Энциклопедия философских наук
Вид материала | Документы |
- Энциклопедия философских наук. Т наука логики. 1817, 5056.94kb.
- Учебно-методический комплекс по дисциплине гсэ ф. 05 «Философия» для студентов всех, 591.55kb.
- Члеи-корреспондент ан усср в. //. Шинкарук (председатель) доктор философских наук, 5551.52kb.
- Учебное пособие для высших учебных заведений, 3487.39kb.
- Член-корреспондент ан усср в. И. Шинкарук (председатель) Доктор философских наук, 6039.28kb.
- Г. В. Осипов (ответственный редактор), академик ран, доктор философских наук, профессор, 10029.55kb.
- Г. В. Осипов (ответственный редактор), академик ран, доктор философских наук, профессор, 10705.92kb.
- Статья подготовлена при поддержке ргнф (грант № -2-03-00077а), 252.17kb.
- Источник: sexology narod ru konigor hypermart net, 3807.87kb.
- Игорь Семенович Кон. Любовь небесного цвета, 4312.68kb.
bb) Жизнь чувства как форма, как состояние обладающего самосознанием, образованного, рассудительного человека есть болезнь, в которой индивидуум становится в неопосредствованное отношение к конкретному содержанию самого себя и своим осмысленным в отношении к себе и к доступной рассудку взаимосвязи мира сознанием владеет как таким состоянием, -которое отлично от
143
этого конкретного содержания, — магнетический сомнамбулизм и родственные ему состояния.
Примечание. В этом энциклопедическом изложении нельзя дать того, что было бы необходимо для доказательства приведенного здесь определения замечательного состояния, вызванного преимущественно животным магнетизмом, именно доказательства того, что это состояние находит себе соответствие в опыте. Для этого прежде всего следовало бы столь многообразные сами по себе и столь отличные друг от друга явления подвести под объемлющие их всеобщие точки зрения. Если фактическое прежде всего могло бы, по-видимому, с одной стороны, нуждаться в оправдании, то, с другой стороны, такое оправдание оказалось бы излишним как раз для тех, ради кого в таком доказательстве только и могла бы быть нужда. Ибо эти люди чрезвычайно облегчают себе рассмотрение этих фактов именно тем, что объявляют рассказы о них — как бы бесконечно многочисленны ни были эти последние, как бы надежно ни были они заверены образованностью, характером и т. п. свидетельствующих о них лиц — просто-напросто заблуждением или обманом и в своем априорном рассудке до такой степени непоколебимы, что подобного рода свидетельства не только не имеют силы для этого рассудка, но и этими людьми отрицается даже все то, что они видели собственными глазами. Чтобы верить в этой области всему тому, что видишь собственными глазами, и еще более для понимания этого,— для этого основным условием является освобождение от власти рассудочных категорий. Попробуем указать здесь главные моменты.
а) К конкретному бытию индивидуума относится совокупность его основных интересов, существенных и частных эмпирических отношений, в которых он находится к другим людям и вообще к миру. Эта тотальность составляет его действительность в том смысле, что она имманентна ему и выше была охарактеризована как его гений. Последний не есть водящий и мыслящий свободный дух; форма чувства, в которую оказывается здесь погруженным индивидуум, есть скорее отказ от его существования в смысле сущей у себя самой духовности. Ближайшим следствием приведенного здесь определения в отношении к содержанию является то, что в сомнамбулизме в сознание входит только круг индивидуально определенного мира, частных интересов и ограниченных
144
отношений. Научные познания или философские понятия и всеобщие истины требуют другой почвы, именно мышления, развившегося из смутного чувства жизни до степени свободного сознания; было бы поэтому неразумно ожидать от сомнамбулического состояния каких-либо откровений об идеях.
b) Человек, обладающий здравым смыслом и рассудком, имеет об этой своей действительности, составляющей конкретное осуществление его индивидуальности, знание, приобретаемое им посредством самосознания и рассудка. В состоянии бодрствования он знает действительность в форме связи себя самого с ее определениями как некоторого отличного от него самого внешнего мира и он знает об этом внешнем мире, как о рационально связанном в себе многообразии. В своих субъективных представлениях и планах он также имеет перед своими глазами эту рациональную связь своего мира и опосредствование своих представлений и целей объектами, которые всесторонне опосредствованы в себе (ср. § 398. — Прим.). При этом мир этот, находящийся вне человека, имеет свои нити в нем так, что то, что человек действительно есть для себя, состоит из них; так что, если эти внешние моменты исчезают, отмирает и сам человек, если только он не является уже в гораздо большей мере в самом себе самостоятельным и от них свободным благодаря религии, субъективному разуму и характеру. В этом случае oн оказывается менее способным к форме того состояния, о котором здесь идет речь. Для выявления этого тождества можно напомнить о том действии, которое смерть любимых родственников, друзей и т. д. может оказывать на остающихся в живых, а именно, что смерть одного влечет за собой смерть или постепенное умирание для другого. (Так Катон32 не мог более жить после гибели Римской республики, его внутренняя действительность не простиралась ни дальше, ни выше ее.) Тоска по родине и т. п.
