Утопия всегда занимала почетное место в стремлениях и чаяниях людей; в мире рождались дети и появлялись новые поколения, которые неизменно стремились к лучшей жизни.

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

ти, олицетворяемого их дядей». Малиновский пришел к выводу, что ни одно из табу и подавлений «эдипова комплекса» не существует в матриархальной семье Восточной Новой Гвинеи. Табу на инцест направлено главным образом на разлучение братьев и сестер. Таким образом, перед нами — модель семейной жизни, в которой авторитет и сексуальные табу проявляются совершенно иными способами, чем в патриархальной семье.

Муж не считается отцом детей в том смысле, в котором мы воспринимаем это слово. Физиологически говоря, он, по мнению самих аборигенов, не имеет никакого отношения к их рождению, ибо они не имеют представления о физическом отцовстве. Дети, по их убеждению, зарождаются в лоне матери как маленькие духи, обычно при помощи умершей кровной родственницы матери. Поэтому, хотя муж и должен защищать детей и ухаживать за ними, и «принять их на руки», когда они появляются на свет, это не «его» дети в том смысле, что он причастен к их появлению на свет. Вот почему отец превращается в любимого доброго друга и не считается предком детей. Он — посторонний, обладающий авторитетом только в силу своей социальной позиции, обусловленной происхождением. Реальное родство, то есть телесная идентичность, «одно и то же тело», существует только между ребенком и матерью. Властью над детьми наделяется брат матери.

Наше общество, как замечает далее Малиновский, поддерживает авторитарного мужа и отца. Это подкрепляется и экономическим положением, ибо отец зарабатывает на жизнь и поэтому может — по крайней мере номинально — кормить тех, кто от него зависит, и проявлять по отношению к ним великодушие. В обществе папуасов, с другой стороны, есть независимая мать и ее муж, который не имеет ничего общего с рождением детей и не добывает пропитание, а следовательно, ничего не может им завещать и не имеет над ними никакой легитимной власти. Родственники матери, наоборот, обладают сильнейшим влиянием, особенно ее брат, который наделен всеми властными полномочиями и снабжает семью

25

АРХЕОЛОГИЯ УМА

продовольствием, и собственность которого после его смерти перейдет к сыновьям.

Если мы рассмотрим следствия матриархальной организации применительно к инстинктивному подавлению и особенно — табу на проявления сексуальности, то мы обнаружим глубокие расхождения с патриархальной моделью сексуального подавления. В Меланезии вообще не существует никакого табу на секс. В раннем возрасте дети — иногда помладше, иногда постарше — приобщают малышей к практике секса. Естественно, маленькие дети не могут по-настоящему выполнить половой акт, но зато они находят удовлетворение во всевозможных играх, в которые им свободно разрешают играть взрослые, и поэтому могут непосредственно и без всякого стеснения удовлетворять свое природное любопытство. Они исследуют устройство и функционирование органов размножения и, как следствие, получают определенное позитивное удовольствие.

Меланезийские дети любят играть в «мужа и жену». Мальчик и девочка строят шалаш и объявляют, что это — их дом. Они притворяются, что выполняют все функции мужа и жены, в том числе и самую важную — сексуального соития. Иногда дети отправляются на пикники, во время которых они едят, дерутся и занимаются любовью. Очень важно обратить внимание на отношение старших к этой детской сексуальности. Родители не видят в этом ничего предосудительного. Как правило, они принимают ее как нечто само собой разумеющееся. Максимум что они делают, это шутя разговаривают об этом друг с другом, обсуждая любовные трагедии и комедии мира своих детей. Им и в голову не приходит вмешаться или высказать неодобрение, и они предоставляют детям полную свободу действий, требуя только, чтобы те не играли в свои амурные игры в доме, а пошли бы куда-нибудь в кусты. В основном дети полностью предоставлены самим себе. Взрослые не только не вмешиваются в любовные дела детей, но и редко, если вообще когда-либо, проявляют извращенный сексуальный интерес к ним, и уж конечно, никогда не принимают участия в их играх. Им незнакомо насилие

26

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

над детьми, а тот, кто начал бы вести с ребенком сексуальные игры, показался бы смешным и отвратительным.

Вильгельм Райх (Wilhelm Reich) заметил, что «за исключением табу на инцест, у папуасов не существует никаких сексуальных запретов. Наоборот, всецело положительное Эго развивает положительно относящийся к сексу Эго-идеал. Так как сексуальность всегда находит свободное выражение, табу на инцест не может считаться сексуальным ограничением, так как остаются другие многочисленные возможности для удовлетворения сексуального влечения».

Антропологические наблюдения Малиновского были подтверждены и другими учеными. Они убедительно доказали, что эдипов комплекс не является неизбежной предпосылкой для эволюции всех культур, но в то же время подтвердили фрейдовскую концепцию детской сексуальности. Эти наблюдения опровергли аргументы противников психоанализа, которые непреклонно и часто яростно отвергали теорию Фрейда, заявляя, что концепция детской сексуальности — не более чем невротический бред ее создателей. Теперь подобные возражения предстают в своем истинном свете: как агрессия патриархальных индивидов, скрытая под маской научного эмпиризма.

Свидетельства, собранные Малиновским и другими,
также показывают, что при отсутствии табу и подавления,
детская сексуальность проявляется открыто и свободно
практикуется. Это доказывает не только существование
детской сексуальности, но и существование механизмов
подавления в культурах, подверженных эдипову комплек
су и подчиненных патриархальному Суперэго. Иными
словами, гипотеза о том, что эдипов комплекс служит
условием возникновения любой цивилизации, основыва
ется на ошибочном приравнивании патриархальности к цивилизованности.

