Информационно-библиографический отдел
| Вид материала | Документы |
- Самарская областная универcальная научная библиотека информационно-библиографический, 468.17kb.
- Информационно-библиографический отдел Новосибирск: в поисках имиджа Библиографический, 546.41kb.
- Информационно библиографический отдел, 46.4kb.
- Волгоградское муниципальное учреждение культуры, 3806.43kb.
- А. С. Пушкина Информационно-библиографический отдел День специалиста (методика подготовки, 82.53kb.
- Волгоградское муниципальное учреждение культуры Централизованная система городских, 958.94kb.
- Волгоградское муниципальное учреждение культуры, 2001.39kb.
- А. М. Горького информационно-библиографический отдел календарь знаменательных и памятных, 828.26kb.
- Андижанский областной информационно-библиотечный центр имени бабура информационно-библиографический, 39.62kb.
- Информационно-библиографический отдел, 474.07kb.
Прозаики уделяют теме любви немалое место. Реализация данной темы в различных текстах отличается большим своеобразием. Прежде всего, для писателей характерен серьезный и пристальный взгляд на любовь и интимные отношения между мужчиной и женщиной.
Вадим Месяц, «Правила Марко Поло» (Урал, № 1, 2). Американская глубинка, торговля недвижимостью, партнеры, вечеринки, редкие прогулки к океану, рождение близнецов... Жизнь героя была бы размеренной и пресной, если бы не русская жена и не юная негритянка, пылкая и настойчивая. Сам герой неполиткорректно называет ее «чернавкой» и, взрослый и медленный, все думает, что это детские капризы, издержки переходного возраста... Пока не понимает, наконец, что ему в лицо свирепо дышит настоящая страсть - с интригами, шантажом, похищениями...
В произведении Игоря Ефимова «Неверная. Ее дневник и письма» (Нева, № 2, 3) - главная героиня Светлана обладает одной странной и крайне редкой для женщины особенностью: она не может хранить верность одному человеку. Героиней Ефимова движет не похоть и не сексуальная неудовлетворенность. Она с самой юности меняет не партнеров, а именно возлюбленных. А чтобы проверить свою нормальность, пишет письма писателям и поэтам, пережившим тройственную любовь: Панаевой-Некрасовой, Герцену, Тютчевой-Денисьевой, Тургеневу, Блоку, Бунину, Маяковскому.
Эта странная особенность не мешает Светлане выйти замуж и много лет любить своего Додика – по-своему. Разумеется, эта любовь не отменяет «прыжков через костер», то есть супружеских измен. Один из прыжков оказался роковым, но не смертельным.
Рассказ Дениса Гуцко «Ева не нужна» (Дружба народов, № 5) - история о том, как девочка Ева влюбилась в женатого мужчину, а ему она совсем ни к чему с ее большой любовью. Сослуживица Евы сначала завидует ей, а потом злорадствует. Сама-то она давно похоронила свою любовь (хотя предмет ее жив-здоров). И, кажется, не жалеет. Обстоятельное письмо, создающее свободное, непринужденно разворачивающееся перед читателем пространство жизни.
Сюжет романа красноярского прозаика Романа Солнцева «Диалоги с Платоновой» (Нева, № 5) – часто встречающаяся ситуация в настоящей жизни. Пожилой (а возможно, средних лет) учитель из «лицея логики и красоты» (имеется такой, рассказывает автор, в крупном городе «на берегу великой сибирской реки») влюбляется в бывшую свою ученицу, а ныне студентку университета. А она, Таня Платонова, такова, что не влюбиться в нее - грех: и собой на удивление хороша, и умная, и талантливая, и добрая, хотя немного странная, и характером наделена - мужским, сильным. А главное, она тоже любит своего учителя, в чем горестно ему признается. Беда, разумеется, одна: учитель женат, жену свою любит, и предать никогда не сможет. Она ведь тоже чудесный человек, его жена, когда-то из-за него бросившая столицу и уехавшая за ним в полуголодную Сибирь. В общем, беда. Надо сказать, что автор эту донельзя заезженную коллизию передает с большим тактом, бережно и человечно.
