Гоа. Исповедь психоделической устрицы

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава 11. Часть первая. В тюрьме.
Глава 11. Часть вторая. На воле.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17
Глава 10. Часть первая. В тюрьме.

Сегодня меня переведут в другую тюрьму. Из памяти всплывают отрывки кинофильмов, где главный герой, попадая за решётку, борется за свою жизнь и за справедливость. Странно, но всю свою жизнь я был уверен, что никогда не попаду в тюрьму. Каждый раз, когда я вынужден был совершить какое-нибудь безобидное правонарушение, я заранее узнавал, «сколько будет стоить» преступить закон. Что я знаю о тюрьме? Из детских историй, рассказанных старшими братьями моих приятелей по двору, я знал, что в тюрьме существует множество неписаных законов. Я знал, что возле туалета спят самые слабые или «опущенные». Также я помнил, что с «опущенными» нельзя иметь никаких дел, это грозило тем, что тебя могли тоже «опустить», и отправить жить возле «параши». Со слов товарищей, которым рассказывали их старшие друзья, жизнь «опущенных» была просто адом. «Опущенных» называли петухами. Петухи исполняли роль рабов. Их насиловали, избивали, заставляли стирать бельё и мыть туалеты. Нет, такая жизнь не для меня. Надо найти железку, которой я резал себе вены, может пригодиться как нож. Что меня ждет в новой тюрьме? Надо сразу себя правильно показать. Если что, прямой удар в зубы, и не думать о последствиях. А вдруг свободное место в камере будет только возле туалета? Надо будет найти самого слабого в камере и подвинуть его. Неужели это мои мысли? Кем я стал? Кто я? Надо успокоиться, всё будет хорошо. Всё у меня получится. Найдя в куче мусора окровавленную железку, которой резал себе руку, я спрятал её, воткнув в резиновый сланец.

- Василий готов! Go transfer Mapusa Lock up jail, – кричит мне охранник, открывая дверь.

Ну, наконец-то, подальше от этого ада. Смешной маленький джип «Махиндра» везет меня в неизвестность, а за окном мелькает свобода. Что такое свобода? Наверное, каждый по-своему воспринимает это слово: для кого-то это удовольствие, которое можно получить тогда, когда тебе хочется, для кого-то это возможность неограниченного передвижения. Что же такое свобода для меня? Что же отобрали у меня? Я начинаю понимать, что для меня свобода - это возможность быть рядом с моими любимыми людьми. Как там, на воле, мои девчонки? Моя дочь Василинка и жена Лена? С ума, наверное, сходят от новостей обо мне. Какой же я мудак. Какая, к чёрту, психоделическая революция? Кому она нужна? Тем идиотам, которые последнее время окружали меня? Эволюция восприятия, квантовый скачок, свобода, независимость… А просили ли они меня менять их сознание? Знал ли я смысл этих красивых слов? Хотели ли они свободы так, как хочу её сейчас я? Придётся, наверное, мне как-то объяснять моей маленькой принцессе, что в школу она в этом году не пойдет, потому что нет денег. Какой же я, действительно, мудак!

- Приехали, выходи, – открывая заднюю дверь автомобиля, сонно говорит охранник.

Одноэтажное португальское здание с черепичной крышей мрачно высовывает свой фасад из чикковых и манговых деревьев, плотно растущих вокруг. Вместо дверей – железные решётки. Подойдя к входу, вспоминаю наставления сумасшедшей Псю: «Ты совсем не говоришь по-английски, это - твой самый большой козырь для суда. И не вздумай ничего подписывать без меня или без адвоката». Начальник тюрьмы, крепкого телосложения индус, ростом чуть выше полутора метров, с голосом, как у гомосексуалиста, спрашивает меня на английском: «Сэр, вы понимаете, где вы находитесь?»

- I don’t speak English*

- Это тюрьма, есть ли у вас что-нибудь незаконное?

- I don’t speak English

- Этот, как и все русские, по-моему, совсем не понимает, что я ему говорю, осмотрите его и принесите его барахло.

Охранник выносит из чулана кучу грязных тряпок, железную тарелку, кружку и полкуска мыла.

