Неприкаянные сборник рассказов Москва 2010

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 35

– Может, мороженым обойдемся, – вслух спросил черта Иван.

– Ладно, согласен, зови этого «шоферюгу», – сказал черт.

– Почему «шоферюгу»?

– Слушай. – вздохнул черт.

Дорога, километры асфальта и грунтовки. Снова она, разделенная белой полосой. Одни туда, другие навстречу, летом пыль, зимой метель. Разгрузился здесь, загрузился там, как маятник. Кацман Борис Брониславович за долгие годы работы водителем не то, что привык, – слился в единое целое со своим «Лиазом». Он и машина – одно существо. Лет десять, а то и больше, он перевозил фрукты. Маленький, щуплый, с тремя «тычинками» на голом черепе, он сливался с землей, машиной и природой. Смуглый, лицо, с крючковатым носом, и большими черными глазами навыкате и многолетней привычкой экономить даже слово. Молчаливый и унылый, как будто вечный мученик, он всегда и всем жаловался на низкий заработок. Жене Циле, начальству, шоферам автобазы – всем, от кого можно было услышать слова сочувствия. Приехав из очередного рейса, Кацман поставил машину в бокс и, не торопясь, стал собираться домой. Переложив вещи в дорожную сумку, он достал лежащий под сиденьем бумажный пакет.

«Вот они, мои хорошие купюры», – думал он, вытащив из пакета аккуратно перевязанную шпагатом пачку денег.

– Как я ненавижу эту работу! – тяжело вздохнул Кацман. – Пашешь, здоровье ни к черту, а тебе даже премиальных не выписывают. Сволочи! Какая «гребанная» страна! – рассуждал Кацман. – Умеющим работать не дают, лодырей награждают премией, воры в почете, а начальство жиром заплыло. Определенно я прав, когда отправил детей на жительство в Израиль. Что они получат здесь? В лучшем случае мизерную зарплату, расшатанные нервы и отсутствие перспективы. Всю свою жизнь будут вкалывать на государство, а жить впроголодь. Одно пальто – на пять лет, одни ботинки – на три года, один костюм – на вечные века, для гроба, больше никуда. С таким прожиточным раем можно сразу накрываться белой простыней и ползти на кладбище. Одни кричат, украли, другие – «ворюги», да что там говорить – воруют все. Кто сколько может, и по мере возможностей. А почему? Хочется нормально питаться и красиво одеваться. В лаптях находились, хватит! Сколько можно подыхать, ради великой цели? Зачем я живу в таком государстве? Наглые «рвачи» и хапуги, под видом справедливости разрывают народ. Хорошо, что я не начальник: меньше шишек на мой лоб. Что это? Страна, где запрещают религию, предвзято относятся к одним и восхваляют других. Какое общество? Равный среди бедных и нищий среди богатых! Я хочу зарабатывать своим умом, а мне не дают. Правильно говорит Циля: в этой стране мы изгои. Конечно, надо ехать на родину, в Израиль: там хотя бы кругом свои, родные лица, а не мордовороты-проходимцы. Я тоже не святой, и мне хочется кушать курочку и хлеб с маслом. А как иначе? Если мне не доплачивают за выполненную работу, я беру разницу сам. Почему я должен не уважать себя? Я человек, и хочу жить нормально, хотя бы так. Мне не нужны миллионы, отдайте "трудовые". Какое безумное, расточительное государство! Экономит на одном, пытаясь выгадать на другом. Господа хорошие, запомните,: государственное – оно бесхозное, а если так, бери и неси, сколько сможешь. Неужели вы думаете, что имея частную собственность я буду сам себя грабить? Абсурд! Для того, чтобы не уехать на историческую родину в одних трусах, я вынужден воровать только потому, что мне не доплачивают за мой труд. Я десять лет вожу фрукты, и все это время государство выбрасывает деньги на ветер. Ну кто это придумал, какой «гений»? Усушка, утруска, порча, гнилье… и так далее, и тому подобное. У частника, ни при каких обстоятельствах не пропадет товар, а у государства – всегда. А почему? Не мое, и хрена с ним, не жалко». Отсчитав несколько купюр, Кацман положил их в нагрудный карман, а остальные, завернул в газету. «А с другой стороны, – подумал он, – не будь государства, я бы не заработал. Все взаимосвязано, как круговорот в природе». Вылезая из кабины, Кацман посмотрел по сторонам и, никого не увидев, пошел открывать прицеп-холодильник. Забравшись в рефрижератор, Кацман достал из кармана отвертку и открутил один из листов внутренней обшивки. В простенке между обшивками лежал целлофановый мешок, набитый деньгами. «Вот они, мои кровно заработанные, мое будущее», – подумал он, поглаживая рукой мешок. «С такими деньгами я куплю себе дом: большой, двухэтажный, с бассейном и садом. Буду выращивать апельсины, оливки – все, что захочу, а Циля, будет управляться по дому и заниматься воспитанием внуков. Какое счастье хотя бы к старости иметь свой дом и семью! С климатом сложнее, но ничего, привыкнем, главное – на родине, а там и умереть не страшно».

