Geum.ru

Андреевское братство

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   35
Глава 17


Утром по палубе шелестел обложной дождь, под который я провалялся в койке до полудня, добирая за все предыдущие беспокойные ночи. Стесняясь своего непрезентабельного вида, я мрачно пил за поздним завтраком кофе и много минеральной воды.

Новиков съехал на берег, и, когда его вельбот скрылся за дождевой сеткой, мы с Ириной остались вдвоем, если не считать того самого пса с необычной кличкой Парадокс.

Одета она была сегодня очень просто, и лицо без всякого макияжа, отчего и говорить с ней выходило легко, и никакой неловкости от вчерашней откровенности я не испытывал.

Пока она листала толстую кулинарную книгу, выбирая, чем бы этаким удивить Андрея за обедом, я как бы между прочим вспомнил о своем якобы сне.

– Интересный сон, – губы ее сложились в мягкую улыбку. – Во всяком случае, он не так уж далек от истины. Андрей обожает ввязываться во всякие авантюры. И не всегда угадаешь, во благо или на беду…

– А кто же он все-таки? – решился я на вопрос, пусть и бестактный в моем положении, но настолько же и естественный.

– Знаете, Игорь, это слишком сложно. Достаточно вам того, как он сам себя называет – «землепроходец и мореход». Появилась у него такая возможность некоторое время назад. А вообще он профессиональный психолог, а еще когда-то был вашим коллегой. Если все у вас сложится благополучно, может, и вернемся к этой истории. Как вы считаете, такой вот примерно вариант обеда вас устроит?

Обнаглев от ее благожелательности, я не удержался.

– Вы знаете о действии, которое производите на мужчин? – и я пояснил, что имею в виду.

Она вздохнула.

– Далеко не на всех, Игорь, далеко не на всех… Вам бы с Андреем поговорить. Впрочем, лучше не стоит. Обещаете? Так вот, он довольно давно придумал теорию насчет людей разных генетических серий. Об этом спросить его можете. Эта теория вам кое-что разъяснит. Возможно, какая-то часть наших с вами генотипов совпадает. Вот и вы мне кажетесь довольно подходящим, заслуживающим внимания и дружбы человеком. А кто-то вас терпеть не может. Пожалуй, тем же людям и я не понравлюсь. Так что никакой особой загадки во мне не ищите. А вот с Аллой вам явно не хватает синтонности. Однако, пока она не с вами, говорить так… нехорошо. Согласны? Вот когда вернется… Думаю, вы не откажетесь побыть нашими гостями… Какое-то время. Если вы не против, постараемся вместе во всем разобраться…

– Вашими бы устами… То есть, когда Аллу выручим, с удовольствием…

– Обязательно все получится. Если Андрей за ваше дело взялся… Ему и не такое удавалось.

Теперь уже я почувствовал в ее словах затаенную печаль. Невероятно, но мне показалось, что она (ОНА!) терзается чем-то вроде неразделенной любви. Или, в мягком варианте – неполным взаимопониманием. Абсурд, конечно, но тем не менее.


…За ужином, который можно было считать и поздним обедом, в ходе долгого и извилистого разговора я, когда пришлось к слову, спросил:

– А вот как ты, Андрей, считаешь – если существует много религий, соответственно, много и богов, то ведь и демоны всякие, дьяволы, нечистая сила тоже должны быть разными, в каждой системе свои. Так или нет?

– Интересно. Я об этом как-то не задумывался. Но предполагаю, что так. Если принять как данность, что боги действительно разные, а не преломления в людском сознании одного и того же объекта…

– А я не согласна, – включилась Ирина. – Боги непременно разные у различных народов, иначе что же получается? Когда, скажем, религиозные войны… Бог, один на всех, всемогущий и всеблагой, нарочно поделил своих детей на разные партии, заставляет их убивать друг друга, во славу свою, а сам наслаждается? Внутренне разделился на ипостаси и гордится, если сторонники его, как Аллаха, перебьют больше сторонников его ж, но как Христа?

– Это если он их считает своими детьми… Но сказано ведь – «раб Божий». А рабов назначить гладиаторами и заставить сражаться – милое дело.

– А не кощунствуем ли мы таким образом? – поинтересовался я.

– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Я атеист. Ты, видимо, тоже… Вот если б мы верующих таким образом смущали…

– Да, я скорее всего тоже атеист. Хотя знакомый игумен давно и старательно пытается меня обратить. Только мы не туда заехали. Я интересовался демонами. Вселенная, допустим, или, как говорят отцы церкви, «тварный мир», разделена на сферы влияния. Разные боги чужую паству не замечают? А демоны тоже? Может мне какую-нибудь пакость джинн или ифрит сделать, или я исключительно в юрисдикции русских чертей, кикимор и леших?

Ирина тихо засмеялась.

