Ocr: Rock Mover посвящается с. А

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 ... 63

ГЛАВА 105

Каждый новый наш день был похож на предыдущий, всякий раз

мы с трудом продвигались на сорок миль. Однако предстоящий

день был последним перед выполнением задачи по разрушение

моста... Я отправил половину своих людей из вьючного

каравана вперед, чтобы они оседлали каждую из окрестных

высот. Это было сделано, но пользы нам не принесло: когда

мы уверенно и бодро двигались к уже хорошо видному впереди

нашему прибежищу Муаггару, с юга показался турецкий

аэроплан, облетел нашу колонну и улетел в направлении

нашего движения -- в сторону Аммана.

К полудню мы в мрачном настроении въехали в Муаггар и

укрылись в развалинах фундамента римского храма. Наши

наблюдатели заняли позицию на гребне, откуда открывался вид

на убранные поля равнины, простиравшейся до линии

Хиджазской железной дороги. Мы осматривали в бинокль горные

склоны, серые камни на которых были похожи на стада

пасшихся овец.

Мои люди отправились в раскинувшиеся под нами деревни,

чтобы узнать новости и предупредить жителей, чтобы они не

выходили из домов. Возвратившись, они сказали, что

обстановка складывалась не в нашу пользу. Вокруг лежавших

на токах буртов провеянной кукурузы стояли турецкие

солдаты, потому что сборщики налогов всегда замеряли

обмолоченное зерно под охраной подразделений пехоты на

мулах. Три таких отряда, всего сорок солдат, провели эту

ночь в трех деревнях, ближайших к большому мосту, -- тех

самых деревнях, через которые нам неизбежно предстояло не

раз пройти.

Мы собрались на экстренный совет. Аэроплан либо обнаружил

нас, либо нет. Это в худшем случае могло привести к

усилению охраны моста, но не вызывало у меня больших

опасений. Турки, вероятнее всего, посчитают, что мы

представляем собою авангард третьего рейда на Амман и

скорее сосредоточат, нежели рассредоточат свои отряды.

Солдаты Бакстона были опытными бойцами, и он составил

прекрасные планы. Успех был обеспечен.

Сомнение вызывал вопрос о том, во что обойдется разрушение

моста, во сколько жизней британских солдат, так как мы

помнили о приказе Бартоломью не допустить потерь живой

силы.

Присутствие турецких всадников на мулах означало, что наш

отход не будет беспрепятственным. Верблюжий корпус должен

был спешиться на расстоянии почти мили от моста (ох уж эти

шумные верблюды!) и продвигаться дальше в пешем строю. Шум

штурма, не говоря уже о взрыве трех тонн пироксилина под

мостом, не сможет не всполошить всю округу. Турецкие

патрули в деревнях могут наткнуться на место укрытия наших

верблюдов, -- что было бы для нас катастрофой, -- или, по

меньшей мере, преградить нам путь отхода по пересеченной

местности.

Солдаты Бакстона не смогли бы рассеяться после взрыва

моста, чтобы по отдельности отыскать дорогу обратно в

Муаггар. В ночном бою кто-то обязательно окажется

отрезанным, а кто-то -- убитым. Нам придется дожидаться

их, возможно потеряв в это время кого-то еще. Общие потери

могли бы составить пятьдесят человек. Разрушение моста

должно было так напугать и дезорганизовать турок, что они,

по нашему предположению, оставили бы нас в покое до конца

августа, когда по плану наш длинный караван выступил бы из

Азрака. Сейчас было двадцатое число. Если в июле опасность

казалась угрожающей, то теперь она была совсем рядом.

Бакстон согласился с этими доводами, и мы решили отказаться

от подрыва моста и немедленно возвратиться обратно. В этот

момент из Аммана вылетели новые турецкие аэропланы и в

поисках нашей группы разделили на четыре части непроходимые

горы к северу от Муаггара.

Услышав о принятом решении, солдаты разочарованно ворчали.

Они гордились участием в этом долгом рейде и очень

надеялись, что смогут сказать недоверчивому Египту о том,

что программа полностью выполнена.

