И. Р. Шегельман лесные трансформации

Вид материала

Содержание

Общая ситуация в стране.
3. Формирование лесопромышленников
4. Лесопользование в предреволюционные

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15

Общая ситуация в стране. В XVIII веке в России были продолжены Петровские реформы. В 1721 г. Петр I принял на себя титул Всероссийского Императора и отца отечества. Продолжались войны со Швецией, Турцией, Персией, Пруссией, Россия начала господствовать на Балтике, отвоевала Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Карелии с Выборгом (Финляндия вернулась в Швецию), завоевала прикаспийские провинции Ирана и порты в Западном Закавказье. Развитие промышленности и предпринимательства диктовалось нуждами укрепления государства и ведения войны. За первую четверть XVIII века создали около 100 мануфактур, многие из них, особенно металлургические, построили на казенные деньги, а затем продали купцам на льготных условиях. За казенными мануфактурами пожизненно закрепили ссыльнокаторжных, разрешили покупать и переселять для работы на заводах крестьян. Был принят Таможенный устав, введены высокие пошлины на импорт товаров и освобожден от пошлин ввоз необходимого сырья. Ко второй половине ХVIII века утвердилось сословное деление на дворянство, духовенство, купечество, мещанство и крестьянство. Активизировалось развитие науки, образования (создание Академии наук, открытие Московского университета и др.). Манифест 1775 г. провозгласил свободу предпринимательства – создание предприятий без разрешения правительственных инстанций или регистрации и введение многих привилегий для купечества [35].

В XVIII веке все больше круглого леса, досок, дегтя и др. лесопродукции требовалось для военных целей, металлургии, судостроения, домостроения, отопления жилищ и т. д. Для становления предприятий  переработчиков древесины уже в те годы потребовалось закрепление за ними стабильных лесосырьевых баз. В их число вошли предприятия горнозаводской промышленности, расширяющие потребление дров и древесного угля. В середине XVIII века на Урале уже было более ста металлургических и передельных заводов, за которыми были закреплены примыкающие к ним и доступные для эксплуатации леса, в которых рубки велись «бессистемно и нещадно» [100].

В работе [109] отмечалось, что для рассматриваемого периода было характерно проведение истребительных рубок лесов в густонаселенных районах страны и местах, удобных в лесотранспортном отношении, без соблюдения даже элементарных правил ведения лесного хозяйства при рубках. Служба охраны лесов от пожаров и вредителей не была налажена. На юге и в центральных губерниях России в результате хищнических рубок исчезли огромные площади лесов, а на Севере нещадно вырубали лучшие части сосновых и лиственничных лесов, произраставших вдоль рек Онеги, Северной Двины и ее притоков, Мезени, Печоры и других водных путей.

Один из основоположников научного лесоустройства Ф. К. Арнольд писал, что «ни любви, ни благодарности заслужить у общества лес не успел. Большинство относится к нему с каким-то холодным равнодушием, а иные еще хуже – как бы видят одну из задач своей жизни в его уничтожении, и только немногие питают к нему то уважение, на которое он имеет такое полное, неотъемлемое право». Академик И. И. Лепихин также отмечал, что «крестьяне настоящие свои выгоды всегда соединяют с будущим неминуемым вредом. Всякое лучшее дерево без разбору другой от него имеющей пользы употребляют на смолу и тем дерево несчастливее, чем оно здоровее и толще. Каждое дерево, назначенное на смолу, сочат… После срубают сосну и осоченное место употребляют на смолу, а прочее гниет и пропадает» [109].

В Петровские реформы и предшествующие им годы трансформировалось отношение государства к лесным ресурсам страны, приходило понимание того, что они не безграничны, что сырьевая база некоторых губерний уже была недостаточна, например, для судостроения, что с годами истощаются запасы древесины нужных пород. Пришло осознание необходимости государственной регламентации лесопользования, охватывавшего заготовку, потребление и воспроизводство древесины.

Все это обусловило на пороге XVIII века принятие Петром I целого ряда решений, например, предписание казанскому воеводе в 1697 г.: «лесов без указу великого государя и без грамот не делать» (не сводить) и распоряжение о концентрации государственных лесопоставок в руках конкретных чиновников. В 1721 г. было разрешено рубить в Новгородской губернии мачтовые деревья длиной до 65 футов для отпуска за границу при условии сдачи адмиралтейству каждого десятого дерева, но мачтовые деревья в этом районе были редки [195].

В период царствования Петра I лесу было придано небывалое до того государственное значение, расширилась передача в собственность заводам лесов (горнозаводских лесов) для промышленного использования, был введен платный отпуск леса, установлены лесные таксы на вырубаемую древесину. Особую ценность приобрели насаждения для заготовки древесных стволов на строительство речных и морских судов. Были приняты государственные меры к наведению порядка в использовании лесов [139]. По инициативе Петра I была создана первая дубовая роща близ Таганрога и Линдуловская лиственничная роща под Петербургом, составлены карты с обозначением лесных дач, рек и пристаней, к которым удобно доставлять лес. Тем не менее хозяйственные масштабы лесное дело и лесные культуры приняли в нашей стране только в самом конце XIX века [101].

Двести лесных указов и инструкций Петра I послужили основой создания лесного законодательства и лесной службы, организации лесного хозяйства и развития лесной науки. Ряд статей из обервальдмейстерской инструкции вошли в российский Устав Лесной. Описные книги и карты лесов стали прообразами современных таксационных описаний и планов лесонасаждений, межевание лесов положило начало устройству лесных территорий. Петровские корабельные леса в Поволжье, вдоль Двины, Дона до сих пор являются генетическим фондом главных древесных пород России, хранителями полноводности наших рек [93].