Маленький роман Александра Илличевского «Ай-Петри» (Октябрь, № 8), названный автором «нагорным рассказом» - это притчевое, параболическое повествование о любви, проявляющей себя в разных местах и временах, в разные моменты жизни рассказчика. Постепенно читатель понимает, что один и тот же круг лейтмотивов повторяется в различных ситуациях, обозначая один и тот же «инвариантный» сюжет: встречу человека с эмоцией, чувством, дающим о себе знать вопреки его воле, захватывающим его целиком. Сюжет его - восхождение, оканчивающееся обрывом с пика крымской вершины Ай-Петри. Любовь в «нагорном рассказе» играет роль проводника к откровению, это почти религиозное чувство. Текст открывают и завершают две новеллы, породненные друг с другом через главные образы прекрасной девушки и смертоносного волкодава. Между ними, между точками первого откровения об идеале и мигом его полуобретения, лежит путь главного героя, вернее, его пути, путешествия, поданные автором как искания, мучительные устремления героя к смутно открывшемуся ему образу божественной женственности. Мотив рокового переплетения любви и смерти, красоты и опасности, могущества и риска соединяют новеллы и путевые заметки в единый гимн Откровению.
В рассказе Романа Сенчина «Персен» (Знамя, № 10) автор достаточно убедительно объясняет, почему в век скоростей ухаживание мужчины за женщиной становится несбыточной роскошью, а платоническая любовь превратилась в давно отживший рудимент. Потребительское общество порождает потребительские отношения и в личной жизни.
Герой рассказа, легко узнаваемый житель мегаполиса, ведущий образ жизни офисного раба и уже добившийся вожделенных благ в виде автомобиля «Форд Фокус» и гаража-ракушки, мечтает о большой и чистой любви. Но оказывается, что в городе для людей его типа - это роскошь. Молодой человек узнает, что его возлюбленная не может с ним встретиться - заболела бабушка. Что же предпринимает герой? Тянется к журналу с телефонами проституток – надо же как-то убить время до следующего вечера. Он за себя не отвечает – не в состоянии. Что с него взять? Весь он заложник «современного образа жизни» и изменить ничего не может. Эдакий «герой нашего времени», не вызывающий, однако, ни сочувствия, ни любопытства, потому что в отличие от Печорина не является неординарной личностью. Вся его рефлексия направлена на то, чтобы удовлетворить потребности и провести время.
Повесть Николая Кузьмина «Там, где скверное эхо» (Нева, № 12) рассказывает о любви настоящей и к тому же счастливой. Дело происходит в начале оттепельной эпохи. Где-то в дальних краях в исправительно-трудовом лагере отбывает десятилетний срок герой, молодой шофер. Статья, правда, у него уголовная: по пьяному делу угодили под колеса его грузовика два мужика, - один погиб сразу, другой остался инвалидом. И все-таки в его нескладной жизни герою сказочно повезло: есть у него Зина, невенчанная жена, в прошлом военная сирота, детдомовка, хлебнувшая горя одинокая мать с ребенком, которую герой всем сердцем полюбил и пригрел. И она в долгу не остается: в обстоятельствах почти безвыходных, когда в лагерь ее не пускают (ведь нет у нее свидетельства о браке, а фотокарточки, которые она сует начальству, - не документ), она все-таки, всеми правдами и неправдами, добивается своего. И согревает любовью и бесконечной лаской лагерную жизнь любимого. История вроде бы рождественская, но автор счастливо сумел избежать сентиментальности.
