Конкурс виктор бычков. Перекрёсток веры, надежды. Григорий большунов

Вид материала

Конкурс

Содержание Эстафету приняла лонница.

Подобный материал:

• Протоиерей Григорий Дьяченко Борьба с грехом Благословение Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского, 777.44kb.
• Солошенко Анастасии «Дневники Надежды», 6.91kb.
• Учитель: Федорова Галина Николаевна, 10.79kb.
• Р. В. Щипина Святитель Григорий Нисский, 3701.1kb.
• Белорусская Православная Церковь Минская Епархия Свято-Елисаветинский Женский монастырь, 27.77kb.
• Григорий Фёдорович Пономаренко и Виктор Гаврилович Захарченко. Работа по теме урок, 33.45kb.
• Описание профориентационной методики перекресток (Пряжников), 360.33kb.
• Мартин Бубер. Два образа веры, 2036.01kb.
• Христианская церковь против евреев, 353.52kb.
• Xi международный фестиваль-конкурс детских, юношеских, взрослых любительских и профессиональных, 360.1kb.

Лев Арсеньевич Каплин – человек трудной судьбы, не сдавшийся обстоятельствам. А они сложились так, что вот уже более полувека он прикован к постели. Лейтенант Каплин, техник дислоцированной в Румынии артиллерийской мастерской гаубичного полка, в марте 1953 года, спасая местных жителей во время весеннего паводка, получил травму шеи от удара плывущего по реке бревна. Долгие месяцы и годы скитаний по госпиталям окончились неутешительным приговором врачей: жить будет, а вот ходить – нет. Мужественный офицер, уволившись из армии, нашёл в себе силы окончить торговый институт, завести семью... Но болезнь прогрессировала, и вскоре Лев Арсеньевич не смог держать в руках даже ложку...

И всё-таки он не отчаялся, не сдался! С 1982 года он живёт в Омске, где появилась надежда вернуть движение рукам, лечится в институте нейрохирургии. Увы, надежды оказались обманутыми... Чтобы быть хоть чем-то полезным людям, Каплин стал собирать материалы о партизанском движении на Смоленщине, познакомился с народными мстителями, завязал с ними переписку. Собирая по крупицам сведения, он написал и издал книги «Непокорённые», «В разведке Мария», «Прыжок в «Волчье логово». Читатель может представить, какой невероятный труд проделал автор: он писал, зажав авторучку зубами!

В 2009 году Лев Арсеньевич Каплин выпустил документальную книгу «От Омска до рейхстага», в которой снова обратился к подвигу партизан. Предлагаем вниманию читателей нашего журнала главы из второй части этого повествования: «Отряд «Народный мститель».

^ ЭСТАФЕТУ ПРИНЯЛА ЛОННИЦА.
«Волки рыщут – хлеб ищут!»

Фашистские каратели сожгли все строения в Щербинском лесничестве. В огне сгорел и радиоприёмник «Колхоз­ник» – единственная, казалось, ниточка, связы­вающая партизан и подпольщиков с Большой землёй. Нет, эта «ниточка» не оборвалась: эстафету – «Голос Родины» – приняла лонницкая подпольная группа.

Ядро группы составляли Василий Андреевич Ходасов, Дмитрий Леонтьевич Бульбачёв, Владимир Михайлович Холошев и Иосиф Яковлевич Аникеев. Им, работникам совхозов «Лонница» и «Орловичи», не удалось эвакуироваться: фашистские танки и мотопехота перерезали дороги на восток. Оказавшись на захваченной фашистами территории, они, беспартийные пат­риоты, не покорились, не встали перед оккупантами на колени, не поддались унынию и растерянности. Они всеми силами и средствами стали бороться с врагом.

В результате упорного поиска мне удалось найти почти всех лонницких подпольщиков. За исключением В. А. Ходасова. Василий Андреевич умер в 1957 году, в возрасте всего сорока семи лет, от сердечного приступа. Он был директором крупней­шего на Смоленщине совхоза имени 1 Мая. Василий Андреевич «сгорел» на работе – в тылу врага и в архитяжёлые послевоен­ные годы. Родина высоко оценила заслуги своего верного сына. За мужество, проявленное в борьбе с немецко-фашистскими за­хватчиками в их тылу, В. А. Ходасов был награждён орденом Красной Звезды и медалью «Партизан Отечественной войны» 1-й степени, а за самоотверженный труд в первой мирной, послево­енной пятилетке – орденом Трудового Красного Знамени.

