — мы имеем здесь утверждение, которое нельзя
назвать религиозным в строгом смысле слова, и тогда не следует говорить о
водительстве Божьем; или мы настаиваем, что изменившийся человек действует под
сверхчеловеческим влиянием, и тогда, что бы вы ни говорили, мы находимся в
области религии и
К оглавлению
==10
встает вопрос - КАКОЙ религии?" Марсель отвечает: "Эта дилемма основана на
неверном предположении. Переживание, о которых мы говорим-, могут быть объяснены
на основе естественного религиозного чувства, способного послужить "общим
знаменателем" для христиан, мусульман, буддистов и т.п., но остается по ту
сторону религий откровения и даже всякой организованности религии. Впрочем, если
Вы настаиваете на изложении моего личного взгляда по этому очень серьезному
вопросу, я сказал бы, что по моему мнению — я говорю только за самого себя —
вовсе не необходимо принимать буквально идею, что Сам Бог говорит с нами во
время душевного покоя. Я хотел бы процитировать в этой связи слова одного из
близких мне персонажей, Арно, в моей пьесе "Голодные сердца". Он говорит
Эвелине, второй жене своего отца, о своего рода договоре, который он заключил с
Существом, превосходящим его, обещав не исследовать тайну, окружившую смерть его
матери. "С кем вы заключили этот договор?" — спрашивает Эвелина. "Я не чувствую
нужды, — был его ответ, — дать имя своему партнеру. Я только знаю, что сознаю
Его присутствие — не человеческое присутствие, не кого-то, о ком я могу
говорить, и все же отдельного от меня и знающего меня. Он здесь. Он наблюдает".
Я лично думаю, что здесь необходима своего рода сдержанность, ученое незнание
(docta ignorantia). Когда в покое мне становится ясно, быть может со всей
мягкостью подсказки, что мне надлежит действовать так, а не иначе, нет сомнения,
что подсказывает НЕКТО БОЛЬШИЙ, ЧЕМ Я. Но имеет ли здесь смысл вопрос: "КТО
ОН?". Я сказал бы, что в этом контексте слово "Бог" имеет прежде всего очень
своеобразный негативный смысл: оно означает отказ от постановки подобных
вопросов. Или, иначе говоря, этот отказ сам по себе есть "темная сторона луны",
аспект НЕВЕДЕНЬЯ некого положительного утверждения, которое не может быть
выявлено без искажения его сути. Я не думаю, что надо цитировать здесь идеи
Ясперса о шифрах; то, о чем мы здесь говорим — по ту сторону категорий дискурса,
по ту сторону мира Кто? и Какой? Слово "трансцендентное", к несчастью,
затаскано; но здесь оно было бы на месте; оно точно описывает "выход по ту
сторону", о котором мы говорим.
В то же время надо честно признать, что вероятно ни Фрэнк Бухман, ни его
последователи не примут оговорок, которые я высказал. Я чувствовал необходимость
сделать ясной мою собственную позицию; но я не думаю, что надо придавать слишком
большую важность таким расхождениям во взглядах {я думаю, подобные расхождения в
выборе слов существуют и между мной и Лейфом — Г.П.). Это легко объясняется тем,
что я философ, и за-
==11
бота о строгой интеллектуальной точности, свойственная мне, вовсе не общая
обязанность.
Следует также заметить, с другой стороны, что абсолютный характер четырех
принципов (честности, чистоты, бескорыстия и любви - Г.П.) вытекает из того же
выхода по ту сторону или трансцендентности, которые здесь существенны. И стоит
заметить, что здесь перед нами, в другой форме, та же самая простота, о которой
я говорил вначале. Без сомнения, эта простота доступна только тем, кто заново
открыл детское состояние духа, суть которого была в наши дни выражена Пеги.
Вас не могла не поразить замечательная черта современности: это миг, когда
мировые проблемы, с одной стороны, бесконечно усложнились, а в другом и более
глубоком смысле стали крайне просты. Ибо мы все более очевидно упираемся в
решающий выбор; выбор не только для отдельных людей, но и для всего
человечества; выбор между жизнью и смертью. Ибо впервые в человеческой истории
реальной возможностью стало всеобщее самоубийство. И единственное решение,
способное исключить самоубийство, это решение придерживаться договора, термины
которого укоренены в глубинах человеческой природы — природы, которая
раскрывается - это хочется подчеркнуть — только моралистами, а не учеными.
