Ocr: Rock Mover посвящается с. А

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 ... 63

ГЛАВА 109

Как и было решено, еще до рассвета мы выехали по следам

автомобилей Стирлинга, торопясь присоединиться к ним до

начала сражения. К сожалению, дорога этому не

способствовала. Сначала был плохой спуск, а потом

труднопроходимые низины, усыпанные обломками

крупнокристаллического базальта, по которому мы пробирались

с большим трудом. Не легче было ехать и по изборожденным

склонам: летнее солнце высушило землю до трещин глубиной в

ярд и шириной два-три дюйма. Пятитонным бронеавтомобилям

приходилось двигаться на первой передаче, только что не

проваливаясь в них.

Мы догнали арабскую армию около восьми часов утра, на

гребне склона, обращенного к железной дороге. Отряды

развертывались для штурма небольшого охранявшего мост

укрепленного узла между нами и холмом Тель Арара, с вершины

которого взору открывалась вся местность до Дераа.

Конники племени руалла под командованием Трада устремились

по длинному склону и дальше через заросшее лакричником

русло потока к железнодорожной линии. Янг рванулся за ними

в своем "форде". Наблюдая за атакой с вершины холма, мы

решили, что дорога будет взята без единого выстрела, но

внезапно незамеченный ранее турецкий пост разразился

шквальным огнем, и наших храбрецов, величественно стоявших

на вожделенной линии (и, как видно, размышлявших о том, что

им делать дальше), смело с полотна, словно ветром.

Нури Саид выдвинул орудия Пизани и дал несколько залпов.

Затем воины руалла и армейские солдаты легко захватили

укрепление, не потеряв ни одного человека. Таким образом,

десятимильный южный участок Дамаскской линии к девяти часам

утра полностью перешел в наши руки. Это была единственная

железная дорога, соединявшая с Палестиной и Хиджазом, и мне

было трудно поверить в такую удачу и в то, что слово,

данное Алленби, мы сдержали так просто и так быстро.

Цепочки арабов, словно горные ручьи, устремились с кряжа

вниз. Все столпились на круглой вершине Тель Арара,

оглядывая равнину, словно специально четко высвеченную

косыми лучами утреннего солнца. Солдатам были видны Дераа,

Мезериб и Газале -- все три ключевые станции.

Я видел гораздо дальше: в северном направлении был отрезан

Дамаск, единственная турецкая база, связывавшая турок с

Константинополем и Германией. В южном направлении тоже все

было отрезано до Аммана, Маана и Медины, в западном -- до

Лимана фон Зандарса, изолированного в Назарете, до Наблуса

и до долины Иордана. Было семнадцатое сентября --

назначенный день; через сорок восемь часов Алленби должен

был начать наступление всеми своими силами. За эти сорок

восемь часов турки вполне могли принять решение об

изменении своей диспозиции, чтобы встретить во всеоружии

нашу новую угрозу, но до удара Алленби они так ничего и не

изменили. "Скажите мне, будет ли он за день до начала на

своей Ауджской линии, и я скажу вам, победим ли мы", --

заметил Бартоломью. Что ж, так и случилось, значит, мы

победим. Стоял вопрос лишь о цене победы.

Я хотел разом разрушить всю линию, но дело, похоже,

застопорилось. Армия выполнила свою задачу: Нури Саид

расставил пулеметы вокруг Арарского холма, чтобы перекрыть

любой выход из Дераа, но почему не продолжалось разрушение

дороги? Я бросился вниз и застал египтян Пика за завтраком.

Это было похоже на игру Дрейка в шары, и я буквально

лишился дара речи от восхищения.

Однако через час они были готовы к работе по разрушению

дороги, а французские артиллеристы, у которых также был

пироксилин, уже спускались к линии, чтобы взорвать

ближайший мост. Они были не очень ловки, но со второй

попытки и им удалось достичь своей цели.