В «Неве» (№ 7) опубликована повесть Владимира Насонова «Стриптизер, или Уроки нелюбви». Стареющая красотка Белла (56 лет, но выглядит великолепно, ухожена, подтянута, сексапильна, богата, к тому же писательница) хранит верность многолетнему любовнику Денису. Но на извилистом ее жизненном пути встречается прекрасный и могучий стриптизер, «похожий на молодого зверя, готового в любую секунду к точному прыжку». Стриптизер гладит ее «затрепетавшую под его ладонью спину» (указание на внутреннюю молодость героини). Трепещущая птичка объята ответной любовью. Подробно описаны «птичкины» шикарные туалеты и драгоценности. Между юными мужчинами, добивающимися благорасположения пожилой красавицы, возникают всяческие взаимоотношения, доходящие до петушиных боев.
Среди современных писателей есть авторы, которые в своих произведениях создают совершенно автономный, по своим законам существующий мир, часто страшный от бедственного и безнадежного положения его жильцов. Эти писатели пишут о женщине, так называемый женский роман.
Роман Петра Алешковского «Рыба. История одной миграции», напечатанный в четвертом номере журнала «Октябрь», попал в Букеровскую шестерку - шорт-лист финалистов.
Название «Рыба», конечно, немного странное, но в контексте романа понятное, хотя не о подводном мире, не о рыбалке и даже не о кулинарии идет речь. Дело в том, что Рыба - это метафора. Метафора для обозначения молчаливого, не идущего на прямой контакт существа, живущего в своем особом, отделенном четкой границей мире. Рыба - было прозвищем девочки, родившейся в Таджикистане, русской по национальности. О судьбе женщины, выросшей из этой девочки, и написан роман.
Судьба нелегкая, прямо сказать, драматичная. Совсем ребенком ее изнасиловал таджик. Потом она неудачно вышла замуж - очень скоро муж стал вором и пьяницей, превратился в грубое животное, которое не то, что любить, терпеть рядом невозможно. Но она терпела. Год за годом, стыдясь соседей, терпела даже не ради детей - поскольку видела, что детям от такого отца больше вреда, чем пользы. Если смотреть житейски, терпела неведомо ради чего. Если смотреть чуть более психологично - подчиняясь своей природе.
Потом грянул распад СССР - и семью вынесло в Россию. Оказалось, что родина никого не ждет. Работы по специальности нет, жилья нет, ничего нет. Зато муж как-то очнулся от пьянства и вроде занялся делом. Впрочем, восстановить семью было уже невозможно. Он экстатически ударился в религию - и одновременно - в поношение дурной жены, каковую принялся бить уже всерьез. И тут она, наконец, не выдержала. Они расстались. Как назло, тут же погиб младший сын - покончил с собой, не справившись с отчаянием безнадежности. Пережив эту утрату, но тут же, по стечению обстоятельств, лишившись последнего угла и средств к существованию, женщина оказалась в глухой деревне, заблудилась в лесу, едва не погибла и была случайно спасена стариком, в одиночестве доживающем на отрезанном от мира хуторе.
Образ этого старика тоже играет символическую роль. Этот человек, проживший трудную, полную лишений и страданий жизнь, являет собой образец несгибаемости и внутреннего достоинства. Его философия - это философия уважающего себя труда, поднимающего личность до уровня позитивного преобразователя жизни. Однако счастье пребывания на этом удивительном хуторе длится недолго - старик умирает. Волею случайных обстоятельств женщина оказывается в Москве - в роли сиделки у парализованной старухи. И здесь наступает покой. Из этой точки она начинает отматывать клубок своих воспоминаний, и составляющих сюжет романа.
Сиделкой она становится не просто так - по профессии эта женщина медсестра. Причем не обычная медсестра, каких тысячи. Она обладает странным даром - вбирать в себя чужую боль. Видимо, этот целительный дар прямо связан с природой ее исключительной терпеливости. Вот только надо ли так терпеть?
Очевидно, в образе этой женщины автор хотел выразить свое ощущение России.