Чтобы использовать создавшееся положение с возможной

пользой, я послал Салеха и других вождей с поручением

пустить среди их людей слухи о нашей большой численности и

объяснять наше появление как рекогносцировку армии Фейсала

перед взятием Аммана штурмом в новолуние. Турки боялись это

услышать. В ужасе от возможности такой операции они

предусмотрительно ввели в Муаггар свою кавалерию. Турецкие

разведчики нашли подтверждение диких россказней крестьян,

обнаружив, что вершина горы усыпана пустыми банками из-под

мясных консервов, а горные склоны изборождены глубокими

колеями от колес громадных автомобилей. Следов там

действительно было очень много! Турок настораживали эти

тревожные сведения, и нашей бескровной победой было то, что

нам удалось целую неделю поддерживать в них ощущение

непосредственной угрозы. Разрушение же моста должно было

дать нам выигрыш времени в две недели.

Мы подождали до наступления темноты, а затем направились

обратно в Азрак, до которого было пятьдесят миль. Мы делали

вид, что этот рейд был туристическим, и делились

впечатлениями от руин древних римских построек и охотничьих

угодий гассанидов. Верблюжий корпус практиковал ночные

переходы, и это стало почти привычкой, так что в дневное

время он отдыхал, и не было случая, чтобы его подразделения

заблудились или потеряли связь. В небе сияла луна, и мы

ехали непрерывно. Около полуночи проехали мимо одинокого

дворца Харанех, из осторожности не повернув к нему и не

осмотрев его своеобразные особенности. В этом отчасти была

вина луны, белизна и холод которой делали наши мысли такими

же замороженными, как и она сама.

Поначалу я опасался, как бы мы не встретились с арабскими

налетчиками, которые могли бы по неведению напасть на

верблюжий корпус, поэтому выслал своих людей на полмили

вперед колонны. В дороге нам стали попадаться

многочисленные крупные ночные птицы, вылетавшие у нас

из-под ног. Их становилось все больше, словно вся земля

была покрыта ковром из птиц. Они появлялись в мертвой

тишине и доводили нас до головокружения, летая над нами

кругами. Волнообразные траектории их безумного полета

штопором ввинчивались в мой мозг. Их количество и зловещее

молчание приводили в ужас моих людей, и тогда они брались

за свои винтовки и стреляли влет, посылая пулю за пулей.

Наконец ночная тьма снова опустела, и мы стали

располагаться на ночлег.

Мы проспали среди благоухавшей полыни до разбудивших нас

первых лучей солнца. В середине дня, изрядно уставшие, мы

доехали до Кусейр эль-Амры, небольшого охотничьего домика

Харита -- короля пастухов и покровителя поэтов. Дом очень

красиво смотрелся на фоне тихо шелестевших тенистых

деревьев. Бак-стон устроил в холодном сумраке большой

комнаты свой штаб, и мы улеглись там, дивясь на вытершиеся

фрески на стене. Кое-кто из солдат расположился в других

комнатах, большинство же устроились вместе с верблюдами под

деревьями, продремав там всю вторую половину дня. Вражеские

аэропланы нас не обнаружили, найти нас там было просто

невозможно. На следующий день мы были уже в Азраке, с его

чистой водой вместо болотной жижи, которая с течением дней

вызывала у нас все большее отвращение.

Кроме того, Азрак был знаменитым, благословенным местом,

королем здешних оазисов, более великолепным, чем Амрух с

его зеленью и журчащими ручьями. Я пообещал всем баню. О

ней давно мечтали не мывшиеся с самой Акабы англичане.

Мы спокойно дошли пешком до Азрака. Когда мы были на гребне

последнего кряжа, выстланном лавовым галечником, и увидели

кольцо меджабарских могил, это прекраснейшее из кладбищ, я

побежал вперед, к своим людям, чтобы предотвратить любую

возможную случайность в этом месте и еще раз почувствовать

его величие и отстраненность от мира, прежде чем подойдут

другие. Солдаты казались надежными, и я перестал опасаться,

что Азрак утратит свою редкостную первозданность.

Однако мои страхи не имели никаких оснований. В Азраке не

было арабов, он был, как всегда, прекрасен, и даже еще

более прекрасен несколько позднее, когда его сиявшие пруды

заблестели лоснившимися от пота и воды белыми телами

плававших в них наших солдат, а слабый ветер, шевеливший

тростник, сливался с их веселыми криками и плеском воды. Мы

вырыли большую яму и закопали в нее наши тонны пироксилина

для сентябрьской экспедиции в Дераа, а затем долго бродили

между кустами саа, собирая ее сладкие сочные ягоды. Мои

спутники называли их "шерарским виноградом",

снисходительно глядя на нашу прихоть.