А с Дмитрием Леонтьевичем Бульбачёвым, Владимиром Михайловичем Холошевым и Иосифом Яковлевичем Аникее­вым я встречался. Бывшие подпольщики весьма скупо рассказывали о себе, щедро и тепло – о товарищах по борьбе. И с ка­кой-то особой, подкупающей, волнующей любовью поведали они о своём отважном вожаке – Василии Андреевиче Ходасове. Да, он был не только организатором и руководителем лонницкой подпольной группы, но и её душой.

...В первых числах августа сорок первого года в Лонницу прибыл из Рудни под охраной гитлеровских автоматчиков сам господин бургомистр Жвирблис с кучкой таких же, как и он, предателей. С сильным акцентом зачитал он согнанным на сходку рабочим совхоза приказ немецко-фашистского командо­вания. В приказе говорилось: «Отныне и навсегда земское хо­зяйство Лонница переходит в подчинение руднянской военной комендатуры и райуправы со всем движимым и недвижимым имуществом, со всем трудоспособным населением...». Тяжело посмотрев на угрюмо молчавших людей, Жвирблис объявил:

– Сейчас же приступить к уборке урожая. Весь хлеб оприхо­довать до единого зёрнышка. Всем специалистам, всем работни­кам выполнять свои функции с полной ответственностью, как это было при коммунистах. – Обер-предатель уставился на Ходасова и Бульбачёва. – Уклонение от работы будет считаться саботажем. Саботажники будут беспощадно расстреляны, а семьи их – отправлены в концлагеря! За сокрытие и хищение зерна, других продуктов, принадлежащих германской армии, – виселица! – В голосе калифа на час слышался зубовный скрежет.

– А что есть будем? – выкрикнули из толпы. – На голодное брюхо не наработаешь!..

– Наши благодетели, – Жвирблис подобострастно улыбнул­ся гитлеровцам, – милостиво разрешили каждому работающему, ревностно работающему, – подчеркнул фашистский обер-холуй, – платить зерном по... триста граммов в день!..

«Ишь ты, «благодетели»... – с матом и скрытой ненавистью думали хлеборобы. – Наш кровный хлеб у нас отбирают и нам же, как милостыню, подбрасывают крохи...».

Бургомистр от имени коменданта приказал Ходасову до на­значения управляющего вести общее руководство хозяйством и полеводство, а Бульбачёву – все бухгалтерские дела. «За уборку и сохранность хлеба отвечаете головой!» – пре­дупредил их сурово Жвирблис, подтвердив слова выразитель­ным жестом.

С тонкой иронией поблагодарив бургомистра за столь высо­кое доверие, Василий Андреевич попытался отказаться от руко­водства хозяйством, сославшись на неопытность. Но предатели были осведомлены, что он закончил сельскохозяйственный тех­никум, десять лет работал в совхозах, из них последние пять – старшим агрономом в Лоннице, где зарекомендовал себя тол­ковым специалистом и организатором. За отказ его публично избили палками – любимое наказание фашистов – и поставили перед выбором: или подчиниться, или расстрел.

– Подумай хорошенько, – угрожающе наступал Жвирблис, у которого не было под рукой замены, а немцы категорически требовали немедленно собрать весь урожай. – Середины нет. А ты так молод...

Ходасов призадумался. Перебрал в памяти последний разго­вор председателя райисполкома Мельникова с Бульбачёвым, пе­реданный ему Дмитрием Леонтьевичем дословно. «Погорячился как мальчишка!.. Что им стоит меня кокнуть, а поставить своего?.. И уплывёт наш хлебушко! Этого нельзя допустить!» – лихо­радочно летели у Василия мысли, а вслух он устало сказал:

– Согласен. Плетью обуха не перешибёшь...