Пока перед нами не заплясала знойная дымка, мы с вершины

Тель Арара тщательно изучали Дераа с помощью моего сильного

бинокля, стараясь узнать, что приготовили для нас сегодня

турки. Первое открытие вызвало беспокойство. На турецком

аэродроме хлопотали команды солдат, выкатывавшие аэропланы,

один за другим, на летное поле. Я насчитал восемь или

девять выстроившихся в линию машин. Во всем же остальном

обстановка была такая, какую мы и ожидали. Пехотинцы

расходились по оборонительным позициям, удваивая

численность их защитников, турецкие орудия постреливали по

нам, но до нас от них было четыре мили. Паровозы турки

держали под парами, но поезда бронированы не были.

Местность за нами в направлении Дамаска была как на ладони.

Со стороны Мезериба, справа от нас, никакого движения не

происходило. Инициатива оставалась за нами. Мы надеялись

взорвать шестьсот зарядов методом "тюльпан" и вывести

таким образом из строя шесть километров железнодорожного

полотна. Метод "тюльпан" был изобретен Пиком и мною

именно для этого случая. Тридцать унций пироксилина

укладывали под середину центральной шпалы каждой

десятиметровой секции пути. Шпалы были стальными,

коробчатой формы, их полости заполнялись газами от взрыва,

поднимавшими вверх середину шпалы. При правильном

расположении заряда металл не разрывался, а выгибался

горбом на высоту до двух футов, поднимая за собой рельсы на

три дюйма, а возникавшее при этом стягивающее усилие

сводило их на шесть дюймов друг к другу и, поскольку

рельсовые подушки захватывали нижние фланцы, сильно

скручивало их внутрь. Такая тройная деформация исключала

возможность рихтовки рельсов. Разрушались три из каждых

пяти шпал, а поперек земляного полотна появлялась глубокая

канава, и все это от одного заряда, подрываемого такими

короткими запалами, что, когда срабатывает первый,

воспламеняется третий.

Три сотни таких зарядов должны были заставить турок

ремонтировать путь добрую неделю. Это могло стать

счастливым воплощением крылатой фразы Алленби о "трех

солдатах и мальчишке с пистолетами". Я повернулся, чтобы

пойти обратно к отрядам, и в этот момент произошли два

события. Пик подорвал свой первый заряд, поднявший клубы

черного дыма, похожие по очертанию на пышный тополь, и

глухое эхо взрыва долго катилось по округе. Турки подняли в

воздух первый аэроплан, направившийся прямо на нас. Мы с

Нури Саидом отлично укрылись в глубоких естественных

расселинах обнажения породы на южной стороне холма. Там мы

спокойно ожидали бомбежки, но это был всего лишь

аэроплан-разведчик, который, изучив наше расположение, тут

же вернулся в Дераа.

Очевидно, его пилот сообщил плохие новости своему

начальству, так как в воздух быстро поднялись один за

другим три двухместных аэроплана, четыре разведчика и

допотопный желтопузый "альбатрос". Они покружили над

нами, сбрасывая бомбы и поливая нас пулеметным огнем. Нури

загнал своих пулеметчиков вместе с их "точкисами" в

расселины скал и приказал открыть ответный огонь. Пизани

задрал вверх стволы своих четырех горных орудий и

оптимистически выпустил несколько шрапнельных снарядов. Это

расстроило боевой порядок аэропланов противника, и они

виражом ушли на полной скорости к своему аэродрому. Цель их

налета осталась непонятной.