Y) Поскольку, однако, заполнение сознания, а именно его внешний мир и его отношение к нему, заволакивается как бы пеленой и душа погружается в сон (как это бывает в магнетическом сне, при каталепсии и других болезнях, например, в период полового созревания женщины, при приближении смерти и т. д.), поскольку упомянутая имманентная действительность индивидуума остается той же субстанциальной внутренней тоталь-
145
ностыо, проявляющейся в жизни чувства, обладающей внутренним видением и знанием. И именно потому, что это есть развитое, созревшее, образованное сознание, которое снижается до упомянутого состояния чувства, — оно в своем содержании сохраняет, правда, формальную сторону своего для-себя-бытия, формальное созерцание и знание. Это знание, однако, не развивается до суждения сознания, посредством которого его содержание становится для него внешней объективностью, если это сознание здорово и бодрствует. Таким образом, индивидуум является монадой, в самой себе знающей свою действительность, самосозерцанием гения. Для этого знания характерно поэтому то, что то же самое содержание, которое как рациональная действительность объективно для здорового сознания и для знания которого это сознание как осмысленное нуждается в рассудочном опосредствовании во всем его реальном объеме, — что это содержание, в этой имманентности, непосредственно может им познаваться и созерцаться. Это созерцание есть постольку ясновидение, поскольку знание коренится в нераздельной субстанциальности гения и находится в сущности взаимосвязи. Оно не связано поэтому с рядами посредствующих друг другу внешних условий, которые должно пробежать рассудительное сознание и в отношении которых оно ограничено сообразно своей собственной внешней единичности. Однако по той причине, что в смутности этого ясновидения содержание не раскрыто как рациональная взаимосвязь, ясновидение всецело отдается произволу всей случайности своего же собственного чувствования, воображения и т. п., не говоря уже о том, что в процесс его созерцания входят еще и чужие представления (см. ниже). Нельзя поэтому с уверенностью сказать, чего больше: того ли, что ясновидящие правильно созерцают, или того, в чем они заблуждаются. Но, во всяком случае, нелепо считать созерцание в этом состоянии подъемом духа и более истинным состоянием, в котором человек оказывается более способным к приобретению общих познаний *.
___________
* Платон познал отношение пророчества вообще к знанию рассудительного создания лучше, чем многие из философов нового времени; они слишком поспешно хотели видеть в платоновских представлениях об энтузиазме подтверждение своей веры в высокую природу откровений сомнамбулического созерцания. В «Тимее» Платон говорит (ed. Stepli. Ill, p. 71 f.): «Чтобы и неразум-
146
6) Существенным определением этой жизни чувства, которой не хватает личности рассудка и воли, является то, что эта жизнь есть состояние пассивности, подобно пассивности ребенка в утробе матери. Соответственно такому состоянию больной субъект попадает под влияние и оказывается во власти другого, именно магнетизера, Так что в этой психической связи обоих субъектов индивидуум, лишенный самостоятельности и не действующий в качестве личности, имеет своим субъективным сознанием того рассудительного индивидуума, и притом так, что это другое сознание является для него теперь его субъективной душой, ого гением, способным заполнить его также и содержанием. Тот факт, что сомнамбулический индивидуум ощущает в себе те же вкусы и папахи, что и другой индивидуум, с которым он находится во взаимоотношении, что он знает как свои собственные другие, имеющиеся у этого второго индивидуума созерцания и внутренние представления, — все это свидетельствует о том субстанциальном тождестве, в котором душа, поскольку она, как конкретная, является поистине имматериальной, способна находиться с другой душой. В этом субстанциальном тождестве субъективность сознания существует лишь как единая, и индивидуальность больного есть, правда, для-себя-бытие, но пустое, не различенное, и, однако, действительное. Эта формальная самость заполняется поэтому ощущениями и представлениями другого, она видит, нюхает, пробует на вкус, читает, слышит в другом. По поводу этого следует еще заметить, что сомнамбула оказывается, таким образом, поставленной в отношение к двум гениям и к двоякого рода содержанию: к своему собственному содержанию и к содержанию магнетизера. Но какие именно
_______________
ная часть души тоже была до известной степени причастна к истине, бог создал печень и дал ей способность прорицания (Маnteia), т. е. способность иметь видения. А что бог действительно дал человеческому неразумию эту способность прорицания, достаточным доказательством этого, — прибавляет он,— является то, что ни один рассудительный человек не способен иметь настоящие видения, но делается способным к этому только в том случае, если ого рассудок скован сном или выведен из своего естественного состояния болезнью или энтузиазмом. Унте в древности было справедливо сказано: «делать и знать свое и самого себя доступно только человеку рассудительному»». Платон совершенно верно отмечает как телесную природу такого созерцания и знания, так и возможность для этих видений обладать истиной, а равно и их подчиненность разумному сознанию 33,
