В п. Кобычев некоторые вопросы этногенеза и ранней этнической истории народов кавказа: финно-угры на кавказе

Вид материала

Документы

Содержание Удины — реликтовый народ кавказа Гам-стег, ушедшие в легенду Гум, Гум-ское ущелье, Гумский перевал, селение Гум Угра (совр. Кура) ". Это последнее указание представляет для нас исключительную ценность, поскольку позволяет надежно увязать за «туманные киммерийцы» — кто вы? I в этническом имени мокселъ Леведии (Лебедии)

Подобный материал:

• Истории религий мира, 37.6kb.
• Напольских В. В. (Ижевск) Булгарская эпоха в истории финно-угорских народов Поволжья, 484.2kb.
• Ключом к пониманию современной этнической мозаичности Крыма является изучение этногенеза, 101.45kb.
• «Право народов Кавказа: проблемы становления, исследований и развития». В контексте, 34.87kb.
• Информационно-аналитический отдел, 115.39kb.
• Учебный план по дополнительной образовательной программе «Аграрная история финно-угорских, 51.68kb.
• Программа дисциплины «Этнология» дпп. Ф. 06 (указывается наименование и шифр дисциплины, 171.02kb.
• Положение о I международном этнофутуристическом финно-угорском фестивале моды, 44.09kb.
• Автор рассматривает этнические процессы, проходившие у финно-угорских народов в Уральском, 45.19kb.
• Учебный план по дополнительной образовательной программе «Введение в кросс-культурную, 40.1kb.

КАВКАЗСКИЙ ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ СБОРНИК. IX. М., 1989.


В П. КОБЫЧЕВ


НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ЭТНОГЕНЕЗА И РАННЕЙ ЭТНИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ НАРОДОВ КАВКАЗА: ФИННО-УГРЫ НА КАВКАЗЕ


Этногенез и этническая история относятся к числу наиболее трудных вопросов, разрабатываемых исторической наукой. Особое значение эти вопросы имеют при изучении далекого прошлого младописьменных пародов Кавказа вследствие краппе ограниченной источниковедческой базы, в результате чего многие древнейшие этапы их прошлого остаются до сих пор недостаточно ясными и мнения о них зачастую основываются на противоречивых и отрывочных данных. Между тем уровень современных исторических знаний позволяет в ряде случаев существенно расширить круг источников за счет использования новейших достижений языкознания, археологии, антропологии, этнографии и других смежных исторических дисциплин и пересмотреть на этой основе некоторые устоявшиеся, по недостаточно обоснованные представления.

Сказанное относится в первую очередь к наиболее отдаленным и наименее освещенным в источниках пластам этногенеза, лежащим за пределами писаной истории. Здесь наиболее перспективными представляются данные топонимии, которые в сочетании с письменными памятниками более поздней поры и свидетельствами фольклора и этнографии позволяют подчас осветить самые глубинные этапы этногенеза и по-новому осмыслить весь процесс последующего исторического развития.

Ниже мы попытаемся это показать на примере ряда местных этно- и топофор-мантов, которые, как нам кажется, в своей основе восходят к финно-угорскому, шире — урало-алтайскому этноязыковому миру, отдельные представители которого в отдаленную эпоху проживали в непосредственной близости от Кавказа, а возможно, и оседали здесь.


УДИНЫ — РЕЛИКТОВЫЙ НАРОД КАВКАЗА

В настоящее время является общепризнанным, что коренное население Кавказа, говорящее на собственно кавказских языках, относится к числу древнейших насельников региона. Расхождения здесь существуют главным образом в отношении времени сложения общекавказской этноязыковой общности и ее увязки с той или иной из известных археологических культур¹. Вместе с тем нахождение Кавказа па окраине первобытной ойкумены обязывает нас допустить возможность разного рода миграций, следы которых порой проглядывают в этнической и топонимической номенклатуре края, в наиболее ранних письменных памятниках, фольклоре коренного населения и других источниках.