Мы рассредоточили солдат и верблюдов, а нерегулярные войска

-- бедуины рассредоточились сами. Единственным способом

обеспечения безопасности было такое рассредоточение, при

котором в поле зрения противника попадали бы только

мельчайшие мишени, потому что на открытой равнине хорошо

укрыться не мог бы даже заяц. У нас зародились плохие

предчувствия, когда мы, глядя на множество точек, усеявших

склоны, осознали, сколько тысяч людей подчинялись нашим

командам. Было странно стоять на вершине холма, глядя на

эти квадратные мили, кишевшие людьми и верблюдами, среди

которых с неправильными промежутками рвались бомбы,

поднимавшие молчаливые, ленивые клубы дыма, казавшиеся

совершенно не связанными с громом разрывов, или вспыхивали

султаны пыли, выбиваемой из грунта пулеметными очередями.

Все выглядело и звучало предельно тревожно, но египтяне

продолжали работать так же методично, как они ели. Четыре

группы рыли ямы для "тюльпанов", тогда как Пик с одним из

своих офицеров подрывали каждую серию по мере готовности

заряда. Двух пироксилиновых шашек в одном "тюльпановом"

заряде было мало для того, чтобы взрыв был достаточно

заметным, и аэропланы, казалось, не видели того, что мы

продолжали делать. По крайней мере, не бомбили египтян

специально, а поскольку разрушение постепенно продвигалось

по полотну дороги, отряд уходил все дальше от опасной зоны,

углубляясь в спокойный северный ландшафт. Мы определяли их

продвижение по разрушению телеграфной линии. На нетронутых

участках столбы стояли прямо, удерживаемые натяжением

проводов, но по мере того, как Пик переходил с одного

участка на другой, они теряли устойчивость, шатались или

просто падали.

Нури Саид, Джойс и я собрались на совет, чтобы решить, как

добраться до ярмукского участка Палестинской железной

дороги, чтобы окончательно перекрыть Дамаскскую и

Хиджазскую. Имея в виду сведения о противодействии, мы

должны были использовать возможность отвести почти всех

наших людей, что представляется мудрым решением в условиях

постоянного воздушного наблюдения, потому что, с одной

стороны, бомбы могли бы нанести нам такой же крупный ущерб,

как марш через открытую равнину, а с другой --

диверсионный отряд Пика остался бы на милость Дераа, если

бы турки набрались смелости совершить вылазку. В настоящий

момент они были напуганы, но время могло сделать их

храбрыми.

Пока мы колебались, все разрешилось самым чудесным образом.

Джунор, пилот аэроплана ВЕ-12, теперь единственного в

Азраке, услышал от оставшегося без машины Мерфи об

аэропланах противника в районе Дераа и самостоятельно

принял решение занять место "бристоль-файтера" и

выполнить воздушную программу. Так, когда дела приняли для

нас наихудший оборот, он внезапно принялся демонстрировать

фигуры высшего пилотажа.

Мы смотрели на это со смешанными чувствами, потому что его

безнадежно устаревшая машина могла сделать его добычей для

любого из аэропланов-разведчиков противника или из

двухместных истребителей. Но, во-первых, он удивил турок,

обстреляв их из своих двух пулеметов. Они разбежались по

укрытиям, внимательно наблюдая за своим неожиданным

оппонентом. Он улетел на запад, за железную дорогу, и они

пустились за ним в погоню.

У нас царил полный покой. Нури воспользовался затишьем,

чтобы собрать триста пятьдесят солдат регулярной армии, с

двумя или тремя орудиями от Пизани, и спешно отправил их

верхом на верблюдах за Тель Арар: это был первый этап их

марша на Мезериб. Если бы аэропланы налетели на нас

получасом позже, они, вероятно, не заметили бы ни

уменьшения количества наших солдат на холме, ни рассеянных

групп, скрытно пробиравшихся по каждому склону, прячась в

каждой низинке, чтобы уйти по стерне сжатых полей на запад.

С высоты птичьего полета эта обработанная земля, должно

быть, выглядела как стеганое одеяло. От земли поднимались

высокие стебли кукурузы, а чертополох, разросшийся вокруг

полей, доставал до седла.

