Geum.ru

Историческая справка о дате возникновения государственности в России

Вид материалаДокументы
Подобный материал:

Историческая справка о дате возникновения государственности в России

«Новгород и начало русского государства»


(из книги кандидата исторических наук, археолога и историка

Владимира Яковлевича Конецкого)

«Начало Руси ... Бесспорно, нет другого периода в русской истории, который вызывал бы такой интерес и такой широкий спектр суждений. Последнее во многом связано с крайней скудностью источников. Те немногочисленные отрывочные и порой противоречащие друг другу сведения, дошедшие до нас в составе древнейших летописей, были записаны лишь спустя два века после самих событий, когда реальные дела и люди отчасти скрылись за дымкой лет или заиграли новыми красками в преданиях и легендах. Правда, в наше время появилась возможность привлечения данных археологии, которые пополняются очень интенсивно, но они позволяют понять лишь общие процессы, мало что, давая для воссоздания истории на уровне личностей.

Сложность темы заключается не только в недостаточности объема источников, но и в общем, состоянии нашей исторической науки. Жесткие схемы, определяемые марксистскими догмами и прямой политической конъюнктурой, долгие годы задавали конечные выводы для историков, писавших о возникновении Древнерусского государства. Поэтому прежде чем обратиться к деятельности первых русских князей в Новгороде, необходимо коснуться многих вопросов, без которых будет просто не понятна общая картина.

Вопрос "Откуда пошла, есть Русская земля?", стоящий в начале "Повести временных лет", показывает, как давно возник интерес к истокам государства. Как же отвечали на него наши предки? Еще раз перечитываем летописные строки. "В год 859. Варяги из-за моря брали дань с чуди, со словен и с кривичей. А хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке с дыма ... В год 862. Изгнали варягов за море и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была в них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: "Поищем князя, который бы владел нами и судил по праву. И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведами, а иные норманны и англы ... Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами. И избрались трое братьев со своими родами и взяли с собою всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой Синеус на Белоозере, а третий Трувор в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были славяне". Через два года Синеус и Трувор умирают, и Рюрик начинает править единовластно. Он сажает своих мужей с варяжскими дружинами по городам Северной Руси. Согласно летописи, Рюрик правил 17 лет, поскольку под 879 годом сообщается о его смерти.

Этот рассказ в дальнейшем неоднократно использовался летописцами, постепенно обрастая новыми подробностями. Так, в новгородских летописях XV-XVI вв. появляется фигура Гостомысла, старейшины, который посоветовал новгородцам призвать Рюрика с его "русью". Ряд любопытных деталей добавляет Никоновская летопись XVI в. В ней под 872 годом сообщается, что "в тот же год убил Рюрик Вадима Храброго, а также многих его сторонников". Под 875 годом говорится о бегстве от Рюрика в Киев многих знатных новгородцев. Ученые по-разному относятся к этим сообщениям. Одни вполне доверяют им, полагая, что составители хроник XV-XVI вв. располагали информацией, не вошедшей в уже цитированный текст "Повести временных лет", дошедший до нас также в списках не ранее XIV-XV вв., другие предпочитают более осторожный подход. Где-то на рубеже XV-XVI вв. появляется совершенно иная версия происхождения династии Рюриковичей, обусловленная новой политической ситуацией. Практически завершенное объединение русских княжеств и земель вокруг Москвы привело к появлению "перед взором изумленной Европы" нового мощного государства. Ликвидация зависимости от Золотой Орды, ханов которой на Руси именовали царями (титул, равный императорскому), ставила Ивана III как бы в один ряд с ними. И, наконец, превращение России, после падения Византийской империи, в центр православного мира (по крайней мере, в собственных глазах) – все это требовало и соответствующего идеологического обрамления. И политический заказ был выполнен. Уже в конце XV века появляется сочинение иверского монаха Спиридона "Сказание о князьях Владимирских", где провозглашается идея о преемственности власти великих московских князей от Рима и Византии. Сказание о призвании варягов было "слегка" подправлено. Согласно новому варианту, Рюрик был выходцем из Пруссии и являлся потомком мифического Прусса, брата не кого иного как ... римского императора Августа.

Но наиболее живописная версия начала русской истории дана в летописях XVII в. В этот период идет процесс быстрого формирования светской, развлекательной литературы, и летописи, как средневековый жанр строгой исторической хроники, вступают в состояние кризиса. В вымышленных или заимствованных из самых разных источников подробностях тонут дошедшие сквозь века крупицы сведений о реальных событиях. Особенно много внимания уделяется временам начала Руси в поздних новгородских летописях, поскольку они связаны с этим городом.

Итак, еще во времена московских самодержцев тема начала Руси, а, следовательно, и Рюрика была объектом политических спекуляций. Эта тенденция проявлялась и в дальнейшем. Особенно ясно они давали знать о себе в периоды, когда национализм становился важным компонентом официальной политики. В исторической науке это нашло выражение в борьбе двух течений, получивших название "норманизм" и "антинорманизм", различия между которыми сводятся к оценке роли скандинавов в образовании Древнерусского государства. Естественно, и характеристика Рюрика с его "русью" не могла не оказаться предметом спора, поэтому мы здесь никак не можем обойти этот вопрос. Прежде, однако, следует заметить, что вплоть до 30-х гг. XX в. "норманская проблема" оставалась в сфере чисто ученых споров. Начиная же с этого времени и вплоть до середины 60-х гг. антинорманизм становится единственно возможным, разрешенным официальной идеологией подходом к рассмотрению ранней русской истории. К сожалению, рецидивы взглядов той эпохи полностью не изжиты до сих пор, и они продолжают бросать отсвет на весь более чем двухсотлетний путь русской исторической науки. Но попробуем спокойно и объективно взглянуть на эту проблему.