- Вот полотенце, обмотайся им, раздевайся догола и садись на корточки, – знаками объясняет мне охранник.

Рядом со мной раздевается такой же, как я, только что прибывший заключённый индус. Отказавшись почему-то сесть на корточки, он получает звонкую мощную оплеуху, от которой падает на пол. Откуда-то из промежности вываливается маленький пакетик с табаком. Отвесив ему пару оплеух, охранник швыряет ему его вещи. Выполнив его указания, я тоже сажусь на корточки.

- Можешь одеваться, – швырнув к моим ногам грязные тряпки, начальник тюрьмы довольно улыбается, – Это теперь твоя постель. Welcome to Mapusa jail.

Надо быть предельно внимательным. Первый день новой тюрьмы. Меня ведут по коридору, вдоль которого тянутся камеры с решётками вместо дверей. В полумраке виднеется пара человеческих глаз. Кто-то кричит: «Foreigner, foreigner, Russian!». Всё это напоминает зоопарк, где в клетках сидят большие обезьяны.

- Room number 4, - охранники с грохотом открывают дверь.

Семь пар глаз с любопытством разглядывают меня. Я, молча, осматриваю пространство камеры. Комната чуть больше балкона в моём доме. Как же мы тут все разместимся? Окно, покрытое тремя разными слоями решётки, в углу отгорожен туалет, закрывающий маленькой дверью только нижнюю часть туловища. На стене, на железной полке, громко работает цветной телевизор. Пожилой индус с монголоидными чертами лица, отодвигая свою подстилку в сторону, показывает мне на место возле окна. «Вроде не плохое «по понятиям» место», - думаю я, бросая свои вещи на пол. Вдоль стен, в полумраке, освещенной одной лампой, сидят семеро человек, с любопытством разглядывая меня. Видимо, кровать я не скоро теперь увижу. Индусы любят спать на полу.


Глава 10. Часть вторая. На воле.

- Им, наверное, всё равно где спать, - произнес я, показывая на туземцев, лежащих прямо на тротуаре.

- Индусы, вероятно, самые ленивые после арабов люди, - после небольшой паузы ответил Яир, переступая через ноги спящего в тени дерева человека, – Они большую часть своей жизни спят. Спят ночью, спят после еды, спят в обед. Да и спать им всё равно где, где сморило, там и спят. Где нашли тень, там и пристраиваются.

- Поэтому и грязь у них везде, оттого, что поспать они предпочитают уборке своего же мусора, – добавила Эди, протягивая свои тонкие губы для поцелуя Яиру, – I love you, my darling.

Яир, обхватив Эди, за тонкую, стройную талию, хотел было насладиться спонтанно возникшим чувством любви, как часто бывает у влюбленных, но, тут же одернулся. Пожилые индусы, расположившиеся в тени домов и деревьев, с разных сторон улицы начали агрессивно выкрикивать: «No kiss! No kiss! Go home, kissing at home!». Мгновенно превратившись в моих глазах из добрых старцев в злобных карликов, они стали махать нам кулаками, выкрикивая что-то явно нехорошее.

- Пойдемте лучше в отель, на крышу, чилум покурим, чаю попьем. Там никто не сможет вам помешать целоваться. И вид там на Пушкар открывается замечательный, – предложил я, не желая вступать в какой либо конфликт с местными жителями.

- Дикари, – негромко, но презрительно обратилась к старикам Эди, демонстративно обнимая любимого.

- Пойдемте, ну их к чёрту. У них уже давно, наверное, не стоит от старости, вот они и злятся на самих себя, - ответил Яир, потянув свою подружку за руку.

Удивительный все-таки город Пушкар, город вегетарианцев и верблюдов. Маленький городок, расположенный вокруг маленького круглого озера, кишащего рыбой. Заплатив несколько рупий, мы купили целую миску вареного гороха, и какое-то время наблюдали, как карпы, отталкивая друг друга, пытаются заглотить своими жирными губищами как можно больше корма. Удивительно, но, не смотря на это, в городе нельзя купить не рыбы ни мяса. Это запрещено здесь местным законом. Ни рыбы, ни мяса в продаже нет нигде. Город, состоящий из многочисленных индуистских храмов, считается в Индии священным. Так же, как и в Дели, маленькие улицы напоминают поток живой массы. Верблюды, коровы, слоны, обезьяны, туристы, местные жители, – всё это разноцветной массой течет между десятками храмов, оставляя под ногами сотни килограмм разнообразного дерьма. Удивительный город, где опиум и гашиш купить легче, чем мясо и рыбу.