Вслед за солдатами мы отправили крестьян. Получасом

позднее, когда я позвал своего телохранителя, который мог

бы доехать до Мезериба раньше всех остальных, мы снова

услышали в небе гул мотора. К нашему удивлению, вернулся

Джунор, целый и невредимый, хотя его машина была с трех

сторон пробита вражескими пулями. Применяя фигуры высшего

пилотажа, он, отстреливаясь, ускальзывал от противника. К

счастью, турецких машин было слишком много, и они мешали

друг другу вести точный прицельный огонь по Джунору, в

противном случае исход боя был бы не в его пользу.

Мало надеясь на то, что он сможет благополучно

приземлиться, мы устремились к железной дороге, где была

полоса грунта, не слишком изобиловавшая валунами. Каждый

старался побыстрее ее очистить, но Джунор уже снижался. Он

сбросил нам записку о том, что у него кончался бензин. Мы

яростно работали последние пять минут и наконец подали ему

сигнал на посадку. Он резко пошел на снижение, но как раз в

этот момент пронесся сильный порыв ветра под острым углом к

глиссаде снижения. В любом случае очищенная полоса была

слишком мала. Аэроплан мягко коснулся земли, но порыв ветра

повторился, стойка шасси сломалась, и машина перевернулась.

Мы бросились к ней, чтобы спасти пилота, но Джунор выбрался

из кабины самостоятельно, отделавшись царапиной на

подбородке. В руках у него был пулемет Льюиса, "виккерс"

и магазины к ним с трассирующими боеприпасами. Мы все

набились в "форд" Янга и умчались, так как турецкая

"спарка" уже яростно пикировала на нас, сбрасывая бомбу.

Уже через пять минут Джунор попросил поручить ему другую

работу. Джойс передал в его распоряжение "форд", он смело

направился к железнодорожной линии под Дераа и взорвал там

рельсовый путь прежде, чем его обнаружили турки. Они нашли

такое рвение чрезмерным и открыли по нему огонь из всех

видов своего оружия, но Джунор умчался на своем "форде",

оставшись невредимым в третий раз.

ГЛАВА 110

Мои телохранители ждали меня, выстроившись в две длинные

шеренги на склоне холма. Джойс остался в Тель Араре с

сотней людей Нури Саида и с автомобилями для прикрытия

воинов племен руалла и гуркас, мы же отправились подрывать

Палестинскую железную дорогу. Мой отряд выглядел

"по-бедуински", и я решил открыто подъехать к Мезерибу на

большой скорости, так как мы и без того уже сильно

опаздывали.

К сожалению, мы привлекли к себе внимание противника. Над

нами закружил подкравшийся незаметно аэроплан, сбрасывавший

бомбы: одну, другую, третью -- мимо. Четвертая разорвалась

между нами. Двое из моих людей были убиты. Их верблюды,

превратившиеся в кровоточащую массу, бились в агонии на

земле. У остальных людей не было ни царапины, и они

бросились к своим товарищам. У другой машины, ехавшей за

нами, заглох мотор. Разорвались еще две бомбы. Моего

верблюда отбросило в сторону, я едва не вылетел из седла.

Почувствовав нестерпимую боль в правом плече, я понял, что

был тяжело ранен, и заплакал: выйти из строя как раз тогда,

когда полный успех завтрашней операции зависел только от

меня! По моему предплечью струйкой стекала кровь. Возможно,

если бы я на нее не смотрел, то чувствовал бы себя так,

словно со мной ничего не случилось.

Мой верблюд увернулся от снопа пуль из пулемета, и я,

ухватившись за луку седла, чтобы удержаться, понял, что

рука моя на месте и действует. Левой рукой я разорвал плащ,

обследовал рану и нащупал крошечный горячий осколок

металла, слишком легкий, чтобы причинить серьезное

повреждение, тем более пройдя через складки плаща. Этот

пустяк показал мне, в состоянии какого крайнего напряжения

были мои нервы. Знаменательно было то, что меня впервые

ранило с летательного аппарата.