В 1924 году Эрнст Джонс написал в ответ на теорию Малиновского статью, в которой защищал классический психоаналитический взгляд на первоначальность и фундаментальность эдипова комплекса. В поддержку своей гипотезы Эрнст Джонс также привел материалы наблю-

27

АРХЕОЛОГИЯ УМА

дений за жизнью островитян-папуасов, свидетельствующие, однако, в пользу того, что фрейдистский эдипов комплекс является фундаментальным, базовым феноменом всех человеческих обществ. Хотя он и признавал наблюдения Малиновского ценными сами по себе, он не мог согласиться с тем, что они опровергают теорию Фрейда. Он утверждал, что эдипов комплекс в матриархальных социальных организациях должен изучаться иначе, чем в патриархальных. Он заявил, что явное игнорирование роли отца в рождении детей необходимо для подавления ненависти к нему, так как отрицание участия отца в зачатии и рождении ребенка смягчает эту ненависть. Чувства страха, уважения и подавленной враждебности, неотделимые от образа отца, переносятся на дядю по матери, который, если можно так сказать, становится козлом отпущения и на которого выливается вся агрессия и страх, благодаря чему отец получает возможность вести мирное и приятное существование в своем доме. Таким образом, мы сталкиваемся с «распадом» изначального отца, с одной стороны, на доброго и мягкого биологического отца и, с другой — на сурового и «правильного» дядю. Иначе говоря, сочетание прав женщины и непонимания сущности процесса зачатия (которое резко контрастирует с полной осведомленностью в сексуальности) ограждает сына и отца от соперничества и взаимной враждебности.

Для Эрнста Джонса эдипов комплекс остается фундаментальным, а система матриархата—средством защиты от связанных с этим комплексом тенденций. Здесь самое важное в том, что Джонс рассматривает эдипов комплекс как причину, а всю социальную структуру — как ее следствие.

Спор о том, является ли эдипов комплекс — с его подавлением инстинктивного влечения и возникающими как следствие неврозами — естественным условием суще-ствования всех культур или же существует социальный порядок, способный удовлетворить инстинктивные потребности людей без сексуального подавления и неврозов, разделил находящихся под влиянием психоанализа антропологов на два враждующих лагеря.

28

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

С одной стороны — Малиновский, Райх и Фромм, а также многие другие, выступающие в поддержку подобной возможности и указывающие на общества матриархата как на пример и модель нерепрессивных культур; с другой — Фрейд, Эрнст Джонс, Геза Рохейм и Эрик X. Эриксон (Erik H. Erikson), которые настаивают на неизбежности подавления инстинктивного влечения как изначального условия существования всех культур.

Райх и Эрих Фромм утверждают, что нерепрессивный социальный порядок может существовать и что перед нами стоит задача трансформировать нашу цивилизацию таким образом, чтобы перенести сексуальность и инстинктивное удовлетворение в сферу дозволенного. Они говорят, что такое общество могло бы избавить людей от многих проблем, с которыми они сталкиваются в своей жизни и которые превращают историю человечества в поле сражения для садомазохистских конфликтов.

Пожалуй, самым выдающимся и глубоким исследователем из тех, кто встал на защиту культурологических теорий Фрейда, был Геза Рохейм. Именно он решил сделать психоаналитическую антропологию новой научной дисциплиной и применил психоаналитические категории к антропологическим исследованиям как в теоретическом, так и в практическом плане.

Весной 1928 года греческая принцесса Георгия (Мари Бонапарт) выделила Рохейму средства для того, чтобы он смог предпринять свое первое психоаналитическое исследование примитивных людей. Он отправился в Австралию и на острова Норманби (Normanby Islands) для того, чтобы окончательно опровергнуть заявления таких антропологов, как Малиновский, о том, что эдипов комплекс не универсален, отсутствуя, в частности, в матриархальных культурах. Как психоаналитик, Рохейм применил новый метод антропологических полевых исследований. Он предпринял обычные попытки наблюдения за социальной структурой, экономическими институтами и ритуалами, но уделил намного больше времени и энергии изучению отдельных людей. Он был уверен, что для полного

29

АРХЕОЛОГИЯ УМА

понимания общества мы должны изучать индивидов. (3) Чтобы решить задачу, Рохейм применил несколько различных методов. Во-первых, он пытался изучать отдельных дикарей посредством интерпретации их снов. Индивидуальный анализ дополнялся обобщенным очерком сексуальной жизни племени. И, наконец, Рохейм заимствовал у Мелани Кляйн (Melanie Klein) технику игрового анализа, которая стала отличным методом наблюдения за становлением личности в детском возрасте. В дополнение к полевым исследованиям Рохейм разработал свою онтогенетическую теорию культур, смысл которой в том, что культурные различия суть следствия детских травм. В каждой культуре есть свои предпочтительные способы воспитания детей, служащие причинами детских травм и конфликтов, характерных именно для этой культуры. Детские травмы, пережитые носителями культуры, вызывают определенные реакции, модели подавления, сублимации, фантазии, типы Суперэго и, самое главное, характерные символы, создающие мифы, религии, моральные концепции, а также политические и экономические идеи. Образы, возникшие в детстве, и волшебные сказки, а также общие мифологические фантазии взрослых наделяют членов общества единым пониманием мира и своих отношений друг с другом. Складывается основа для коллективного сознания и общей оценки событий, права и обязанности в социуме.

Рохейм считал политическую и экономическую структуру общества не чем-то объективно или хотя бы извне данным, а продуктом психологических процессов, символов и мифов, спроецированных во внешний мир. В отличие от таких психоаналитиков-марксистов, как Райх и Фромм, которые годами боролись за то, чтобы примирить Маркса и Фрейда, Рохейм считал Марксову точку зрения, согласно которой экономические отношения составляют фундамент общества, в корне неверной. Учитывая сложность и силу психологических процессов и их огромное влияние на восприятие человеком мира и его опыта в нем, Рохейм высмеял идущее от Монтескье мнение, что пове-

30

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

денческие и культурные различия можно полностью свести к факторам среды. Он, напротив, придерживался антимарксистской позиции и объявил сформулированное Марксом определение экономических условий как базиса, а культурных психологических процессов как надстройки — абсолютно наивным и догматичным.