Но уступил Ходасов не силе, не страху за жизнь, как думали фа­шистские прихвостни. Он уступил неукротимому желанию: во что бы то ни стало убрать хлеба так, чтобы врагу не досталось ни грамма.

– Сразу бы так... – ухмыльнулся обер-предатель. – А за пал­ки не серчай...

– Чего уж... За одного битого, говорят, двух небитых дают...

– И то верно. Вступай в свои права и приступай к уборке... господин управляющий!

Ходасов «приступил»...

Как только бургомистр и его «сви­та», так спешившие засветло попасть в Рудню, что не осмотрели даже поля, уехали, он собрал актив.

– Вот какие пироги, товарищи, получаются, – грустно улыбнулся Василий Андреевич, и лёгкая тень легла на его осунувшееся лицо. – Но Красная Армия вернётся, обязательно вер­нётся, – повторил он убеждённо, – и спросят с нас, куда мы дели хлеб? Что будем делать, товарищи?

– Волки рыщут – хлеб ищут! Неужто фашистам хлебушко отдадим?! Наш хлебушко, выращенный нашим потом, вот этими руками! – с горячностью выпалил рабочий Николай Кулешов, протянув большие мозолистые руки. – Лучше спалить на корню и податься в лес!..

– А в лесу германцы нас кормить будут? – охладил его кла­довщик П.П. Аболин, человек преклонного возраста, рассуди­тельный и спокойный. – Будут... свинцом только! По восемна­дцатому году знаю, стало быть...

– А ты что предлагаешь, что?

– Я-то?.. – Аболин с задумчивым видом почесал плешивый затылок и заключил: – Надо сжать хлеба, обмолотить и раздать зерно народу. Трошки, знамо, ссыпать в амбары и оприходовать.

– Дельное предложение, но как отчитаемся перед коменда­турой и управой? – сказал осторожный бухгалтер Бульбачёв. – Приказ-то все слышали?

Стало тихо-тихо, словно ночью на кладбище...

Обхитрили врага

Да, стало тихо-тихо... Каждый из активистов думал, как объегорить хитрого врага.

– Войска через наши поля проходили? – начал размышлять радист, серьёзный, болезненный молодой человек Владимир Холошев. – Проходили! И наши, и фашистские... Они и вытоп­тали, потравили урожай-то...

– Резонно! – радостно заметил Дмитрий Леонтьевич. – Значит, чтобы скрыть фактически убранные площади, в действительности собранный хлеб, оформим акты, что он, урожай, на корню унич­тожен проходившими войсками. Актами и отчитаемся...

«Прекрасный, надёжный у нас народ! – мелькнуло в голове у Ходасова. – С таким не пропадём!» Внимательно выслушав всех, Василий Андреевич подытожил:

– Итак, товарищи, порешили. Наша первая задача – убедить народ, что Красная Армия обязательно вернётся, что враг не­пременно будет разбит! Разъяснить людям, что хлеба убирать будем не для фашистов, а для себя! Поэтому сжать и обмоло­тить их надо как можно быстрей и без потерь. За ударный труд и плата будет высокая – ежедневно каждому человеку по... пуду зерна!

Это было отчаянно смелое решение, обусловленное глубо­кой верой в людей.

– Здорово, ядрёный корень! – воскликнул Кулешов.

– Вот это по-нашенски! – с удовлетворением кивнул Аболин.

– Да за такой весомый трудодень в рекордный срок уберём урожай! – заверил кряжистый бригадир Степан Семёнов.

После короткого совещания активисты разошлись по своим участкам. Жарким, вдохновляющим словом они подняли на уборку хлебов не только всё население Лонницы от мала до велика, но и жителей посёлка Красное. Люди знали, что работают не на захватчиков, а на себя. Они трудились, как в довоенную уборочную страду, дружно и самоотверженно, пока не валились с ног, от темна до темна. Но работали не с задором и упоением, а с каким-то каменным упорством и остервенением. Редко слы­шались песни и шутки.