Маленький печальный роман Владимира Кавторина «Хотелось счастья» (Нева, № 10) - страшноватая история женщины, на которую беды сыплются, как горох из дырявого мешка. А уж как ей в молодости хотелось счастья - ослепительного, нескончаемого, бурного! И все для него у нее как будто было: и красота, и ум, и обаяние, и умение зарабатывать деньги. Вот только судьба словно издевается над ней. Любимый человек оказался явно не от мира сего: художник, денег не зарабатывает, то и дело впадает в отчаяние и убегает из дома неведомо куда. Со вторым тоже не заладилось. Правда, сейчас есть у нее взрослый сын. Но какой! С детства больной и нервный, наблюдавший постоянные родительские ссоры, став взрослым, он спивается и попадает в тюрьму. А выйдя из нее, без конца тиранит мать, отнимая у нее деньги и грозя убить. Словом, такой жизни не пожелаешь лютому врагу. Главное же, героиню терзает давнее прегрешение: когда-то она выгнала из квартиры, купленной на собственные, с величайшим трудом заработанные деньги, своего спившегося брата. Его, замерзшего, с лицом, объеденным крысами, потом нашли на улице. И теперь ей кажется: все беды пошли именно оттуда, от этого не отмоленного греха. Но и сейчас в героине, уже немолодой женщине, работающей сиделкой, бродит неостывающий жар - все та же жажда урвать хоть кусочек счастья. Сейчас радость ее в одном - оторвать в «секонде» какой-нибудь красивый сарафанчик, какую-нибудь необыкновенную блузочку и к ней изящный шарфик...
Есть в прозе года произведения, авторы которых говорят о современной армии.
Молодой 24-летний автор Роман Журавлев написал отличные эпистолярные мемуары под названием «Армейское чтиво» (Октябрь, № 1) о первых месяцах службы в современной российской армии. Написал правдиво, с пониманием и терпением.
Автор, не окончив экономический факультет университета в Ярославле, попал в армию. Уволился в звании старшего сержанта. Меньше всего в этом очерке о дедовщине, трагические последствия которой у всех на слуху. Но подробности армейского, даже не доходящего до жуткого криминала, быта таковы, что понимаешь: в этой среде может родиться самое страшное.
Тон автора иронический и даже презрительный. «Если бы армия рекламировала себя в СМИ, то текст целиком мог бы быть таким: «Вам уже восемнадцать? Вы не учитесь в вузе? Тогда мы идем к вам... вас бесплатно доставят в лучшую кузницу настоящих мужчин... Наши знаменитые дизайнеры уже приготовили удобные зеленоватые одежды в стиле «кузнечик милитари»... Когда на свой десятый завтрак вы все-таки попробуете перловую кашу, вы поймете, что желудок поддается дрессировке. Когда отожметесь от пола пятьсот раз, вы поймете, что и сами поддаетесь дрессировке. Вас научат элегантно ругаться матом, надевать на ноги грязные тапочки, эффективно бороться со вшами, много говорить о сексе, делать квадратные сугробы, подстригать траву ножницами... и красить снег белой краской. Добро пожаловать в армию, сынок!»
Повесть Георгия Гратта «Тула-Туле. Праздник, который всегда без тебя» (Дружба народов, № 4) - чудная история из жизни армии. На важных показательных маневрах (присутствуют даже генералы из НАТО) теряется танк. В тумане он поворачивает не в ту сторону. А дело происходит в Белоруссии. В общем, наши доблестные танкисты на боевом танке, заряженном боевыми же снарядами, не сделав, правда, ни одного выстрела, через Польшу и Германию приезжают во Францию. Причем, в Париж они прибывают к празднику - Дню Победы. Недоумевают и боятся в Брюсселе, недоумевают и злятся в Москве. В конце концов, нерадивых солдат ожидают десять суток губы и …награждение. Вряд ли такая история была на самом деле. Хотя, с русскими еще и не такое бывало. Случай этот не только забавен, но и показателен. Как хочется автору (да, наверное, и читателю) верить, что наш солдат - самый лучший солдат в мире, что мы все еще способны покорить пол-мира, не сделав ни одного выстрела. Не претендуя на высокие престижные награды, повесть Г. Гратта приятно выделяется на фоне публикаций последних лет об армии - и документальных, и художественных - наполненных тяжкими и горькими раздумьями о горестной судьбе всех, кто попадает в сферу влияния военных. Об армии ведь оказывается можно писать и так - светло и с юмором.