К числу отголосков подобных древних этнических передвиже шш, на наш взгляд, относится наименование крупнейшей реки Закавказья — Куры, которое в данной огласовке употребляется в обиходной речи лишь на территории современного Азербайджана, т. е. в нижнем ее течении. По-грузински Кура называется Мтквари, по-армянски — Джур, откуда средневековое — Джур-лук. Но еще более важно то, что в Закавказье гидроним КурЦКура стоит фактически в полном одиночестве, в то время как к северу от Кавказа в Восточной Европе и Западной Сибири это название довольно часто и даже обыденно. Так, например, на Северном Кавказе со времен средневековья известны три реки Куры: в бассейне реки Малки, Кумы и Мапыча {Сухая Кура). Местность под названием Кура-Узенъ {узенъ — по-тюркски «протока, балка») встречается в русских документах XVIII—XIX вв., относящихся к Верхней Вал карий. Урочища Куру-Езень и Палеи-кур существовали в XVIII в. в Крыму. Реки К ура — приток Тускоры (совр. Тускарь), Курица— приток Семи (совр. Сейм), города Курск и Куреск на реке Ловати упоминаются в «Книге Большому Чертежу» (XVI—XVII вв.) ². Куръями в средневековье назывались нижние течения рек Северной Двины и Западной Двины ( летописные Курополка и Малая Куръя), откуда этнические названия курши, корсъ, кори, с которыми связаны такие топонимы, как Куршеиой (Литовская ССР), Куренсаари (Латвийская ССР), Курская коса и т. п.

Особенно многочисленны названия от данного корня в Западной Сибири и отчасти в Средней Азии, Казахстане и па Дальнем Востоке: реки Куршаб — ъ Фергане, Кокур — п районе оз. Балхаш, Курсай, Кур-Карым, оз. Чишипди-Кур-кёлъ — в Киргизии, Курты — в Восточном Казахстане; Курсйка — правый приток Енисея; Курба — левый приток реки Уды —в Забайкалье; Кур — левый приток Амура и др.

Этот же корень присутствует в составе многих племенных этнонимов, как-то : кур Ц куры — этническое наименование эвенков бассейна Ангары; куры — племя в Прибайкалье неизвестного происхождения; куркх — роц эвенков, обитавших в бассейне реки Илима и в верховьях Нижней и Подкамеппой Тунгуски и Икон-ды (бывш. Курейская управа); куреплыг — род тувинцев; куро-ма — этнографическая группа узбеков в окрестностях Ташкента и одноименная с ней группа каракалпаков; курома— пограничная группа между казахами и узбеками в Восточном Казахстане; гурома-гуиеш — родовая группа племени эрсари у туркмеп; ут-тура-куру, т. е. северные куру — этническая группа, соседняя с гуннами (страной хунпу — Хупнадеши), упоминаемая в Махаб-харате, и многие другие.

Этимология большинства перечисленных названий еще требует дополнительного выяснения, но семантика корня кур в значении «вода, река, старица, низина, болото», мокрое место вообще и т. п. проступает довольно прозрачно. Именно в таком значении мы находим это слово в финно-угорских языках. «В зырянском крае,— писал К. А. Попов, известный краевед второй половины IX в.,—большие реки весной образуют заливы, называемые куръями»³. Это слово в настоящее время повсеместно распространено на севере Европейской части СССР и Западной Сибири среди всех живущих там пародов, включая русских. В финском языке куръя (кш\)а) — «сухое русло»; куркки (кигк-1а) — «горло, гортань» ⁴.

Близкие по смыслу слова этого корня имеются в языках многих пародов: например, башкирское кур — «источник»; азербайджанское курэ — «водоносная часть подземного водосборного капа-ла-кягрпза»⁵; русское курица и курята — рыболовная снасть типа тони; куравка ~ род силка с опрокидывающейся в воду сеткой ⁶; лакское кур — «пашня» (в смысле орошаемое место?); в удип-ском кур — «яма», переносно — зернохранилище в земле⁷ и т. д.

С поселением на побережьях рек, озер и других водоемов связаны, по-видимому, и вышеупомянутые этнонимы. Так, средневековое племя курыкап, обитавшее в V—XII вв. в Прибайкалье в бассейне верхней Ангары, в персидских источниках объясняется как «люди, живущие в болотах»⁸. Прозрачную этимологию имеет и тувинский этноним донкур, первый слог которого объясняется из иранского дои— «река, объем», а понятие в целом — как «место у реки —поречье».