– Борис Брониславович, – услышал Кацман зычный голос главного механика Иванова.

– Ну что еще? – не скрывая своего недовольства, отозвался Кацман, вылезая из прицепа.

– Тут такое дело, – тяжело дыша, говорил Иванов. – Надо срочно забрать груз из Победного. Выезжать нужно завтра утром, чем раньше, тем лучше.

– А я тут при чем? – бубнил Кацман, вытирая руки ветошью. – Молодого нашли, или другой «шеи» не нашлось? На базе машин много, любую берите.

– Борис Брониславович, груз ответственный, директор сказал вам лично поручить как опытному водителю.

Прищурив глаза, Кацман посмотрел на молодого круглолицего механика и сказал:

– Что, атомную бомбу повезем?

– Да бог с вами, – звонко рассмеялся Иванов. – Телевизоры и холодильники, ну может еще парочка компьютеров будет для нашей организации.

– Да… – почесав подбородок, задумался Кацман. – А охрана будет?

– Зачем? – усмехнулся Иванов, – только внимание привлекать. Вы потихоньку, не торопясь – и все будет в порядке.

– Послушайте, Иванов. Вы молодой мужчина, – загибал пальцы на руке Кацман, – не женатый, у вас нет квартиры, детей и прочего житейского хлама, у вас и опыт жизненный очень мизерный. Так вы мне скажите: почему Кацман должен рисковать своей шеей ради ваших компьютеров? А? Или мне выплатят огромную премию?

– Премию наверняка, – не задумываясь, ответил Иванов, – очень хорошую, и немаленькую.

– Я должен ответить сейчас? – в задумчивости промолвил Кацман.

– Да.

– Ну что с вами делать, – покачал головой Кацман. – Если это очень приличные деньги, то я согласен. Хотелось бы узнать, сколько?

– Премия равна заработку за три месяца, – ответил Иванов, – мне так сказали.

– Хорошо, пусть будет так, – пожал плечами Кацман, недоверчиво взглянув, на Иванова.

– Мне так сказали… – промычал Иванов, потупившись.

«Дома все как всегда», – подумал Кацман, снимая туфли в прихожей. Запах курочки и овощей, тепло и уют тоже имеют свой вкус. Он родной и знакомый, его ни с чем не перепутаешь. Сегодня Циля готовила мацу, и этот запах хлеба напомнил ему детство. Вот так же его отец Бронислав, приходил вечером с работы, а мать накрывала на стол. Дружное семейство ужинало и обменивалось новостями дня.

– Боря, шо, ты уже приехал? – раздался в квартире мелодичный голос Цили.

– Да, Циля , я вернулся. –ответил Кацман, рассматривая себя в зеркало.

– Это хорошо, очень даже хорошо, а то я стала волноваться.