По ходу уборки хлеба молотили. А ночью урожай раздавали тем, кто его вырастил и собрал. Люди расписывались в ведомо­сти за
300 граммов зерна на работающего и 100 – на иждивенца, а получали соответственно по 16 и 12 килограммов. Прятали надёжней хлеб и держали язык за зубами. На дальних полях урожай был отдан населению на корню: сам убирай и всё себе забирай.

В конце августа в Лонницу приехал на «Опеле» управляющий хозяйством, а одновременно и сельхозкомендант прилегающей к станции Красное округи – суровый, пожилой немец Швенц. Ока­залось, что он был родственником бывшего лонницкого помещи­ка – прусского барона Цекерта. К его прибытию все хлеба были сжаты и почти все – обмолочены. Большая часть урожая была роздана его законному хозяину – народу. Значительная часть урожая спрятана как резерв подпольной группы, сложившейся из совхозного актива в страду для оказания помощи партизанам, окруженцам, военнопленным и семьям, вынужденным покинуть родные места из-за преследования фашистами и их пособниками. И только мизерная часть урожая ссыпана в амбары и оприходо­вана. За такой малый сбор зерна В. А. Ходасов и
Д. Л. Бульбачёв благополучно отчитались фиктивными, но заверенными волост­ной управой актами перед бургомистром Жвирблисом, которому в это время было не до них. Обер-предатель дрожал за свою про­дажную шкуру: советские войска дали крепко по зубам фашистам под Ельней, а в соседних районах «гуляли» по гитлеровским ты­лам, громили вражеские штабы, гарнизоны, склады, коммуника­ции и гнилую надстройку «нового порядка» отчаянные конники полковника Льва Доватора, ставшего вскоре генералом и Героем Советского Союза.

Кроме того, оставшихся в хозяйстве двенадцать коров, ко­торые не были угнаны на восток из-за грузности, Ходасов при­строил у верных людей. Позже он отдал их партизанам. На гум­не и в овине самого дальнего, примыкавшего к лесу отделения Исаковщина было сложено очень много неоприходованных снопов ржи – тоже резерв подпольной группы.

Это далеко не полный рассказ о добрых делах, совершённых Василием Андреевичем во время короткого управления «зем­ским хозяйством». Результат их таков: сотни советских людей, военнопленных, партизан и мирных жителей были спасены от голодной смерти, а немецко-фашистская армия не получила ты­сячи пудов хлеба, сотни центнеров мяса и других продуктов!

Слушаем Московское радио

Вскоре после приезда в Лонницу зондерфюрера Швенца там расквартировалась конно-ветеринарная часть – триста солдат и двенадцать офицеров. Здесь, как и везде, где стояли гитлеров­ские гарнизоны, был введён комендантский час. С наступлением сумерек и до рассвета часовые и патрули стреляли в каждого русского, кто не знал пароля.

С каждым днём сильней и сильней ощущали на себе люди гнёт «тёмного царства» и произвол «нового порядка». Если во времена массовых репрессий были преступно нарушены права человека, если в пору ельцинского правления – расцвета беспредела, наркомании, терроризма, коррупции и бан­дитизма – россияне были лишены многих великих социальных завоеваний, то наши люди, оказавшиеся в фашистской оккупа­ции, лишились вообще всяких, всех человеческих прав. Работать подпольщикам становилось всё опасней и сложней...

Особый вред, как отмечалось, наносила фашистская пропа­ганда, которая неистово и целенаправленно обрушивала на насе­ление нашей страны, отрезанное линией фронта от Большой зем­ли, зловещую ложь о полном разгроме Красной Армии, о падении Москвы... Самым страшным в гитлеровской пропаганде было то, на мой взгляд, что в потоке геббельсовской лжи была доля прав­ды – об уничтожении видных соратников В. И. Ленина и воена­чальников Красной Армии, тысяч честных, мужественных пат­риотов, о миллионах невинных, заключённых в лагеря, о сотнях тысяч пленных красноармейцев... Политически грамотные, идей­но закалённые, думающие люди, конечно, могли отличить правду от лжи. Они видели не только шедших на Москву эшелоны с войсками и техникой, но и вереницы идущих отту­да санитарных и даже товарных поездов, забитых до отказа ране­ными гитлеровцами. Видели, как запестрела русская земля берёзовыми крестами на могилах непрошеных «гостей»...