В литературе о кавказских конфликтах сюжетные линии, ход повествования приобретают драматические очертания. Эта тема возникает в документальных свидетельствах о чеченской войне (в репортажах журналистов, личных воспоминаниях участников, свидетелей и жертв войны) – насилиии, зверствах, жестокости, проявляемых всеми сторонами.
В рассказе белгородца Сергея Бережного «На развалинах цитадели» (Наш современник, № 4) показана война в Карабахе. Главные герои - русский капитан и армянская девушка Сати, которую он чудом спас во время армянского погрома. Параллель - сжавшееся от страха маленькое село, обреченные на смерть старики, женщины, дети. Потому что рухнула цитадель, и радушные соседи по чьей-то злой воле превратились в лютых врагов. Но разве русский капитан может допустить гибель ни в чем неповинных людей? Даже если он на чужой земле, а предстоящий бой - последний…
Рассказ Аркадия Бабченко «Аргун» (Новый мир, № 9) - это жесткая, неприкрытая, безжалостная «окопная правда» и «тыловая ложь» чеченской войны. Бабченко изображает мир уродливый, невероятно жестокий, приведенный к примитивной норме существования-выживания, - какое-то близкое преддверие ада. Единственной зыбкой опорой является содружество нескольких парней, которых свела здесь судьба. Главному герою - 18 лет, война для него уже вот-вот закончится: после Аргуна его ждет демобилизация. Он словно торопится досказать все, что знает: поэтому трагедия соседствует с комедией и публицистикой. И рассказ о гибели брата может занять меньше места, чем живописание последствий дизентерии. Голодные солдаты потихоньку экспроприируют у начальства сгущенку, с усталым равнодушием наблюдают сцены экзекуции, а когда медали достаются мнимым героям, сами раздают друг другу награды «из печенюшек», которые прислали «дорогим защитникам отечества» неведомые московские школьники. И здесь нет победных реляций, вообще нет войны, как мы привыкли ее видеть по телевизору. Здесь боль от чирьев, съедающих тело; анаша, которую выменивают на сигнальные ракеты и боеприпасы у чеченят (а потом сигнальные ракеты полетят уже в русских). А еще - животный страх перед последним боем, за которым - вот рядом - дембель, дом. Это рассказ о потерянном поколении. «Наш мир – война, - рассуждает герой рассказа. - Наша жизнь - смерть. Наши желания и побуждения мертвы - нам всего восемнадцать, но мы уже ничего не хотим от жизни. Разве мы молоды?»
Тема религии
Рассказ Олега Зоберна «Плавский чай» (Новый мир, № 4) выдержан в жанре дорожного анекдота. При этом сюжет его напоминает древние патериковые истории, но происходит в наши дни: герой-повествователь по неосознанным им причинам искушает своего дядю, молодого православного священника, «батьку», вынуждая его оплатить услуги продажной девки в уездном городке Плавске, через который они проезжают. Однако герой так и не впадает в грех: у него «ничего не получилось» - по молитве «батьки»! При общем шутливом тоне рассказа в нём с глубиной и серьёзностью раскрывается тема греха, сопряжённого со смертью - недаром герою приходит на ум любимая присказка «батьки»: «Помни о смертном часе - и не согрешишь», - а их разговоры как бы невзначай затрагивают тему смерти в автокатастрофе, в конце же герои становятся свидетелями кровавого ДТП.
Повесть Бориса Хазанова «Апостол» (Дружба народов, № 5) о российской глубинке, в которой когда-то в советское время повторился евангельский сюжет: компания во главе с Учителем (апостолом) бродила по селениям. Учитель проповедовал евангельские истины, привлекая к себе учеников, несмотря на гонения милиции и местных органов власти.