Уже при жизни Петра I в России пришли к выводу, что нужны специалисты, владеющие лесным искусством, в тот период их называли «лесными знателями». Любопытно, что первые три «лесных знателя», приглашенные в Россию по сенатскому указу 1727 г.,  М. Зелгер, Ф. Мерцгунмер и Ф. Габриель Фокель по контракту должны были подготовить по 6 учеников-россиян [158].

Петр I в начале XVIII века, создавая отечественный флот, объявил леса, годные для кораблестроения, собственностью государства, их владельцы потеряли право на его рубку в своих лесных дачах. Указом 1703 г. он велел описать все леса, находящиеся на расстоянии от больших рек (Волга, Днепр, Дон) до 50 верст (53 км) и от малых рек (Воронеж, Десна, Хопер и пр.) – до 20 верст (21 км). На этих полосах было запрещено рубить дуб, клен, ильм, вяз, карагач, лиственницу и сосну толщиной 12 вершков и более. В 1719 г. в этих заповедных лесах появилась регулярная лесная стража.

Лесом и лесной стражей управляла Адмиралтейств-коллегия, назначавшая для надзора за заповедными лесами обер-вальдмейстеров (главных лесничих) и их помощников (унтер-вальдмейстеров). За каждым вальдмейстером закрепляли заповедные леса вдоль конкретной реки. В 1726 г. Екатерина I вместо вальдмейстеров передала присмотр за заповедными лесами воеводам. Однако, поскольку воровство в этих лесах приобрело угрожающие размеры, Анна Иоанновна восстановила в 1731 г. вальдмейстерскую службу, которая существовала до 1782 г. В лесную охрану входили лесные надзиратели, назначаемые из крестьян казенных поселений и отставных солдат. Организация Лесного департамента положила начало подготовке профессиональных кадров лесной охраны в России. Тогда же была введена должность пожарного старосты, избираемого на 3 года из «поселян трезвых и доброго поведения» и оплачиваемого из государственной казны [139].

Наряду с положительными примерами развития лесопользования в XVIII веке имели место и хищническое отношение к лесам и бесконтрольность государства при организации лесопользования и заготовке древесины. Не случайно в своей работе «О рублении, поправлении и заведении лесов» в 1776-1777 гг. Андрей Тимофеевич Болотов писал: «не разбирая нимало обстоятельств и свойств своих лесов, следуют только древнему обыкновению, рубят дрова и лес тогда, когда им понадобятся, там, где им взглянется, и столько, сколько им надобно, а о том нимало не пекутся, может ли сим образом вырубаемый или, паче сказать, опустошаемый лес их долгое время довольствовать» [10].

Имела место и недальновидность ряда государственных решений. Например, Екатерина II в 1795 г. полагала, что леса Сибири неистощимы и предоставила населению право бесплатно пользоваться лесом и раскорчевывать его для землепашества. Неограниченная рубка в сочетании с лесными пожарами привела к истощению лесов вблизи городов и крупных сел Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской губерний, где к 30-м гг. XIX в. стал ощущаться недостаток доступного леса. В окрестностях Тюмени, Омска и Томска строевой лес был вырублен в радиусе 30-40 км. Комиссия Министерства государственных имуществ в 1840-х гг. отметила, что леса, состоящие в общем пользовании жителей, истребляются непрестанными порубками на домашние надобности, для расчистки пашен и на заводские потребности [139].

Возможно, понимая эти факты, правнук Петра Великого Павел I 26.05.1798 г. учредил при Адмиралтейской коллегии особый департамент для лесной части (Лесной департамент) [86].

В XVIII веке крупные города (Петербург, Нижний Новгород, Саратов, Астрахань, Москва, Рига, Кременчуг, Екатеринослав, Херсон, Архангельск и Царицын) стали промышленными центрами, потребляющими большие объемы древесины. Несмотря на строгие указы о строительстве каменных строений, и после крупных пожаров древесина оставалась основой домостроения. В Петербурге и вблизи него были построены крупные лесопильные заводы, среди которых выделялся казенный завод Морского министерства в Кронштадте. Лес северных губерний тогда экспортировали в основном из Архангельска и Онеги главным образом в Англию [195].

Развитие предпринимательства после Манифеста 1775 г., когда предприятия начали создавать без разрешения государственных органов или регистрации, а также увеличение объемов продаж древесины из частновладельческих дач и рост их доходности привели к появлению крупных лесопромышленников, специализирующихся на организации лесозаготовок, сплаве и торговле лесом, который помещики продавали им на корню. Это в дальнейшем способствовало формированию и развитию в России лесной промышленности.

Активизировались строительство лесопильных заводов (тогда их называли пильными мельницами) и переход к выработке пиломатериалов на лесопильных заводах взамен вытесывания досок и заготовок (теснин) топорами. Производители, переходя на механическое лесопиление, экономили древесные и трудовые ресурсы, а потребители предпочитали доски механической, а не ручной распиловки, поскольку последние не имели равной толщины по длине и требовали дополнительной обработки.

Трансформации в области лесопиления произошли в этот период благодаря государственному влиянию и созданию преференций для его развития. В 1721 г. Петр I принял решение «об отводе всяких чинов людям по малым рекам, которые впали в Неву реку и в Ладожское озеро и в других местах Санкт-Петербургской провинции под строение пильных мельниц земель, где кто обыщет». К каждой мельнице предписывалось отмежевать до 814 десятин земли, в т. ч. под селение 10 семей мастеровых людей (по 6 десятин на семью). Владельцам мельниц предоставляли льготы, разрешая покупать крестьян, освобождая от платы за казенный лес и др. Торгующим в московских лесных рядах запретили привозить и продавать рубленые доски и тес, потребовав привозить бревна для распиловки на пильную мельницу, построенную на Москве-реке. Это дало серьезный толчок строительству лесозаводов [195].

