Этнокультурные процессы в русской диаспоре Латвии и Эстонии в 1920-1930-ые годы

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Региональная конференция российских соотечественников Латвии, Литвы и Эстонии соблюдение, 62.92kb.
• Стипендии Мэра Москвы. Свыше 100 студентов, обучающихся в вузах Латвии, Литвы и Эстонии, 102.17kb.
• Глина I. Особенности национального самосознания населения Восточной Галиции i$ 1920-1930-е, 206.01kb.
• Региональная конференция организаций российских соотечественников Латвии, Литвы и Эстонии, 137.91kb.
• Правила эксплуатации тормозов подвижного состава железных дорог государств-участников, 7388.45kb.
• Региональная конференция российских соотечественников Латвии, Литвы и Эстонии соблюдение, 26.1kb.
• Библиотека Хельсинского Университета была написана небольшая статья, 63.53kb.
• Теория исторического процесса в русской историософии 1920 середины 1930-х, 643.14kb.
• 16. СССР в 1920-1930-х, 105.64kb.
• Литература русскогозарубежья «перваяволна», 4562.58kb.

Этнокультурные процессы в русской диаспоре Латвии и Эстонии

в 1920-1930-ые годы


Результатом революции 1917 года явились глобальные изменения политического и культурного характера. Вынужденная эмиграция, разрыв родственных связей, существование в иноэтничном окружении – все это явилось серьезным потрясением для значительной части русской интеллигенции. Однако исторический процесс уникален тем, что составляющие его события далеко не всегда можно поделить на черное и белое. Перемена привычных условий жизни и деятельности, соприкосновение с иной культурой и менталитетом, крушение догм, считавшихся непреложными, стало тяжелым испытанием, но вместе с тем и обусловило всплеск духовной, культурной и социальной жизни русской интеллигенции за рубежом. Пример этому – русская диаспора Латвии и Эстонии 1920-1930-ых годов.

Для человека, проживающего в близкой ему моноэтничной среде, тема национальной принадлежности, а вместе с ней и вопрос функционирования его родного языка и культуры могут забываться и отходить на второй план, тогда как в ситуации иноэтничного окружения эти вопросы приобретают особую актуальность.

Русские, проживавшие в Латвии и Эстонии до 1918 года, не задумывались о своей оторванности от исторической родины, поскольку здесь существовала родственная им языковая среда, культура и система ценностей. Подобная ситуация определила тот факт, что русские не спешили осознавать себя в качестве национального меньшинства, а постоянная ориентация и связь с метрополией позволили им не создавать отдельных от нее культурных и социальных институтов.

События 1918 года повлекли за собой постепенное изменение самосознания представителей русской диаспоры Латвии и Эстонии. К русским эмигрантам приходит понимание того, что они - национальное меньшинство, со своей, отдельной от метрополии, субкультурой, интересами и задачами.

Появляется необходимость сохранения своей национальной идентичности, а также сплочения для полноценного функционирования в качестве этнического объединения. В период глобализации и унифицирования материальной культуры и норм поведения, особое значение в деле сплочения этноса и сохранения его самобытности приобретает история и духовное наследие. Это прекрасно осознавало русское национальное меньшинство прибалтийских республик, что обусловило бурное развитие русских периодических и литературных изданий, возникновение множества театральных трупп и общественных организаций. В этот момент представители диаспоры понимают уникальную роль театра, существующего в эмиграции. Писатель Петр Пильский замечает: «Мы должны понять ту культурную роль, которую играет вообще театр, и, особенно театр для русских, потихоньку, но верно утрачивающих даже слух к родному языку, разобщенных с источниками своей духовной жизни, поневоле живущих в оторванности от русской литературы вообще, и, в частности, от русской драматургии».¹