Религиозную истину (вечные ценности) каждая конфессия России - православие, ислам, иудаизм, буддизм - утверждает, сосредоточившись на «горячих точках». Например, новый роман Александра Сегеня «Поп» (Наш современник, № 6) анализирует роль русской православной церкви на оккупированной гитлеровцами во время войны территории, конкретно в Псковской области. Гитлер, как известно, рассчитывал на помощь русской церкви, пережившей сильнейшие гонения от большевиков, но просчитался. Церковь заняла патриотическую и освободительную позицию. В романе показан совсем новый, необычный тип героя - священник, служивший на оккупированной территории под присмотром немецких властей и преданный русской идее, русскому народу.
В прозе года особый интерес представляют произведения, в которых авторы обращаются к теме фантастики и мистики.
Роман «Эльфы в городе» Евгении Мальчуженко (Новый мир, № 6) написан в стиле «фэншуй» о прародителях человечества - лесном народе - эльфах.
Большая часть древних лесов, где обитали эти сказочные существа с глубокой древности, оказалось вырублена, а оставшаяся покрыта была мусором человеческой цивилизации. Эльфы гибли тысячами, и Лесным Советом было принято кардинальное решение: на кормление каждому из оставшихся в живых эльфов выделялся пейзаж, на котором был изображен кусок экологически чистой природы. С картины можно было брать для еды все, что там нарисовано.
Герою романа эльфу Бобе досталась крошечная картина К. Коро «Пейзаж с коровами». Так он стал лакторианцем, питаясь исключительно «молочными продуктами». Дальше действие развивается по законам реализма. Удивительна «конституция» эльфов - «Закон вмененных обычаев», всего их 35, и все обычаи с удовольствием соблюдаются.
Жанр повести Шамиля Идиатуллина «Эра Водолея» (Знамя, № 6) можно определить как политическое фэнтэзи с элементами детектива. События происходят в Татарстане. Молодой, перспективный представитель Главного федерального инспектора отправляется в один из самых преуспевающих по всем показателям районов республики, чтобы познакомиться с его главой и выяснить, насколько тот подходит на роль преемника президента Татарстана. По прибытии на место молодой человек обнаруживает много странного: все местные жители тихие, трезвые, работящие, как роботы, и очень бледные. По вечерам на улицах нет ни единой живой души - тишина такая, что звенит в ушах. Но главное - в этом районе удивительно вкусная вода. Очень скоро главный герой начинает замечать у себя необратимые изменения…
Герой романа Алексея Слаповского «Синдром Феникса» (Знамя, № 11-12), регулярно теряя память, каждый раз становится иным и никак не может понять, кто он - настоящий. Хорошо, если богатый и добрый, а ну как бедный и злой? Да еще, упаси бог, вор или бандит? Слишком много задатков обнаружилось - и все разные. С одного бока посмотришь - белое крыло. С другого - чертово копыто...
Мучается герой, волнуется приютившая его Татьяна, жительница города Чихова, интересуются соседи, служебно и лично (по причине Татьяны) взволнован милиционер Харченко...
«Синдром Феникса» - правдивая, веселая и местами страшноватая сказка новейшего времени на тему: те ли мы, кем себя считаем и за кого себя выдаем? Не обманываем ли сами себя?
Роман Тонино Гуэрра «Теплый дождь» (Дружба народов, № 2) - о России. О том, как Гуэрра посещает Ленинград (по всей видимости, еще в советские годы) и исследует загадочную историю дореволюционного генерала, у которого денщиком служила собака. Спасая Москву от наполеоновского нашествия, он приказал солдатам поджигать птиц, чтобы те разносили огонь по всему городу. Теперь, когда генерал доживает свои дни в Петербурге, сюрреалистические горящие птицы не только возвращаются к нему во снах - его преследуют и сами пернатые, и даже в солнечную погоду ему приходится ходить по улице с зонтиком. Птицы, таким образом, протестуют против людского обыкновения держать их собратьев в неволе. Спасение приходит через пса-найденыша, которого генерал нарек Бонапартом. Пес, призвав четвероногих единомышленников, устраивает на льду Невы собачью забастовку с требованием освободить всех птиц из клеток. Хозяева животных в ужасе - вот-вот вскроется река, и их любимцы погибнут! Тогда сам царь издает указ об освобождении птиц, и старый генерал наконец обретает покой.