Мы провели там два дня: было трудно расставаться с

освежающей влагой прудов. Бакстон съездил со мною в форт,

чтобы посмотреть на алтарь Диоклетиана и Максимиана, и

собирался произнести слово в прославление короля Георга

Пятого, но наше пребывание там было отравлено серыми мухами

и окончательно испорчено несчастным случаем. Какой-то араб,

стрелявший рыбу в большом пруду, уронил винтовку, и шальной

пулей был убит наповал лейтенант шотландской кавалерии

Рауэн. Мы похоронили его на меджабарском кладбище.

На третий день мы ехали мимо Аммари через Ешу, приближаясь

к древней земле Тлайтуквату. Доехав до Хади, мы

почувствовали себя дома и ускорили движение, совершив

ночной бросок под пронзительные крики солдат: "Сыты мы?

Нет!" и: "Живы мы? Да!", громом перекатывавшиеся эхом по

длинным склонам мне вдогонку.

Случилось так, что мы заблудились между Хади и Баиром и до

рассвета ехали по звездам (очередной привал для солдатского

обеда был в Баире, потому что вчерашний рацион был

исчерпан). Начавшийся день застал нас в густо заросшей

деревьями долине, и это была, разумеется, долина Вади Баир,

но никогда в жизни я не смог бы сказать, были ли мы выше

или ниже колодцев. Я признался в своей ошибке Бакстону и

Маршаллу, и, пока мы колебались, случилось так, что на

дороге показался один из наших давних союзников по Веджу

Сагр ибн Шаалан, который и указал нам верную дорогу. Часом

позже верблюжий корпус получил свой паек и разместился в

своих старых палатках у колодцев, где предусмотрительный

египетский доктор Салама, рассчитавший, что верблюжья

кавалерия возвратится именно в этот день, заранее наполнил

водопойные резервуары водой в количестве, достаточном для

того, чтобы сразу напоить не меньше половины изнывавших от

жажды верблюдов.

Я с солдатами решил отправиться в Абу эль-Лиссан на

бронированных автомобилях, потому что Бакстон теперь уже

был на безопасной территории, среди друзей и мог обойтись

без моей помощи. Мы уселись в первую машину, быстро поехали

по крутому склону к Джеферской равнине и промчались по ней

со скоростью шестьдесят миль в час, поднимая тучи пыли,

скрывшие от наших глаз второй броневик. Когда мы доехали до

южной границы долины, второго броневика не было видно.

Вероятно, его экипажу пришлось возиться с шинами. Решив

подождать и удобно рассевшись на песке, мы всматривались в

пестрые волны миража, качавшиеся над пустыней. Очертания их

темного пара под бледным небом, становившимся все более

голубым от горизонта к зениту, двенадцать раз в час меняли

свою конфигурацию, и каждый раз нам казалось, что это ехали

наши товарищи. Наконец вдали показалось черное пятно, за

которым волочился длинный шлейф пронизанной солнечными

лучами пыли.

Это был наш второй броневик, мчавшийся на большой скорости,

рассекая дрожавшее марево знойного воздуха, который,

закручиваясь, срывался с раскаленного металла башни

броневика, -- настолько горячей, что голая сталь обжигала

обнаженные руки и колени экипажа, прижимавшиеся к стенкам

при каждом крене громадной машины на неровностях

иссушенного в порошок податливого грунта. Его покрывал

плотный ковер пыли, ожидавшей часа, когда низовой осенний

ветер поднимет ее в воздух и начнется пыльная буря.

Наш броневик стоял, глубоко увязнув шинами в пыли. Пока мы

ждали вторую машину, солдаты плеснули бензин на песчаный

холмик, подожгли его и сварили нам чай -- армейский чай,

полный листьев, плававших в воде из пруда, желтоватый от

добавленного в него сгущенного молока, но приятный для

наших пересохших глоток. Пока шло чаепитие, подъехали наши

задержавшиеся товарищи и рассказали, что от жары и

скорости, с которой они мчались по равнине, у них лопнули

две камеры марки "Белдем". Мы напоили их своим горячим

чаем. Отхлебывая чай небольшими глотками, они со смехом

стирали со своих лиц пыль испачканными в машинном масле

руками. Эта серая пыль, застрявшая в выгоревших бровях и

ресницах и в каждой поре кожи лица, старила их, ее не было

только там, где струйки пота проторили по покрасневшей коже

бороздки с темными краями.

