Друзья мои, прежде чем я перейду к основному содержанию своего сегодняшнего выступления, я хотел бы сделать четыре предваряющих замечания

Вид материалаДокументы

Содержание


Вопрос. Вопрос один. Могут ли быть вопросы вообще? Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Степанов В.Ф.
Степанов В.Ф.
Степанов В.Ф.
Степанов В.Ф.
Степанов В.Ф.
Степанов В.Ф.
Степанов В.Ф.
Степанов В.Ф.
Степанов В.Ф.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
Щедровицкий П.Г.
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   2   3
Щедровицкий П.Г. Там полторы мысли.

Еще есть вопросы?

Тогда у нас есть шанс пройти третий кусочек и, может быть… наверное, все-таки…


Итак, «Конституирование социальной реальности как жизненного мира».

Как я уже подчеркивал выше, данная линия рассуждений оказала существенное влияние на методологию и тип моделей практически всех социальных наук. Мы хорошо понимаем, что приписывание чему-либо того или иного статуса существования для «Я» и в контексте его действия было положено в основу более широких процессов конституирования реальности. Начиная с Лейбница и Канта, философия нового времени была озабочена исследованием процессов конституирования человеком явлений и вещей окружающего его мира. Сегодня мы хорошо понимаем, что любое наше знание о мире содержит в себе сочетание разнообразных конструктов, от самых простых до чрезвычайно сложных, включая наборы абстракций, обобщений, формализаций и идеализаций различных уровней. Исследование различных процессов конституирования способствовало распространению базовой гипотезы о том, что мы схватываем и полагаем в качестве объектов всегда лишь определенные аспекты окружающих нас явлений и вещей, и при этом подобная деятельность имеет многоуровневую структуру: от самых простых конструктов, характеризующих то, что в английской традиции получило название «здравого смысла» до чрезвычайно сложных и рафинированных процедур и правил мышления. При этом на разных уровнях конституирования на результат этого процесса влияют опытные типизации, культурные нормы и образцы, проектность действия, история формирования индивидуального сознания, место или места, которые данный индивид занимает в системах деятельности и обеспечивающих их социальных структурах, характер коммуникации интерсубъективного взаимодействия и, наконец, формы организации мышления.

В 1928 году Уильям Томас сформулировал базисное понимание, впоследствии названное Мертоном в 1949 году теоремой Томаса, согласно которой, если люди определяют ситуацию как реальную, то она реальна по своим последствиям для них. Уже в конце XIX века известный немецкий философ и социолог Георг Зиммель писал: «Под социальной реальностью я понимаю тотальную сумму объектов и событий в социокультурном мире в том виде, как они воспринимаются в опыте обыденного мышления людей, живущих повседневной жизнью среди других людей, связанных с ними множеством отношений и взаимодействий. Это мир культурных объектов и социальных институтов, в котором мы родились, несем свою ношу и с которыми должны поладить. Мы изначально воспринимаем его в опыте как мир природы и культуры, и не как свой собственный, как интерсубъективный, то есть как общий всем нам мир, актуально и потенциально доступный, а значит, включающий в себя коммуникацию и язык. Обычно мы знаем, что делает другой, для чего он это делает, и почему он это делает в данное время и при данных обстоятельствах». И далее: «Понимание является не методом социальных наук, а особой формой опыта, посредством которого обыденное мышление познает социокультурный мир».

Можно сказать, что опыт существования других людей и значение их действий, приписываемое нами как самим действиям, так и знакам, свидетельствующим о намерении совершить действие и подготовке к нему, является, без сомнения, первым и наиболее достоверным эмпирическим наблюдением, сделанным человеком и совершенствующимся с момента его погружения в мир. Именно этот факт был осознан и воплощен в понятиях, подобных понятию «жизненного мира» Гуссерля или «социальной матрицы» Дьюи. В противовес так трактуемому понятию социального, понятие природы, особенно чистой природы и космоса, как бы лишенной антропной составляющей, является идеализирующей абстракцией гораздо более высокого порядка, возникающей лишь по мере вхождения человека в мир культуры и культурных значений, то есть конструктов второй и третьей производной.