На настоящем уровне наших знаний трудно сказать что-либо определенное в отношении времени и путей проникновения интересующего нас гидронима кур на Кавказ, по сама связь его с фишю-угорским этноязыковым миром представляется вполне реальной. Можно, впрочем, полагать, что отдельные финно-угорские этнические компоненты, обитавшие в Нижнем Поволжье и Южном Приуралье, в VII—VI вв. до н. э., в период скифских походов в Переднюю Азию, были увлечены этим движением и затем осели в благоприятной для скотоводческого хозяйства Куро-Арак-ской низменности, что и привело со временем к появлению здесь нового, характерного именно для данной местности названия кур, принесенного пришельцами и закрепившегося в дальнейшем в качестве названия нижней части реки. По возможно и другое допущение, а именно: финно-угорские элементы проникли в Закавказье несколькими столетиями позднее, во второй половине I тыс. до п. э., в составе сарматских племен. Эта версия представляется даже более предпочтительной ввиду того, что во времена Геродота, в V в. до н. э., Кура называлась, кажется, еще по-местному — Араксом⁹.

Наконец, можно указать и на конкретную племенную группу, которая, возможно, являлась носителем финно-угорской речи на Кавказе и оставила после себя интересующий нас гидроним. Мы имеем в виду загадочных древних удов, или утов (витиев), которых в специальной литературе уже сближали с современными кавказскими удинами и поволжскими удмуртами, исходя из общности их самоназвания и некоторых исторических параллелей¹⁰. Здесь безусловно значительно больше неясностей и белых, пятен, чем твердых п обоснованных доказательств, но с этим неизбежно свидетельствуют и многие побочные данные об аорсах и удах-утиях, которые в источниках квалифицируются как кочевые племена, обитавшие в местах, близко смыкавшихся с расселением фишю-угров в более позднюю эпоху.

Так, например, Страбон сообщае об аорсах, что они кочевали первоначально на равнине между Меотидой (Азовским морем) и Каспийским морем и были вместе с сираками, видимо, «изгнанниками племен, живших выше» (т. е. северное.— В. К.), причем аорсы обитали «севернее сираков» и могли выставить до 200 тыс. воинов, что говорит об их многочисленности. Но верхние аорсы, жившие севернее меотийских, могли выставить еще большее число войска, поскольку они «занимали обширную область, владея большей частью побережья Каспийского моря» ²⁵.

В современной исторической литературе аорсов, как уже отмечалось, принято считать одним из сармато-алаиских племен, главным образом на основании приведенного выше упоминания Плинием группы «сарматских народов на Дунае», а также в связи с индо-европейско-ираиской семантикой их имени²⁶. Но оба эти тезиса представляются достаточно гипотетичными. Известно, что сарматами, равно как и скифами, в античное время и в рап-иее средневековье именовали не только иранские племена, но почти все отдалепные скотоводческие народы, начиная буквально к северу от Дуная и далее на восток вплоть до Индии. Это уже в наши дни лингвисты сумели выявить иранскую основу в немногочисленных языковых данных, которые сохранились от некоторых из древних племенных союзов в виде гидронимов, топонимов, личных имен и лексем, что, однако, отнюдь не дает право покрывать ими всю совокупность древних народов, живших и передвигавшихся по равнинам Восточной Европы и Средней Азии. Достаточно вспомнить известное описание Тацитом невкинов, феииов и венедов, которых он не знает, куда ему отнести — к германцам или к сарматам²⁷, и к которым они, за исключением разве что певкииов, не имеют никакого отношения.

Что касается якобы индоевропейской семантической основы термина аорсы, то можно указать на еще более широкое бытование в финно-угорской этнонимии Поволжья и коми-зырянских земель этнических названий с корнем мург-морт типа: уд-мурт, коми-морт, морд-ва и т. д., восходящих, по данных лингвистов, также к индоевропейской, возможно, иранской лексике. «По-видимому, в какой-то период жизни степей Южной России,— пишет А. И. Попов,— здесь получил широкое распространение тер-мип мер—мар и т. д. в различных звуковых вариантах (благодаря огромной разноплеменности), означавший одно и то же: «смертный», «человек», «муж». Помимо многих соответствующих иранских и кавказских слов, имеющих примерно то же звучание и смысл, как мы видим, аналогичные данные сохранились у тех финно-угорских народностей, кои как-то достаточно близко соприкасались с южнорусским, киммеро-скифским, иранско-кавказским разноплеменным миром»²⁸ (выделено нами).