– Неверно ты вопрос ставишь, Игорь. Признав себя атеистом, ты попадаешь в еще более сложную ситуацию. В лучшем, идеальном, варианте ты не входишь ни в чью сферу интересов, экстерриториален как бы, но в худшем – принадлежишь всем сразу. И любая пакость может сделать с тобой что хочет, ибо нет у тебя покровителей. То есть из дипломата, который пользуется правом иммунитета в чужой стране, ты превращаешься в бродягу без подданства и вне закона…

Здорово она объяснила, а главное – обнадежила. Умная женщина, ничего не скажешь. Не менее умная, чем красивая.

– В общем, мы опять уперлись в ту же проблему. Исходную. Бытия Божьего. Либо Бог есть, он объективная реальность, и мы его подданные независимо от волеизъявления, либо его таки нет…

– И все позволено?

– Увы… А вообще так скажу. Хоть мы и атеисты, кое-что я почитывал и знаю, что «не поминай всуе…». Вот давай этому совету и последуем. Я старый теперь уже мореход, и помню – за каждой инструкцией не только опыт, но и кровь. Веришь – не веришь – лучше не нарушай…


…Андрей снял на свое имя пентхаус – виллу на крыше небоскреба. Конечно, по-настоящему какая там вилла – довольно средненькое бунгало из трех комнат с чахлым садиком вокруг. Уважающий себя миллионер и смотреть бы на него не стал. Но зато не слишком дорого и с любого места хорошо виден «Призрак» у выхода из пролива.

В сумерках Новиков привез меня туда и, прикрывая от портье и возможных агентов полиции большим, никак не желающим закрываться зонтом, провел к лифту.

Хотя в огромном, почти на всю высоту здания, полном людей холле на нас и так никто не обратил внимания.

На прощание он снова меня удивил. Такое впечатление, что колебался Андрей до последнего и, уже допив последнюю чашечку лично им сваренного кофе, вдруг сказал:

– План-то у нас хороший. Как у товарища Жукова… Однако черт его знает. Дам я тебе, пожалуй, одну штуку. Глядишь, и пригодится…

И протянул черный кожаный футляр.

В нем лежал черный же массивный браслет, похожий на старинные часы.

– Что это?

– Там, внутри футляра, инструкция. Когда я уйду, прочитаешь и поймешь. Категорически настаиваю – надень и до следующей нашей встречи не снимай ни при каких условиях. Это тебе как летчику парашют. Ко всему прочему, по этой штуке я тебя найду в любом месте и в любой момент. А от греха – дай, пожалуйста, руку…

Он сам защелкнул пружину. Я, вспомнив гравинаручник, непроизвольно дернулся. Андрей посмотрел удивленно, наверное, подумал, что прихватил кожу.

– Теперь и захочешь – не снимешь. Если угодно – гарантия моих капиталовложений. Средство для ненадежных должников. Чтобы не думал, будто я такой уж альтруист… – он ободряюще подмигнул, поднес два пальца к правой брови и задвинул за собой диафрагму индивидуального лифта.

Размышляя, что бы все происшедшее значило, я дождался, пока вспыхнет огонек, что лифт вернулся обратно, и открыл футляр.

Инструкция была отпечатана на желтоватой, похожей на слоновую кость пластинке, прикрепленной к внутренней стороне крышки.

«Гомеостат портативный, полууниверсальный. Предназначается для поддержания и стимулирования приспособительных реакций организма, направленных на устранение и максимальное ограничение действия различных факторов, нарушающих относительное постоянство внутренней среды организма. Максимально эффективен при постоянном ношении, может также использоваться кратковременно для диагностических и лечебных целей. Включается автоматически при замыкании браслета на левом или правом запястье пациента. При соответствии внутренней среды организма генетической норме цвет экрана зеленый. Желтый сектор указывает на степень нарушения внутренней среды. Сплошная желтая засветка экрана свидетельствует о степени нарушения, несовместимой с жизнью. Во всех остальных случаях гомеостат обеспечивает полное восстановление нормы в период от 4 до 6 часов в зависимости от тяжести нарушений. При постоянном ношении гомеостат гарантирует 100-процентную регенерацию тканей организма в случае механических, термических и химических повреждений (если таковые не вызовут одновременного полного разрушения организма вместе с гомеостатом), исключает воздействие на организм любого вида инфекций, токсинов, органических и неорганических ядов, алкалоидов, ионизирующего излучения и т. д. Запрещается: вскрывать гомеостат, подвергать воздействию магнитного поля напряженностью свыше 1 млн. гаусс, нагреву свыше 2000° К. Срок действия гомеостата не ограничен. Питание встроенное, в подзарядке не нуждается».