147
ощущения или видения это формальное восприятие получает, созерцает и превращает в знание, исходя из собственного внутреннего существа, и какие оно получает из способности представления того субъекта, с которым формальное восприятие находится во взаимоотношении,— это остается неопределенным. Эта неясность может быть источником многих заблуждений и, между прочим, обосновывает также и то необходимое разнообразие, которое обнаружилось в мнениях, высказываемых сомнамбулами из различных стран, а также в их сообщениях — в зависимости от различного культурного уровня этих лиц — об их болезненных состояниях и способах их исцеления, о лечебных средствах, а также о научных и духовных категориях и т. д.
е) Как в чувствующей субстанциальности нет противоположности к внешнеобъективному, так и внутри, самого себя субъект существует в таком единстве, в котором все частные особенности чувствования уже исчезли, так что, поскольку деятельность органов чувств здесь замерла, общее чувство приобретает теперь особые функции, и люди начинают видеть и слышать пальцами, в особенности подложечной областью, желудком и т. д.
Понимать для рассудочной рефлексии — значит познавать ряд посредствующих звеньев между каким-либо явлением и другим наличным бытием, с которым это явление находится в связи, значит усмотреть так называемый естественный ход явлений, определяемый законами и отношениями рассудка (например, причинности, достаточного основания и т. д.). Жизнь чувства, даже если она оказывается способной только к формальному знанию, как в упомянутых болезненных состояниях, есть как раз та форма непосредственности, в которой не существует различий между субъективным и объективным, между рассудочной личностью и внешним миром, а равно не существует также упомянутых отношений конечности между этими моментами. Понимание этой лишенной всяких отношений и в то же время совершенно заполненной связи делается невозможным, если предположить существование личностей самостоятельных в отношении друг к другу и в отношении к содержанию объективного мира, а также если предположить абсолютность пространственной и материальной внеположности вообще.
Прибавление. В прибавлении к § 405 мы уже говорили, что следует различать двоякого рода формы маги-
148
ческого отношения чувствующей, души и что первая из этих форм может быть названа формальной субъективностью жизни. Рассмотрение этой первой формы было закончено в только что упомянутом прибавлении. Теперь нам предстоит поэтому рассмотреть вторую форму упомянутого магического отношения, именно реальную субъективность чувствующей души. Реальной мы называем эту субъективность потому, что здесь вместо нераздельного субстанциального единства души, господствующего в сонных грезах, равно как в состоянии зародыша и в отношении индивидуума к своему гению, на первый план выступает действительно двоякая душевная жизнь, предоставляющая обеим сторонам своим своеобразное наличное бытие. Первая из этих сторон есть непосредственное отношение чувствующей души к ее индивидуальному миру и субстанциальной действительности, вторая сторона, напротив, есть опосредствованное отношение души к миру, находящемуся с ней в объективной связи. То обстоятельство, что обе эти стороны разобщаются, достигают по отношению друг к другу самостоятельности,— следует обозначить как болезнь, ибо это разобщение в противоположность к рассмотренным в § 405 способам проявления формальной субъективности не составляет какого-либо момента самой объективной жизни. Подобно тому как телесная болезнь состоит в затвердении какого-либо органа или системы органов наперекор общей гармонии индивидуальной жизни, причем такое торможение функции органа и его отделение иногда заходят настолько далеко, что частная деятельность некоторой системы органов получает значение центрального пункта, концентрирующего в себе деятельность организма, превращаясь в увеличивающийся нарост,— так и в душевной жизни болезнь наступает тогда, когда чисто душевное в организме, освобождаясь от власти духовного сознания, присваивает себе функцию последнего, и дух, теряя власть над подчиненной ему душевной стороной, перестает владеть самим собой и низводится сам до формы чего-то душевного, утрачивая тем самым то, что для здорового духа является существенно объективным, а именно свое, опосредствованное снятием всего внешне положенного, отношение к действительному миру. То обстоятельство, что душевная сторона приобретает самостоятельность но отношению к духу и даже захватывает его функцию, возможно потому, что душевна
149
сторона в такой же мере отлична от духа, как и тождественна ему. Поскольку душевное отделяется от духа, полагает себя для себя, постольку оно придает себе вид того, чем дух является в действительности, — а именно вид для себя сущей души в форме всеобщности. Возникающую вследствие упомянутого выше отделения душевную болезнь не только можно сравнить с телесной болезнью, но она в большей или меньшей мере связана с ней, ибо при отрыве душевного от духа телесность, необходимая как этому последнему, так и первому для их эмпирического существования, распределяется между этими двумя расходящимися сторонами, сама становясь тем самым чем-то отторгнутым, следовательно, болезненным.