Интересно отметить, что многие из тех психоаналитиков, которые в 1920-х и 1930-х годах выступили против фрейдовской концепции Танатоса и против универсальности эдипова комплекса, были марксистами. Они считали, что эдипов комплекс, а также так называемая тяга к смерти были психологическими феноменами, появившимися в результате определенных социальных условий, и что было бы ошибочно изучать их в отрыве от социоэ-кономических общественных сил. Райх, Фромм и Берн-фельд (Bernfeld) придерживались марксистской точки зрения, согласно которой культурные и идеологические процессы обусловлены экономической структурой общества. В отличие от так называемых вульгарных марксистов они, тем не менее, были убеждены в том, что раскрытые психоанализом психологические процессы представляют собой связующее звено между экономическим базисом и культурной надстройкой, скрытыми корнями культурного сознания и политической идеологии.

В период увлечения идеями Маркса Райх считал развитие души человека и, в частности, формирование характера результатом и отражением социального порядка: «В классовом обществе правящий класс охраняет свое положение при помощи образования и института семьи, навязывая свою идеологию всем остальным членам общества. Психическая структура, соответствующая существующему социальному порядку, формируется в результате сложных процессов у каждого нового поколения. Следовательно, перед научной психологией стоит строго определенная задача: она должна раскрыть средства и механизмы, посредством которых социальные явления трансформируются в психические структуры, а потом и в идеологию. Мы должны отличать социальные продукты

31

АРХЕОЛОГИЯ УМА

идеологий от их воспроизведения в членах общества. Исследование социальных продуктов идеологий составляет задачу социологии и экономики, изучение их воспроизведения членами общества — психоаналитической характерологии. Последняя должна изучать влияние непосредственной экономической ситуации (еды, жилья, одежды, работы), а также воздействие так называемой надстройки, то есть морали, законов и социальных институтов на инстинктивный аппарат. Она должна как можно точнее определить множество промежуточных связей между «материальным базисом» и «идеологической надстройкой». До сих пор общество разделено на владельцев средств производства и тех, кто обладает рабочей силой как предметом потребления: все социальные порядки основываются первыми без учета интересов последних. Так как этот порядок формирует психическую структуру всех членов общества, он воспроизводит себя в людях».

Когда Райх отошел от марксистской идеологии и приблизился к онтогенетической теории культуры Рохейма, он также стал обращать особое внимание на влияние способов воспитания детей на культурные процессы в обществе. Тем не менее он продолжал выступать против мнения, что само понятие культуры основано на подавлении сексуальных инстинктов. Он соглашался с Фрейдом в том, что современная культура основана на сексуальном подавлении, но утверждал, что мы должны задать себе следующий вопрос: полностью ли культурное развитие как таковое основано на сексуальном подавлении и не может ли быть так, что лишь одна эта культура, то есть патриархальная культура, основана на отрицании естественных инстинктов? Он подчеркивал, что открытие Фрейдом процессов детской сексуальности и сексуального подавления стало, строго говоря, первой ласточкой наступающего понимания подавления сексуальности, господствовавшей в течение тысячелетий. В период авторитарного патриархата, который продолжался в течение последних четырех-шести тысяч лет, не только была подавлена естественная сексуальность, но и выработана вторичная, извращенная

32

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

сексуальность, господствующая среди современных людей. Кроме того, в этот же период была создана экономическая структура, нацеленная на эксплуатацию людей и утверждение классового общества.

Инстинктивная энергия, подавленная патриархальной культурой, породила авторитарные структуры, превратившиеся в современные национальные государства с их классовыми различиями и экономической системой, направленные на эксплуатацию человеческого труда ради получения прибыли, и порождающие войны и соперничество между народами. Как Райх, так и Фромм были убеждены в том, что капитализм просто использовал авторитарные и репрессивные силы, глубоко укорененные в психике людей и действующие в обществе. Авторитарная социальная система и покорность масс не были порождены капитализмом, а наоборот, послужили необходимыми предпосылками капиталистической экономики и социальных отношений.

Эти споры между Фрейдом, Джонсом и Рохеймом, с одной стороны, и Малиновским, Райхом и Фроммом, с другой, выявили, что не культура как таковая, а только патриархальная культура подавляет инстинктивное влечение. Энергия либидо, подавляемая этой культурой, с одной стороны, трансформируется в символы и цели цивилизации, с ее религиозными устремлениями, искусством и политическими идеологиями, а с другой стороны — в деструктивные конфликты: в дуальность неба и земли, выходных и рабочих дней, идеального и реального, священного и мирского, которые характеризуют цивилизацию в нашем понимании этого слова. Диалектика: стремление к кооперации, миру и всеобщей морали — и ярость, находящая выход в стремлении к власти над другими, а также в племенной и национальной паранойе и в склонности к войнам.

Необходимость подчиняться властям и вести войны против других наций сочетается в психике людей с желанием поднять мятеж против властей, часто поддержав врага своего народа — другую власть. Эта полярность патри-

2-5062 33

АРХЕОЛОГИЯ УМА

архальной культуры выражается в образах солдата и революционера: солдат — добродетельный гражданин, который, исполняя волю своего народа, убивает его врагов, а революционер — мятежный и непокорный гражданин, который хочет разрушить господство своего собственного народа и провозглашает лозунги всеобщего мира и дружбы с врагами своей нации. Эти два образа служат извечными полюсами патриархального конфликта, выражающими вечную диалектику между послушанием и мятежом, между национализмом и классовой войной.

Психологические процессы, происходящие как в отдельных людях, так и в обществах, таким образом, могут быть рассмотрены не как универсальные и необходимые характеристики человеческого вида, а как свойства культуры патриархата. Это ни в коей мере не подвергает сомнению наблюдения психоаналитиков, а лишь ограничивает их патриархальным субстратом. Наблюдения психоаналитиков применяются к психическим процессам культуры, господствовавшей тысячи лет, причем фундаментальные характеристики этой культуры разделяют все ее носители независимо от их национальности или принадлежности к тому или иному классу, религии или политической партии. То, что механизм эдипова комплекса действует повсеместно, объясняется универсальным распространением патриархальной культуры, подавившей все остальные.