Прочитав, я ощутил некоторое недоумение. Может ли это быть правдой? Ни о чем подобном мне слышать не приходилось, готов поручиться. Даже у десантников таких приборов нет, а следовательно, и ни у кого другого быть не может. Тем более фирма-изготовитель не указана. Если лабораторный образец – неуместен стиль инструкции. Но, с другой стороны, и насчет оживающих покойников и нестандартных случаев применения хроноквантового двигателя я тоже до последнего времени не подозревал.

И только потом мне пришло в голову, что это ведь в принципе одно и то же. Данный прибор, он тоже подходит к проблеме «фактора Т» и практического бессмертия, только с другой стороны…

Значит, Андрей – или те, кого он представляет, – занимались аналогичной с Аллой проблемой, но решили ее куда раньше и эффективнее?

Я бы даже сказал – изящнее.

«…За исключением одномоментного полного разрушения организма вместе с гомеостатом…»

Зеленое поле занимало практически весь экран, желтый сектор был совсем узкий. Ну, о том, что здоровье мое в полном порядке, я знал и так. Последний медконтроль проходил перед посадкой, и в случае любого недомогания меня бы просто не выпустили из корабля на Землю.

Осталось получить экспериментальное подтверждение. Будучи человеком решительным, я взял вилку и резко чиркнул острыми зубцами по левому предплечью, чуть выше браслета. Из глубокой царапины выступила кровь.

Примерно через полчаса кожа в том месте была гладкой, как и раньше. Ни малейших следов…


…Последний разговор с Паниным получился коротким. Я посочувствовал Майклу, наверное, имевшему неприятность за вчерашний конфуз, и передал адресованную ему оценку сыщиков. Насчет кретина. Чем заодно ненавязчиво подчеркнул свои возможности.

Местом встречи назвал отель, якобы наугад выбранный из справочника.

– Ну вот, хотя бы «Уэстберри»… – на самом деле это четырехзвездочное заведение занимало три нижних этажа моего небоскреба. – Пусть ваш представитель обратится к портье, там будет пакет… На чье имя?

– Да не все ли равно, можно и на мое… – Панин был сегодня тих и сговорчив, на него произвело впечатление все случившееся.

– О'кей. В письме я изложу, что и как делать дальше. Главное условие, сам понимаешь, чтобы привезли Аллу. Доставили ее туда, где я буду ждать. И обменяемся. В людном месте и под прикрытием моих друзей… А в качестве компенсации меня устроит миллион… Естественно – долларов. В виде туристской карточки на предъявителя.

Я был уверен, что при таком варианте они мне ничего не успеют сделать. Получив Аллу, я тут же поднимусь в пентхаус, заблокирую лифт, позвоню Андрею, и он снимет меня с крыши на заранее заказанном вертолете… Должно получиться.

– Но тогда уже от тебя потребуются гарантии, – сказал, подумав, Панин. – Вдруг ты подсунешь пустышку?

Тут он угадал, так я и собирался сделать.

– Ну, парень… Взаимно. Мы же деловые люди. И подлинники у вас. Есть в них некоторые хитрости, но то уже повод для отдельного разговора… Гарантией они в любом случае служить могут.

В итоге мои условия были приняты.


…На самом же деле все вышло далеко не так.

Встретились. Стороны представляли два вполне приличных джентльмена, ничего общего с предыдущими ребятами. Скорее адвокаты, чем громилы. Поговорили. Будто невзначай я коснулся нагрудного кармана, где лежал только что купленный кристалл с полной записью вагнеровского «Кольца Нибелунгов». По-моему, необходимая каждому приличному меломану вещь. Тем более в исполнении «Берлинер-штадт оперы». Чуть ли не под руководством автора…

Мы сидели в креслах в холле третьего этажа под густыми филодендронами. Вдали по коридору бой катил столик с напитками, в дверях номеров появлялись и исчезали постояльцы. На втором этаже у дверей конференц-зала толпились участники съезда офтальмологов, еще ниже, в главном вестибюле, тоже было многолюдно. Часто проезжали по стеклянным трубам светящиеся изнутри фиолетовые кабинки лифтов. Нормальная, деловая обстановка.

– Одним словом – все в порядке, господа. Ведите мою даму, готовьте чек, и расстанемся к взаимному удовольствию…

– Разумеется, сэр…

Я полностью расслабился, уверенный, что выиграл. И как-то не заметил, что в перспективе сходящихся к холлу коридоров вдруг стало пусто. И лифты отчего-то прекратили свое бесконечное скольжение вверх и вниз.

Один из парламентеров поднес к губам микрофон, будто собираясь доложить своим о завершении переговоров, а второй так же спокойно выстрелил мне в бок из искровика.

Прожег грудь насквозь, слева-вверх-направо. Сознание я потерял сразу. Но минуты через две-три очнулся.

Они споро отволокли меня в эркер, за огромную фарфоровую бочку с тропическим растением. Гибкие мохнатые ветви до самого пола.