Их, стойких, зорких и непокорённых, было большин­ство. Но находились и такие людишки, которые не только верили геб­бельсовской брехне, но и сами распространяли всякие гнусные небылицы о Красной Армии, о руководстве страны... Они с хо­луйским усердием служили фашистам, восхваляли их порядки, пагубно влияли на маловеров. Таких, к счастью, было очень и очень мало. Однако они были – подчёркиваю: были – и представляли для патриотов немалую опасность.

Только зная правду о положении на фронте, о жизни своей Родины, можно было доказать, что у гитлеровской лжи короткие ноги, развенчать и опровергнуть её. Следовательно, поднять дух у населения, укрепить веру в нашу победу. Поднять народ на борьбу с врагом, вырвать из-под влияния фашистов и их по­собников людей честных, но безвольных, политически незрелых.

Лонницкая подпольная группа тоже вплотную встала перед острой, злободневной проблемой: где добыть радиоприёмник? Ведь в первые военные дни вышел приказ, категорически обя­зывающий организации, предприятия, хозяйства и граждан сдать в почтовые отделения и узлы связи все радиоприёмники.

Аппаратура совхозного радиоузла была полностью уничто­жена при отступлении наших войск. «Не может быть, – неус­танно думал Ходасов, – чтобы в каком-нибудь колхозе или сель­совете не завалялся старый приёмник!..» Работая участковым агрономом и пользуясь правом свободного передвижения днём по округе, Василий Андреевич с присущими ему упорством, энергией и настойчивостью взялся за поиск радиоприёмника...

Однажды в хмурый осенний день он зашёл к Холошеву с радостным выражением лица.

– Ты что, именинник?! – удивился тот.

Не отвечая на вопрос, Василий Андреевич спросил:

– Дома лишние мухи есть?

– Не-е-ет. А что?

– Угадал: именинник я, Володя! – широко улыбнулся Хода­сов. – Все мы сегодня именинники!

– Добрые вести?

– Да, радиоприёмник напрокат достал!

Владимир Михайлович от несказанной радости на какой-то миг потерял дар речи, потом ошеломлённо выдохнул:

– Правда?

– Правда, правда!

– Какой марки?

– «Колхозник».

– «БИ-234», значит. Хороший! Где он?

– В конце дня привезу со снопами ржи в молотильный са­рай. Давай раскинем мозгами, где его надежней всего устано­вить?

Он не сказал, а Холошев по условиям конспирации не спро­сил, у кого был одолжен «напрокат» радиоприёмник. Лишь по­сле войны Владимир Михайлович узнал от Ходасова, что «Кол­хозник» ему дал председатель Одинцовского сельсовета Пишенко.

– Думай, Володя, думай, – торопил Василий Андреевич. – Ты – радист, тебе и карты в руки.

Из биографии В. М. Холошева

Владимир Михайлович Холошев до оккупации Лонницы че­тыре года работал заведующим совхозным радиоузлом. А родил­ся он в
1913 году в Костроме, в семье железнодорожника. В Гражданскую войну за власть Советов под Харьковом погиб его отец, а в голодном двадцать первом умерла мать. Осиротевших детей – Володю, его брата Бориса и сестру Веру – взял на воспи­тание их дядя Н. И. Орлов, который жил в городе Красный Смо­ленской области. Зимой ребята бегали в школу, а летом работали у зажиточных крестьян, чтобы как-то прокормиться.

Сызмальства Володя приучился к нелёгкому труду, береж­ливости, выдержке. Мог терпеливо переносить лишения и пре­одолевать трудности. Всё это очень пригодилось ему во время подпольной работы в тылу врага.