Повесть Светланы Максимовой «Родо-дословная, или Сказание о третьей розе» (Октябрь, № 7) вроде и сказка, и быль, и аллегорическая мистерия, и родовое предание. То есть это уже такая сказка, под которую не засыпают, а просыпаются. Сказка Максимовой расталкивает в глубине нашего существа давно и глубоко уснувшего младенца. Ее повесть как раз и посвящена отысканию подлинного себя в современную эпоху «эпидемии безликости». Затосковавшие в низинных декорациях городской зрелости, главные герои духовно устремляются ввысь, на вершину сказочной горы своего детства. Этапы их восхождения к своим «я» соответствуют сюжетным уровням повести. Текст «Сказания» направлен на прояснение одних и тех же фактов в свете ценностей разных миров. Он подчеркнуто зеркален, полон отзвуков и возвращений. Поселение племени «янголов» проецируется на волшебные виды страны фей, сон видится странствием, смерть открывает торжество небесного венчания, больная девочка становится сакральной розой, бедный музыкант - мудрым магом. Сказочные артефакты - зеркальце, книга, подсказки деревьев, жезлы и маски - в повести дополнительно подсвечены философскими и христианскими мотивами. Так что по знакомым схемам Максимовой удается спроектировать небывалую архитектуру собственной мифологии.
Сказочное воплощение обыденных коллизий позволяет автору распознать тайные силы своих героев. А быль о любви двоих, не приютившихся в современном обществе, - начать как легенду, продолжить сказкой, венцом которой станет фантасмагорический пляс священных событий и символов из жизни главной героини, и, наконец, все мотивы этой истории свести в заключительную … поэму.
Рассказ Андрея Волоса «Чулышман» (Октябрь, № 1) основан на древнем философском трюке о том, кто кому снится. Два героя рассказа, мучимые снами-воспоминаниями о некогда прожитой иной судьбе, сливаются в один тип личности, ищущей свое «я» через место обитания. Два лица героя подобны глядящим друг в друга отражениям, каждое из которых бесконечно возвращает нас к своей противоположности. Так, именно через видения «второго» «я» героя мы узнаем об итоге жизни его «первого» воплощения. В подобном диалоге отражений и кроется магия рассказа. Всю жизнь видится герою во сне дивный город с постоянной прямотой улиц и узнаваемыми в поколениях соседями. Этот город влечет его в дорогу, вызывая беспокойство и боль, желание существования на пределе возможностей. «Чулышман» - рассказ, моделирующий настроение, утоляющий жажду грусти в усталости привычной прозаической иронии.
Все тоньше становится грань между историческими произведениями и жанром, который сейчас принято называть «промежуточным» - авторская проза, рассказ-хроника, роман-воспоминание и др. Все они о прошлом, обладают всеми признаками хорошей прозы и достоверностью. Публикация их стала обязательной почти во всех журналах, а чтение – привлекательным для многих читателей. В прозе этого года представлены интересные дневниково-мемуарно-очерковые повествования.
В «Новом мире» (№ 5) напечатана повесть Валерия Попова «Комар живет, пока поет». Она об отце писателя, Георгии Ивановиче Попове, известном ученом-селекционере, прожившем почти 95 лет. Отец стал не просто персонажем, а и равноправным собеседником. Он передал сыну страстную любовь к жизни, умение выразить это чувство в слове. Как всегда, повествование от первого лица. Как всегда, автор дарит нам добрый юмор. Нужно отметить незаурядность творчества, неповторимость его мастерства.
Анастасия Чеховская в путевых заметках «Провинция у моря» (Октябрь, № 6) подробно рассказывает о своей поездке на Сахалин. Масса впечатлений, живые наблюдения и умный, энергичный слог.