Обшарили карманы, выхватили кристалл, ничем больше не заинтересовавшись, а «штейер» просто не заметили сзади под ремнем.

Все это я видел и осознавал, как сквозь липкий туман. Мой труп пристроили так, что найти его можно было только случайно или не раньше большой утренней уборки.

Не помню, сколько я там пролежал. Наверное, около часа. Когда немного полегчало и появилась способность двигаться, кое-как добрался до лифта. Со стороны, если кто видел, я производил впечатление мертвецки (прошу прощения за каламбур) пьяного.

С трудом вспомнил код, открывающий выход на крышу, выпал из кабинки и вновь отключился.

При следующем просветлении осознал себя на диване. Волнами накатывалась тошнота, нестерпимо пекло в легких, каждый вдох приходилось делать в несколько приемов. Но голова была ясная. Достаточно ясная для того, чтобы понять: спас меня только браслет. Припомнив анатомию, я определил, что разряд прошел через оба легких и сердце. Рана как у Лермонтова. С той только разницей, что я все-таки остался жив.

Поднес к глазам браслет. Экран желтый больше чем на две трети. За окнами смеркалось. Или в глазах все еще темно? Но, судя по тому, что гласит инструкция, к полуночи буду как новый. Еще полежу часик и попробую связаться с Новиковым.

А как же теперь Алла? Стало страшно и обидно за нее до слез. В буквальном смысле…

Дверь скрипнула, и в комнате появился Артур!

Прибыл по мою душу, будто ангел смерти?


…Он сильно изменился с момента нашей последней встречи. Или лучше сказать – прощания на берегу.

Отличался от себя прежнего не только одеждой – сейчас он был одет вполне прилично, – но и всем обликом. Словно наконец сумел приспособиться к своей потусторонней внешности. Без специального заинтересованного внимания и не заметить того ощущения абсолютной чуждости нашему миру, что исходило от него раньше и так поразило меня еще на станции эмбуса.

А из-за спины его вышла и присела в уголке Вера, тихая, скромная, в темном кожаном костюме, совсем не похожая на посетившую меня в Москве обнаженную по пояс рыжеволосую фурию.

Едва не поставившая точку в моей короткой, но бурной жизни.

Стараясь не выдать себя резким движением, я начал приподнимать лежавший рядом с подушкой пистолет, снаряженный в предвкушении этой долгожданной встречи тяжелым, не успевшим еще потускнеть серебром.

Лишь бы хватило сил в вялых пальцах выжать тугой спуск…

– Не нужно стрелять, зачем это? Знал бы ты, как больно, когда пуля ударяет. Тем более что для меня это все равно почти безвредно. Сравни укол шилом в сердце или палкой по спине… – услышал я его тихий голос.

Он сел в кресло напротив меня. Вид у него сейчас был совсем не пугающий, скорее устало-печальный.

– Опять ты не захотел умирать? А зря… Я ждал тебя. Ты разве не почувствовал?

Я уронил пистолет на диван, но рукоятку из пальцев не выпустил. Мало ли что он сейчас такой безобидный…

– Разве ты ничего не почувствовал? – настойчиво повторил Артур. – Ты ведь умер уже, я тебя видел…

– С чего ты взял? Как я мог умереть, я только слегка отключился. И сам добрался сюда, и говорю с тобой… Обошелся даже без реанимации…

– Этого я теперь тоже не понимаю. Я знал, что ты вот-вот придешь, уже с утра я знал это точно. Так и получилось. Я ощутил миг твоей смерти, я успел увидеть, как разорвалась завеса, мелькнула тень… И все кончилось. Знаешь, так бывает, когда утопающий последний раз почти выпрыгивает из воды, пытается уцепиться хоть за воздух и тут же проваливается в глубину. Только круги по воде…

А он, оказывается, еще и поэт. Владеет даром образной речи. Я тоже представил себя, прорвавшего некую неведомую завесу, очевидно, между тем и этим миром, но сумевшего ускользнуть обратно. Вот, правда, аналогия должна быть противоположная. Не тонущий человек, а вытащенная на берег рыба. Еще чуть-чуть, и все. А она подпрыгнула – и обратно в родную стихию…

– Ну и что? Ты пришел исправить ошибку? Помочь мне «выплыть»?

– Да что уж теперь… Я и так сделал, что мог. Думал, будет достаточно. А нет так нет. Я сильно изменился, как ты правильно заметил, обвыкся в своем старом теле, вспомнил, как полагается вести себя человеку. А тогда…

Считая, видимо, нужным объяснить свое давешнее поведение, Артур стал излагать мне все с самого начала…

Как, зацепившись за коралловую ветвь, сорвал с лица маску, как задыхался, пытаясь выбраться из грота, что при этом чувствовал. Детально описал стадии собственной агонии. Самые натуралистические подробности доводил до моего сведения спокойно, даже равнодушно, как мог бы говорить о своей работе старый прозектор.