Солнце уже опускалось, а нам еще предстояло проехать

пятьдесят миль. Выплеснув из кружек остатки чая с осадком,

капли которого разлетелись, как шарики ртути, по пыльной

поверхности, покрылись пылью и утонули в ее податливой

серости, мы направились через разрушенную железную дорогу в

Абу эль-Лиссан, где Джойс, Доуни и Янг сообщили нам

последние новости. Все шло неплохо. Действительно,

приготовления были закончены, и они были готовы

разъехаться: Джойс в Каир, чтобы побывать у дантиста, Доуни

-- в Ставку, чтобы сказать Алленби, что мы готовы

выполнять его приказания.

ГЛАВА 106

Пришедший из Джидды пароход, на котором должен был уехать

Джойс, доставил почту из Мекки. Фейсал развернул "Кинг

Хусейн газетт" -- газету короля Хусейна и обнаружил в ней

заявление короля о том, что неправомерно называть

Джафара-пашу генералом, командующим арабской Северной

армией, так как такого ранга не существовало.

Действительно, в арабской армии не было ранга выше

капитана, в каковом шейх Джафар, как и все другие, и

исполнял свои обязанности!

Король Хусейн опубликовал свое заявление (не предупредив об

этом Фейсала) после того, как прочитал о том, что Алленби

наградил Джафара орденом. Сделал он это для того, чтобы

досадить арабам северных городов, сирийским и месопотамским

офицерам, которых презирал за их распущенность, а также

опасаясь, что они добьются успехов. Король понимал, что они

сражались не за его верховенство, а за свободу их

собственных стран под их собственным управлением. У этого

старого человека неконтролируемо росла жажда власти.

Приехав к Фейсалу, разгневанный Джафар подал в отставку.

Его примеру последовали наши дивизионные офицеры со своими

штабами, командиры полков и батальонов. Я просил их не

обращать внимания на чудачества семидесятилетнего старика,

отрезанного в Мекке от всего мира, чье величие создали они

сами. Фей-сал отказался принять их отставки, подчеркнув,

что их назначения (поскольку его отец не утверждал их в

должностях) исходило именно от него, Фейсала, и что

заявление короля дискредитировало только его самого и

никого другого.

Исходя из такого понимания ситуации, Фейсал телеграфировал

в Мекку и вскоре получил ответную телеграмму, в которой

король назвал его предателем и объявил вне закона. Он

ответил депешей, в которой слагал с себя командование

Акабским фронтом. Его преемником Хусейн назначил Зейда.

Зейд сразу же отказался от этого назначения. Шифрованные

послания Хусейна пылали гневом, и вся военная жизнь в Акабе

внезапно остановилась.

Перед отплытием парохода Доуни позвонил мне из Акабы по

телефону и печально спросил, значит ли это, что вся надежда

рухнула. Я ответил, что все может быть, все зависит от

случайности, но что, возможно, мы выдержим это испытание.

Перед нами было три пути. Первый -- оказать давление на

Хусейна, чтобы заставить его отозвать свое решение. Второе

-- продолжать действовать по-прежнему, игнорируя решение

короля. Третье -- официально объявить о независимости

Фейсала от его отца. Как среди англичан, так и среди арабов

у каждого подхода были свои сторонники. Мы послали Алленби

телеграмму с просьбой загладить инцидент. Хусейн был упрям

и коварен, и могли уйти многие недели на то, чтобы вынудить

его перестать ставить палки в колеса и признать свою

ошибку. В нормальных условиях мы могли бы подождать эти

несколько недель, но в настоящее время дело осложнялось

тем, что через три дня должна была начаться, если ей вообще

было суждено состояться, наша экспедиция в Дераа. Мы должны

были изыскать какие-то способы продолжения войны, пока

Египет искал бы решения вопроса.

Первым делом я должен был послать срочное письмо Нури

Шаалану о том, что не смогу встретиться с ним на собрании

его племен в Кафе, но с первого дня новолуния буду к его

услугам в Азраке. Это была досадная необходимость, потому

что Нури мог заподозрить меня в перемене позиции и не

приехать на встречу, а без племени руалла половина нашего

потенциала и эффективности наших действий под Дераа

шестнадцатого сентября была бы утрачена. Однако нам

пришлось рискнуть этой менее значительной потерей,

поскольку без Фейсала, регулярных войск и орудий Пизани

экспедиция эта просто не состоялась бы, и поэтому я должен

был ждать в Абу эль-Лиссане.