«Три зимы под копирку» (Звезда, № 4) Кати Капович – это воспоминания о советской жизни периода 70-х начале 80-х годов. Поэт Евгений Хорват, пленки Галича и Высоцкого, чтение перепечатанных и копированных Мандельштама, «Лолиты» Набокова, «Улисса» Джойса; интеллигентные люди, дружеская атмосфера и разговоры за выпивкой. В них оживают учеба и быт юных, а потом повзрослевших гуманитариев-диссидентов. Кишинев, куда рассказчица сбежала из нижнетагильского пединститута, литературная студия при Союзе писателей Молдавии, встречи с Виктором Кривулиным, главным тогда неофициальным поэтом Ленинграда. Милая наивная атмосфера. И разговоры, разговоры, сопровождаемые непрерывным возлиянием. Мечты о лучшей жизни за границей…
Документальная повесть Игоря Николаева «Генерал» (Звезда, № 2) посвящена жизни Героя Советского Союза генерал-полковника Горбатова Александра Васильевича, участника трех войн, репрессированного в 40-е годы и загнанного на магаданские прииски и Колыму, освобожденного и уже с первых дней Великой Отечественной войны командовавшего войсками. На войне он встретился с Борисом Пастернаком, приехавшим с бригадой московских писателей под Орел и написавшим о Горбатове очерк в 1943 году.
Литературовед и переводчик Борис Грибанов вспоминает в «Знамени» (№ 9) о друге-поэте Давиде Самойлове («И память-снег летит, и пасть не может»). Личная жизнь маститого стихотворца, его увлечения, привычки, шутки-прибаутки, литературное окружение... Хорошая память на мелкие детали. Наверное, нужны и такие мемуары, представляющие лирических гениев в домашних шлепанцах, а то и в нижнем белье и даже без него.
Воспоминания писателей и художников, документальная проза о людях искусства.
В основу моноромана Инны Лиснянской «Хвастунья» (Знамя, № 1, 2) легла жизненная история самого автора с конца пятидесятых и до наших дней, а также воспоминания об Арсении Тарковском, Семене Липкине, Булате Окуджаве, Марии Петровых, Корнее Чуковском, Вениамине Каверине и многих других персонажах, «знаковых» для русской литературы ХХ века. В нем много героев, широк охват времени - от «юности поднадзорной, младости подцензурной» до последних лет, в которые вместились и признание, и путешествия, и потери.
Анатолий Жуков вспоминает о Николае Рубцове в произведении под названием «Соловей в терновнике» (Наш современник, № 4). Они учились вместе в Литинституте в 60-х. Рубцов у Жукова небезобидно шутит, комплексует из-за низкого роста (женщинам не нравится), ну а автор воспоминаний любит его за всё, но помнит не так уж много.
«Любой человек, живущий на земле, - писатель. Надо не только прожить свою жизнь, но и запомнить ее, полюбоваться - или оправдаться». Так начинает свой документальный роман «Горящий рукав» Валерий Попов в журнале «Звезда», № 5, 6. Это роман о становлении В. Попова как писателя. Автором представлены живописные портреты Битова, Конецкого, Абрамова, Рытхэу, Бродского, Володина... с кем он непосредственно общался.
Дина Рубина «Фарфоровые затеи» (Дружба народов, № 7). Это не рассказ, не повесть, это - разговор со знаменитым когда-то скульптором Евгенией Леонидовной Ракицкой, создавшей композицию по сказке «Турандот». Этот разговор записан так, что можно увидеть, почувствовать человека, его жизнь - долгую, трудную, маетливую, счастливую жизнь Художника, Женщины, Человека. На вопрос, какой бы период жизни хотелось бы повторить, Ракицкая отвечает: «Дулево (работа на Дулевском фарфоровом заводе)… потому что - свобода… Неохватная внутренняя свобода… От мужа, картежника и гуляки… от свекрухи проклятой, от всей муторной, крестной тяготы… И какая-то была райская чистота души, рук и глины… Вечная первозданность мира: глина… огонь… новорожденное творение… Потому что в эти часы и мгновения ты – как Бог…».