У Толстого в «Иване Ильиче», например, процесс умирания описан не в пример трогательнее.

На Веру смотреть было значительно интереснее. Не знаю, какое впечатление она производила в своей предыдущей жизни, а сейчас казалась девушкой, начисто лишенной темперамента. Хорошо воспитанной. Ее пригласили в незнакомый дом и не уделяют особого внимания, вот она и сидит, где посадили, осторожно посматривает по сторонам и ждет, когда и к ней наконец обратятся.

Но судя по твердой линии рта, высоким скулам и сведенным к переносице бровям, в случае чего на решительные и неожиданные поступки она вполне способна. В чем лично я успел убедиться.

Счет у нас с ней в попытках убить друг друга – один-один, и взаимных претензий в будущем вроде бы быть не должно.

Артур же перешел к тому, что случилось после его безвременной кончины.

– Время перестало существовать. Я как бы растворился в океане совершенно, каждая моя молекула смешалась с тысячами молекул воды. Небытие самое полное и, возможно, бесконечное. Ничего подобного тому, что мы получали в эксперименте от пациентов. Никаких тоннелей со светом в конце, картинок прошлой жизни, взгляда извне на свое тело… Зато я «вскоре» ощутил, как вновь мое естество консолидируется, рассеянные частицы группируются вместе. Весьма своеобразное, ни на что не похожее, по-особому приятное чувство. Только что тебя не было, и вдруг ты заново рождаешься как личность. Снова все вспоминаешь, осознаешь, как мир вокруг тоже возникает, словно впервые… Слияние с мировым разумом в момент Большого взрыва… Понимаешь, о чем я говорю?

– Чего ж не понять, учили кое-чему и нас…

– Этот возникший мир был прекрасен. Как первое осознанное воспоминание детства. Раньше было просто серым туманом с обрывками слов, тенями вместо людей и предметов, а тут, неизвестно откуда, – летнее утро, немыслимое синее небо над головой с ослепительным утренним солнцем, трава в росе, огромная пестрая бабочка подрагивает крыльями… И внутри всего – ты, именно ты, со своими собственными мыслями, восторгом, счастьем, ощущением бессмертия, и главное – ты ведь, вспоминая того, впервые увидевшего большой мир младенца, осознаешь свою с ним идентичность, знаешь все, что вместилось в вашу с ним общую жизнь…

Вот и я, оформившись в том неизъяснимом мире, был переполнен счастьем настолько, что не хотел вспоминать, откуда я, где нахожусь на самом деле. Знал это, но оно как бы не имело никакого значения. Нет, пожалуй, я не сумел передать… Счастье было такое, как после долгого перехода через пустыню, после сводящей с ума жажды дойти до источника и пить не отрываясь и благословлять пустыню и жажду, потому что без них ты никогда не испытал бы неземного блаженства – пить холодную воду сколько хочешь…

Гораздо позже – это я для тебя говорю «позже», – на самом деле там нет времени в вашем смысле, память о земном существовании все же восстановилась, и я вдобавок узнал, кто я теперь и в чем смысл всего происшедшего…

Смерть, жизнь – ничего не значащие слова. Какое дело бабочке до смерти куколки? Я успел понять и почувствовать, что потребуются сотни тысяч слов, чтобы хоть приблизительно рассказать об этом. И столько же новых слов и понятий придумать… Я уже говорил об отчетах пациентов, якобы переживших клиническую смерть. Не верь, все такая же чепуха, как монография евнуха об ощущениях султана, пережитых им с каждой из своих наложниц…

И тут он точен в выборе аналогий, подумал я, именно эта сфера жизни наименее выразима словами, особенно для того, кто всю жизнь был всего лишь евнухом…

– Я приготовился войти в новый мир – давай для удобства назовем его «раем», – как астронавт готовится перешагнуть порог открытого шлюза. Пока что я видел и знал лишь то, что успел увидеть глазами, но самое интересное еще впереди – невообразимые впечатления… Дальше домысливай сам. Ты летал к звездам, ты знаешь… Только представь еще, что твой корабль способен в доли секунды доставить тебя на любую из видимых в небе звезд, и в твоем распоряжении вечность, но эта планета – первая… Ты жаждешь встречи с ней, как первой близости с девушкой, в которую так долго был безнадежно влюблен, и вдруг она сказала: «Да!»