Революция, неожиданная эмиграция из России и существование в иноэтничном окружении могли создать у эмигрантов ощущение выброшенности из исторического процесса, потери ориентации в мире и предопределить возможную ассимиляцию в скором будущем. Для примирения с произошедшими событиями нужно было каким-то образом обосновать их, - что и послужило формированию идеи о мессианской роли русской интеллигенции и неком сакральном значении той культуры, носительницей которой она является. Подобная идея прослеживается на страницах многих периодических и художественных изданий. В частности, известный юрист О.О.Грузенберг, редактор журнала «Закон и Суд», пишет: «Русская интеллигенция – это братство, рыцарский орден. Куда бы исторические судьбы не закинули … его членов, они должны выполнять свое провиденциальное назначение: отдавать свои знания и опыт, выявлять свой талант…»²

Историческая память и сохранение национальной культуры помогало русской диаспоре найти свое место в новообразованных республиках, а также зачастую являлось способом в завуалированной форме обосновать свое право жить и работать на этой земле. Об этом, к примеру, свидетельствуют статьи О.О.Грузенберга, рассказывающие о значительном вкладе юристов дореволюционной России в правовой процесс Прибалтийского края, публикации о русских писателях и общественных деятелях Латвии и Эстонии.

В ситуации взаимодействия нескольких этносов культура может стать основой для дальнейшего процесса взаимной интеграции и межэтнического сближения, как на политическом, так и на бытовом уровне. В стенах русского театра Риги и Таллинна звучали постановки произведений латышской, эстонской, и европейской классики, здесь, в стенах театра происходило ненавязчивое и свободное от политических стандартов знакомство русских эмигрантов с культурой и менталитетом латышей и эстонцев.

Однако значительная часть представителей русской диаспоры все же рассматривала культуру в эмиграции, как точную копию культуры бывшей России, и в меньшей степени была настроена на созидание в этой области нового, присущего лишь им – русской общине Эстонии и Латвии. Из-за отстраненности от реальной жизни, приверженность к русской старине и культуре порой принимала искусственный и псевдорусский характер, традиционный только для мероприятий, посвященных культуре, а не для обычной повседневной жизни, когда традиции и обычаи проявляются естественным образом. Это явление отчасти проявлялось на Днях русской культуры, что, конечно, замечали и сами русские и о чем с иронией вспоминает участник тех событий, писатель Ю.Иваск. «Не та же ли это сомнительная Русеросия сребродатого Красова, который поверх разноцветной рубашки надевал черный кафтан, или же лубок эстетствующей народницы Шмитовой, облаченной в синий зипун?»³ А один из «проповедников» русской культуры признается: «Я вроде попа русской культуры! Она-то хороша, но осточертело мне кадить ее на просветительских праздниках. Лучше бы огурцы разводить, чем трудиться, не покладая языка!»⁴

На примере русской диаспоры мы наблюдаем интересный процесс перехода традиционной культуры в профессиональную сферу: старинные народные песни, обряды, сказания, проявлявшиеся ранее в деревнях естественным образом и часто имевшие практическое назначение, теперь становятся достоянием профессиональных театральных и музыкальных объединений и утрачивают свое функциональное предназначение.

В заключение хочется отметить, что русской интеллигенцией Латвии и Эстонии 1920-1930-ых годов был создан прочный фундамент культурной и общественной жизни. Для современной русской элиты прибалтийских республик жизненный опыт эмигрантов 1920-1930-ых годов может служить важным примером межэтнической интеграции с сохранением своей национальной идентичности. Поэтому распространение тех позитивных национальных идей, на основе которых может объединиться диаспора и существовать в качестве национального организма, представляется на данный момент одним из приоритетных направлений. Этнопсихологи утверждают, что знание о достижениях и вкладе своего этноса в мировое наследие препятствует кризису национальной идентичности, которому обычно сопутствует обострение межнациональных отношений. Благодаря чувству уверенности и спокойной гордости, вызываемому национальной принадлежностью, не формируется стереотипа «чужой – значит опасный, враждебный», и, следовательно, создается основа для толерантного межэтнического взаимодействия.