Прогресс дегуманизирующих техник, действующих в современном мире, только
заслоняет от нас подлинную человеческую природу. Великая заслуга д-ра Фрэнка
Бухмана, что он всегда пытался прояснить ее; и влияние, которое он оказал на
бесчисленные человеческие жизни — знак его призвания".
"В Моральном Перевооружении царит атмосфера возрожденной простоты. Благодаря
ему, многие лидеры молодых стран Азии и Африки заново открыли единство морали и
политики тогда как в нашем состарившемся и параличном мире это единство обычно
остается блуждающим огоньком, если не говорить об извращенных формах, созданных
марксизмом и национал-социализмом, с их тезисом, что цели оправдывают и
предположительно облагораживают средства".
Габриэль Марсель, видимо, не знал о той роли, которую Бухман сыграл в
возрождении Германии и в установлении франкогерманского согласия (об этом
рассказывал Шперри). Водораздел здесь проходит не столько в пространстве,
сколько во времени. В эпохи СТАНОВЛЕНИЯ нового государства (а таким новым
государством была и послевоенная Германия) нужен нравственный заряд,
нравственный толчок; потом происходит то, что Макс Вебер назвал "рутинизацией
харизмы"; в рутинной политике роль нравственного импульса падает; и вместе с тем
падает роль Морального Перевооружения. Возникает иллюзия, что людям вовсе не
надо меняться,
==12
что беличье колесо цивилизации и так вертится, - до тех пор пока новый кризис не
схватит за горло.
Кое-что здесь лучше видно из нашего русского угла, Если отвлечься от всех его
частных особенностей, бросается а глаза главное (по крайней мере, главное для
темы, которую мы обсуждаем): без захваченностью верой, идеей, страстью перемены
к лучшему не даются. Для таких перемен нужен взрыв энергии. Нужно нравственное
усилие, одобренное глубиной души, получившее поддержку там, где рождаются
ценности и цели. Во время войны население в тылу терпело несравненно большую
нужду, чем сейчас, но люди готовы были терпеть, и не только потому, что боялись
чекистов. Совсем без патриотизма, одним великим устрашением, Сталин не выиграл
бы войну. Я вспоминаю нравственное оцепенение, вызванное большим террором к
1939-му, 1940-му году. Оцепеневшие люди механически исполняли свои обязанности,
но немецкое наступление разрушало сложившиеся связи и страхи; и массы,
предоставленные самим себе, легко сдавались в плен. Сопротивлялись те, кто не
очень испугались и Сталина. Сопротивлялись те, у кого боль за Россию заслонил
страх смерти. И пафос сопротивления захватил страну. В тылу работали по 10-11
часов с пустым желудком не только за страх. Вот этого пафоса перестройка не
вызвала. Пафоса борьбы с Лаосом. Сознания, что победа зависит от каждого, что за
ошибки генералов приходится платить своей шкурой: другого пути нет.
Прорабы перестройки не решились сказать <или просто не понимали), чего будет
стоить ломка форм собственности, ломка привычек труда - от директора до
последнего рабочего. Господствовала въевшаяся в сознание советская вера в указы,
издаваемые в Кремле. Борис Немцов упрекал Егора Гайдара, почему тот не объясняет
народу необходимости действий, ударявших по интересам миллионов людей. Гайдар
отговаривался тем, что объяснять должен хозяин, нанявший его техническим
директором. А Ельцин съездил на Запад, увидел, что американцы хорошо живут, и
захотел прицепить русский вагон к западному поезду. На этом уровне мыслили
многие сторонники реформ. В русский язык вошло несколько сот английских слов,
появились спонсоры, спикеры, сникерсы, однако эти слова не имели магической
силы. Они не породили американскую деловитость. Беспорядок воцарился хуже
прежнего. И народ стал прислушиваться к противникам реформ.