Не более доказательна и ссылка па сдвоенный этноним алан— орсы, поскольку в выдвигаемой нами гипотезе ему противостоит аналогичный этнонимический дубль — удорсы. Но главное заключается в том, что сдвоение этнических названий отнюдь еще не означает языковой или иной близости стоящих за ними народов, в чем можно убедиться на примере таких сходных этнонимов и топонимов, как келътиберы, кельт о скифы^2Э, Галлогреция³⁰. Страбон, в частности, разъясняет, что делалось это в древности в силу незнания подлинных фактов или, как в последнем примере, по причине тесного соседства поименованных пародов (Галлогреция) ".

Не следует забывать также и того обстоятельства, что большая часть этпонимической и географической номенклатуры периода античности и раннего средневековья дошла до нас через посредство ираноязычных племен и народов, которые со времени появления скифов обитали ближе всего к границам ближневосточных и средиземноморских цивилизаций. Такое соседство не могло не сказаться на подаче, огласовке и самой интерпретации терминов, многие из которых представляют прямую иранскую кальку местных названий, что хорошо известно в исторической литературе.

Возвращаясь к вопросу об этнической принадлежности древних удов, утиев (витиев) — удин,, следует заметить, что этот корень (уд), как и рассмотренный в начале статьи гидроним Кур, весьма широко представлен в топонимии Северного Предкавказья, центральных лесостепных районов Восточной и отчасти Центральной Европы, Сибири и Дальнего Востока, т. е. опять в тех же местах современного или былого расселения финно-угорских или близких им в языковом отношении других племен и народов урало-алтайской языковой общности. В числе таких эт-нотопонимов можно указать на известную в средневековье року У дон па Северном Кавказе, которую еще А. Яновский рассматривал как стяженную форму от Уд+дон (осот, «река») и Уд-зенъ (из уд + тюркск. узенъ — «протока», «овраг»)³². Урочище Удзенъ было известно также в XVIII в. в Крыму. В бассейне Волги имеется река Утва, в бассейне Северского Донца — река Уда, в бассейне Днепра — река У дай, приток Сулы. В Карпатских горах (в древней Дакии) в античное время существовал город Утидава, где дава — характерный местный топоформант, подобный названиям Петродава, Суксидава и т. д. На северо-востоке Аппенинского полуострова со средневековья упоминаются город и провинция Удине, названия которых, весьма возможно, восходят к интересующему нас этнониму, поскольку со слов византийского историка Феофана известно, что сюда в 499 г. вторглись «оулгары, о которых никто ничего до того не знал».

Ранние булгары до своего появления в Европе и па средней Волге обитали в Нижнем Подонье и Северном Предкавказье, т. е. примерно в тех же местах, где ранее упоминались аорсы и сира-ки, и входили в состав гуннских племен³⁴. Рядом с ними жили некие утигуры и кутригуры, из которых первые занимали территорию к востоку от Таиаиса, а вторые — к западу от этой реки³⁵. Очень возможно, что в первом из этих двух племен следует видеть прямых потомков тех же древних удов—утиев (витиев) — удин, о которых упоминают источники I—II вв. и с названием которых, очевидно, связаны гидронимы и топонимы У дон (совр. Кума), донецкая Уда, Удзень и др.

Правда, несколько лет назад азербайджанский языковед III. 3. Бахтиев выдвинул объяснение этих названий из тюркских слов кутур—кыдыр, которые в некоторых тюркских языках, б том числе в говоре астраханских татар, означают «странствовать», «гулять», «путешествовать», т. е. вести кочевой, подвижный образ жизни; утур — «сидеть», «оседать» с добавлением аффикса гур — продуктивного во многих тюркских языках и выражающего обладание качеством, выраженным в основе слова³⁶. Именно поэтому у Захария Ритора (середина VI в. н. э.) в перечне народов Северного Кавказа среди «живущих в палатках» упомянуты кутургуры (доел, куртагар), а утигуры (утургуры) упущены³⁷. У Прокопия Кесарийского утигуры характеризуются как парод, живущий в хижинах в страпе пустынной и бесплодной, тогда как о кутригурах сказано, что они, выйдя из Приазовья, переселились в Поднестровье и Подуиавье, вытеснив оттуда готские племена³⁸, что опять-таки вполне соответствует выдвинутой Ш. 3. Бахтиевым гипотезе о происхождении их названий.