- На берегу озера есть отличное место, где можно покурить. Может, сделаем привал? – предлагает Яир, вытирая платком мокрое от пота лицо.

- Я не против, очень хочется в тень, поближе к воде, - соглашаюсь я, обмахивая себя, купленным по пути веером.

Пройдя метров пятьдесят, мы оказываемся в тенистом месте, где возле озера расположены десятки бетонных скамеек. С пару сотен разношёрстных людей, кто сидя, кто стоя, ожидают каждодневное шоу. Шоу под названием «сансет». Люди, окружающие меня, совсем не похожи на привычных мне туристов, которых можно увидеть на любых курортных побережьях. Почти все одеты в простые, но разноцветные индийские одежды. Большинство, независимо от возраста и пола, с длинными волосами или с дредами. Такое ощущение, что я попал на другую планету, или улетел на машине времени назад, во времена расцвета хиппи. Повсюду доносится музыка барабанов. Люди попивают чай, и, пританцовывая, неторопливо общаются между собой. С разных сторон, периодически восхваляя индийских богов, поют мантры. Удивляет то, что большинство курят чилумы и никто не пьет алкоголь. И у всех счастливые, беззаботные лица. Солнце касается холма и Яир торопливо заканчивает подготовку своего чилума. Лучшее время для медитации под чилум - это заход солнца. В это время приходит осознание бренности всего в этом мире. Внезапно, к площадке перед озером подъезжают два полицейских джипа, из которых начинают быстро выскакивать полицейские в темных очках. «Ну вот, сейчас начнутся маски шоу», - сразу подумал я, вспомнив российскую милицию. Но никто, кроме меня, и не подумал прятать чарас или чилумы. Никто не выражал озабоченность присутствием полицейских. Яир, показывая на странно важного индуса, вылезающего из джипа, успокоил меня.

- Видел этого важного, в костюме? Это - один из министров Индии, про него в газетах писали. На недельку в Пушкар помедетировать приехал. Каждый вечер приезжает сюда с охраной, солнце проводить.

Представляю, что было бы в России, если бы в присутствии русского министра кто-нибудь попытался закурить гашиш. Арестовали бы, и посадили лет на десять, как террориста. А тут бабы'* гашиш курят возле каждого храма.

Вдруг, не сговариваясь, дробь барабанов из разных мест площадки начала сливаться в единый ритм. Это солнце коснулось горизонта, приготовившись спрятаться до следующего дня. Эди, поджигая чилум Яиру, мелодично запела мантру. «Бум Булинат, Саб Ки Сат, Бум Шива, Бум Шанкара, Бум». И, одновременно со всех сторон, стали доносится мантры, восхваляющие Шиву за то, что он сотворил гашиш. На министра и его охрану, по-моему, никто, кроме меня, не обращал внимания. Кажется, что для него тоже ничего не существует в эти минуты. Он молча, вместе со всеми провожает глазами уставшее за день солнце. Десятки гордо поднятых в небо чилумов, и огромное сладкое облако чараса. Необыкновенное зрелище. Я тоже глубоко затягиваюсь гималайским чарасом с мыслью, что я влюбляюсь в эту страну. Несмотря на грязь, нищету и убогость, здесь всё пропитано свободой. Свобода среди нищеты намного лучше, чем рабство среди гламура. Делай что хочешь, только не мешай другим. Вот, наверное, в чем заключается истинная демократия, которую подменили нам лживой фразой «У всех одинаковые права». Нигде я не чувствовал себя равным в правах с другими так, как здесь, в Пушкаре, куря гашиш рядом с министром, провожая солнце. В какой-то момент наступает абсолютная тишина. Порывом ветра, с телеги полной пальмовых листьев, используемых как одноразовые тарелочки, слетает один небольшой лист. Время словно останавливается в этот момент, и, кажется, что лист падает бесконечно долго в образовавшейся внезапно тишине. Будто в замедленном кино, он падает, кружась, словно в танце. А я стою, молча и улыбаясь, наблюдаю это волшебное действие. Как только он касается земли, где-то в другом конце города раздается громкий звон колокола. Как будто кто-то нажимает на невидимую кнопку «Play», и снова пространство оживает после божественной паузы, наполняя мир тысячами звуков. Солнце село, жизнь продолжается.