Она вышла из комнаты в цветастом халате, с бигуди на голове. Маленькая, полная женщина с розовыми щечками и глазами-буравчиками черного цвета, – не мигая, смотрела на Кацмана. Толстые губки, сложились «дудочкой», потянувшись к щеке супруга. Поцеловав, небритую щеку, она погладила его по голове, и сказала:

– У нас все нормально, все живы и здоровы, иди мой руки и за стол.

– Хорошо Циля, я иду, – сказал Кацман, надевая тапочки.

Он смотрел на себя в зеркало, мусоля кусочек мыла в ладонях. «Оказывается, я старый и опытный, – размышлял он, – и мне доверяют. Ну еще бы: столько лет безаварийной работы. А на счет старости, – вздохнул Кацман, – так это правда, я не молод. Пенсия у меня будет маленькая, а страна «дурная», так что переезд неизбежен. Продам квартиру, вещи, мебель – зачем нам это все, в другой стране? Там всегда тепло и сытно, не то, что здесь: холод и голод. Деньги, что накопил, обменяю на доллары, и через детей переправлю в Израиль. Все будет хорошо».

– Долго ты! Собираешься там плавать? – спросила Циля. – Уже надо кушать, а ты все плескаешься.

– Иду, дорогая.

– Да уж, хотелось бы поторопиться, – в нетерпении промолвила она, – а то все остывает.

– Иду Циля, иду, – отозвался Кацман.

«Ах, какая вкусная курочка, – подумал Кацман, обгладывая крылышко. – все-таки, что ни говори, а Циля умеет готовить, это у нее в крови.

– Циля, ты золотце, – сказал Кацман, влюблено посмотрев на жену. – ты мое сокровище!

– Ах ты шалунишка, – улыбалась Циля, кладя супругу в тарелку кусок курицы.

– Циля, я должен тебе сообщить, – став серьезным, сказал Кацман, – завтра рано утром я снова уезжаю.

– Почему? – надула губы, Циля. – Ты так мало бываешь дома, почему именно ты?

– Потому что мне заплатят приличные деньги, во всяком случае, обещали. А когда их бывает много? – спросил Кацман, посмотрев на ухоженные руки жены. – Тебе надо на маникюр, на педикюр, на красоту. Деньги нужны всегда, я прав?

– Конечно Боря, – согласилась Циля, наливая чай.

– Потому и еду, хотя не очень хочется, – тяжело вздохнул Кацман. – Ну, ничего, зато потом будем отдыхать.

– Какой ты у меня умница Боренька, – ворковала Циля возле супруга, подавая чай с вареньем. – Обо всем думаешь, обо всех заботишься.

– Да, жизнь наша такая, – в задумчивости произнес Кацман.

«Мыльные» сериалы Кацман не смотрел. Обычно он засыпал в своем любимом кресле, а сегодня сна не было. Сомнения, как рой пчел, крутились в его голове. Откатанная годами схема сбыта фруктов давала ему стабильный доход: и вроде ерунда, и в тоже время прибыльно. А холодильники и телевизоры – это уже опасно. «С таким грузом в наше лихое время можно и в последний путь зарулить», – подумал он, – это не яблоки гнилые. Опасно, что ни говори, очень опасно, зачем я согласился? Старый жид, позарился на кусочек высохшего сыра. Зачем? Я на фруктах за один рейс делаю такую премию. Что со мной? Наверное, старею, мягкотелый стал, или славы захотел? А ехать придется, раз согласился, подводить нехорошо».

Все то же самое вокруг: кафе, забегаловки, знакомая лента дороги, путаны на обочине и смертная тоска. Кацман ехал по привычному для него маршруту, размышляя о превратностях судьбы. «Деньги, одни лишь деньги, и всегда нужны. Мы стареем в погоне за ними, и лишь единицам они даются легко. Может поменяться все, но деньги будут всегда. Они, как стимул, заставляют вертеться и придумывать, унижаться и подчиняться, им нет до нас дела, а мы – наоборот – стремимся к ним. Жизнь без денег – это унижение, одно из тяжелейших испытаний, но если пройти его с достоинством и честью, человек снова возрождается. Меняются только ценности и отношение ко всему живому вокруг. Я вкалывал при Брежневе, делал свой «гешефт» при Андропове, мучился при Горбачеве, а сейчас я зарабатываю, и мне плевать, кто у власти и какая партия самая «правильная» и главная».