Этот частный кризис, если вдуматься в него, ставит на обозрение общую проблему
истории. Все, что мы называем прогрессом, имеет свою изнанку. Чем сложнее
общество, тем легче запутаться в его сложности и стать игрушкой демонических
сил. А значит, прогресс - это рост духовных и нравственных задач Империи
==13
ι
поставили перед человечеством более трудные задачи, чем жизнь племен, жизнь
архаических царств. Ответом были мировые религии. И сегодня мы опять у рокового
порога. Катастрофа в Чернобыле — не только знак российской расхлябанности,
советской расхлябанности. В какой-то мере это ~ знак и для других стран. Во всем
мире растет разрыв между уровнем сил, попавших в человеческие руки, —
технических и интеллектуальных сил — и отставанием ответственности. Перемены,
если просто плыть по течению, ведут к расшатыванию нравственных норм и
нравственному упадку. Приходится и плыть, и заботиться об укреплении своего
суденышка, затыкать дыры, ремонтировать весла и руль.
Политические революции прошлого не сталкивались с этой проблемой во всем ее
объеме. Двести лет тому назад в Америке нравственный порядок не изменился.
Устранено было внешнее препятствие, мешавшее колониям жить своей жизнью. Новый
порядок полностью созрел в лоне старого. А в современной России нет сложившегося
мира частных интересов, связанных общим нравственным законом, общими правилами
игры. Такого мира коммунистическая диктатура не подготовила. Между тем реформы
поощряли только одно: частный интерес.
Цивилизованных правил игры они не давали, наоборот: полную свободу получали
преступные группировки. Не было никакого частного капитала, кроме "теневого",
связанного с уголовным миром. Превращение директоров в собственников тоже не
могло идти законным, честным путем. Все это вызвало всеобщий сдвиг к морали и
практике воров. Вячеслав Игрунов был прав, заметив (в "Общей газете", 1996, №
10, с. 9), что вместо "моральных принципов" позднего коммунизма (лживых,
извращенных, но все же принципов) "было предложено.., одно-единственное —
обогащайтесь! Как, каким образом — неважно, главное, чтобы капитал работал,
приносил пользу. В сущности, это была идеология отказа от нравственных
ценностей... Распад настолько всех устрашил, что началось движение в другую
сторону. Вот это неосознанное движение к восстановлению более высоких ценностей
и подталкивает значительную часть общества к коммунистам..."
Хочется привести отрывок из талантливого рассказа молодой писательницы Маргариты
Шараповой. Рассказ от первого лица передает психологию романтически настроенной
девушки, нашедшей в коммунистических идеях выход для своих чувств: "Товарищи!
Именно с этим теплым словом обращаются к вам члены Компартии Российской
Федерации!
Пусть "господами" величают себя бывшие партбилетчики, предательский язык которых
не осмеливается произнести простое и честное приветствие "Товарищ!". При этих
псевдокоммунистах
==14
Советский Союз был зашорен "железным занавесом", сегодня они, будучи под новой
личиной, опять у руля власти, превратили Россию в страну "железных дверей".
Страх, боль и отчаяние в каждой честной семье. И нет их лишь за сейфовыми
замками "новых русских" — сейчас время этих мафиозных "господ", совместно с
антинародным лжедемократическим режимом кощунственно попирающих Русь. Их знамя —
доллар. Их дом — рынок. Их власть — спекуляция.
Товарищи! Истинные коммунисты призывают вас не допустить разбазаривания России,
уничтожения ее неповторимой духовности и нравственных ценностей, возродить все
лучшее, достигнутое великой советской эпохой. Наше знамя — красное Наш символ —
серп, молот и книга. Наш девиз - Россия, труд, народовластие, социализм!"
("Литературная газета", 1996, № 10).
Большинство, голосующие за КПРФ — пенсионеры, просто не способные привыкнуть к
новому. Но есть и молодые романтики рванувшиеся к социалистической и
националистической риторике из отвращения к наглому богатству. Не таковы ли и
"красные бригады" на Западе? Не таков ли бунт западной молодежи против общества
потребления?