Приближенные Петра I, получившие права на постройку пильных мельниц в районе сплавных путей к Петербургу, обязались перед Берг-коллегией построить мельницы за срок не более 3 лет. На этой основе адмиралтейство предоставило право беспошлинной рубки казенного леса в течение 5 лет и обещало, что когда они «умножат заводы пильных досок», запретить полностью производство топорных досок [195].

Сенат для стимулирования лесопиления и внедрения пил взамен топоров Указами 1719, 1722 и 1749 гг. потребовал изготовлять доски для судостроения «пильные, а не топорные» и строить пильные мельницы, а там, где их нельзя строить, вести ручную распиловку. Согласно указу Сената 1760 г. «топорный тес» был запрещен [195].

Названные решения явились базисом для обеспечения крупных потребителей древесины закрепленными за ними сырьевыми ресурсами, в рамках одной интегрированной структуры осуществлялись валка, обрезка сучьев, раскряжевка с получением круглых лесоматериалов, их транспортировка и последующее производство пилопродукции. Так, в 1725 г. на Охте была построена ветряная мельница, распиливавшая 700 бревен в год, другая ветряная 3-рамная мельница Невского монастыря распиливала в год 600 бревен. В 1742 г. водяной 4-рамный завод был на Черной речке в 5 верстах от Шлиссельбурга, а у Невских порогов – крупный водяной 8-рамный завод, распиливавший около 3000 бревен в год. Наряду с предприятиями Санкт-Петербурга и рядом с ним в первой половине XVIII столетия шло строительство пильных мельниц в Олонецкой и Новгородской губерниях.

В результате началось развитие заводского лесопиления, производство досок было перенесено с лесосек на лесозаводы и велось с использованием дешевой энергии ветра и воды. Все это и концентрация значительных объемов древесного сырья снизили трудовые и денежные затраты и потери древесины при обработке.

Лесопильные заводы начали превращаться в важнейших потребителей деловой древесины. В тот период они размещались в непосредственной близости от мест рубок леса, с которых древесину вывозили гужом или сплавляли. По железным дорогам в те годы перевозили незначительное количество пиловочных бревен.

В 30-х гг. XVIII века произошло некоторое ослабление ограничений лесоэкспорта, а в 50-х  резкое усиление запретительного законодательства. В 1723 г. Сенат определил: «Для отпуску за море леса рубить позволить и отпускать кроме заповедного от осьми до десяти кораблей в год, дабы за неименением довольного числа товаров, приходящие корабли без грузу не отходили». Отмена ограничений оживила лесопиление и строительство новых крупных предприятий. Так, 02.03.1709 г. Петр I поручил олонецкому коменданту построить водяную мельницу на Олонецкой верфи. Житель Олонецкого уезда Григорий Тишин получил в 1724 г. указ Мануфактур-коллегии на достройку мельницы на р. Свири и постройку мельницы на р. Сегеже. В 1742 г. его завод (4- рамный) в 80 верстах от Олонца распиливал около 8000 бревен длиной в 3 сажени^¹, толщиной 12-15 дюймов и работал 10 месяцев в году. В это время в олонецких лесах были мельница на р. Видлице в 30 верстах от Олонца, на р. Тукколе в 30 верстах от Олонца, на Свири в 52 верстах от Олонца, на р. Линде, притоке Сязи. Наиболее крупным был 8-рамный завод Кизелли, который с 1746 г. возглавлялся Яковом Немпе. Были также построены 2-рамный завод Королькова и 4-рамные заводы Григорьева и Овчинникова [195].

В XVIII веке в России наряду с лесопилением появился еще один серьезный потребитель древесины  бумажная отрасль. В 1709 г. в Красном Селе Петр I выбрал место для бумажной мельницы, к строительству которой приступили в 1714 г. Уже в начале существования Красносельская мельница вырабатывала ежегодно 5000 стоп бумаги – от гербовой до технической, около трех четвертей продукции – писчая бумага. Вначале значительная часть продукции в виде полуфабриката поступала для окончательной обработки на Петербургскую мельницу, которая часто простаивала, и в 1727 г. она была ликвидирована, а рабочие (около 120 чел.) переведены в Красное Село. Красносельская мануфактура стала по производству бумаги одним из ведущих предприятий. В 1753 г. она была отдана в аренду графу Сиверсу, ему была дана монополия – государственные предприятия Петербурга обязаны были покупать бумагу только в Красном Селе и сдавать туда на переработку сырье – старую бумагу, отходы канатного и парусного производства, тряпье и пр. С 1768 по 1785 год мануфактура монопольно выпускала бумагу для ассигнаций. В то время на ней работало 120 чел. В 1786 г. князем Я. А. Козловским была основана ссылка скрыта [176].

К началу XIX века в России при государственной поддержке была сформирована лесопильная отрасль и начато формирование бумажной отрасли, что в дальнейшем и обусловило использование круглых лесоматериалов в качестве сырья для целлюлозно-бумажных производств. В XVIII веке были сделаны первые шаги в становлении системы управления лесами с целью организации длительной и бесперебойной работы металлургических казенных заводов и крупных судостроительных верфей, развития домостроения; осуществлено закрепление лесосырьевых баз за крупными потребителями древесины (горно-металлургическими заводами, судоверфями, лесозаводами и др.). Были созданы условия для появления крупных лесопромышленников и купцов, занимающихся заготовкой, сплавом, поставками и торговлей лесом. Расширилось внедрение пил в лесопилении, а затем и на валке-раскряжевке деревьев. Произошли изменения в выборе мест и способов производства пиломатериалов для удовлетворения растущих потребностей промышленности и населения страны в досках, брусьях, заготовках, а также для снижения потерь древесины при ее обработке. Деревообработку с лесосек перенесли на специализированные предприятия.

3. ФОРМИРОВАНИЕ ЛЕСОПРОМЫШЛЕННИКОВ

(1801-1900 ГГ.)