Жизненный мир исходно схватывается человеком (людьми) согласно Гуссерлю в так называемой «естественной установке», предданной человеку и воспринимающейся им как нечто само собой разумеющееся. В понятие жизненного мира входит совокупность предположений, изначально не проблематизируемых эмпирическим индивидом. В их числе то, что мои собраться существуют; что они воздействуют на меня; что между нами могут быть установлены отношения коммуникации и взаимопонимания; что они осуществляются при помощи определенной системы знаков и символов; наконец, что это происходит в рамках определенной социальной организации и социальных институтов, ни один из которых не является исключительно моим творением. Естественной установке свойственно принимать мир и его предметную наполненность как нечто само собой разумеющееся. Человек, как остроумно замечает Шюц, в обыденной жизни воздерживается от сомнений в его существовании. Шюц называет эту установку «эпохе- наоборот», эпохе естественной установки. Мир нашей работы, телесных движений, манипулирования с объектами и обращения с вещами и людьми конституирует специфическую реальность повседневной жизни. Этот мир сообщает о себе посредством совокупности реальных (фактически – физических) и знаковых воздействий на индивида, и, если так можно выразиться, «предлагает себя для использования». Именно это позволяет последователям Гуссерля и так называемой феноменологической традиции в социальных науках утверждать, что социальные науки находят свое подлинное основание в конститутивной феноменологии естественной установки.

Вместе с тем, помимо этой феноменологической основы, можно выделить и теоретико-деятельностную основу того, что называется естественной установкой. Ядро социальной реальности, как показала Мария Монтессори и обобщил Джордж Герберт Мид, образуется зоной непосредственного манипулирования, в основе которой с самого начала лежит движение руки, впоследствии расширяемое за счет способности письма. Мелкая моторика, как показали многочисленные исследования, лежит в основе формирования навыков более сложных действий, в том числе мыслительных. Операционализм Бриджмена и Щедровицкого, артикулированный в их концепции образования знания, имеет в своем основании непосредственное орудование доступными, прежде всего телесными, но также и знаковыми орудиями, создающее мир в пределах досягаемости.

Следующий параграф, который я читать не буду, называется «Насколько естественна так называемая естественная установка. Фундаментальная проектность действия.

Какие вопросы?

Вопрос. Вопрос один. Могут ли быть вопросы вообще?

Щедровицкий П.Г. Я предупреждал. Поэтому я и остановился.

Вопрос. Петр Георгиевич, Вы еще уверены, что этот текст имеет отношение к вот той схеме?

Щедровицкий П.Г. Да, поскольку я уже фактически про социальный мир всё сказал.

Да?

Степанов В.Ф. А Вы не могли бы прокомментировать вот этот момент относительно влияния мелкой моторики на – как сказать? – мышление? Что в цитате.

Щедровицкий П.Г. Я не знаю. Это вот Ковалева может прокомментировать.

Степанов В.Ф. Спасибо.

Щедровицкий П.Г. У нас с ней старый спор по поводу того, как связано.

Ковалева Т. А ты расскажи байку *.

Щедровицкий П.Г. Ты без меня не расскажешь байку?

Ковалева Т. Я расскажу. Две минуты, расскажу, просто никто не знает.

Приехали в первый раз преподаватели системы Марии Монтессори. Монтессори, по-моему, имела большие претензии, чем Петр Георгиевич сейчас рассказал про нее. Она говорила о том, что мышление невозможно без низших функций. Ну, как бы высшие и низшие психические функции, а на них можно всё надстраивать. И стала проводить эксперимент.

Щедровицкий П.Г. Но только ты уж не пугай народ: это была не она. Это были ее ученики, да.

Ковалева Т. Нет, не она, это бабушки тогда приехали. Значит, соответственно, бабушки, которые занимались педагогикой Монтессори, и решили провести эксперимент, потому что они сказали: «Вы занимаетесь мыслительными практиками, а без низших психических функций высшие невозможно развивать», - на что Петр Георгиевич говорит: «Да нет, они отдельно существуют каждая по своим законам». – «Нет, они все связаны». И она говорит: «Вот, мы проведем эксперимент».

Выделили три группы. В одной был координатор Зуев, в другой Петр, в третьей я. Нужно было подойти один раз, увидеть очень сложный конструкт – ну, я так понимаю, типа, не знаю, как сейчас, когда конструкт, состоящий из разных деталей, когда желтая круглая деталь вставляется в синюю квадратную, сверху красная там. И надо было потом прийти, повернуться спиной и своей группе рассказать, что: «ты, Миша, возьми желтую деталь, вставь снизу синюю деталь, красную», - и воспроизвести вот эту фигуру. Значит, для теста по Марии Монтессори нормальные люди без отклонения один раз могут увидеть, дать себе рефлексивную установку и пойти.