Едва мы привыкли к слову "свобода", раздался вопль о злоупотреблении свободой, о
свободе частных лиц сводить счеты друг с другом, о свободе грабежей, убийств и
погромов. У вы, только ли у нас это бедствие? Не распространяется ли эта чума
повсюду?
Свобода имеет живой смысл для довольно узкого слоя. Для меня она бесспорна. Я
получил свободу печататься, Читать лекции, свободу принимать приглашения из-за
границы и ездить туда, приобрел новых друзей.
Увы, если взглянуть на вещи глазами рядовых пенсионеров, не вижу ничего
хорошего. Гляжу глазами школьника, студента — и не вижу никакой общей идеи,
никакого "во имя", ради чего стоит жить. Ни вселенской идеи, ни национальной;
хотя разговоров о национальном хватает. Но как — без живой нравственной идеи,
без нравственной встряски перейти от привычек рабов, ленивых и лукавых, к умному
труду, чтобы из обломков Советского Союза создать что-то новое? Экономическая
выгода вдохновляет людей по-разному: одних — к честной и инициативной работе,
других - к грабежу, третьих — сорвать на пол-литра, бросить недоделанное, выпить
и завалиться на бок... Экономические стимулы действуют по-разному в различной
нравственной среде. Россия — не единственный пример. В Северной и Южной Америке
совершенно разная жизнь.
==15
Сами по себе воды текут только вниз. Чтобы фонтан забил вверх, нужно найти
источник повыше или накачать воду на высоту. Этой накачки не было. У церкви
появился шанс возглавить и повести за собой возрождение страны. Но не оказалось
никакой сильной новой мысли. Снова, как и в годы революции, паралич церкви
открыл дорогу коммунизму. На этот раз — "бывшему в употреблении", залатанному и
застиранному. И все же, именно коммунистические партии собрали голоса
избирателей. Социал-демократия не смогла показать, чем она лучше традиционной
партии Ленина-Сталина. А христианская демократия так и не сложилась в
политическую силу.
Дело не в особенностях коммунистической идеологии в отличие от нацистской или от
интегризма (который журналисты назвали фундаментализмом). Дело в их простоте.
Кошмарные упростители идут навстречу ожиданиям масс сделать мир простым и
понятным. Человек теряется в потоке нового, все более стремительном, и не знает,
как использовать новое добро, как оборониться от нового зла. Он теряет
понимание, чему молиться, что читать. Ему хочется закрыться, замкнуться в класс,
нацию, в несколько простых фраз о борьбе классов или этносов или о борьбе веры с
неверием. Он бросается за дудочкой крысолова — и на двенадцать лет или на
семьдесят лет находит желанную простоту.
Мой друг Александр Мелихов, комментируя рассказ Шараповой, хорошо описал силы,
влекущие людей в массовые тоталитарные движения. "Первая — простое человеческое
одиночество, холод которого гонит искать в толпе хоть какого-то тепла. Вторая —
своеобразная честь, заставляющая "продолжать дело отцов"... И третья причина
— некий метафизический голод, "экзистенциональный вакуум", тоска по
какому-то иному бытию..."
Кто-то (кажется, аббат Дюверже) сказал, что революционность — это мистицизм,
повернутый от неба к земле. Мелихов пишет о том же: "Человек, которому "нужно
то, чего нет на свете", может искать утоления своего неясного голода, стараясь
сделаться сопричастным чему-то грандиозному, всемирно-историческому, для него
политика — не просто "работа как работа", средство достигнуть конкретных
результатов, а возможность доставить себе воодушевляющие (пускай трагические)
переживания; поэтому рациональные аргументы всех Хайеков, показывающих, как
экономическая система социализма неизбежно влечет за собой всеобщее рабство,
производит на него не большее впечатление, чем на наркомана лекция о вреде
героина, ибо он ищет переживаний, а не результатов.
Нынешняя либеральная идеология прямо противоположна тому, в чем нуждаются
политические наркоманы: она не сулит ни-
==16
чего грандиозного, а просто "нормальную жизнь" (именно ту, в которой наркоман не
находит себе места), она не обещает разом покончить со всеми мировыми
безобразиями, а больше советует каждому устраивать собственные дела, она не
стремится объединить народ для универсальной великой цели, подчиняя "отсталую