Проехав половину пути, Кацман решил пообедать в придорожном кафе «Домашние обеды». Кухня там неплохая, обслуживание хорошее, и недорого. «Иду я «порожняком», под погрузку успею, свой желудок надо любить: он один», – думал Кацман, подъезжая к кафе. «Лиаз», натянуто урча двигателем, «втягивался» на стоянку. Громкий хлопок раздался неожиданно. Кацман вздрогнул и с силой вцепился в руль.

– Покушал супчика, что б тебе пусто было, черт тебя за ногу дери! – в сердцах выругался Кацман, заглушив двигатель.

Выпрыгнув из кабины, Кацман обошел грузовик, и остановился возле правого переднего колеса.

– Что, на «выстрел?» – поинтересовался водитель «КамАЗа» стоящего рядом.

– Да, – кивнул головой Кацман.

– Помощь нужна?

– Нет, – тяжело вздохнул Кацман, – сам управлюсь.

– Как знаешь, –сказал здоровяк, запуская двигатель своего грузовика. – Удачи тебе, – помахал он рукой и выехал со стоянки.

– Какая удача? – поморщился Кацман, – Сплошное невезение.

«Какого хрена ты ездишь на старой, лысой резине? – «костерил» себя Кацман. – Тебе что, лень новые шины поставить? Или нет возможности? Вот теперь мучайся, «мудрила» жадный! А ну его к бесу! – с силой, хлопнул дверцей кабины Кацман. – Сначала поем, отдохну, а потом «запаску» поставлю, надоело».

В зале кафе, было полно народу. «Дальнобои», местные шофера, шпана, мотоциклисты и туристы, выпивохи и едоки, все «кучковались за столами. Кацман подсел за столик, к двум шоферам, и, сделав заказ официантке, пошел в туалет, помыть руки.

Открыв дверь, он увидел трех «жлобов», пинавших лежащего на полу в луже крови, молодого парня. «Даже в туалете нет покоя, подумал он, в нерешительности остановившись у входа. Убьют, вон рожи, какие свирепые. Вмешаться, значит и меня то же, а я не молод. Промолчишь, все одно затаскают как свидетеля.

– Нашли бы другое место, – вслух произнес Кацман, скривив лицо.

– Тебе чего мужик, – обернувшись, спросил один из «жлобов» с изрытым прыщами лицом. – Пошел отсюда, «старая жопа», и быстрее, – замахнулся он короткой дубинкой.

– Прекратите избивать парня, – не поверив своим словам, решительно произнес Кацман.

– Писай в штаны, козел «сраный», – последнее, что услышал Кацман, а потом «звездочки» и темнота.

Резкий запах нашатырного спирта, вернул его в сознание. С трудом, открыв глаза, Кацман увидел перед собой, строгое, с бородкой лицо, в белом халате. Его губы шевелились, но Кацман ничего не слышал. Свистящая тишина и жуткие боли, это все, что он чувствовал. Посмотрев на белый, обшарпанный потолок, он закрыл глаза и провалился в темноту. «Какой дурной, и глупый Кацман? Почему в больнице? Где моя машина? Что произошло? Кацмана ударили по голове, и теперь, с диагнозом, сотрясение головного мозга с кровоизлиянием, он находился в местной, городской больнице.

– Бедненький Боря, как же так, почему именно ты, – причитала Циля, сидя у постели больного. – Зачем ты полез в драку? Ну, скажи хоть слово! Доктор, скажите, он меня слышит? – спросила Циля у лечащего врача.

– Да, – подтвердил он. – Он вас слышит, но вот говорить он пока не может.

– А это надолго, – забеспокоилась Циля.

– Думаю, нет, – поправив очки на носу, ответил доктор. – Тяжелая черепно-мозговая травма, но он уже вне опасности.

– Доктор скажите, – волновалась Циля, – он останется инвалидом?