Такое впечатление, что Артур очень долго ждал возможности высказать кому-нибудь то, что говорил мне сейчас. Раскрывает истерзанную душу. Или, вдруг подумал я, убеждает, словно не лишенный артистизма вербовщик-профессионал, наняться на каравеллу Магеллана…

– Но… Но тут меня вдруг стало всасывать обратно… Как течением в ту самую подводную пещеру… Или как в гигантскую мясорубку. Через те же самые чувства и страхи, что я пережил, умирая…

Нет ничего омерзительнее и безнадежнее, чем обратная дорога через смерть. С чем можно еще сравнить? Ты немыслимо долго лежал в жуткой палате, истерзанный и израненный, однажды проснулся здоровым, поверил в исцеление, вышел в цветущий весенний сад с поющими птицами и плещущимися в пруду прелестными девушками, успел погрузиться в прозрачную чистую воду, увидел совсем рядом капельки воды на смуглом обнаженном теле… И вдруг очнулся в той же палате, закованный в гипс, брошенный в стократ тягчайшую боль, неподвижность, зловоние…

«Ты сентиментальные романы для женщин не писал часом?» – хотел я спросить Артура, но спросил другое:

– Неужели так плохо в нашем мире? А я до сих пор считал, что воскреснуть – великое благо. Раз мы так с тобой вдруг разговорились, я тоже скажу… Действительно видел я красивые места. Там, у далеких звезд… Гавайский пляж рядом с теми морями и пляжами – как берег протухшего болота… Но все равно тянуло домой. Не понимаешь?

– Это ты не понимаешь. И зря я стал сейчас об этом говорить. Я только не хочу, чтобы ты считал меня монстром и убийцей, взбесившимся трупом… Воскреснув в камере витализатора, я мучительно захотел обратно. Людей вокруг воспринимал как жутких и жалких уродов. Не помнил, что они были моими друзьями. И я решил, что взять их с собой в тот мир – великое для них благо. И сделал так. Только Алла успела скрыться… Я стоял среди трупов и вдруг понял, что они-то уже там, а я навеки останусь между… Что в человеческом теле я стал бессмертным… в том смысле, что никаким образом не смогу еще раз по-настоящему умереть… «Фактор Т», как мы его назвали, не вирус смерти, а катализатор для перехода в иную форму бытия… При «воскрешении» его из меня вымыли полностью… Тело и душа утратили способность к эволюции… Да, вот именно… куколке решили не позволить стать бабочкой, хитиновый футлярчик пожалели… Вот и я теперь как Агасфер. Нет, все же куколка, наделенная сознанием и чувствами…

И спасти меня могло только одно – вновь повторить процесс в витализаторе, только с обратным знаком. Но сам я сделать этого не мог. Алла, напуганная, скрылась в лесу. Тогда я воскресил Веру…

– Почему ее?

– Она была мне ближе всех. И профессионально работала на аппаратуре. Но Алла все равно была нужна… Чтобы отправить следом за мной Веру. Пока мы ее искали, она заперлась в бункере… А я уже знал про тебя. Догадывался, что приедешь на остров и все испортишь. К тому времени мы еще немного изменились. Вспомнили, как перемещаться во времени и пространстве. Я видел, как ты прилетел, и решил избавиться от тебя. Для меня в том не было греха и преступления. Предоставить человеку отпуск на неделю раньше… – он усмехнулся. – Но не получилось. Четыре раза подряд. Почему? Не знаю. Не успел узнать или еще не вспомнил. Как не знаю, отчего первые дни умел перемещаться по времени в телесном облике, а теперь не могу. Зато научился кое-чему другому… Какая-то закономерность. Связь между материей и энергией. Раньше легче было управлять материальными процессами, теперь энергетическими…

– И все равно хочешь обратно? По-моему, с твоими способностями на Земле тоже интересно жить…

– Расскажи покрытому пролежнями паралитику, что лежать в прекрасной квартире с телевизором и кондиционером намного приятнее, чем бродить с ружьем по Африке, спать на голой земле и питаться полусырым, зажаренным на углях мясом…

– Ну и что же теперь? Не вижу своей вины. Кто мешал тебе спокойно все обсудить? Думаю, договорились бы. Не в Москве, так потом, на острове…

Он опустил голову. Пока мы беседовали, я все старался понять, испытывает ли он сейчас какие-нибудь человеческие чувства? Или просто более или менее удачно имитирует?

– Не знаю. Видимо, я потерял способность вести себя логично. В вашем понимании. Вернее, еще не восстановил тогда. А может, знал, что ты все равно не поверишь…

И я подумал, что он не так уж далек от истины. Чтобы мы сейчас могли говорить почти нормально, нужно было произойти всему случившемуся и с ним, и со мной. А так, сразу? Даже и на острове при его тогдашней агрессивности… Кто готов поверить незнакомцу на слово, что умереть сейчас же лучше, чем продолжать жить?

Я посмотрел на Веру. Хотелось понять, что кроется за ее пассивностью – согласна ли она с Артуром, успела пережить там то же, что он? Или ее опыт совсем другой, а соответственно, другое и отношение к происшедшему? И увидел, что она находится словно бы в трансе. Голова запрокинута назад, черты лица обмякли и расплылись, действительно как у самой обыкновенной покойницы.