Возникает вопрос, можно ли считать современные матриархальные организации, обнаруженные у некоторых примитивных обществ Папуа-Новой Гвинеи, пережитками древнего матриархата, предшествовавшего культуре патриархата и можем ли мы действительно говорить о матриархальном периоде человеческой истории, который был впоследствии замещен патриархальным порядком? Более того, почему произошла смена двух культур и каким образом это случилось? Где исторические свидетельства этого конфликта или битвы между матриархатом и патриархатом и что изменилось в психологической, социальной и экономической структуре в результате этого события? Несмотря на то, что имеется множество антропологичес-

34

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

ких свидетельств матриархальных структур у различных примитивных племен, которые существуют сегодня, или, в крайнем случае, существовали в недавнем прошлом, это не дает нам права предполагать, что данный тип культуры доминировал на протяжении древнейшего периода человеческой истории и предшествовал культуре патриархата.

2. БИТВА МЕЖДУ МАТРИАРХАТОМ И ПАТРИАРХАТОМ

Существование древней культуры матриархата и ее подавление патриархатом доказал швейцарский историк И. Я. Бахофен (I. I. Bachofen) в своем монументальном труде «Материнское право». Он рассматривал переход от матриархата к патриархату как наиболее значительное событие в истории цивилизации. В своих разнообразных исследованиях фольклора, религии и ритуалов критян, египтян, афинян и многих азиатских народов он собрал свидетельства распространения в древности гинократи-ческих, или матринистических, сообществ. Более того, он привлек наше внимание к древнегреческой драме, в которой явно отражался этот конфликт двух культур.

Эсхил и Софокл могут быть названы не только двумя величайшими греческими драматургами, но и наиболее влиятельными и значительными защитниками ценностей патриархата в западном мире. «Орестея» Эсхила и «Эдип» Софокла представляют собой два различных аспекта патриархальной культуры, каждый из которых имеет важнейшее значение. Первая из этих пьес, написанная примерно за сорок лет до второй, почти полностью посвящена проблемам преодоления матриархальной морали и борьбы за моральную и юридическую власть между матерью и отцом. Последний, победив, устанавливает целый ряд мощных табу, регламентирующих сексуальные отношениея между матерью и сыном. Оба драматурга указывают на то, что мужчины должны освободиться от зависимости от своих матерей, во-первых, в юридическом и моральном плане, а

2* 35

АРХЕОЛОГИЯ УМА

во-вторых, в том что касается эмоциональных и сексуальных связей, которые должны быть преодолены, если победит новая цивилизация, новый взгляд на мир.

Интересно отметить, что Фрейд почти никогда не упоминает «Орестею» Эсхила, хотя он, несомненно, был с ней знаком, как если бы он хотел избежать рассуждений о борьбе матриархата и патриархата, которую она отражает. Ведь для этого ему пришлось бы признать, что патриархальная культура не является ни универсальной, ни неизбежной, но добилась господства в исторической битве с гораздо более старой культурой, в которой были иные ограничения и табу. Как сказал Бахофен, «переход от матриархата к патриархату был самой важной поворотной точкой в истории человечества, повлекшей за собой фундаментальные изменения в психосоциальной ориентации людей».

Исследования современных матриархальных культур показывают, что в них царила гинократия, то есть кровно-родственная связь между членами рода и их матерями. Сообщество строилось по принципу происхождения от одной женщины-прародительницы, в то время как отец считался чем-то вроде друга, гостя, помощника, который не мог оказывать никакого решающего воздействия на жизнь группы. Мать и детей связывают узы кровного родства, и они же объединяют членов группы, которые появились из одного и того же лона.

Кровные узы символизируют любовь между матерью и ее чадом, способствуют возникновению отношений братства и равенства, руководящие принципы которых—не страх или жертва, а любовь и сострадание. Сам Бахофен красочно описал эти характеристики: «Отношение, которое находится у истоков любой культуры, любой добродетели, любого благородного аспекта существования — это отношение между матерью и ее ребенком. Оно играет роль божественного принципа любви, единения, мира. Воспитывая своего малыша, женщина быстрее, чем мужчина, учится распространять свою любящую заботу за пределы собственного Эго на другое существо и использовать все свои способности и силы для сохранения и улучшения жизни другого. На этой стадии

36

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

женщина — хранительница всей культуры, всей доброты, всей преданности, всей заботы о живых и печали об умерших. Любовь, которую пробуждает материнство, не только более интенсивна, но и более универсальна; в то время как принцип отцовства наследственно ограничивает, материнский принцип не знает границ. Идея материнства пробуждает чувство всеобщего братства, умирающее с развитием патриархата. Лоно каждой женщины, великий образ матери-земли Деметры, дарит братьев и сестер детям всех остальных женщин; в обществе будут существовать только братья и сестры до того дня, когда развитие системы патриархата разрушит это недифференцированное всеобщее единство и не введет принцип отличия». (4)

«Матрицентрический комплекс, — как заметил Фромм, — характеризуется чувством оптимистического доверия к безусловной любви матери, намного меньшим чувством вины, намного более слабым Суперэго и большей способностью к удовольствиям и счастью. Наряду с этими чертами также развивается идеал материнского сострадания и любви к слабым и всем тем, кто нуждается в помощи». (5)

С другой стороны, добрая и хорошая богиня-мать может превратиться в безжалостную ведьму, если кто-то оскорбит кровные законы. Ласковая и безобидная Демет-ра становится Фурией, Эринией — богинями, в которых персонифицируется ненависть матери к тому, кто преступает ее законы. Произведения Эсхила и других греческих драматургов свидетельствуют, что концепция справедливости, которая превалировала среди доолимпийских культур, основывалась на принципе кровной мести. Фурии преследовали оскорбителя во сне и в его воображении до тех пор, пока не совершалась месть. Страх и ужас, которые они внушали, были ярко выражены Эсхилом в его «Орестее». Аполлон яростно набрасывается на непоследовательность и несправедливость их кодекса справедливости: хотя они одинаково наказывают того сына, который не мстит за обиду, причиненную матери, и того, который ее убил, они не обращают никакого внимания на вину жены, убившей своего мужа, ибо он не является ее кровным родственником.