Болезненные состояния, в которых проявляется такое отделение душевной стороны от духовного сознания, бывают весьма многообразны, почти каждая болезнь может развиться до стадии упомянутого отделения. Но здесь, при философском рассмотрении нашего предмета, нам предстоит проследить не неопределенное многообразие болезненных форм, но установить лишь то всеобщее, которое различным образом выражается в главных формах. К числу болезней, в которых это всеобщее может проявляться, относятся сомнамбулизм, каталепсия, период полевого созревания девушек, состояние беременности, а также пляска св. Витта и, наконец, момент приближения смерти, когда он влечет за собой интересующее нас расщепление жизни на делающееся более слабым здоровое опосредствованное сознание и па получающее исключительное господство душевное знание; в особенности же здесь должно быть исследовано то состояние, которое получило название животного магнетизма, как в тех случаях, когда состояние это само собой развивается в индивидууме, так и тогда, когда его в данном индивидууме особым способом вызывает другой индивидуум. Состояние расщепления душевной жизни, о котором здесь идет речь, может быть вызвано также и духовными причинами, в особенности религиозной и политической экзальтацией. Так, например, в севеннской воине34 освобожденная душевная сторона обнаружилась как некоторый дар ясновидения, в сильной степени действующий у детей, девушек, а также у стариков. Но самый замечательный случай такой экзальтации представляет собой знаменитая Жанна д'Арк, у которой, очевидно, с одной сто-
150
роны, патриотическое воодушевление совершенно чистой, простой души, а с другой — особое магнетическое состояние.
После этих предварительных замечаний рассмотрим здесь некоторые главные формы, в которых проявляется разобщение душевной стороны и объективного сознания. При этом нам почти нет надобности упоминать здесь о том, что уже раньше было сказано о различии обоих способов отношения человека к своему миру. Именно объективное сознание знает мир как внешнюю для него, бесконечно многообразную, но во всех своих моментах необходимо связанную, ничего неопосредствованного в себе не содержащую объективность; к этой объективности объективное сознание относится соответствующим ей, т. о. в такой же мере многообразным, определенным, опосредствованным и необходимым способом, а потому и к определенной форме внешней объективности оно может вступить в отношение лишь посредством определенного органа чувств, например посредством глаз; наоборот, чувство, или субъективный способ знания, может или совсем, или по крайней мере отчасти избегнуть неотъемлемых от объективного знания опосредствовании и условий, например, может без помощи глаз и без посредства света воспринимать видимое.