*Баба’ – Человек, отказавшийся от мирских нужд, идущий по пути духовного развития и просветления.

I don’t speak English- Я не говорю по английски.


Глава 11. Часть первая. В тюрьме.

Ну, что же, жизнь продолжается. Вокруг, вроде бы, все здоровые, никто ни умирает.

- Меня зовут Василий.

Семь человек произносят туземские имена. Запомнить не получается ни одного. Семь человек, коверкая по-разному, пытаются повторить моё имя.

Неплохо было бы принять душ. Пять дней я почти ничего ни ел, а вместо душа поливал себя из бутылки. Туалет, он же душ, представляет собой отгороженную невысокой стеной площадь, полтора на два метра. Стены и пол покрыты коричневой плиткой. Удивительное дело: индийские туалеты. Несмотря на повсеместную грязь там, где живут индусы, туалеты являются самым чистым местом в доме. Камера теперь мой новый дом, а это - мой туалет. Чистый туалет – это, конечно, понятие относительное. Конечно, этот туалет чище, чем в предыдущей тюрьме, где вообще никогда не убирались, или же безупречно чист относительно любого общественного туалета в России. Но, конечно же, это не домашний туалет с белым кафелем. Так как обувь остаётся за дверью в камеру, придётся рассчитывать только на свой иммунитет, который не позволит грибку поселиться на моих ногах. Рядом с дыркой в полу стоит ведро с водой. Из стены торчит кран, от которого по мокрой, скользкой тряпке стекает вода. Видимо, это и есть смывной бачок, раковина, биде, душ и питьевая вода одновременно. Судя по тому, как на мне висит одежда, я похудел килограмм на пять. Раздевшись, я обнаруживаю, что всё моё тело покрыто расчёсанными укусами от комаров. Слава Богу, пронесло с малярией, которую переносят эти мелкие кровопийцы. Ну, в принципе, ничего, - условия не самые худшие, жить можно. Месяца три продержусь легко, а там уж кто-нибудь должен вытащить меня отсюда. Приняв душ и сменив одежду, я располагаюсь на полу, на своём месте. Слава Богу, не нужно драться за место. В углу камеры я вижу шахматную доску. С шахматами будет полегче убивать время. Как ужасно звучит: «убивать время». Ведь это же моё жизненное время, а кто-то взял, и забрал его у меня. Жизненное время не такое уж и большое, и когда оно закончится, знает только Создатель. Сложно представить, что у меня заберут несколько месяцев моей жизни. Несколько месяцев - это при условии, что меня вытащат отсюда мои близкие и друзья. А вдруг десять лет, или двадцать? Нет, об этом лучше не думать, этого не может быть. Деньги в этой стране должны сделать своё дело, всё-таки самая коррумпированная страна в мире. Максимум полгода, - и я должен отсюда выбраться. Чем, интересно, занимаются, убивая своё время, мои сокамерники? По телевизору идёт какой то индусский сериал. Кто-то смотрит телевизор, а кто-то читает газету. Надо что-нибудь придумать на ближайшие несколько месяцев. Мне совсем не хочется бездарно их потерять. Если уж выпала такая возможность, надо заняться собой. Завтра доктор должен снять швы с зашитой руки. Начну заниматься спортом, надо бы начать учить хинди и английский язык. Это всё в жизни должно пригодиться. А в свободное время - шахматы и книжки. Нужно сделать себе расписание с утра до ночи, и заниматься, чтобы не было времени на глупые мысли.