37

АРХЕОЛОГИЯ УМА

Мириться с этой позицией невозможно, потому что в ней проявляется глубокое презрение к узам брака, которые священны и фундаментальны для нового порядка. Кроме того, Аполлон показывает, что концепция справедливости, которую исповедуют фурии, основана на слепом инстинкте и не способна принимать во внимание индивидуальность каждого конкретного случая. Более того, с их попущения одно-единственное убийство может привести к кровавой войне и бесконечной серии убийств во многих следующих поколениях. В целом, старые религии не давали челове* казенного морального руководства, и древняя богиня-мать не могла гарантировать справедливость.

В «Орестее» Эсхил показывает, как правило кровной мести превращается в жестокую и неминуемую судьбу, преследующую общество, и старается показать путь, следуя которым, можно заменить старую концепцию справедливости и бесконечную цепь насилия, к которой она приводит, новым кодексом закона и морали, основанном на рассудке и убеждении, на интеллекте, а не на слепых инстинктах. Более того, он намеревается доказать жителям Афин, что этот новый кодекс ассоциируется с отцом, с возникающей патриархальной культурой. В первой части «Орестеи» Клитемнестра убивает своего мужа Агамемнона, чтобы отомстить ему за убийство их дочери Ифигении. Он принес ее в жертву богине Артемиде, чтобы заручиться ее поддержкой в войне против Трои. Этим действием он оскорбил теринские чувства Клитемнестры, а тем, что он отсутств вал в течение десяти лет, сочтя войны и завоевания более важными, чем потребности своей жены, он оскорбил женские чувства. Клитемнестра превращается в убийцу, фурию, в ведьму, и во второй части ее сын Орест убивает < для того, чтобы отомстить за смерть отца.

Третья часть трилогии посвящена проблеме справедливости, которая раскрывается на примере преступления и вины Ореста. Должно быть установлено, кто наиболее важен в семье и в обществе — мать или отец. Традицион1 ное господство матери, существовавшее в гинократичес-кой системе, теперь уничтожено, и явно утвердилось гос

38

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

подство отца. Он претендует на более высокий уровень интеллекта, и его способность к рациональному убеждению иллюстрируется победой разума над движимым инстинктом стремлением отомстить. Представители нового порядка не только сильнее, но и рациональнее. Не насилием, а простым убеждением добиваются они победы, фурии олицетворяют старый порядок, а Аполлон и Афина — новый. Фурии преследуют Ореста и требуют его крови, Аполлон его защищает. Фурии утверждают, что его преступление гораздо тяжелее, чем преступление Клитемнестры, ибо, убив мать, он нарушил законы крови, в то время как сама она не была кровной родственницей своего мужа. В заключительной части «Эвменид», в сцене суда, фурии спорят с Аполлоном о правах и статусе матери и отца в браке и по отношению к детям. Аполлон яростно отстаивает права отца и пытается показать ошибочность традиционных идей кровно-родственной связи между матерью и ребенком:

Аполлон:

Отвечу и на это. И поверь — я прав. Дитя родит отнюдь не та, что матерью Зовется. Нет, ей лишь вскормить посев дано. Родит отец. А мать, как дар от гостя, плод Хранит, когда вреда не причинит ей бог*.

После того как Афина отдает свой решающий голос в пользу Ореста, тем самым нарушая старинный порядок, Фурии угрожают отомстить ей самой.

Хор:

О боги молодые, вы втоптали

Закон старинный в грязь. Увы, из рук моих

* Здесь и далее текст приводится в переводе С. Апта (Эсхил. Трагедии. Перейод С. Апта. М., «Искусство», 1978).

39

АРХЕОЛОГИЯ УМА

Злодея вы исторгли. О, позор, о, гнев!

На эту страну

Я порчу нашлю.

Я выплесну яд

Из сердца в поля.

Пусть гибнут посевы, пусть чахнет листва!

Пусть язвы и струпья изгложут людей!

О, сладость расплаты! Беда за беду!

Я плачу. Решусь ли угрозы свои

Исполнить? Решусь ли народ погубить?

О, горечь бесчестья! О, мука стыда!

О, бедные дочери Ночи!

Афина уговаривает их смириться с новым порядком, описывает его преимущества и предлагает им почетное жилище в священной подземной пещере.

Афина:

Нет, вас не посрамили. Гнев безудержный Богинь бессмертных только озлобит людей. Мне тоже Зевс внимает, и — сказать ли? — мне, Из всех богов одной лишь мне, известен ключ От тех покоев, где хранятся молнии. Но нужды нет. Послушайся, сдержи поток Безумных слов. Они посевом гибельным Падут на землю, скверный предвещая плод. Вели улечься валу черной ярости! Со мною рядом будешь ты в почете жить, Тебе моя страна первины жатв своих, Молясь о свадьбах и о детях, жертвовать Отныне станет. Вспомнишь мой совет добром.

... Прощаю гнев твой. Старше ты по возрасту. Но если старшинство и за тобой, то Зевс Мне тоже дал способность к разумению. Уйдя в другие земли, о стране моей Ты затоскуешь — вот мое пророчество. Мой город к новой славе волны времени

40

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

Поднимут, и престол твой, с Эрехтеевым Соседний домом, так украсят шествия Мужчин и женщин, что нигде в других краях Подобного почета не увидишь ты. Так не вреди же краю моему, не сей Кровавых распрей, опьяняя юношей Бесхмельным хмелем бешенства. Людей моих Не распаляй, как петухов, чтоб не было Междоусобных войн в стране. Пусть граждане Вражды друг к другу не питают дерзостной. Войну — за дверь.

Таким образом, убеждение и уважение к законам разума теперь заменяет старые формы справедливости, руководствовавшиеся слепыми силами мести, и демократия — так, как мы ее понимаем, — появляется на свет.