Другой моей обязанностью было отправить караваны из Азрака

-- грузы, продовольствие, бензин, боеприпасы. Янг готовил

все это, как всегда бескорыстно используя любую

возможность. Он сам был для себя главным препятствием, но

не было такого человека, который мог бы ему в чем-то

помешать. Я никогда не забывал сияющего лица Нури Саида,

когда он после совместного совещания обратился к группе

арабских офицеров со вселявшими бодрость словами: "Ничего,

ребята, он говорит с англичанами так же, как с нами!"

Теперь он видел, что выступал каждый эшелон -- хоть и не

вовремя, но с опозданием всего лишь на один день, под

командованием назначенных арабских офицеров, согласно

плану. Нашим принципом было отдавать приказания арабам

исключительно через их собственных начальников, чтобы не

допускать прецедентов неповиновения или превращения их в

стадо овец.

Третьей моей задачей было противодействовать бунтарским

настроениям среди солдат. Они наслушались ложных слухов о

кризисе в высших слоях командования. В частности, возникло

какое-то недоразумение между артиллеристами и их офицерами,

и солдаты развернули орудия на офицерские палатки. Однако

начальник артиллерии Расим опередил их, сложив важные части

орудийных затворов пирамидой в своей палатке. Я

воспользовался этим, чтобы поговорить с солдатами. Поначалу

чувствовалась напряженность, но в конце концов из простого

любопытства они заговорили со мной более откровенно, до

этого же момента я был для них просто наполовину бедуинским

англичанином.

Я объяснил им, что раздоры среди высшего командования были

всего лишь бурей в стакане воды, и это их развеселило. Их

мысли были обращены к Дамаску, а не к Мекке, и они не

признавали ничего, кроме своей армии. Они были напуганы

слухом о том, что Фейсал якобы дезертировал, поскольку он

не показывался им уже несколько дней. Я пообещал немедленно

представить им Фейсала. Когда он вместе с Зейдом проехал

перед строем на своем автомобиле, по приказанию Болса

специально для шерифа окрашенном в зеленый цвет, глаза

Фейсала убедили солдат в том, что они заблуждались.

Моим четвертым делом было отправление войск в назначенный

день в Азрак. Для этого пришлось восстановить уверенность

солдат в верности офицеров. Нури Саид, как и каждый солдат,

был преисполнен готовности использовать открывавшиеся перед

ним возможности. Солдаты с готовностью соглашались

отправиться в такую даль, как Азрак, в ожидании извинения

Хусейна. Если бы этого удовлетворения не было получено, они

могли бы вернуться или же отказаться от своих обязательств,

если же результат будет положительным, в чем я заверял Нури

Саида, незаслуженные упреки в адрес Северной армии покроют

щеки старика краской стыда. Мы объяснили рядовому составу,

что решение таких крупных проблем, как продовольствие и

жалованье, полностью зависело от сохранения организации.

Солдаты уступили, и отдельные колонны пехоты на верблюдах,

пулеметчиков, египетских саперов, артиллеристов Пизани

выступили в поход по определенным для них маршрутам в

соответствии с обычной практикой Стирлинга и Янга, всего на

два дня позднее установленного срока.

Последней моей обязанностью было восстановление

верховенства Фейсала. Без него попытки добиться

сколько-нибудь серьезных результатов между Дераа и Дамаском

были бы тщетными. Мы могли бы начать наступление на Дераа,

чего, собственно, и ожидал от нас Алленби, однако захват

Дамаска, чего ожидал от арабов я и что было причиной моего

присоединения к ним на поле войны, перенесенных мною тысячи

страданий и растраты моих умственных и физических сил, --

зависел от присутствия с нами на передовой линии фронта

Фейсала, не обремененного чисто военными обязанностями, но

готового принять те политические ценности, которые будут

завоеваны для него ценою нашей плоти и крови. В конечном

счете Фейсал согласился стать под мою команду.

Что же касается извинений из Мекки, то Алленби с Уилсоном

делали все, что могли, перегружая телеграфные и телефонные

линии. Если бы их усилия ни к чему не привели, мои действия

должны были бы состоять в обещании Фейсалу прямой поддержки

британского правительства и в обеспечении ему вступления в

Дамаск в качестве суверенного правителя. Это было возможно,

но я хотел избежать такого развития событий, считая, что

это произойдет только в случае крайней необходимости. До

сих пор восставшие арабы делали историю своей страны чисто,

и я не хотел, чтобы наша авантюра перешла в жалкое

состояние раскола накануне общей победы и последующего

мира.