- Эй, Russian, - обратился ко мне крепкий, худощавый индус в майке с криво написанной надписью «Адидас», - Мы про тебя в газете читали, у тебя двадцать грамм МДМА и выращивание марихуаны. А я бензозаправку ограбил, но меня должны скоро выпустить под залог. Не повезло тебе с весом, было бы десять грамм, тоже мог бы скоро выйти. Но ты сильно не расстраивайся, тебе здесь скучно не будет. Меня зовут Доминик. Видишь, вон в камере напротив мэн с длинными волосами? Он тоже русский.

- Русский?!!

Русский - это хорошо, вдвоём действительно будет веселее.

- Его Виктор зовут, три месяца уже сидит, тоже за наркотики.

- Так я же знаю его, был такой русский Витька, по прозвищу Дуся.

Говорили, что он попал в тюрьму, но я думал, что он уже вышел. Он появился в Гоа пару лет назад. Я иногда встречал его на пати, с регулярностью один-два раза в месяц. Меня совсем не интересовало, где он жил и чем занимался. Он был из категории тех людей, которые, не прочитав ни одной книжки о психоделиках, мнили себя психоделическими гуру. Последний раз я видел его в единственном уцелевшем после репрессий трансовом клубе под названием «Вест Энд». Было это как раз месяца три назад. Он выглядел как пожилой спятивший русский, которому давно за пятьдесят. Абсолютно не загорелый, сутулый, с отвисшим животом, он ходил по пати и раздавал всем бесплатно дешёвый аптечный амфетамин, смешанный с зубным анестетиком. Свой порошок он с гордостью называл «мой кокаин» или «мэджик паудер».

- Виктор!!! - заорал я через площадку, разделяющую наши камеры. Через мгновение кто-то, одетый в набедренную повязку, подошёл к решётчатой двери. Его тело было загорелым и поджарым.

- Вася, это ты что-ли? – смеясь, ответил он, вытянув через решётку руку в мою сторону, - А мы про тебя в газете читали ещё неделю назад. Какими судьбами?

- Мне десятку хотят дать, - окончательно узнав его по голосу, ответил я, радуясь, что я здесь такой не один.

- Не ссы, Вась, здесь всем десятку хотят дать.

- Спасибо, ты меня успокоил. Как ты здесь поживаешь?

- Не плохо. Тут, как в санатории, завтра на прогулке поболтаем, я плохо тебя слышу. А сейчас, извини, мне некогда, я йогой занимаюсь.

- Кана агия*, кана агия, - эту странную и непонятную мне фразу стали разом произносить все мои сокамерники, суетливо разбирая из кучи посуды свои тарелки и кружки.

Глава 11. Часть вторая. На воле.

«Кана агия, кана агия, чай, чай, чай, омлет-котлет, катлет-амлет», - кричат наперебой различные разносчики еды.

- Поезд подъезжает к Бомбею, надо бы что-нибудь поесть, - говорит мне Яир, сонно протирая глаза, - Нам сегодня по прибытию нужно на другой вокзал переправиться. Он в другом конце Бомбея. Если повезёт и купим билеты на сегодня, то завтра будем уже в Гоа.

- Ой, скорее бы, надоело мне путешествовать, на море уже хочу, - отвечаю я ему, разглядывая необычного вида еду, находящуюся в руках у проходящих мимо продавцов.

- Ты чего это, русский, раскис? Как же может надоесть путешествие? Тем более, приключения только начинаются. Вряд ли нам удастся купить билеты на поезд на сегодня. Вся Индия в пик сезона за два месяца билеты бронирует. Вот на автобус больше шансов билеты купить, чем на поезд.

- Ну, может, тогда сразу на автовокзал поедем? Вам хорошо, вы ещё полгода путешествовать будете. А мне только неделя осталась, хотелось бы и Гоа посмотреть.

- Посмотришь ещё, а сейчас надо поесть, в следующий раз неизвестно, когда ещё получится.