Общая ситуация в стране. В начале XIX века к России были присоединены Грузия, основная часть Азербайджана, Молдавия, устье Дуная, Черноморское побережье Кавказа от Анапы до Батума. Договором с Японией за Россией были закреплены Курильские острова, Сахалин был объявлен неделимой территорией, договорами с Китаем за Россией были закреплены территории по левому берегу Амура и Уссурийский край. В 1885 г. завершилось присоединение к России и Средней Азии. По всей стране основывались новые поселения и города. Был ограничен произвол помещиков по отношению к крестьянам, которые Манифестом 1861 года, подписанным Александром II, стали свободными, могли заключать сделки, приобретать имущество, открывать торговые и промышленные заведения и т. д. В 1864 г. была проведена судебная реформа, установлена бессословность суда, независимость его от административной власти, равенство всех сословий перед законом. В 1874 г. была введена всеобщая воинская повинность для мужского населения, достигшего 20-летнего возраста, без различия сословий. В 1897 году население России составило 126,4 млн. чел. (71,1 % из них – крестьяне). В конце века начался промышленный подъем, развивались металлургия, водный и железнодорожный транспорт^², деревянное строительство, появились угольная, нефтедобывающая, химическая, машиностроительная отрасли. Наметился переход к машинному производству, формируются пролетариат и буржуазия [35].

В начале ХIХ века были сформулированы принципы государственного управления лесами, обусловившие Высочайшее утверждение 11.11.1802 г. «Устава о лесах», направленного на решение трех задач [168]: 1) «На каком основании постановить сию столь важную в Государстве часть в надлежащий порядок в рассуждении управления лесами, прочного их сбережения и употребления, как на казенные, так и частные нужды, с хозяйственной бережливостью»; 2) «Какие принять меры к отвращению во многих губерниях уже претерпеваемого, а в других приближающегося недостатка в лесах, не только для продовольствия жителей, но и в рассуждении нужд казенных и благосостояния флота»; 3) «От излишних лесов, где они изобилуют в чрезвычайном количестве, какую составить прибыль казне без отягощения народа и без потери в пользу Государства».

В 1817 г. проектом «Устава о корабельных лесах» Правлениям округов этих лесов поручалась забота о состоянии корабельных рощ и об обеспечении постоянства лесопользования в них [168].

Положение «О новом устройстве лесной части» было утверждено 19.06.1826 г., после чего и начинается собственно лесное хозяйство, образуются лесничества с закрепленной площадью леса. В 1837 г. Лесной департамент вошел в состав Министерства государственных имуществ, в 1839 г. он получает военное устройство, образуется «Корпус лесничих», губернский лесничий приравнивается к должности командира полка [86].

Развитию лесоэксплуатации способствовала растущая потребность горных заводов, угледобычи, металлургии, лесопиления, домостроения, судостроения в деловой и дровяной древесине. Крепнущая экономика России обусловила развитие лесоэксплуатации, экспорта дубовых и сосновых бревен, дегтя, смолы, луба. В середине 1890-х гг. лес занимал второе место в российском экспорте после хлеба, впереди шерсти и льна. В связи с развитием топливоемких отраслей промышленности резко возрос спрос на дрова. С ростом продукции черной металлургии в 4,0-4,5 раза за 50 лет заготовки дров для углежжения увеличились в 2,5-3,0 раза, возросли и заготовки дров для медеплавильных производств. Заготовляли также древесину для смолокурения, лесопиления, экспорта, для продажи населению. Ежегодно в лесу заготовляли не менее 35 млн. куб. саженей древесины, из них почти половина  продукция лесной промышленности, остальное – крестьянские самозаготовки[35].

А. И. Писаренко и В. В. Страхов акцентируют внимание на том, что в великороссийских губерниях частновладельческие леса вырубали без ограничения, бессистемно в самых обжитых районах, не имевших избытка леса, без содействия естественному лесовозобновлению. Появление на внутреннем рынке значительных объемов древесины из этих лесов сократило традиционный отпуск леса для строительства и переработки из казенных лесов, что привлекло к накоплению избыточных запасов перестойного леса [139].

Бессистемные лесозаготовки интенсивно велись в благоприятных для сплава районах наиболее населенной части европейской России. В большинстве губерний резко снизилась возможность заготовки ценных экземпляров корабельного леса, а сырьевая база дровяного и строевого леса оставалась огромной. Строевой лес интенсивно заготовляли в Прибалтике, Новгородской губернии, вблизи Москвы. Лесозаготовки увеличивались даже в значительно обезлесенных местностях.

Прикрепленные к казенным и частным горнометаллургическим заводам для обеспечения топливом и лесными материалами горнозаводские леса находились в ведении Горного департамента, их продажа шла вместе с прикрепленными к ним горнозаводскими лесами. В 1890-х гг. был начат отвод лесных наделов горнозаводским крестьянам. Это сократило площадь горнозаводских лесов и частично ликвидировало обязательства по отпуску леса для нужд местного населения.

В 1891-1892 гг. началось строительство Транссибирской железной дороги (одновременно из двух городов: из Челябинска  на восток и из Владивостока  на запад), вызвавшее устойчивое увеличение потребления древесины для изготовления шпал, строительства бытовок, создания транспортной инфраструктуры. Спрос на древесину удовлетворялся из прилегающих к дороге лесов. Появление магистрали вызвало значительный приток населения в Сибирь, в основном крестьян из густонаселенных и обезлесенных центральных и южных регионов европейской части России. Переселенцам нужен был лес на строительство и отопление, что также увеличило спрос на лесоматериалы в Сибири [139].