Мы внимательно все смотрели. Потом Зуев пошел в свой угол, я – в свой. Петр Георгиевич, значит, встает в замешательстве, потом говорит: «А можно посмотреть еще раз?» На что у бабушек произошло волнение, они сказали: «Когда у нас небольшие отклонения у детей в психике – мы разрешаем, посмотрите». После этого все ушли в другую комнату и пятнадцать минут мастерили(?) фигуры. Потом мы должны были их принести на тест. Я уже не помню там, что-то… я как-то правое с левым – ну, у меня что-то немножко было, Сережа тоже Зуев сбил там какие-то вещи. Когда Петр принес фигуру от своей группы – у них было всё наоборот, то есть правое с левым, верх с низом, на что Петр Георгиевич сказал гордо: «Я же говорил, что низшие и высшие психические ***».

Щедровицкий П.Г. Так. Да, Вера?

Данилова Д. Петр, поскольку ты сказал, что ты уже всё сказал про социальный мир, я рискну задать вопрос, который, на мой взгляд, мог бы быть нулевым. Ты, кажется, не возражал, когда мы на прошлых играх согласились, что онтология является ответом на некоторое онтологическое вопрошание. Скажи, пожалуйста, твоя конструкция социального мира, о которой ты нам уже сказал, на какой онтологический вопрос отвечает?

Щедровицкий П.Г. Хороший вопрос, но это требует еще одного уровня рефлексии. Я этот вопрос принимаю, и я даже на него отвечу, но не сейчас. Вот у меня есть определенные гипотезы касательно того, как и где вообще существует подобная вопросительность, то есть где ее место, а значит и – в силу этого, – какой набор ответов, ну или какой набор форм выражения этой вопросительности вообще может существовать. Но напрямую вот так вот перечень вопросов я сейчас давать не буду.

Всё, вопросов нет? ОК. Значит… Да?

Галушкин С. Вы бы не могли немножко все-таки проинтерпретировать с помощью той схемы содержание этого текста? Вот как такое прочтение социального мира, которое Вы предложили, связано с Вашей биографической ситуацией и, соответственно, с принципом ***. Какую-то интерпретацию с помощью той схематизации.

Щедровицкий П.Г. Ну, давай, поразвей просто свой вопрос: а какая интерпретация тебя бы устроила в данный момент?

Галушкин С. Нет, у меня не так. Понимаете, у меня вопрос…

Щедровицкий П.Г. Ну, смотри. Я же ведь могу тебе ответить очень формально. Я могу сказать так.

Первое. В этой онтологической картине, которую я строю, моя биографическая ситуация точно должна найти отражение, ну или выражение. То есть вопросы, которые у меня существуют по отношению к моему собственному действию, должны найти какую-то форму обобщенного выражения в этой онтологической картине. Ну, опять же, если так ссылаться на какие-то мои размышления по этому поводу, то в цикле работ о Выготском я всегда говорил о том, и писал, что любая теория и онтология в определенном смысле выражает личность данного автора. Так же как любая система управления отражает специфику первого лица, которое строит эту систему управления, и собственно для которого она и создается в своей функциональной структуре. Точно так же любая теория и онтология в определенной степени – больше или меньше – выражает совокупность личностных смыслов и вопросов, стоящих перед тем, кто создает эту теорию. Иногда это бывает в такой форме, как у Фрейда, который был вынужден жить со всей своей большой еврейской семьей, тринадцатью детьми, в одной квартире, и поэтому то, что он писал касательно бессознательного, вполне объяснимо. А иногда это происходит в более сложных, опосредованных формах – достаточно рефлексивных, в которых такая связь требует дополнительной реконструкции и всегда имеет очень сложный маршрут. Ну и в этом плане я, честно говоря, считаю, что такой ответ задает способ возможного понимания и трактовки отношений между нижней плоскостью и – ну, с вашей стороны – правой, на которой лежит соответствующий смысловой материал или соответствующие конструктивы, которые я использую для выстраивания онтологического здания.

Теперь, что касается отношения между левой и правой частью, то я их вчера вроде бы в достаточно артикулированной форме сформулировал. Я рассказывал ребятам; не помню, рассказывал ли я вчера вам, но, если даже рассказывал, расскажу чуть подробнее.