Заплатив молодому разносчику еды тридцать рупий, я получил тарелку с рисом, куриную ногу, политую гороховой подливкой, две лепёшки и целлофановый пакетик с питьевой водой. Калека-уборщик, ползающий по полу вагона, прекратил подметать полы, и голодным взглядом стал наблюдать, как я пытаюсь открыть поднос с едой. С интервалом в несколько минут, мимо меня по полу проползали разного вида калеки. В основном это были дети в возрасте от семи до десяти лет. У кого-то не было глаз, кто-то не мог ходить, но у всех в руках было нечто, похожее на веник. Ползая по грязному полу вагона, они подметали грязь и выклянчивали деньги. Попробовав поесть, я понял, что для меня может быть съедобен только рис и лепёшки. От курицы и подливки у меня жгло во рту и текли слёзы. Хотя, я уже и был в Индии целую неделю, местная еда давалась мне с трудом: жгучий чилийский перец был основным компонентом любых блюд. На индийской диете мне удалось похудеть килограмм на пять. Купив себе в Пушкаре штаны под названием «фишермен»* и простую индийскую рубаху за три доллара, я стал похож на среднестатистического путешественника по Индии. Мои дорогие, модные вещи пошли на тряпки, которыми мы чистили чилум после курения. Решив выбросить свою тарелку с недоеденным рисом и курицей, я, поднявшись со своего места, отправился в тамбур нашего вагона. Внимательно наблюдающий за мной мальчик-калека с изуродованными ногами, тут же, быстро перебирая руками по полу, пополз за мной, стараясь опередить другого, такого же, убирающегося в нескольких метрах от меня, попрошайку.

- Боже, какой ужас.

Никогда я ещё не отдавал кому-нибудь свою недоеденную еду. Неужели так бывает, что доведённые до отчаянья голодные дети готовы ползать по полу и доедать чужую еду? Нет, я лучше выкину свои объедки, и дам им немного мелочи, чтобы они могли купить себе нормальной еды. Зайдя в тамбур, я заметил ещё пару попрошаек, которые, увидев недоеденную еду на тарелке, тут же бросились в мою сторону. Один из них, увидев, что я собираюсь выбросить почти нетронутую еду, схватил своими маленькими руками тарелку, и резко потянул на себя. Но, тарелка не двинулась, потому что с другой стороны уже две пары маленьких рук тянули еду в свою сторону. Отпустив тарелку, я еле успел отскочить в сторону. Еда мгновенно разлетелась по полу и стенам тамбура. Дети ползали по грязному, заплёванному тамбуру и ели прямо с пола остатки моей еды. Испытав от увиденного шок, я, вернувшись на своё место, тут же уставился в окно, пытаясь отвлечь свои мысли от свербевшего меня чувства вины перед этими маленькими калеками. Почему-то мне было стыдно за то, что я, иногда жалуясь на несправедливость судьбы, ною из-за недостатка благ, которых мне иногда не хватает. Смогут ли меня понять эти маленькие дети, если я им расскажу про свои проблемы? Отсутствие последней модели сотового телефона и норковой шубы у моей жены, постоянный ремонт моего не нового джипа, или протекшая по весне крыша в моей трёхкомнатной квартире. Эти кажущиеся сейчас иллюзорными проблемы, порой доводящие меня до депрессий, покажутся этим детям просто смешными. Где же та волшебная Индия, которую рисовал Рерих? Не прекращающиеся груды мусора и трущобы проплывают за окном. Трущобы Бомбея начинаются за несколько часов до подъезда к городу. Вдоль железнодорожных путей начинают тянуться маленькие домики, сделанные из картона, веток, камней, коровьего дерьма и прочего мусора. Первое, что бросается в глаза - это сотни спокойно сидящих на корточках, и испражняющихся вдоль железнодорожных путей, жителей трущоб. Ничуть не смущаясь делать столь интимный процесс, они с любопытством разглядывают людей в окнах проезжающих поездов. Некоторые умудряются в это же время чистить зубы, или спокойно беседовать с соседом, подмывающим свой зад из пластиковой бутылки. Несмотря на отсутствие личного туалета, практически у всех довольные, жизнерадостные лица. Почему же мы, имеющие все возможные блага цивилизации, постоянно живём под гнётом недостатка по большей части ненужных нам вещей? Маленький калека, пролезая по проходу вагона, улыбается мне, благодаря за мелочь и недоеденную еду. Вот у кого я посоветовал бы поучиться радоваться жизни тем угрюмым людям, которые едут на работу утром в метро.

*Кана агия – пришла еда.

*Штаны «фишермен» - «Рыбацкие», безразмерные штаны.