Воспев старинные добродетели матриархата, Бахофен напоминает своим читателям о духовном превосходстве системы патриархата: «В матриархальных культурах мы ограничены инстинктом и требованиями природы, в патриархальных же культурах перед нами открыты возможности для интеллектуального и духовного развития. В первой мы имеем дело с законами бессознательного, во второй — с индивидуализмом. В первой мы обнаруживаем торжество отречения во имя природы, во второй — торжество выхода за ее пределы, разрушения старых препятствий и мощный порыв прометеевой жизни, приходящей на смену вечному покою, мирным удовольствиям и затяжному инфантилизму. Здесь человек наконец-то разрывает узы детства и поднимает свой взор вверх, к космосу».

Однако кто бы мог подумать, что через две тысячи пятьсот лет после рождения греческой демократии древние образы кровной связи и законов мести по-прежнему будут бросать вызов афинским законам справедливости? Древняя богиня-мать была загнана в подземелье, но не уничтожена. Так долго, как патриархальные культуры будут продолжать подавлять матримонические инстинкты, Деметра будет по-прежнему возбуждать романтическое воображе-

41

МАТРИАРХАТ И ПАТРИАРХАТ

Тем не менее мы должны признать, что не только женщина-богиня может из любящей матери превратиться в полную ненависти Фурию, но подобным же трансформациям подвержены и патриархальные божества. Свойственный патриархату идеал свободного и справедливого человека — того, кто способен осуществлять свою волю и полностью реализовывать свой врожденный потенциал, и кто руководствуется разумом и уважением к другим, — может деградировать до варварского уровня, когда свобода понимается как право отрицать свободу других, а исполнение своей воли приводит к отрицанию воли и достоинства остальных.

Мы видели, как миф о кровных узах превратился в боевой клич фашистов, но их поступки стали настолько ужасны еще и потому, что нацисты прибегли к средствам научной объективности, чтобы превратить убийство миллионов людей в хладнокровный научный эксперимент. В руках нацистов научные способы деструкции были в тысячи раз более ужасными, чем ярость древних религий. Людей превратили в числа и строчки статистических сводок, и уничтожение данных утратило всякую связь с природой и достоинством живого человека.

Наука и технология стали инструментальным доказательством в обоснование власти над природой и людьми и права манипулировать ими. Хотя инструментальное доказательство является, или, скорее, притворяется, свободным от системы ценностей, оно часто служит целям, которые противоречат самому понятию разума. Оно может служить гинократическим инстинктам в той же мере, в какой и варварскому стремлению к власти, берущему начало в патриархате, или фашистской либо коммунистической диктатуре, либо бюрократам в бизнесе и в государстве, и с его помощью можно манипулировать людьми, чтобы, прикрываясь лозунгами свободы, полностью подчинить их своей воле.

Изучение древнего матриархата, который предшествовал патриархату, но до сих пор продолжает оказывать на нас немалое влияние, показало, что существует не только

43

АРХЕОЛОГИЯ УМА

ние людей, а Фурии — требовать отмщения за захват власти отцами. В подземных укрытиях человеческого бессознательного они ждут возможности вырваться наружу в тот момент, когда патриархальная культура проявит признаки слабости. Тогда они попытаются вновь захватить власть над умами и поступками людей. Матримонические образы детства человечества по-прежнему продолжают проявляться в политической жизни: как в мечтах о бесклассовом обществе — современной версии волшебной страны с молочными реками и кисельными берегами, в которой щедрая мать-природа дарит своим детям все, что им необходимо для жизни, — и, с противоположной стороны, в политике отмщения, идеологически оправдывающей террор и разрушение. Фурии появляются на политической арене как в форме фашистского национализма, так и революционного терроризма: первый нацелен на уничтожение врагов нации, которые угрожают стране и оскорбляют кровные узы; второй стремится разрушить и уничтожить капиталистических эксплуататоров, которые отобрали у людей присущее им от рождения право наслаждаться плодами земли.

Кровные узы и святость земли, территории проживания народа, — находят свое крайнее выражение в ужасах фашизма. Требования отомстить тем, кто портит чистую кровь народа, то есть низшим расам, которые «заражают жизненные клетки нации и разрушают все здоровое и сильное» и угрожают чистоте матери-земли, приводят к призывам уничтожать евреев, цыган, капиталистов и большевиков — всех тех, кто угрожает нации как извне, так и изнутри. Эти фантазии заставили великую нацию идти вслед за сумасшедшим «Лидером», который сумел выразить их потаенные мечтания, тысячу лет жившие в глубинах подсознания цивилизованных народов. Земля и кровь — древний призыв Деметры, превратившийся в ярость Фурий, до сих пор звучит в наших ушах, отзываясь одним из крайне тяжелых воспоминаний о двадцатом веке. (Теория «земли и крови» появилась в Германии перед началом первой мировой войны и получила широкое распространение в период фашизма. — Примеч. перев.)

42

АРХЕОЛОГИЯ УМА

патриархальное Суперэго, но и гораздо более древнее матриархальное Суперэго, и что оба они могут деградировать и превращаться в стимулы агрессии и насилия. Мать может превратиться в ведьму, а отец — в дьявола; ведьма и дьявол могут объединиться и вместе завладеть сознанием людей, а также и культурой всего общества, в котором идеалы гуманизма предаются забвению и заменяются возбуждением садизма. Вопрос, почему оберегающая, любящая и щедрая богиня-мать превращается в ведьму, еще предстоит исследовать, и, вероятно, он представляет собой одну из самых сложных проблем, стоящих перед психоанализом. Однако нет никаких сомнений в том, что ведьма живет в бессознательном людей и андеграунде культуры, отбрасывая свою тень на наши воспоминания о потерянном рае детства и создавая образы Утопии.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ КУЛЬТУР

1. ПРОЦЕСС ЭКСТЕРНАЛИЗАЦИИ

В то время как Фрейд считал эдипов комплекс универсальным и необходимым основанием в развитии культур, мы убедились, что на самом деле этот феномен возник как продукт патриархального общества и что последнее — не единственная возможная форма социальной организации. Антропологические исследования предоставили в наше распоряжение сведения об огромном многообразии культур, а археологи нашли множество доказательств существования социальных и религиозных систем, о которых во времена Фрейда ничего не было известно. Сегодня мало кто сомневается в том, что матриархальные общества не только существовали до недавнего времени, но и что исторически они предшествовали патриархальным. Действительно, патриархальная система появилась относительно недавно. В следующих главах я рассмотрю свидетельства, связанные с древним периодом социокультурного развития, но сейчас давайте поговорим о некоторых проявлениях этого процесса.