Мы пришли в себя и продолжили путь, зная наизусть дорогу и

останавливаясь только для того, чтобы сказать встречавшимся

крестьянским юношам, что теперь дело за Мезерибом. Они

выражали готовность к борьбе, но наши взгляды надолго

задерживались на коричневой худобе детей пустыни, потому

что эти веселые деревенские парни с раскрасневшимися от

возбуждения лицами, чуть растрепанными волосами и округлыми

бледными руками и ногами очень напоминали нам девушек. Их

халаты были подобраны выше колена, чтобы не мешать при

быстрой ходьбе, и более активные из них бежали рядом с

нами, подшучивая над моими ветеранами.

На подходе к Мезерибу нас встретил Дурзи ибн Дутми с

сообщением о том, что солдаты Нури Саида были всего в двух

милях отсюда. Мы напоили верблюдов и как следует напились

сами, потому что день был долгим и жарким и еще не

закончился. Потом мы из-за старого форта долго смотрели

через озеро на другой берег и увидели движение на

железнодорожной станции с названием "Франция".

Некоторые из белоногих парней говорили нам, что у турок там

значительные силы. Однако подходы к ней были слишком

соблазнительны. Выполнением нашей задачи теперь руководил

Абдулла, потому что мое время этого приключения

заканчивалось под тем сомнительным предлогом, что мою шкуру

следовало хранить для более оправдывавшего риск случая.

Иначе говоря, я хотел войти в Дамаск. Эта работа была

слишком легкой. Абдулла раздобыл зерно, муку, а также

какое-то количество трофейного оружия, лошадей и украшений.

Это возбудило моих приспешников. Желавшие примкнуть к нам

новички сбегались на лужайку, как мухи на мед. Своим

обычным галопом примчался Талаль. Мы прошли вдоль ручья,

вместе поднялись на дальнюю насыпь, поросшую вытянувшимися

по колено сорняками, и увидели впереди, на расстоянии

трехсот ярдов, турецкую станцию. Мы могли бы захватить ее

перед тем, как напасть на большой мост ниже Тель

эль-Шехаба. Талаль беспечно шел дальше. Турки были видны и

справа и слева. "Все в порядке, -- проговорил он. -- Я

знаком с начальником станции". Но когда мы прошли еще

двести ярдов, на нас обрушился залп из двух десятков

винтовок. Пули нас не задели, мы упали в заросли травы (в

основном чертополоха) и осторожно поползли обратно. Талаль

обливался потом.

Мои люди услышали то ли его, то ли выстрелы и устремились

было от реки вверх по склону, но мы их вернули, опасаясь

пулеметных очередей из станционных зданий. Мы ждали Нури

Саида. Он приехал с Насиром, и мы обсудили положение. Нури

заметил, что задержка в Мезерибе могла сорвать операцию с

мостом, который являлся главной целью. Я согласился с этим,

но подумал, что этой синицы в руках было бы достаточно,

поскольку разрушение Пиком главной линии остановило бы

движение на неделю, а к концу недели ситуация могла бы

измениться.

Пизани развернул свои прекрасные орудия и прямой наводкой

выпустил несколько снарядов повышенной мощности. Под этим

прикрытием с двадцатью пулеметами, ведшими заградительный

огонь, Нури пошел вперед, вступил в бой и заставил сдаться

сорок оставшихся в живых турецких солдат.

Сотни хауранских крестьян яростно набросились на богатейшую

станцию и принялись ее грабить. Мужчины, женщины и дети

дрались между собой буквально за каждую мелочь. Тащили

решительно все -- двери и окна, дверные и оконные коробки,

даже ступени лестницы. Одному удалось взорвать сейф и

забрать почтовые марки, другие взломали двери стоявших на

запасном пути полных всякого добра вагонов. Его

растаскивали тоннами и, еще больше приведя в негодность,

бросали на землю.