– Сейчас трудно сказать, все зависит от его организма, а он уже не молод.

– Господи, за что такие мучения, – заплакала Циля, утирая платочком слезы.

– Не волнуйтесь, – сказал доктор, выходя из палаты, – он поправится, но на это необходимо время.

– Спасибо вам, – сказала Циля, высморкавшись в платок. – Главное что жив, а остальное нарастет.

В жизни Цили, начались безумные дни. Бесконечные, как ей казалось, опросы милиции, беготня по магазинам и аптекам, сон по четыре часа в сутки, готовка, замена «судна», уборка. Дни пролетали незаметно, как будто сплошным утром и не заканчиваясь. Конечно, она сильно уставала с непривычки, но бросить мужа в тяжелую минуту, не могла. Она читала ему газеты, пересказывала новости и сплетни, а он молча слушал, и смотрел в потолок.

Прошло две недели. Циля вымоталась и устала до предела человеческих сил, во всяком случае, она так себя ощущала. Не выдерживая такого бешеного темпа, она обратилась к врачу.

– Скажите, Сергей Иванович, я могу забрать мужа домой?

– Если за ним, будет надлежащий уход и прием лекарств, строго по назначению, то можете.

– Скажите, а он будет говорить?

– Конечно. Он ведь общался с милиционерами.

– Да, – согласилась Циля, но как-то тихо.

– Ничего, – успокаивал доктор, – у него все наладится, все худшее, я надеюсь, уже позади.

– Значит, что бы забрать мужа, я должна оставить у вас расписку об отказе? – спросила Циля.

– В принципе да.

– Диктуйте, что я должна написать, – сказала Циля, достав из сумочки листок бумаги и ручку.

Вялое, безжизненное растение, отдаленно напоминающее человека, передвигалось по квартире, в трусах и майке. Прошло больше месяца с того дня, как Кацман, зашел в то злополучное кафе. Внешне, он изменился не сильно, а вот внутри, была пустота. Он никого и ничего не узнавал, ходил как будто в «ступоре», и что-то постоянно мямлил себе под нос. Циля, истратив все денежные сбережения, находившиеся в доме, залезла в долги. Тщетно она пыталась растормошить мужа, и узнать у него, хоть что-то, о накоплениях на «черный день». Кацман тупо смотрел на свою жену, и молчал.

– Ирод окаянный, когда ты заговоришь? – причитала Циля, вытирая на полу в туалете лужицу мочи. – Когда эти мучения закончатся, ты меня слышишь? – кричала она, размахивая перед его лицом половой тряпкой.

Кацман пристально посмотрел ей в глаза и тихо произнес:

– Какие деньги? Ты кто?

– Слава богу, – вздрогнула всем телом Циля. – Ты говоришь? Не молчи, продолжай!

– Как меня зовут?

– Тебя зовут Борис, – улыбнулась Циля, – а фамилия Кацман. Вспомнил?

– Хорошо. А ты кто?

– Я твоя жена Циля.

– Хорошо. А что?

– Наши дети живут в Израиле, сейчас они приехать не могут, зато выслали деньги на твое лечение. Ты работал водителем, – продолжала Циля, – в автобазе номер три. Ты полез в драку, – прослезилась Циля, – и тебя чуть не убили. Потом ты лежал в больнице, а я, забрала тебя домой. Вспомнил?

– Хорошо.

– Да что ты заладил как попугай, ты лучше вспомни, где деньги спрятал, а то долги растут, а денег нет. Лекарства дорогие, «медсестра» тоже, не мало берет, и вообще. Кушать надо, везде дай, а где их взять? Вспоминай, – прикрикнула на мужа Циля.

– Хорошо, – тихо сказал Кацман.

«Странно, эта всегда крикливая, некрасивая женщина, и есть моя жена, – думал Кацман. – Почему мне так не повезло? По-моему, она больше думает о деньгах, чем обо мне. И главное, откуда у меня огромные деньги, если я работал простым водителем. А может наследство? Черт его знает, что она от меня хочет».