1. Это непосредственное знание обнаруживается прежде всего у тех лиц, которые способны, так сказать, чувствовать металл и воду. Здесь имеются в виду люди, которые в совершенно бодрствующем состоянии, без посредства чувства зрения, замечают находящийся под почвой металл или воду. Что такие люди встречаются нередко, не подлежит никакому сомнению. По заверению Аморетти35, он открыл это своеобразие чувствования более чем у четырехсот индивидуумов, некоторые из которых были совершенно здоровы. Кроме металла и воды отдельные люди способны совершенно непосредственным образом ощущать также и соль, так как в большом количестве она вызывает в них неприятное самочувствие и некоторый страх. При разыскании скрытых вод и металлов, равно как и соли, индивидуумы этого рода применяют также и гадательный прут. Последний представляет собой имеющий форму вилки ореховый прут, который обеими руками держат за концы вилка и конец которого загибается в направлении упомянутых
151
предметов. При этом само собой понятно, что движение орехового прута коренится не в нем самом, но определяется исключительно только ощущением человека, подобно тому как при так называемом подвешивании — хотя в данном случае, т. е. в случае применения нескольких металлов, между этими последними может иметь место известное взаимодействие — ощущение человека всегда является главным, определяющим фактором. Ибо если, например, золотое кольцо держать подвешенным над стаканом воды, то кольцо ударится о край стакана столько раз, сколько ударов бьют часы; это объясняется единственно тем, что если, например, бьет одиннадцатый удар, и я знаю, что теперь уже одиннадцать часов, то этого моего знания достаточно, чтобы остановить кольцо. Рассказывают, что, вооруженное гадательным прутом, чувство простиралось иногда и дальше, чем только на открытие мертвых тел природы; оно служило для разыскания воров и убийц. Как бы много шарлатанства ни содержалось в существующих по поводу этого предмета рассказах, все же некоторые из относящихся сюда случаев заслуживают, по-видимому, доверия. Сюда относится в особенности, например, тот случай, когда один, живший в XVII в., французский крестьянин, заподозренный в убийстве, был приведен в погреб, где было совершено убийство. Там его бросило от ужаса в холодный пот, и он почувствовал убийц, вследствие чего он оказался в состоянии найти пути, избранные им при бегстве, и те места, где они останавливались во время этого бегства, и одного убийцу открыл в Южной Франции, в тюрьме, а второго проследил до самой испанской границы, где он вынужден был повернуть назад. Подобного рода индивидуум обладает столь же острым ощущением, как и собака, способная проследить на целые мили след своего хозяина.
2. Второе подлежащее здесь рассмотрению явление непосредственного, или чувствующего, знания имеет с только что упомянутым явлением то общее, что в том и другом предмет воспринимается без посредства того специфического чувства, к которому он по преимуществу относится. Но в то же время это второе явление отличается от первого тем, что в нем нет того совершенно неопосредствованного отношения, какое имеет место при упомянутом первом явлении, а соответствующее специфическое чувство заменяется здесь или общим чувством,
152
сосредоточенным под ложечкой, или чувством осязания. Такое чувствование обнаруживается как в каталепсии, вообще — состоянии паралича органов, — так в особенности в сомнамбулизме, особого рода каталептическом состоянии, в котором сновидения выражаются не только посредством речи, но также и во всякого рода блужданиях и других действиях, в основе которых часто лежит правильное чувство взаимоотношений окружающих предметов. Что касается наступления этого состояния, то это последнее, при известном предрасположении к нему, может быть вызвано чисто внешними вещами, например какими-нибудь съеденными перед сном кушаньями. Равным образом и душа после наступления этого состояния остается в зависимости от внешних вещей; так, например, музыка, звучащая поблизости от лунатика, побуждает его рассказывать во сне целые романы. Что касается деятельности чувств в этом состоянии, то следует заметить, что настоящие лунатики хорошо слышат и осязают, но глаза их при этом, все равно, будут ли они закрыты или открыты, остаются неподвижными и что вместе с тем то чувство, по отношению к которому главным образом предметы располагаются на требуемом расстоянии для надлежащего отношения к ним сознания — в этом состоянии несуществующего разделения субъективного и объективного — перестает проявлять свою деятельность. Как уже было отмечено, в состоянии сомнамбулизма потухающее зрение заменяется чувством осязания; замещение, которое у настоящих слепых происходит только в более незначительном объеме; впрочем, в обоих случаях не следует понимать дело так, будто вследствие притупления одного чувства другое чувство чисто физическим путем приобретает известное обострение, ибо это обострение возникает скорее лишь вследствие того, что душа со всей нераздельностью своей силы сосредоточивается в чувстве осязания. Но это последнее вовсе не всегда совершенно правильно руководит лунатиками; сложные действия последних представляют собой нечто случайное; правда, такие лица иногда даже пишут в состоянии сомнамбулизма письма, однако часто осязание обманывает их, когда они, например, воображают, что сидят на лошади, между тем как на самом деле они находятся на крыше. Но помимо изумительного обострения чувства осязания, как это равным образом было уже отмечено, в каталептических состояниях