С начала 1880-х гг. начинает быстро развиваться эксплуатация лесов севера. Число лесопильных заводов с 1895 по 1909 г. в беломорских портах почти удвоилось, их производительность увеличилась в три раза, развилось лесное хозяйство севера. В 1912 г. отпуск из лесов Архангельской и Вологодской губерний составлял всего 0,08-0,10 м с 1 га при среднем приросте 0,65 м³. До 1880 г. для отпуска использовалась лишь сосна, затем начинается заготовка и ели, ранее считавшейся чуть ли не сорной породой, имеющей вспомогательное значение для роста сосны, лучшие сортименты которой находились в смешанных с елью древостоях. Лиственницу до Первой мировой войны почти не заготовляли вследствие сложности сплава из-за ее высокой плотности, лиственные породы не использовались вовсе [87].

До 1840-1850 гг. заготовляли лишь бревна толщиной 31-49 см в верхнем отрубе, бревна толщиной 31-33 см составляли всего 10 % от общего количества. Спросом пользовались только крупные бревна. В течение полутора столетий отпускной размер устойчиво держался на одной, высшей для севера, ступени.

Первые лесные таксы, появившиеся в период правления Павла I, учитывали породу, размеры бревен (длину, толщину) и расстояние вывозки к транспортным путям или местам потребления древесины. В 1810 г. согласно новому порядку лес бесплатно отпускался для артиллерии, для обозов в полки, для строения и починки крепостей и казенных зданий, за деньги – для казенных мануфактур и прочих хозяйственных заведений (артиллерийскому ведомству разрешалась приисковая рубка), на устройство мостов, дорог, гатей – за попенную плату, которая взыскивалась с тех, кто содержал эти дороги (если дороги содержали крестьяне, то лес отпускался бесплатно), по таксам – на общественные и частные надобности. Экспорт при Павле I был запрещен из-за боязни истощения лесов. Его сын, император Александр I, разрешил экспорт валежника в смежных с Пруссией дачах. Деловой лес за границу продавался в исключительных случаях по разрешению правительства, под контролем лесных органов. На частные лесопильные заводы до Александра I лес отпускали не только с учетом сохранения леса, но и в целях «изгнания из употребления» ручной пилы. В 1860 г. лес отпускали с торгов. Для судостроения лес отпускался по сметам, за него бралась не попенная плата, а пошлина, зависящая от размера судна. Для строительства морских судов можно было выбирать любой из назначенных к продаже лесных участков. На добывание поташа, смолы, дегтя, угля и поделку разных изделий отпускались валежник, корни, пни, сухостой, а также дровяной и строевой лес, не годный для адмиралтейства [139].

С развитием лесной промышленности лесозаготовками охватывали все новые территории, к 70-м годам XIX века они широко велись вдоль сплавных рек (Северная Двина, Онега). С истощением запасов крупномерного леса отпускной диаметр быстро снижался. Если в 1860-1870 гг. он был не менее 31 см (бревна толщиной 29 см еще не заготовляли), то с 1880-1890 гг. 29-сантиметровые бревна заготовляли уже в неограниченном количестве. В 1894 г. заготовляются и бревна толщиной 27 см, но в количестве, не превышающем 1 %. К этому времени лесозаготовки уже велись вблизи второстепенных и третьестепенных притоков основных сплавных артерий. Бревна очень больших размеров в этот период заготовляли неохотно, их заготовка обходилась дорого, и самыми ценными считались бревна толщиной 31-36 см[87].

Возложив на казенные заводы владение и потребление леса, правительство, озабоченное истощением лесов, потребовало от их администрации экономить лесные ресурсы (прежде администрацию заводов, получавших лес бесплатно, а рабочую силу для его заготовки – дешево, мало интересовала экономия древесины).

Поэтому владельцы истощенных уже в начале века лесов вблизи казенных заводов стали предпринимать меры к снижению потерь заготовляемой древесины, уменьшению затрат на гужевой перевозке древесины и угля, возросших при удалении лесосек от заводов, а соответственно к получению большего количества древесины и угля с близлежащих лесов (платили премии за выжиг угля сверх нормы, штрафовали за их невыполнение, совершенствовали процессы углежжения). Для резкого снижения отходов при рубке потребовалась замена топоров пилами.

Спор о том, какой инструмент лучше применять на валке леса – пилу или топор, в те годы был не однозначный, лесопромышленники не были заинтересованы заменять дешевую рабочую силу и не стремились облегчить тяжелый труд лесорубов, даже применение двуручных пил встречало возражения. Например, Пермская палата государственных имуществ писала, что «...Употребление пил на лесозаготовках оказалось на опыте вовсе неудобным, ибо для нового инструмента необходимо два работника, имеющих хорошую силу, а они могут приготовить за день не больше, как один человек топором по той причине, что сырое дерево можно скорее перерубить, нежели распилить» [56].

Однако в XIX веке лесная промышленность уже прошла серьезный этап своего формирования, обострилась и проблема регламентации лесопользования. В конце 30-х гг. XIX века Министерство государственных имуществ обсудило вопрос о запрещении заготовки дров из казенных дач топорами и переходе на ручные пилы. При рубке дрова вырубали топорами, получая конические концы на бревнах («лес рубят – щепки летят») с образованием отходов на 25 % больше, чем при пилении. При опытах на Урале экономия рабочего времени при замене топора на пилу в одинаковых условиях составила 27,5 % для соснового и 25,0 % для березового леса [195].

Все это ускорило внедрение пил на заготовках дров для горных заводов, крестьяне же продолжали заготовлять лес топорами. На лесопильных заводах, куда переносилась обработка древесины, применялись ручные пилы и пильные мельницы (водяные или ветряные), значительно реже – механизмы, приводимыми в движение животными.

В первой половине XIX века резко растущий спрос на доски не удовлетворялся продукцией машинной распиловки, несмотря на то, что число пильных мельниц возросло, а в отдельных местностях их заменили паровые лесопильные заводы. Поэтому на рынок поступал и значительный объем досок ручной распиловки, выпиливаемых на лесоскладах поставщиков, на строительных площадках потребителей, а порой и на площадках владельцев паровых лесозаводов. Ручную распиловку вели и там, где в безветренную погоду во время навигации нельзя было использовать ветряные мельницы (подробный обзор состояния лесопиления в названный период дан в работе [195]).