Теперь я мог вообразить, что пережил в старой церкви Хома Брут у гроба панночки. Дело за Вием.

Артур проследил направление моего взгляда.

– Она сейчас не здесь. Она наблюдает за Аллой. После того как убили тебя, могут с ней сделать то же…

– Как? – я не имел в виду способ. Это просто было недоуменное восклицание. Однако Артур понял меня буквально и принялся многословно объяснять механизм взаимодействия с многомерным континуумом. В максимально адаптированной к моему образованию форме.

Так я узнал, что теперь им дано своим, так сказать, астральным телом перемещаться в пространстве, только слишком часто случается это почти непроизвольно. И тело тогда становится таким вот безжизненным и беззащитным. Что, естественно, крайне неудобно. Как при внезапной потере сознания у нормального человека. И если с телом что-то произойдет, приходится тратить массу сил на регенерацию, устранение всех последствий. В конце концов просто морально тяжело.

Да уж… Вернулся в тело, а оно уже в морге. Или на столе у патологоанатомов. Вот и думай, куда сбежать, унося под мышкой детали своего полуразобранного организма, как потом восстановиться, раздобыть одежду…

Мне стало донельзя муторно.

– Тело вообще ужасно обременяет, – продолжал Артур. – Нужно заботиться о нем, как о старом автомобиле, а бросить совсем невозможно… По крайней мере – пока. Вот и приходится большую часть времени проводить в достаточно укромных местах, чтобы с телом ничего не случилось. Хорошо еще, что мы с Верой приспособились жить асинхронно. Пока один здесь, он следит за физической оболочкой другого. Я все время чувствую, что могу и должен управлять этими процессами, что я это знаю, только никак не вспомню… Эта проклятая полужизнь! Словно глина в голове, жидкая такая… Мысли вязнут, как ноги в болоте…

– И что тогда, если вспомнишь? Научишься точно и произвольно перемещаться? Вернешься в прошлое и не дашь мне, к примеру, выскочить из вагона?

– Зачем же? Я думал об этом. Правильнее всего будет вернуться чуть раньше и не дать себе утонуть. Мне чудится, что когда я уже захлебнулся, я видел мелькнувшую рядом тень… Вдруг это как раз я и был?

– Здорово. Но ведь не спас же… А если бы? Что тогда произойдет со мной, со всеми нами?

– Думаю, ничего особенного. Все вернется в ту же точку…

– А ты? Вот этот ты? Сольешься с прототипом? Трудно представить. А я вновь окажусь на борту «Рюрика»? Буду подлетать к Земле и ждать встречи с Аллой? То есть я нынешний фактически умру?

– Почему же умрешь? Допусти, что ничего как бы не было, ты живешь еще там, в прошлом… И все станет на место.

– Нет, Артур, не надо… Я вот он, здесь. Я живу сейчас. У меня есть память о прожитых днях. И какая принципиальная разница – вернешь ты меня в ту же точку или просто стукнешь вот этой хрустальной вазой по голове?

Что мне от того, что две недели назад я существовал? И сейчас я – тот, там и существую… Но для моей нынешней физической ипостаси смерть будет самая что ни на есть настоящая…

Мы с ним повертели сей казус, как средневековые схоласты, рассмотрели и с той стороны и с этой. Доводы его теоретически выглядели неуязвимо. Только вот я, когда дело доходит до шкурных интересов, становлюсь ужасным догматиком и напрочь отметаю пусть и разумные, но грозящие моему благополучию аргументы. В самом деле, смерть – это грубая и очень наглядная реальность, гарантии же воскрешения сомнительны, тем более что даже претензий по неисполненному контракту я не смогу предъявить…

Прекратил дискуссию сам Артур.

– Мало того, что ждать, когда ко мне придет полная власть над собой, можно бесконечно долго. Нечто подсказывает, будто закономерности происходящего вообще вне любой, самой сильной воли…

– Предопределение, рок?

– Если угодно. Или законы настолько высоких порядков… Процесс идет самостоятельно. Я вот, кажется, наверняка знал, что ты умрешь сегодня, и сделал все необходимое, а ты жив…

– То есть как? Что сделал?

– Пожалуйста. Это я вывел на тебя тех людей. И постарался им внушить, что тебя обязательно надо уничтожить…

– Ничего себе… Ну а предположим, им бы удалось… Тебе-то что? Теперь…

– Я не был уверен, что ты сумеешь или захочешь собрать установку и девитализировать нас. Они бы справились лучше, в промышленных масштабах…

«Спасибо тебе, Андрей», – мысленно вознес я хвалу своему спасителю.