Кацман сидел на балконе и ковырялся в цветочном горшке. «Ему, наверное, плохо, – шептал он, обращаясь к фикусу, – в таком тесном горшке. Ничего, я тебе помогу, не оставлю в беде». Вырвав цветок, он пошел с ним в кухню, и поставил его в мусорное ведро.

– Здесь тебе будет лучше, – сказал он вслух, любуясь своей работой.

– Что же ты делаешь, «кретин» полоумный? – закричала Циля. – Хватит под дурака «косить», иди деньги зарабатывай, мнимый больной, – орала она. – Мы скоро с голоду подохнем с твоими выкрутасами! Что б тебя черти съели!

Кацман, пригнувшись, выбежал из кухни и заперся в туалете.

– Идиот, – крикнула Циля ему вдогонку.

«Кретин чертов, что с ним сделаешь? – бесновалась Циля, со злостью протирая вымытые тарелки. – Вот гад тупоголовый, себя наказал, это ладно, а меня за что? Мучайся теперь с ним до конца дней. Нет, что-то надо делать. А что?»

Длинный звонок в дверь прервал ее размышления. Открыв дверь, Циля улыбнулась, увидев соседку Надежду. Как всегда, веселая и деловая, она улыбалась.

– Привет соседка, как поживаешь? – поздоровалась она.

– Здравствуй, Надя, пока не очень, – ответила Циля.

– С Борисом что ли проблемы? – спросила Надя, пройдя в прихожую.

– Да, – вздохнула Циля.

– Я как раз к тебе по этому вопросу.

– Да, – удивилась Циля, проходи на кухню, – там поговорим, – радостно предложила Циля. – Ты будешь чай, или кофе?

– Давай сначала о деле, а потом о кофе, – сказала Надя. – Борис дома?

– Да, – кивнула головой Циля, – а куда ему?

– Прекрасно.

Через неделю, после разговора женщин, Борис Кацман, ходил по пляжам с сумкой холодильником, и продавал мороженое. Работа ему нравилась, он старался, и жена дома ворчала реже и меньше, не забывая, правда о каких-то мифических деньгах. Свежий воздух. Общение с людьми, действовали на Кацмана благотворно. А может, только казалось? У него была масса свободного времени и заработок, пусть небольшой, но ему хватало. Мысли о деньгах, посещали его нередко. В эти минуты, он напрягался до сильных головных болей, но, увы, безрезультатно. Где они, сколько их, он не мог вспомнить, но, по словам жены, получалось, что он был обладателем приличного капитала, и даже собирался уехать в Израиль к детям.

После перенесенной травмы и потери памяти Кацман воспринимал окружающий мир как будто заново. Все для него было в диковинку: люди, вещи, слова.

В этот день он, как всегда, ходил по пляжам, предлагая мороженое. Солнце нещадно припекало, Кацман медленно брел по раскаленному песку, обливаясь потом. Еще с раннего утра его мучила ноющая боль в грудине. Кацман терпел в надежде дойти до конца набережной и отдохнуть в тени. Боль то сжимала тело клещами, мешая дыханию, то отпускала. Кацман чувствовал как силы покидают его тело. Сумка становилась тяжелее, ноги подгибались, а липкий противный пот выступил на ладонях. Взгляд его стал мутным, а дыхание прерывистым. Он остановился и сел на песок, недалеко от места, где расположился Иван. Положив правую руку на грудь, Кацман закашлялся, резко посинел и упал на спину, широко раскрыв рот. Он умер мгновенно.

Вокруг загорали и плескались в воде люди, но никто из них не обращал внимания на пожилого мужчину, лежащего неподвижно на песке. Земная жизнь Бориса Кацмана была недолгая, но тревожная. Смерть застала его неожиданно, впрочем, желанной она никому не была.

В тот же день на автобазе номер три, резали на металлолом старый прицеп-холодильник, внутри которого обнаружили четыре миллиона рублей. Стремление и мечты, жадность и «пофигизм» – все ушло в землю.

Blog

Неприкаянные сборник рассказов Москва 2010