Король Хусейн вел себя как ни в чем не бывало, многословно

возражая, манипулируя бесконечными околичностями, выказывая

непонимание серьезного влияния своего вмешательства в дела

Северной армии. Мы посылали ему простые объяснения, на

которые получали оскорбительные и весьма туманные по

содержанию ответы. Его телеграммы шли через Египет, а

радиограммы принимали наши операторы в Акабе, откуда их на

автомобилях пересылали мне для передачи Фейсалу. Арабские

шифры были простыми, и я делал нежелательные куски этих

депеш совершенно бессмысленными путем перестановки цифр

шифра перед тем, как вручить их Фейсалу. Таким несложным

приемом я избегал излишнего усложнения обстановки в его

окружении.

Эта игра продолжалась несколько дней. Мекка никогда не

дублировала депеши, о непонятности которых туда сообщалось,

а вместо этого телеграфировала новый вариант, тон которого

с каждым разом смягчался в сравнении с резкостью первого

послания. Наконец пришло некое длинное послание, первая

половина которого содержала невнятное извинение, а вторая

была повторением оскорблений в новой форме. Я отрезал хвост

этой телеграммы и, пометив начало словами "весьма

срочно", отнес ее в палатку Фейсала, где он сидел,

окруженный офицерами своего штаба в полном составе.

Его секретарь поработал над депешей и вручил расшифрованный

текст Фейсалу. Мои намеки возбудили интерес

присутствовавших, и, пока он читал депешу, все глаза были

устремлены на него. Удивленный Фей-сал недоуменно посмотрел

на меня, потому что смиренные слова шифровки были

совершенно несовместимы со склочным упрямством его отца.

Потом он повернулся кругом, прочел вслух извинение Хусейна

и, закончив чтение дрогнувшим голосом, проговорил:

-- Телеграф спас нашу честь.

Разразился хор восторженных голосов, и, воспользовавшись

этим, Фейсал прошептал мне на ухо:

-- Я имею в виду честь почти каждого из нас.

Это было сказано так очаровательно, что я рассмеялся и

скромно возразил:

-- Не могу понять, что вы имеете в виду.

-- Я пожелал служить во время этого последнего марша под

вашим началом, почему вы считаете, что этого недостаточно?

-- вопросом ответил Фейсал.

--Потому что это не соответствовало бы вашей чести.

-- Вы всегда предпочитаете своей чести мою, --

пробормотал он и энергично, почти прыжком, поднялся на ноги

со словами:

-- Теперь, господа, помолимся Аллаху и за работу.

Мы за три часа составили графики движения и выработали

инструкции для наших преемников здесь, в Абу эль-Лиссане,

обозначив область их деятельности и обязанности. Я ушел к

себе. Джойс только что возвратился к нам из Египта, и

Фейсал пообещал поехать вместе с ним и с Маршаллом в Азрак,

чтобы присоединиться ко мне не позднее двенадцатого числа.

Весь лагерь гудел от восторга, когда я влез в машину Роллса

и поехал на север, надеясь вовремя догнать отряды племени

руалла под командованием Нури Шаалана перед наступлением на

Дераа.

Книга 10. СТРОИТЕЛЬСТВО ЗАВЕРШЕНО

Главы со 107 по 122. Наши мобильные силы, в состав которых

входили бронеавтомобили, приданные нам аэропланы, арабские

регулярные войска, бедуинские формирования,

сосредоточивались в Азраке, с целью перерезать все три

железные дороги, отходившие от Дераа. Южную линию мы

перерезали близ Мафрака, северную -- под Араром, западную

-- близ Мезериба. Мы обошли Дераа и, несмотря на

авиационные налеты, соединились в пустыне.

На следующий день начал наступление Алленби, за несколько

часов наголову разбивший турецкие армии.

Меня доставили аэропланом в Палестину, где я получил

приказы, связанные со следующей фазой наступления на север.

Чтобы ускорить уход противника из Дераа, мы подошли к

городу с тыла. К нам присоединился генерал Бэрроу, вместе с

которым мы продолжали продвигаться к Кисве, где соединились

с австралийским кавалерийским корпусом. Наши объединенные

силы вошли в Дамаск, не встретив сопротивления. В городе

произошло некоторое замешательство. Мы постарались

успокоить горожан. Все трудности устранил прибывший

Алленби, после чего он разрешил мне уехать.

Blog

Ocr: Rock Mover посвящается с. А