До возникновения патриархальной и матриархальной культур в течение, должно быть, сотен тысяч лет мифы и религии в современном смысле этих понятий еще не сформировались в умах людей, но последние, тем не менее, уже научились работать, совместно поклоняться высшим силам и населили вселенную символами своего воображения. Тем не менее, если и есть общий принцип, на котором основаны все культуры, то это принцип экстернализации.

Как я уже показал во введении, фундаментальной характеристикой человека служит то, что он экстернализи-рует свои мыслительные процессы, воспроизводя их во-

47

АРХЕОЛОГИЯ УМА

вне в виде материальных символов и культурных идей. Этот процесс экстернализации психологической и мыслительной деятельности человека фундаментален для всех культур: ^он предшествует как патриархату, так и матриархату, возникая со становлением человека как вида около одного миллиона лет назад. Человека характеризует то, что он является творцом культуры, и без нее не может существовать ни один человеческий индивид.

ХотЯ уже Гегель и Маркс говорили об экстернализации (Verdussgrichung) как об аспекте отчуждения, я использую этот термин для того, чтобы описать фундаментальную способность человека работать и создавать свое собственное окружение, тем самым превращая биологическую эволюцию в культурную, ибо в рамках эволюции сознание людей как фактор развития приходит на смену биологическому строению организма. Способность человека работать и производить орудия труда уже давно признана фундаментальным отличием человека от всех остальных видов, выделяющим его из царства животных. Однако ее всегда рассматривали как нечто само собой разумеющееся, как будто бы она по-явилась в ходе эволюции сама собой, а ее психологическому разритию и причинам возникновения не уделяли практически никакого внимания. Однако то, каким образом развивалась эта ключевая характеристика, крайне важно для понимания человеческих культур и психики индивидуумов.

Благодаря необыкновенному развитию предлобной об-ласги и зрительной зоны коры головного мозга человек может представлять себе даже то, что не происходило на самом деле; он может воображать, будто делает что-то, чего в действительности никогда не делал. Например, он может ртом, руками и пальцами получать какие-то ощущения и передавать соответствующие сигналы своему воображению. Он мож:ет концептуализировать и визуализировать возможные и потенциальные действия и предугадывать будущее развитие ситуации, чтобы заранее «проиграть» свои действия в воображении. (Будущее для него существует в на- ; стоящей как воображаемая ситуация, а настоящее, в свою очередь» испытывает влияние этих образов будущего.) Блаj

48

ПРОИСХОЖДЕНИЕ КУЛЬТУР

годаря этому человек может в уме выполнять огромное количество разнообразных действий, сравнивать их полезность и выбирать из них наиболее удовлетворяющие его целям. Огромная ценность этой способности с точки зрения естественного отбора и приспособления к условиям среды очевидна. Действительно, именно она позволила людям за несколько минут или даже секунд изменять и приспосабливать к чему-то новому свое поведение, для чего другим видам, зависимым от инстинктивных реакций, понадобились бы многие тысячи лет естественного отбора.

Однако человек не может инициировать свой собственный естественный отбор, только проводя мыслительные эксперименты. Он может также переносить свои собственные импульсы и моторные ощущения вовне, иными словами, обладает способностью проецировать свои внутренние периферические и моторные ощущения на внешние объекты. Он может не только представить себе, как сжимаются его кулаки и пальцы разрывают что-то на части, но и перенести эти образы на другие существа и представить себе, что те способны на такие же действия.

И так как он хочет, чтобы ногти его пальцев, с помощью которых он рвет, раздирает и царапает, были твердыми и крепкими, он может использовать некоторые виды камней как своего рода ногти и с их помощью действовать даже более эффективно, чем посредством собственных ногтей. Вот почему некоторые камни стали для человека не менее важными, чем его внутренние органы; он может экстернализировать ощущения разрывания и разрезания на внешние объекты и, таким образом, превращать последние в орудия труда. Аналогичным образом он может проецировать ощущения своих кулаков и рук на другие типы камней. Он может превратить камень в подобие своего кулака и даже сделать рукоятку в форме руки и таким образом получить молоток или дубинку. Поэтому человек может переносить на внешние объекты эмоциональный опыт, полученный при использовании своих двигательных органов, и видеть в камне потенциальный кулак или коготь. Подобное «видение» может быть названо

49

АРХЕОЛОГИЯ УМА

объективацией концепций. В камне, как сказал бы Платон, скрывается идея орудия, его сущность, которую рабочий или скульптор из него извлекают.

Способность «видеть» человеческий орган движения в камне или ветке, более того, подразумевает способность проецировать ощущения и импульсы периферических орт ганов на внешние объекты. Проецирование субъективных ощущений на внешние объекты наполняет эти объекты субъективностью; они начинают восприниматься как живые и наделенные импульсами и ощущениями. (Стоит ли говорить, что эти процессы как визуального, так и сенсорного проецирования бессознательны: мало кто отдает себе отчет в этом акте «видения».) Создавая инструмент, человек создает «орган» в материальном объекте и наделяет его жизнью. Дротик символизирует полет: он представляет собой руку, которая следует своим собственным импульсам и отрывается от тела. Его наконечник — это разрывающий коготь, проникающий в объект зуб. Дротик и наконечник символизируют удовлетворение от движения в полете и способность проникать в плоть зверя или врага.

Тем не менее эти процессы проецирования и экстерна-лизации не ограничиваются ощущениями и образами органов движения, но равным образом могут быть связаны с более глубокими эмоциями и психологическими процессами. Человек может «видеть» их во многих естественных объектах — как в живом, так и в неживом. Здесь мы должны несколько слов сказать о символизации и символах.