В шестнадцать лет щуплого, маленького, но весьма любо­знательного, не по возрасту вдумчивого паренька приняли уче­ником при технической комнате Оршанской конторы связи. Вскоре он овладел специальностью монтёра и стал работать в линейно-техническом узле связи станции Орша. Затем Володю послали на годичные курсы в Белорусский учебный комбинат электросвязи. Оттуда он вернулся на прежнее место работы с дипломом магистрального электромонтёра по обслуживанию многоканальных, высокочастотных связей. Холошев любил свою профессию, но страстью его было радио. И он при первой возможности устроился в Лонницкий радиоузел. Перед самой войной ему сделали операцию на желудке и дали на год отсроч­ку от службы в армии...


Владимир Михайлович задумчиво ерошил густые волни­стые русые волосы, которые причёсывал назад.

– Есть для радиоприёмника надёжное место! – через две-три минуты уверенно произнёс он.

– Где?

– Водокачка!

– Водокачка?! – в голосе Ходасова были вопрос и удив­ление. – В полусотне метров от штаба и караульного помеще­ния?!

– Именно поэтому, Василий Андреевич! Кому придёт в го­лову мысль, что под самым носом у фашистов мы слушаем Мо­скву?

– Резонно... А как на это посмотрит машинист?

Машинистом на водокачке работал Евстафий Ефимович Шкуратов, седовласый жилистый старик, отец жены Холошева. Владимир имел все основания крепко верить своему тестю, ко­торый люто ненавидел немцев: до Октябрьской революции он с малолетства батрачил у помещика Цекерта, а в первый же день оккупации Лонницы его зверски избил гитлеровский офицер только за то, что на нём была красноармейская гимнастёрка. И Холошев твёрдо заверил Ходасова:

– Согласится он, Евстафий Ефимович! Беру его на себя.

– Прекрасно! – кивнул Василий Андреевич и в упор посмот­рел на Холошева. – Тебе, конечно, известно, что ждёт за под­польное слушание Москвы в случае... провала?

По-мальчишески задорное лицо Холошева стало необыкно­венно серьёзным. Он отрезал:

– Знаю: истребление всей семьи, до последнего колена!

– Значит, о радиоприёмнике никто, кроме нас, Бульбачёва и Шкуратова, не должен знать! Ни одна душа!

– Разумеется...

– Будь осторожен. Тщательно замаскируй приёмник...

Под вечер Ходасов привёз на подводе радиоприёмник, уп­рятанный в снопах ржи, в молотильный сарай, а оттуда в соло­менном тюфяке – на водокачку. Лонницкая водокачка была сло­жена из брёвен, имела башенное и машинное отделения. Последнее было перегорожено на две части. В большой и светлой стояли двигатель, работающий на нефти, и насос, здесь же на­ходилась скважина артезианского колодца, откуда качали воду. А маленькая, полутёмная – захламлена обрезками водопровод­ных труб, неисправными вентилями, кранами, насосами, дета­лями от двигателя, глиной и обломками кирпичей, оставшихся от разобранной отопительной печи. Холошев её и выбрал под свой тайный «радиоузел».

Евстафий Ефимович Шкуратов очень обрадовался, что бу­дет слушать Московское радио и участвовать в подпольной борьбе с фашистами. С помощью машиниста Холошев так хит­роумно замаскировал «Колхозник» в куче хлама, что неосве­домлённому человеку и во сне не могло присниться, что там – дей­ствующий радиоприёмник.

Приёмнику марки «БИ-234» нужна была хорошая наружная антенна. Холошев использовал для неё полевой телефонный ка­бель. Он провёл его внутри помещения, по углу стены в башню, где находился бак для воды, тщательно упрятав провод во мху пазов и утеплительном слое соломы.

Наконец радиоприёмник был полностью установлен. Под видом оказания помощи тестю в срочном ремонте двигателя Холошев остался ночевать на водокачке. Когда жизнь в посёлке замерла, он проверил «Колхозник», устранил мелкие неисправ­ности. Слышимость на московской волне – хорошая. К десяти вечера на водокачку пробрались, соблюдая меры предосторож­ности, Ходасов и Бульбачёв. Их желание услышать голос Моск­вы было сильней угрозы смерти.

Около двадцати двух часов Шкуратов занял свой пост у дверей, чутко прислушиваясь, не идут ли гитлеровцы. А Холошев включил радиоприёмник...