Мой товарищ Сережа Чернышев рассказал мне два дня тому назад хорошую байку, что когда он, будучи молодым студентом, решил заняться общими вопросами системного анализа, системной методологии, то его один из его приятелей пригласил на семинар Никанорова. Молодой Сергей Борисович (ну, он, когда был молодой, мало чем отличался от того, какой он сейчас) пришел к Никанорову и сразу стал давать ему советы, как развивать системную методологию. Соответственно, Никаноров выслушал его очень вежливо, сказал, что он очень рад, что такой молодой активный студент к нему пришел, но, прежде чем он допустит его до занятий в семинаре, он просит его выполнить одно упражнение. Оно является стандартным тестом для желающих войти в его семинар. Он должен нарисовать функциональную схему спички. После этого Никаноров помолчал и сказал: «Но я заранее хочу вас предупредить, молодой человек, что обычно те, кому удается решить эту задачу, тратят на это около полугода. Ну а засим дерзайте – и буду рад вас снова видеть с решением этой задачи».

Вы уже мысленно нарисовали функциональную схему спички?

Ну, вообще-то, по большому счету было бы правильно так и поступить, потому что рисовать функциональную схему онтологии, не умея нарисовать функциональную схему спички, – думаю, что надо начинать с малого. Это моя дидактическая проблема, потому что я в свое время таких упражнений на вхождение в достаточном объеме вам не давал.

Ну и тем самым, скорее всего, перейдя к обсуждению функционального в структуре интеллигибельных объектов, создал в ваших головах такой хаос, который теперь оборачивается мне необходимостью многократной возгонки игровых ситуаций. Ну, или ситуаций, так сказать, коллективной коммуникации с целью удержать в пространстве этой коммуникации на доске подобные сложные функциональные структуры, хотя, в общем, каждый это должен делать в своей голове. Ну, надеюсь, те из вас, кто уже, так сказать, начал решать эту задачу, понимают, что если вы будете рисовать функциональную схему спички, то вы никогда ее не нарисуете, потому что нарисовать можно только функциональную схему процесса горения. А она, естественно – эта функциональная схема – должна быть шире; ну, она должна восстанавливать некий контекст, в котором этот процесс горения происходит, ну и, например, содержать такой функциональный элемент, как воздух, которого в самой спичке, то есть в морфологической организованности, просто нет.

Поэтому когда мы рисуем функциональные схемы чего бы то ни было, нам сначала нужно ответить на предварительный вопрос о той целостности, внутри которой данное нечто, то есть онтология приобретает характер процесса и может быть функционально схематизирована. Отсюда возникла метафора о схематизации процесса онтологизации. Но если в случае с процессом горения у нас представления об этой целостности существуют из общих соображений – физических там, химических или физико-химических, то в случае, когда нам приходится схематизировать столь сложный процесс, никаких исходных конструкций минимальной целостности просто нет. Их неоткуда взять, кроме как из специально организованного мышления.

Поэтому мой упрек вчера Градировскому и сегодня вам всем заключается в том, что вы для себя не выделили функциональную схему и базовый набор функциональных характеристик того, что называется онтологией. Я вчера тоже этого не сделал, в том смысле, что я не нарисовал всю схему. Но я воспользовался старым принципом «выделение – дифференция – специфика» и ввел разграничительную линию, которая отделяет онтологию от не онтологии, используя метафору предела, «определивания», постановки в рамки и так далее и тому подобное.

Теперь, поэтому, в общем, соглашаясь с тем, что сегодня пытались делать ребята из группы системо-мыследеятельностного подхода, я иду приблизительно по тому же пути. Это не значит, что у меня та же конструкция или та же самая, так сказать, иерархия отношений среди или между рассматриваемыми онтиками и онтологическими объектами. Но я ищу внутри представлений о деятельности в широком смысле слова набор таких разграничительных линий, при которых одно в широко понимаемой деятельности ограничивает или становится пределом другого. И собственно вот эта вот рамка, которая нарисована на левой плоскости, выступает для меня в качестве критерия или простейшей разграничительной схемы, которая структурирует поле отношений между прорисовываемыми объектами на правой плоскости. В рамках трех прочитанных вам фрагментов я такую процедуру проделал, по крайней мере, дважды, ограничивая одно другим. И в этом смысле, в той мере, в какой мы идем по большому циклу, описанному вчера, мы выхватываем, так сказать, из поля нашей интенциональности онтический объект, смотрим, какое влияние этот онтический объект оказывает на возможные онтологические допущения, а потом проецируем это отношение на конструкцию допустимых объектов мышления. То есть переходим от онтик к онтологии, а потом от них к объектам мышления. Я эту процедуру проделал дважды, а в третий раз наметил, указал направление, но не сделал, потому что это должно быть сделано в следующем параграфе.