Таким образом, предполагаемая им этимология этих двух взаимосвязанных этнонимов представляется весьма убедительной как с лингвистической, так и с исторической точек зрения и вполне соответствует требованиям научной этнонимики — «закону ряда», согласно которому «каждое название одновременно и отличает называемый объект от других, и объединяет его с однородными»^зэ; ср.: геродотовские скифы-кочевники и рядом — скифы-пахари; готы-грейтунги (степняки) и готы-тервинги (лесные), летописные поляне, древляне, дреговичи ж т. д. Беда, однако, состоит в том, что мы нигде в топонимии пе находим термина утур, тогда как названия с корнем уд—ут насчитываются десятками.

В связи с этим напомним, что помимо этнонимов и топонимов этого корня в Северном Предкавказье и Восточной Европе они в большом числе содержатся в этнонимии Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока: реки Уд, Уда, притоки Ангары, Селенги, бассейна Охотского мора, населенные пункты Удэ, Удинск и др.

Столь широкий разброс данпого этнотопонима мы склонны объяснять его принадлежностью к древнейшему пласту этнических наименований урало-алтайских языков в обеих их ветвях: как западной — финно-угорской, так и в восточной — тунгусо-маньчжурской, носители которых в ходе исторического развития имелись по всей огромпой территории. Последнее не должно вызывать большого удивления, учитывая, что большинство народов данной языковой семьи издревле вело подвижный охотничье-скотоводческий образ жизни и фактически на памяти истории продвинулось в полярные точки названного ареала. Более того, по некоторым языковым и этнографическим данным можно полагать, что предки многих современных финно-угорских народностей в отдаленном прошлом обитали где-то значительно южнее и западнее и в какой-то мере соприкасались с носителями кавказских языков.

ГАМ-СТЕГ, УШЕДШИЕ В ЛЕГЕНДУ

Одним из рудиментов прошлых контактов является древнейший этноним ем Ц ям // эм Ц гам, распространенный на большей части указанного пространства и объясняемый на материале эвенкийского языка, где эмэ — «прийти», «прибыть»; эмэ бзе — «пришелец»; эмэ удя—«путь, по которому приходили»⁴⁰. По сведениям Гекатея Милетского (V в. до н. о.), «Ямы (1ам) — народ скифский», в его время обитал где-то между Понтом (Черным морем), Каспием и Кавказскими горами, между икси-батами, синдами и иссидонами". Очевидно, это племя было невелико по численности либо жило в большом отдалении от Понта, поскольку последующим авторам оно уже не была неизвестно. Только тысячу лет спустя византийский писатель Халкокон-дил в ремарке об этнической ситуации в Северном Предкавказье в первой половине I тыс. п. э., опираясь на какие-то неизвестные нам источники, вновь упоминает народ под сходным наименованием — эмбы: «по соседству с верхней Иверией жили аланы, гунны и эмбы («Емво»)»⁴². Нет сомнения, что конечный слог в этом последнем этнониме «присоединен» автором или его источником от нарицательного баЦва — «река», как и в нынешнем названии реки Эмба на северо-востоке Каспийского моря, которая в позднем средневековье именовалась еще просто Ем/} ЦЭм^кЬ (ср. также параллельное название современного с. Лена в бассейне р. Вычегды Архангельской области в коми-зырянском языке — Эмва-дан).

Судьбу племени емЦям и дериватов этого корня можно проследить по цепочке этпотопонимов через Поволжье и далее на север Восточной Европы и западнее. Это многочисленные речки, селения и урочища иод названием Гам, Ем, Ям, Емца, Емецк, летописное племя Ямъ, финское Ем, средневековый русский город Ям в восточном Почудье, таинственный город датских викингов Йомсборг в устье Одры⁴⁴ и далее вплоть до современного Гамбурга.