Мы с Янгом вывели из строя телеграф: здесь был важный узел

магистральных и местных линий, фактически обеспечивавший

основную связь палестинской армии со страной. Безнадежное

отсутствие у турок инициативы делало их армию способной

лишь выполнять приказы сверху, так что разрушение телеграфа

совершенно парализовало турок, оставив их без руководства.

Разобравшись с телеграфом, мы еще в нескольких местах

подорвали железную дорогу, в том числе используя

"тюльпаны"; не слишком много, но и этого было достаточно,

чтобы доставить хлопоты противнику. Пока мы занимались этой

работой, из Дераа на дрезине приехал встревоженный грохотом

взрывов и клубами пыли над линией турецкий патруль, который

тут же благоразумно удалился. Позднее над нами покружил и

аэроплан.

Среди захваченного подвижного состава были платформы с

грузовиками, набитыми деликатесами, очевидно, для

какой-нибудь германской офицерской столовой. Арабы,

относившиеся с недоверием к банкам с консервами и ко всяким

бутылкам, почти все разбили вдребезги, правда, нам удалось

спасти несколько жестянок с супами и мясными консервами, а

потом Нури Саид снабдил нас и запечатанной в бутылки

спаржей. Он позвал какого-то араба и попросил его открыть

бутылку. "Свиные кости!" -- в ужасе вскричал тот, увидев

содержимое. Крестьянин оплевал спаржу и выбросил ее, а Нури

быстро набил тем, что осталось, седельные сумки. Грузовики

были оборудованы громадными бензобаками.

Несколько платформ были загружены дровами. Уже под вечер,

когда разграбление прекратилось, мы все это подожгли;

солдаты и бедуины отошли в заросли травы у дальнего конца

озера. Роскошное пламя, охватывавшее все новые и новые

вагоны, озаряло нашу вечернюю трапезу. Деревянные части

горели ослепительно ярко. К небу поднимались выше

водонапорных баков языки пламени и выбросы от взрывавшихся

бензобаков. Наши воины пекли хлеб и варили ужин, а потом

отдыхали перед предстоявшей ночной попыткой взорвать

шебабский мост, находившийся в трех милях к западу от

станции. Мы намеревались напасть на него в темноте, но нас

остановило желание запастись продуктами, а потом одолели

незваные посетители: свет от устроенного нами пожара

взбудоражил половину Хаурана.

Эти люди были нашими глазами, и их приходилось принимать

гостеприимно. Я считал своим долгом переговорить с каждым,

располагавшим хоть какими-то сведениями, предоставляя им

возможность свободно говорить мне о том, что они считали

важным, после чего все обобщал и отфильтровывал от

ненужного истину, получая полную картину обстановки. Именно

полную, потому что она давала мне уверенность в оценке,

хотя не отличалась ни взвешенностью, ни логичностью, так

как информаторов было настолько много, что в голове у меня

возникала путаница.

Изливали свои чувства люди, приехавшие с севера на лошади

или на верблюде, а то и пришедшие пешком. Полагая, что наше

присутствие означало конец оккупации их страны и что Нури

Саид увенчает свою победу ночным захватом Дераа, сотни и

тысячи их были охвачены безмерным энтузиазмом. Приходили

даже городские судьи, готовые открыть для нас город. В

случае принятия этих предложений нам пришлось бы наладить

снабжение города водой с железнодорожной станции, что

неизбежно принесло бы свои плоды, но позднее, если бы

уничтожение турецкой армии шло медленно, мы могли бы

оказаться вынужденными уйти снова, оставив между Дераа и

Дамаском бедуинов, в чьих руках была наша окончательная

победа. Точный расчет, хотя и не новый, но в целом все было

по-прежнему против взятия Дераа. И нам снова придется

распрощаться с друзьями с благодарностью за их понимание.

Blog

Ocr: Rock Mover посвящается с. А