– А теперь передумал, да? – я опять стиснул рукоятку пистолета. Сил у меня уже было достаточно, чтобы выстрелить. Он пропустил мой вопрос мимо ушей.

– И еще я чувствовал, что, когда ты умрешь, ты поможешь мне. Перейдя в высший мир, осознаешь свое новое предназначение, свой долг передо мной, сделаешь что-то, что освободит меня от бремени ненужной псевдожизни…

– Неужели? Я стал бы твоим ангелом-хранителем, что ли?

– Ирония тут ни при чем. Я так чувствовал. Если обитатели высшего мира помогают тем, кто от них зависит на Земле, они ускоряют свой путь к совершенству…

– Вот даже как? – я наконец разозлился и нанес ему неотразимый удар. – Что ж не помогли тебе твои друзья? С кем ты работал, кто действительно в долгу перед тобой? Или они считают, что ты перед ними виноват больше, и потому предоставили тебя мукам ада? А что, неплохое название для твоих терзаний. Если вот это и есть АД? За то, что твоим друзьям не хотелось умирать, за тех девочек в вагоне и за всех остальных… Может, им всем в раю показалось не так уж великолепно, как тебе…

Он растерялся. Долго смотрел на меня пустым взором. Снова как там, в Москве.

– Я… Я не знаю… Я не думал о них. Я весь был замкнут на тебе…

«Если кинется – стреляю… А там посмотрим…»

– Мне кажется, – неуверенно заговорил Артур, – дело в том, что они теперь далеко. За какой-то гранью. И что-то мешает связаться с ними. Контакта нет. Словно у кинозрителя с героями фильма. А тебя я чувствую. Я ждал, что ты умрешь и мы встретимся на переходе. В серой зоне… Я тебе все сказал.

Было и жутко, и жаль его, но не настолько, чтобы отправиться в «серую зону»… Звучит больно плохо…

– Не горюй, Артур, – решил я его подбодрить. – Кажется, мы сможем договориться. Если восстановим витализатор и открутим все назад, тебе обязательно полегчает. Но сначала нужно выручить Аллу. Без нее ничего не выйдет… И если ее убьют…

– Не убьют. Я же сказал. Когда будет нужно, Вера успеет вмешаться.

– Но как? Телесно она ведь здесь…

– Есть способ переместиться. И я помогу. Алла сейчас заперта в очень защищенном бункере. Обыкновенным людям туда не прорваться. А Вера войдет. И если возникнет угроза для жизни Аллы – примет меры…

– Но ведь наружу она вывести ее все равно не сможет?

– Я все тебе объясню. Я уже придумал. Но – завтра. Сейчас тебе лучше отдохнуть…

– А вы?

– Мы будем здесь. Не бойся, если нужно, защитим и тебя.

– От кого? Я сейчас для всех тоже покойник. Ты не обижайся, но я прошу, чтобы вы ждали в другой комнате… Не люблю спать в чужом присутствии… Да, напоследок, чуть не забыл спросить – как вы все-таки с острова выбрались? По моим расчетам, тайфун прямо по вам ударил…

– Так и было. Мы отставали от тебя примерно на час хода. Я не моряк и заметил приближающийся шквал слишком поздно. Развернулся и стал полным ходом убегать под прикрытие островов. Когда понял, что не успею, задраил дверь рубки и люки. Сам по себе катер непотопляемый, поэтому нам ничего не грозило. Нормальным людям там не выжить, конечно, – задохнулись бы, или о борта насмерть побило…

Унесло нас миль на двести к северу, и такое было впечатление, что весь путь мы проделали в железной бочке, катящейся с горы… А там нас подобрал патрульный гидроплан. Остальное несущественно. Главное, что мы все же нашли…

…Заперев дверь изнутри, я по интеркому вызвал Андрея. Он спросил, с чем меня поздравить.

– Хотя бы с тем, что браслет работает в соответствии с инструкцией.

– Даже так? Напланировали… Впрочем, конечно, поздравляю. И сильно?

– Почти наповал. Но уже в порядке.

– Мне приехать?

– Думаю, не стоит. Сейчас я в безопасности. Хочу поспать после встряски…

– Стоп, а как же Алла?

– Вот завтра все и решится. По-прежнему рассчитываю на гостеприимство.

– Само собой. Но я все же сейчас подскочу. Объяснишь свои действия, а то опять…

– Ей-богу, Андрей, завтра. Часиков в девять. Обещаю, что без тебя отсюда ни ногой. И все изложу в деталях. Тут совсем другая история заворачивается…

– Будь по-твоему. Хозяин – барин. В девять ноль-ноль я у тебя. Сверяй часы, мичман…

– Почему мичман? – удивился я.

– Заслужишь – будешь лейтенант… Адиос, мучачо…

Похоже, что сегодня я значительно упал в глазах Новикова. Он относится к особому типу людей, для которых ошибка хуже преступления.