Пильные ветряные мельницы строили в приморских районах, где можно было в течение года длительное время использовать силу ветра (в Архангельской губернии  8 месяцев в году).

Водяные мельницы первыми построили горные заводы, располагавшие готовыми плотинами и обслуживающим персоналом. Образцом для строительства при казенных горных заводах была Екатеринбургская мельница, распиливающая в течение года 1152 пятисаженных бревна толщиной в отрубе от 6 до 8 вершков.

Адмиралтейство, вырабатывающее пиломатериалы для судостроения, строило ветряные и водяные мельницы вблизи Архангельска, водяные – в других районах. Вблизи ведения лесозаготовок сооружали небольшие лесозаводы, вблизи верфей – более мощные. Самый крупный – Ижорский лесозавод – не уступал по оснащению голландским заводам и мог распилить более 100 тыс. крупных бревен в год. Крупными зонами лесопиления были бассейны рек Западной Двины и Невы (с озерами) и меньших рек, впадающих в заливы Балтийского моря [195].

Технический прогресс обусловил переход от водяных двигателей к паровым. В первой четверти XIX века паровые лесозаводы были построены в Петербурге и Архангельске, позднее и в других городах. Владелец парового завода в Петербурге, крупный испано-французский инженер генерал Бетанкур, положивший начало строительству нового типа лесозаводов, доказал целесообразность их постройки и работы без привозного топлива – отопления древесными отходами. Интересно, что техника для завода Бетанкура была не импортной, а заказана на заводе Берда, который оборудовал в столице еще два 4-рамных лесозавода по две паровые машины в каждом (на взморье у истока Фонтанки в 1822 г., на Неве в 1825 г.). На первом заводе в 1829 г. работало 53 человека, на втором – 34. В 40-х гг. XIX века Адмиралтейство имело в столице паровые заводы на Охтенской верфи, на островке нового Адмиралтейства и в Кронштадте. В 60-х гг. вблизи города функционировали крупные предприятия Беляева и Русанова [195].

В 1820 г. строительство первого парового завода в Архангельске положило начало регулярному экспорту досок с завода и развитию лесной промышленности в бассейне Северной Двины. Его владелец – купец первой гильдии Егор Классен получил для экспорта привилегию на рубку ежегодно в течение 12 лет до 30000 деревьев из казенных лесов. В 30-х гг. владельцем завода был Вильгельм Брандт, способствовавший развитию лесопиления вблизи Архангельска и на Онеге и сплава к Петербургу. Имея в Архангельске две корабельные верфи и канатную фабрику, будучи бургомистром городского магистрата, нидерландским и ганноверским консулом при Архангельском порту и располагая средствами и связями для крупных лесоэкспортных операций, он резко увеличил производственную мощность Архангельского лесозавода и построил несколько заводов в губерниях Северо-Запада.

С 1850-х гг. до Октябрьской революции лесопиление и лесоэкспорт вела фирма промышленника и купца Абрама дес Фонтейнеса – директора Архангельской конторы государственного коммерческого банка и архангельского городского головы. До постройки лесозавода он вывез из Архангельска с 1838 по 1854 г. 371 тыс. бочек смолы и 600 тыс. бочек пека. Постройка крупного завода дес Фонтейнес утроила мощность маймакских лесозаводов и была осуществлена благодаря расширению лимита лесозаготовок.

Паровые лесопильные заводы строили не только на севере, но и в других районах европейской России и на юге страны. Их постройка требовала крупных единовременных затрат, а эксплуатация – значительных оборотных средств и была посильна только состоятельным лесопромышленникам и помещикам.

Например, в южной Карелии в 1870-х гг. начали строить лесопильные заводы с паровыми двигателями вместо водяных, преобладавших до 1861 г. Лучшим лесопильным предприятием южной Карелии в XIX веке считался Соломенский лесозавод купца Громова, построенный в 1873-1874 гг., две рамы которого приводились в действие паровым двигателем (25 л. с.), ежегодно распиливая 50-60 тыс. бревен. Лесопромышленники Митрофан и Николай Беляевы построили в 1867-1869 гг. лесопильный завод с тремя пилорамами с паровыми двигателями на окраине с. Сороки (ныне Беломорск). Завод ежегодно распиливал 40 тыс. бревен, пиломатериалы отправлялись преимущественно в Англию. В конце XIX века нововведением явилась замена на заводах керосиновых ламп электрическим освещением. После реформы 1861 г. нормальным считался 12-часовой рабочий день, но эта норма была условной, и во многих отраслях рабочий день был более продолжительным, на лесопильных заводах она составляла 12013 и более часов [7].

Интересно, что уже в 1821 г. обследование олонецких заводов показало, что близлежащие от них территории в значительной мере обезлесены и эксплуатация леса такими же методами и темпами может привести к остановке заводов из-за отсутствия сырья.

В 1821 г. министр финансов на государственном совете рекомендовал выделить каждому лесозаводу участок леса, достаточный для долгосрочного пользования; участок разделить на лесосеки, определив год рубки каждой; охрану лесных участков поручить владельцам заводов под надзором лесного начальства; запретить вырубать леса больше, чем предположено годовой лесосекой; разрешить работу в любое время года; пошлины установить исходя из существующих такс, применительно к 8-, 9- и 10-вершковым бревнам^³, так как рубка более тонких бревен невыгодна заводчикам.