Честно говоря, Стёпа, я уже больше – ну, так сказать, большей детализации – сделать практически не могу. То есть понятно, что когда я буду писать рефлексивные заметки по поводу этой ситуации и ваших вопросов, я какие-то дополнительные моменты себе помечу. Но честно хочу тебе сказать, что свои подобные дневниковые записи – даже я их потом, через некоторое время, не могу прочитать. Я вот читаю некоторые свои заметки с игр – и думаю: надо же, как я отупел за эти тридцать лет! Потому что я тогда что-то понимал и что-то схватывал – какие-то, так сказать, нюансы вот этих техник мышления, – и писал даже про это, но, не превратив это в более артикулированные методические заметки, через определенное время просто потерял нюх и навык, так сказать, этой различительности. В качестве упражнения можно, например, читать заметки Георгия Петровича (они иногда публикуются в разных книжках) или, например, заметки Гуссерля, издаваемые в его сорокатомной «гуссерлиане». Читаешь – и к концу страницы у тебя волосы на всех местах становятся дыбом.

Да?

Степанов В.Ф. Скажите, пожалуйста, Петр Георгиевич, а какой «воздух» надо предусмотреть в схеме онтологизации мыследеятельности?

Щедровицкий П.Г. Хороший вопрос. Этот вопрос несколько раз формулировался у нас на различных обсуждениях. Я, в частности, формулировал этот вопрос два или три года тому назад во время своих докладов в фонде Георгия Петровича в метафорической форме, когда я спрашивал: на чем нарисована схема мыследеятельности? В каком контексте она существует? Организованностью какого более широкого целого она может рассматриваться?

Степанов В.Ф. Объектов мыследеятельности или пространства мыследеятельности. Нет?

Щедровицкий П.Г. Ну, неважно. Слово «пространство» - это у Вас…

Степанов В.Ф. Объектов пространства.

Щедровицкий П.Г. …знак сокращения. Поэтому – пожалуйста, если Вам удобно отвечать на этот вопрос в пространственной метафоре, то я не против. В каком пространстве «плавает» мыследеятельность? Где она существует, что это за мир? Как он называется? Вот Георгий Петрович на этот вопрос в свое время отвечал в очень грубой форме. Он говорил: «Мыследеятельность существует только в игре в качестве искусственно выращиваемой структуры».

Степанов В.Ф. Где есть и свобода, и организованность.

Щедровицкий П.Г. После этого он добавлял: «Но не во всякой, а только когда повезет».

Степанов В.Ф. А что значит «повезет»?

Щедровицкий П.Г. Правильно. Вот именно.

Степанов В.Ф. Спасибо.

Щедровицкий П.Г. Поэтому этот вопрос о пространстве существования мыследеятельности, а значит, косвенно – и о пространстве, которое должно быть минимальным (так сказать, минимальной целостностью для анализа и схематизации), стоит перед группой. Он стоял в прошлый раз на игре; было несколько версий ответа на этот вопрос, и собственно к последнему дню предыдущей игры мы подошли вплотную и остановились перед заданием по крайней мере двух различных ответов на этот вопрос. Будем надеяться, что организаторам удастся как минимум «раскочегарить» коммуникацию на этой игре, чтобы к четвертому или пятому дню дотянуться до уровня понимания тех развилок выбора, которые существуют в ответе на этот вопрос. Может и не получиться. Коммуникация может схлопнуться, умереть, угаснуть. Люди могут устать и не вытянуть даже тот уровень проблематизации и, так сказать, представления, выкладывания этой темы, который был достигнут почти тем же самым коллективом год тому назад.

У Сергея Градировского даже было такое эмоциональное основание. Он мне каждый раз рассказывает, что дня не хватает. Вот «тебя не было» и вот «дня не хватает». «Вот если бы ты был всё время и если бы еще один денечек, мы бы вытащили». Но, я как старый, пожилой человек, я…

Реплика. Этому молодому бычку сказал.

Щедровицкий П.Г. Да. Я всегда хихикаю по этому поводу и пытаюсь объяснить, что это не зависит ни от наличия или отсутствия тех или иных конкретных лиц, ни от количества физического времени. Хотя физическое время – важный фактор. Но поскольку физическое время и время мыследеятельности или время коммуникации – это разные времена, то прямого соответствия между выделенным физическим временем и способностью вжать, воплотить время определенного процесса в это физическое время не существует.