На Кавказе память о древней народности ям—гам сохранилась в мифологии и топонимии, в частности в нартском эпосе кабардинцев, карачаевцев и балкарцев в названии воинственных женщин еммечь, локализуемых около «Сванетии и далее к востоку до Ах лов-кабака», в Малой Кабарде⁴⁵, а также, видимо, в образе ингушских гам-стег, где стег означает по-ингушски «человек, люди» — мифические люди-оборотни ^4в. Согласно адыгским преданиям, их предки, жившие тогда на побережье Черного моря, часто воевали с еммечь. Последних В. А. Кузнецов прямо сближает с легендарными амазонками и сарматами, у которых женщины, как известно, нередко принимали участие в военных походах⁴⁷. По словам Геродота, сарматы и произошли якобы от смешения скифов и амазонок, вследствие чего сарматские женщины «сохраняли стародавние обычаи: вместе с мужьями и даже без них они верхом выезжают на охоту, выступают в поход и носят одинаковую одежду с мужчинами» ⁴⁸. Впрочем, сам Геродот мало верил во все эти рассказы, как и многие другие античные авторы ⁴⁹.

В. А. Кузнецову, однако, удалось, по нашему мнению, и вопреки более осторожной оценки рецензента его работы В. И. Аба-ева, доказать достоверность исторического ядра легенд об ама-зонках-еммечь и о близости их сарматским племенам, среди погребений которых женских захоронений с копской сбруей и оружием намного больше, чем у других соседних с ними народов той поры, и достигает 20% по исследованиям К. Ф. Смирнова ⁵⁰. Для нас, впрочем, более важно отметить указание Геродота на первоначально резкое различие языка скифов и амазонок. «Скифы не могли попять, в чем дело,— пишет Геродог о первом появлении амазонок в Причерноморье,— так как язык, одеяние и племя амазонок были им незнакомы» (выделено нами.— В. К.) ". И даже позднее, когда скифы «сблизились» с амазонками (т. е. ассимилировали их), сарматы по-прежнему продолжали говорить с заметным отличием от скифов, поскольку, добавляет далее Геродот, «амазонки плохо усвоили скифский язык» ⁵². Процесс усвоения амазонками скифского языка, по Геродоту, продолжался длительное время. Это лишний раз подтверждает, что первоначально это были, видимо, два разноязычных этноса.

В нартском эпосе женщины-воительницы, как и амазонки, также вначале не входили в число нартов и жили в своих обособленных селениях⁵³ и только позднее стали выступать совместно с ними. «Девичье войско,— замечает В. А. Кузнецов,— не принадлежит к пароду нартов. Иная племенная принадлежность дев-воительниц в эпосе подчеркнута отчетливо и: недвусмысленно» ⁵⁴.

Для В. А. Кузнецова сходство легенды об амазонках со сказаниями иартского эпоса о женщинах-воительницах и «геиико-кратии» сарматского общества означает лишь одно — общую иранскую подоснову, отразившуюся в нартских сказаниях. Нам же представляется, что за всем этим следует усматривать иолиэтпич-ность древнего населения Северного Предкавказья и присутствие среди его основных группировок каких-то пока еще не вполне ясных уральских, а возможно, и иных (палеоазиатских, алтайских) этнических компонентов. В этом нас убеждает также па-личие в фольклоре современных народив края многочисленных полумифических и легендарных персонажей, подобных тем же еммечь, гам-стегам, вамиолам, джелтам, чиптам и др., в именах которых многие исследователи ищут следы реально бытовавших в прошлом народов. При этом в соответствии с законами фольклорного жанра можно полагать, что чем более фантастическими чертами наделяет народное воображение тот или иной образ, тем дальше от наших дней жил скрываемый под этим именем народ. Сопоставление легендарных мифологических персонажей с письменными, археологическими и другого рода источниками может способствовать выявлению хронологического возраста интересующего нас этноса. В этом отношении представляет интерес датировка В. А. Кузнецовым амазонских сюжетов нартского эпоса, а именно амазонок-еммечь, серединой I тыс. до и. э. Для эпохи раннего средневековья, пишет автор, это уже исключено, так как в алаиский период женщины на Северном Кавказе не участвовали в войнах, что подтверждается как письменными, так и археологическими материалами ⁵\

С указанным либо еще несколько более ранним временем следует, на наш взгляд, связать пребывание на Северном Кавказе и мифологических