Символ представляет обе эти концепции, а также побуждения и чувства, которые принимают форму визуальных образов. Каждая последовательно пережитая эмоция и каждая идея находит свое визуальное представление в символе. Человек предпринимает усилия для того, чтобы представить эти символические образы посредством рисунка, живописи, скульптуры и архитектуры, и кроме того, он стремится найти их воплощения во внешних природных объектах: деревьях, цветах, небе, солнце, облаках, лугах и лесных просеках — все они символизируют состояния сознания, которые мы на них проецируем. Дерево можно представить в виде сильно-

50

ПРОИСХОЖДЕНИЕ КУЛЬТУР

го и гордого существа, символизирующего твердую мужскую силу, а цветок — в виде утонченной девушки, стыдливо сообщающей миру о своих эротических желаниях; восхитительный в своем очаровании и выражающий своим цветом возбуждение желания, он может быть как бесстыдным, так и робким, ранимым и чувствительным в своей открытости, находящимся под угрозой насилия, вызванного страстью, и бесчувственного стремления мужчины к обладанию.

Целый список фантазий и действительно бессознательных комплексов и страхов проецируется на природные объекты. В зависимости от состояния сознания и характера наблюдателя цветок также может стать символом опасной сексуальности сластолюбивой и дразнящей женщины, возбуждающие краски и чувственные формы которой угрожают строгой духовности мужчины; он может представлять собой как угрозу, так и торжество, — все дело в состоянии сознания индивида и культурных ценностях, преобладающих в том или ином обществе. Дерево, как мы уже говорили, может символизировать ум и характер твердого и надежного мужчины, напоминая миру о его силе и решительности, однако его ветви могут напоминать об ужасных руках и когтях мстительного монстра или ведьмы. Тем не менее известно, что дерево — это природный феномен, который не обладает ни рассудком, ни фантазией, состоит из ствола, ветвей, корней и листьев и не имеет ничего общего со всеми этими накладываемыми на него образами. Эмпирическая точка зрения может быть совершенно правильной, и она, несомненно, оказывает влияние на сознание того, кто отрицая все символические аспекты, видит дерево как научный феномен или — глазами предпринимателя, — как статистическую или экономическую ценность, или же, — с позиции защитника окружающей среды — как источник кислорода, необходимого для жизни. Хотя все эти люди могут считать себя эмпириками, мало кто рискнет отрицать, что они проецируют на дерево свои собственные концептуальные или эмоциональные отношения. Даже самый строгий эмпи-рик не может полностью уничтожить символическое зна-

51

археология Ума

чение дерева или цветка, которое все равно будет возникать в его мечтах и бессознательных фантазиях.

В самом деле, мы можем сказать, что анимистическое отношение к миру, со всеми его духами и душами, феями и чудовищами, исчезло из сознания людей. Однако, хотя анимистическое отношение и было вытеснено религиозными и научными культурами, оно продолжает существовать в подсознании, откуда его время от времени извлекают художники, поэты и мистики.

Таким образом, человек — это организм, обладающий способностью к самоэкстернализации. Человек может существовать как внутри себя, так и вовне. (То, что Гегель называл объективностью Бога или Духа, который может видеть глазами человека, есть проявление самоэкстернализации.) Человек может ощущать себя в вещах, которые он создает, и может, наоборот, отчуждаться от этих вещей и становиться по отношению к ним чужаком. Экстерна-лизация — основа изготовления орудий труда и работы, анимизма, тотемизма, поклонения Богу и идеологий.

Самоэкстернализация, вероятно, одна из величайших способностей людей, которая явно отличает их от животных. Было бы интересно узнать, когда и каким образом возникла эта способность в обезьянах, благодаря ей превратившихся в людей. Таким образом, поскольку экстер-нализация является основой способности людей к изготовлению орудий труда, мы может утверждать, что она существовала уже в среднем нижнем плейстоцене, у Homo pithecanthropus erectus и Homopekinensis. Две эти расы, принадлежавшие к одному и тому же виду, предположительно проживали в Китае и на Яве между миллионом и семьюстами тысячами лет назад. Как правило, их считают первыми известными представителями вида Homo, и они, несомненно, умели изготавливать орудия труда. Кроме того, объем их черепа был намного больше, чем у всех предыдущих видов, варьируясь от 750 кубических сантиметров у самых первых питекантропов до 1150 у более позднего синантропа. Так как я связываю способность к изготовлению орудий с процессом экстернализации, я прихожу к

52

ПРОИСХОЖДЕНИЕ КУЛЬТУР

выводу, что первые люди уже развили этот процесс и, тем самым, заложили основы для дальнейшей ментальной и физической эволюции человеческого рода.

Если орудие труда — это объективация побуждения или импульса, то выражающий эмоцию звук становится отображающим ее объектом. Вот почему некоторые эмоции или потребности экстернализируются определенными звуками, по которым их легко можно узнать. Так в мире возникли звуки человеческого голоса, каждый из которых отражал ту или иную эмоцию или намерение, и вся система и структура звуков в конце концов превратилась в «объекты», то есть слова, представляющие еще большее разнообразие эмоциональных смыслов. Человек научился подчинять себе окружающую среду при помощи орудий труда и выражать свои потребности устно, общаясь посредством звуковых инструментов — звуковых объектов — и затем разработал и усложнил их до уровня языка. Витгейнштейн (Wittgenstein) гениально увидел в словах инструменты, объекты использования и часто повторял, что значение слова зависит от его употребления. Однако он не смог понять, что инструмент символизирует импульсы и представляет стимулы, давая им выражения. Я не хочу вдаваться здесь в языковые теории, а просто пытаюсь опровергнуть утверждение, что мощный посыл к образованию понятий, возникший с началом изготовления людьми орудий труда, был достаточен для возникновения языка. Я думаю, что мы можем говорить лишь о том, что без умения изготавливать орудия труда, то есть без способности к экстернализации, язык никогда не смог бы возникнуть.

2. ДОИСТОРИЧЕСКАЯ ЭПОХА И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ: АРХЕОЛОГИЯ СОЗНАНИЯ

Однако мы хотим узнать, благодаря чему человек смог сделать скачок в своем эволюционном развитии, приведший к возникновению культуры и, если можно так сказать, человечности. Сегодня мы многое знаем об измене-

Blog

Содержание