В конце первой четверти XIX века русское правительство начало восстанавливать утерянные позиции в лесном экспорте. Это сдерживали полузапретительные тарифы на ввоз русской древесины в Англию, применение в 1818 г. специального сбора с древесины, сплавляемой по рекам и каналам в России, и лоббирование морским министерством (департаментом корабельных лесов) запрещения вывоза ценных видов древесины. Для облегчения торговли в 1823 г. был отменен сбор со сплавляемой древесины, в дальнейшем финансовое ведомство ограждало экспорт от попыток других ведомств сузить его объем. Но только с отменой полузапретительных пошлин на ввозимый в Англию лес открылась возможность регулярных экспортных операций. Доля лесного экспорта во внешнеторговом балансе страны увеличилась с 3,0-4,2 % в 1840-х гг. до 7,1 % в 1855 г. [195] .

В период становления лесного экспорта, как и сейчас, преобладали объемы древесины, которые могли бы быть использованы на внутреннем рынке. Развитие лесозаготовок в лесных массивах Севера, Урала, Сибири, Дальнего Востока было весьма ограничено из-за слабости транспортных сетей и отсутствия на этих территориях в тот период значительного промышленного спроса на древесные ресурсы.

Проблемы лесовозных дорог и транспорта леса того времени в своих трудах отразил Д. И. Менделеев, изучавший в 1899 г. горнозаводскую промышленность Урала. Поскольку древесину и все грузы на Урале тогда перевозили гужевой тягой, одной из важнейших задач в деле дальнейшего роста уральской промышленности Д. И. Менделеев считал развитие путей сообщения и замену гужевого транспорта механизированным: «Гужевой провоз медленный по своей природе. Лошадь должна тянуть не иначе, как медленно, чтобы довезти груз до места; «тише едешь – дальше будешь» тут оправдывается, к старинке подходит, как и вся Уральская железная промышленность, еще и теперь идущая на гужевой перевозке почти всего – от руды и топлива до полосового железа и локомобилей. Какая тут быстрота, коли все тянется медленно, коли одно можно поднимать и подвозить только зимой, другое только летом...?» … «надо начинать с дорог (водяных, трактовых и железных), так как их совсем нет». Ученый указывал также, что дороги с механической тягой должны эксплуатироваться круглый год. Говоря о получении ценных продуктов при углежжении и необходимости удешевления подвозки к печам дров, Д. И. Менделеев писал: «Не должно забывать, что подобные ценные устройства могут доставить свои выгоды только при непременном условии правильной организации вырубки леса на долгий период лет, и притом так, чтобы подвозка дров к печам обходилась по возможности дешево и прилагалась ко всем временам года, для чего, по-видимому, наиболее подходят малые грунтовые или канатные переносные паровые дороги или устраиваемые (как у г. Ливчака) на круглых бревнах вместо рельс» [85].

Таким образом, уже в те годы Д. И. Менделеев рекомендовал изменить технологию лесозаготовок, заменить гужевую тягу механической; перейти к круглогодовой заготовке и вывозке леса, строить железные, грунтовые и лежневые дороги.

В первой половине XIX века возможности железнодорожного транспорта были ограничены (в 1858 г. общее протяжение железных дорог в стране было всего 1165 км). Поэтому основным видом транспорта древесины на значительные расстояния оставался лесосплав и лесозаготовки вели только вдоль сплавных рек.

В начале второй половины века ситуация начала улучшаться, в 1868-1870 гг. протяженность построенных железных дорог составила 5,9 тыс. км и с учетом действовавших ранее 4,7 тыс. км дорог достигла 10,6 тыс. км.

В дальнейшем развитие железнодорожного транспорта способствовало значительному увеличению транспортной доступности лесов. Подвижный состав и железнодорожные сети стали крупными потребителями древесины и создали необходимые условия для развития лесозаготовок в удаленных от сплавных путей лесных массивах. Для строительства железной дороги требовался деловой лес, 20 % которого расходовалось на ремонт шпал, переводных брусьев, телеграфных столбов, бревен, стропил, настила и др. В 1896 г. на ремонтные работы верхнего строения путей требовалось 40000 десятин делового леса и не менее 7000 десятин – для строительства новых дорог [195].

Вдоль проходивших через новые лесные массивы железных дорог строили новые города и села, растущее население и промышленность которых увеличивали спрос на деловую и дровяную древесину. В новых массивах развивались лесозаготовки, появлялись новые подрядчики и лесозаготовители, а заготовленную (ранее недоступную) древесину поставляли и в уже развитые промышленные центры страны.

Начиная с 90-х гг. XIX века именно железные дороги положили начало проникновению капитала из одних районов лесозаготовок в другие. Например, столичные лесопромышленники создали крупные лесозаводы на севере, а английская фирма Стевени, экспортировавшая лес из Петербурга, построила лесозавод в Архангельске и финансировала лесозаготовки в районе Волги для поставок леса в столицу. В 1890-х гг. по железным дорогам, «оторвавшим» часть грузопотока Днепра, волжский лес вывозили в различные районы страны. Так расширялись транспортные и экономические связи между губерниями европейской России, в которых значимую роль играли лесозаготовки.

С учетом растущей потребности развивающейся промышленности и растущего населения страны в древесных ресурсах, в связи с освоением новых лесных массивов и необходимостью защиты уже истощенных ранее лесосырьевых баз было усилено государственное влияние на управление лесами.

В 1865 г. было признано необходимым «сосредоточить в Лесном департаменте точные и разносторонние статистические сведения о лесах и лесном хозяйстве всех губерний с целью приведения их в систематический порядок, дабы Министерство государственных имуществ могло руководствоваться ими при проектировании дальнейших мер к улучшению и развитию лесного хозяйства, и занятия по собиранию и разработке тех сведений, согласно особой программе, которая иметь быть составлена Министерством, отнести к обязанности V Отделения Лесного Департамента». В этот период Министерство государственных имуществ, управлявшее лесами, считало централизацию управления лесами в одних руках «надежным ручательством преуспевания лесного хозяйства» [168, с. 147-148].