Степанов В.Ф. А как?

Щедровицкий П.Г. Ну, коллеги, в последние несколько тысяч лет, как говорят. И наличие тех или иных конкретных действующих лиц, с одной стороны, конечно, является возможным способом интенсификации коммуникации, но я вам хочу сказать, что ровно с такой же вероятностью появление в одном пространстве и времени нескольких сильных лидеров приведет к аннигиляции этого коммуникативного пространства.

Степанов В.Ф. А может, наоборот, к синергизму?

Щедровицкий П.Г. Ну, вот я говорю: вот, может, одно, а может, другое. И главное – это не гарантировано. Синергизма между людьми, претендующими на монологический способ размышления и говорения, я никогда не наблюдал в своей истории.

Степанов В.Ф. Только конкурентность?

Щедровицкий П.Г. В лучшем случае. Поэтому вот, может, прав Градировский, может, неправ. Мой опыт свидетельствует о том, что наличие всех этих факторов является, может являться как положительным, так и отрицательным элементом выстраиваемой ситуации на игре.

Степанов В.Ф. Может быть, им не хватает понятия «другого»?

Щедровицкий П.Г. Им – это кому?

Степанов В.Ф. Вот этим конкурирующим.

Щедровицкий П.Г. Слушайте, меня это вот точно не колышет никак. Я же не тьютор и не коучер, понимаете. Это когда я буду тьютором и коучером, я буду думать, чего такого ему не хватает. То ли ему не хватает представления о «другом», то ли еще чего-то.

Стёпа, я ответил на твой вопрос?

Реплика. Вряд ли.

Галушкин С. Я соразмерность сшить не могу, понимаешь?

Щедровицкий П.Г. Кого с кем?

Галушкин С. Материала, который ты положил на эти доски. Ну, для того, чтобы ты понял, чего я не понимаю, мне нужно выйти и рассказать, положив свою ситуацию.

Щедровицкий П.Г. Нет, ну подожди. Я же и предлагаю вам всем это в каком-то масштабе произвести. Не обязательно это делать публично. Более того, я могу сказать, что у меня до сих пор есть угрызения совести касательно статуса этого действия, поскольку оно довольно артикулированное, довольно развернутое, в принципе занимает много пространства и времени, оно суггестивно; но при этом мало продвигает вперед игру. Оно меня, конечно, продвигает, но не тогда, когда я это говорю, а тогда, когда я это писал. В этот момент эта ситуация меня, вызов этот от ситуации – он меня продвигал. Но поскольку я это уже написал, мне это уже неинтересно. И уж точно я не получаю никакой сатисфакции от того, что я с выражением зачитываю вслух этот текст перед вами в десять часов вечера.

Да?

Галушкин С. А скажи, пожалуйста, вот слово «мир» там для тебя принципиально?

Щедровицкий П.Г. Да.

Галушкин С. Можешь чуть-чуть пояснить? Потому что ты как бы предложил схему, да?

Щедровицкий П.Г. Какую?

Галушкин С. В этой реконструкции теоретической.

Щедровицкий П.Г. Какую схему я предложил? Ты можешь схематизировать схему?

Галушкин С. Социального действия. Ну, ты приводишь ряд цитат про одну схему. Потом вот третий или четвертый параграф – социальная реальность: более сложный вариант, где эта монада уже начинает использоваться.

Щедровицкий П.Г. Ну, смотри. Он…

Галушкин С. Всё время схематический язык.

Щедровицкий П.Г. Ну, подожди. Ну да. Я даже сейчас готов согласиться с такой достаточно кондовой версией. Да. При этом только важно другое; почему я и сказал, что я два раза запределил, и почему я сказал, что я, в общем, положил всё необходимое для обсуждения социального мира. Потому что эта базовая гипотеза (я уж не знаю, кем она высказана; слова Гуссерля, музыка народная, да?) о жизненном мире – она в определенном плане запределивает акт деятельности через смысл, оставляя возможность этому простейшему социальному онтологическому или онтическому полаганию развиваться вверх сколь угодно сложно.

Реплика. За счет смысла.

Щедровицкий. За счет смысла и его форм организации. То есть смысл остается своеобразным вертикальным шампуром, который позволяет объяснять через это сколь угодно сложные формы, но при этом задана очень простая: в которой то, что мы называем социальным миром, дано в онтическом плане.

Коллеги, предлагаю завершить.