Первопричинами лесных реформ были гигантский размер территории страны и крайне слабое развитие дорог, функции которых выполняли многочисленные реки России, вдоль которых образовывались новые поселения. Леса вблизи поселений быстро истреблялись, что противоречило стремлению государства иметь вблизи поселений, откуда черпалась рабочая сила, воспроизводимые лесные ресурсы для нужд флота, артиллерии (пушечные лафеты), военного строительства, металлургии и др. стратегических нужд. Для защиты от хищнического истребления лесов было принято Положение о сбережении лесов (1888 г.), направленное на упорядочение лесного хозяйства в частных лесах, и определены единый для всех лесовладельцев порядок лесопользования и режим пользования в защитных лесах. Владельцам не отнесенных к защитным лесов предлагалось составлять планы хозяйства в них и соблюдать правила, определяемые Министерством государственных имуществ. При нарушении правил владельцы лесов обязывались искусственно восстановить вырубки. Для соблюдения требований «Положения о сбережении лесов» были созданы лесоохранительные комитеты [139].

Значимым было развитие в тот период лесопильного, бумажного и картонного производств, которые, как и в настоящее время, могли получить широкое развитие только при укреплении экспорта и спроса на внутреннем рынке. В 1880-х гг. на внутреннем рынке появились крупные лесоторговые центры, где была организована машинная распиловка досок, повсеместно машинная распиловка приходила на смену ручной, в конце XVIII – начале XIX века начали строить картонные фабрики.

Необходимо отметить, что в тот период государство принимало серьезные меры, стимулируя строительство писчебумажных фабрик в России. Так, в 1811 г. Александр I запретил пользоваться в Сенате и департаментах заграничной бумагой, в 1830-х гг. был разрешен импорт только высокосортных, дорогих видов бумаг. В 1840 г. созданное на паях в Санкт-Петербурге предприятие английского негоцианта Джона Гобера и известного комиссионера А. И. Варгунина выпустило первый лист писчей бумаги (с этого началась история «Невской писчебумажной фабрики Варгунина», позже  «Бумажной фабрики им. Володарского», Ленинградского производственного объединения «Бумага», ОАО «Фирма Бумага»). К 1861 г. в России уже работало 60 небольших фабрик, а в конце ХIХ в. уже 200 фабрик вырабатывали свыше 100 тыс. т бумаги. В отрасли работало 25 тыс. человек, а доля России в мировом промышленном производстве бумаги составляла 2,6 % [176].

Важно, что уже в XIX веке были осуществлены как государственные, так и рыночные меры для формирования различных форм интегрированных структур. Государство обеспечивало предприятия лесопиления и горнометаллургические заводы, закрепляя за ними необходимые лесосырьевые базы и др., а предприниматели формировали такие структуры. Например, существовало негласное соглашение солеваров Урала о том, чтобы «цены на дрова не возвышать, а рабочих друг от друга не переманивать», которое вошло полностью в «Устав о соли». В 90-х гг. XIX века действовало соглашение владельцев архангельских лесопильных заводов (наряду с неписанными соглашениями архангельских и других лесопромышленников) о совместном участии на торгах по продаже казенного леса, об очередности прохождения леса по сплавным путям и по другим вопросам. 90-е гг. XIX века характеризуются организацией многочисленных союзов промышленников отдельных районов для отстаивания общих интересов [195].

Таким образом, модный термин «интегрированная структура» вырос на дореволюционном опыте интеграции лесозаготовителей, сплавщиков, потребителей древесины, купцов. Уже в те времена потребители древесины стремились обеспечить себя гарантированными ресурсами сырья, а самым реальным и надежным путем к этому было закрепление за ними лесосырьевых баз и организация собственных лесозаготовок.

Стремление к интеграции было и пониманием уже в те годы неспособности мелких лесопромышленных структур отстаивать и защищать свои интересы, опираться на поддержку государства, добиваться прибыли в условиях жесткой внешней конкурентной среды.

Это же понимание было и в СССР при директивной системе планирования с четко сформированной вертикалью: Минлеспром СССР  Всесоюзные объединения (лесопромышленные, например, ВПО «Кареллеспром», лесохимические, например, «Союзхимлес», и др.)  предприятия. Уже в те годы в единую структуру ВПО «Кареллеспром» входили десятки леспромхозов, Сегежский и Кондопожский ЦБК, Медвежьегорский КЭЗ, Карельский НИИ лесной промышленности и др. Как будет показано ниже, сформированный в XIX-XX веках опыт интеграции в лесной отрасли будет разрушен в начале перестройки и восстановлен только позднее такими интегрированными структурами, как ОАО «Илим Палп», ОАО «Инвестлеспром» и др.

Лесные трансформации XIX века показывают, что уже тогда была сформирована отечественная система управления лесами, при которой, тем не менее, сохранялась беспощадная эксплуатация доступных лесов. Возросла эффективность лесопромышленного бизнеса, обусловленная спросом развивающейся страны в лесопродукции и дешевизной труда лесозаготовителей и сплавщиков (базирующейся на примитивных технологиях), развитием в XIХ веке лесозаготовок и лесосплава в помещичьих и в казенных лесах, в т. ч. и для поставки в безлесные губернии. Эксплуатировались многочисленные крепостные, закрепленные за горными заводами, Адмиралтейством и др. лесопользователями, а позднее – крестьяне, заготовлявшие лес в качестве отхожего промысла. Развитие сети железных дорог обеспечило освоение ранее недоступных лесных массивов. Появились крупные лесоперерабатывающие и лесоторговые центры. Расширялись и развивались заводское лесопиление, деревообработка и экспорт лесопродукции.

4. ЛЕСОПОЛЬЗОВАНИЕ В ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННЫЕ

ГОДЫ (1901-1917 гг.)

Blog

И. Р. Шегельман лесные трансформации

Содержание