Наибольший вклад в формирование современного понимания славяно-скандинавских отношений конца VIII-Х вв. внесла археология. Археологическим материалам вообще свойственна большая объективность, в том смысле, что произвольность их интерпретации все-таки ограничена. Кроме того, объем информации, получаемой археологами, за последние 20-30 лет возрастал непрерывно и интенсивно. В результате сложилась принципиально новая источниковая база для решения вопроса об образовании Древнерусского государства. И, удивительное дело! Целый ряд летописных известий, в достоверности которых нередко сомневались, в контексте новых археологических данных получил существенное подтверждение. Таким образом, к середине 80-х гг. устои официальной доктрины оказались основательно подточенными, хотя порой она еще пытается проявлять активность. Ее лебединой песней стало празднование 1500-летнего юбилея Киева, откровенность фальсификации которого была столь очевидной, что даже не вызвала никакого научного резонанса.

Известные политические события второй половины 80-х – начала 90-х гг. окончательно устранили диктат партии над исторической наукой. В этих условиях советский антинорманизм как детище официальной идеологии перестал быть "руководством к действию" и фактически сошел с научной арены.

Итак, каким же с современных научных позиций может быть представлен процесс сложения русской государственности. То, что это был именно длительный процесс, а не разовый акт, связанный с призванием Рюрика, уже отчетливо представляли русские историки конца XIX – начала XX вв. Поэтому, чтобы разобраться во всем этом, необходимо заглянуть в глубины славянской истории…

Процесс продвижения славян на север протекал весьма интенсивно. Это было не постепенное просачивание мелких коллективов, что свойственно, например, для крестьянской колонизации древнерусской эпохи, а разовое перемещение достаточно крупных групп, которые отрывались на сотни километров от сплошного славянского массива. Так в VIII в. новое население фиксируется в глухих районах Верхнего Поднепровья и, практически одновременно (как это представляется на нынешнем уровне знаний), одна из группировок достигает озера Ильмень. Быстрые темпы расселения славян в лесной зоне вовсе не случайны. Они диктовались, прежде всего, хозяйственными требованиями. Дело в том, что в условиях лесной зоны практически единственно пригодными для пахотного освоения были лишь легкие и плодородные почвы широких речных долин и озерных котловин. Очевидно, что доля подобных угодий в обычных ситуациях лесной зоны минимальна. На этом фоне уникальным был район истока Волхова с примыкавшим с севера Ильменским Поозерьем – территорией между берегом озера и рекой Веряжей, имеющей протяженность до 20 км при ширине 4-5 км. Как писал историк Ю.А. Кизилов, на всем Северо-западе нет другой территории, где в Средневековье была бы возможна подобная концентрация земледельческого населения. Действительно, первым славянским пришельцам трудно было не обратить внимание на эти места с их могучими дубравами на невысоких холмах, чем-то напоминавшие покинутые южные земли. Во время весенних разливов Ильменя местность затапливалась, и возвышенности надолго превращались в острова. Прекрасные заливные луга с буйным разнотравьем, легкие плодородные почвы холмов, "к урожаю весьма способные", как отмечалось в новгородских средневековых источниках, изобилие рыбы и водоплавающей птицы – все это обусловило то, что здесь сформировался существенный сгусток населения. Нельзя сбрасывать со счетов и удобства защиты от внешней опасности, что обеспечивалось наличием широких водных просторов и окружающих болот. Закрепившись в самом центре Приильменья, славяне начинают расселение по всему ильменскому бассейну и, прежде всего по берегам крупных рек (Ловати, Мсты, Полы, Шелони). Около середины VIII в. они появляются в низовьях Волхова – районе Старой Ладоги – месте, которому было суждено сыграть заметную роль в ранней русской истории.

"Балтийская цивилизация" при всей своей оригинальности не была "замкнутой на себя". В конечном счете, в основе ее формирования лежали переработанные позднеантичные культурные импульсы. Однако связи народов Балтики не ограничивались лишь южным направлением. В конце VIII-IX вв. они вступают в активные контакты с Востоком – арабским миром и Византией. Конкретным выражением этого стало сложение великих водных путей, пересекавших по рекам Восточно-европейскую равнину и связывающих Балтику с Каспийским и Черным морями. Первым по времени и важнейшим на раннем этапе был, как его называют современники, Восточный путь, именуемый в нашей литературе Балтийско-Волжским. Правда, этот термин является несколько условным, поскольку одним из его вариантов было ответвление на Оку с дальнейшим переходом на Дон. Но в любом случае, он вел в страны Арабского Востока. Становление этого пути стало возможным лишь после завершения арабо-хазарских войн и установления более или менее мирных отношений на Каспии и в низовьях Волги. Бурное развитие экономики стран Арабского Халифата, разработка богатых серебряных рудников, позволили начать массовую чеканку серебряной монеты – дирхемов. Следствием военно-политической стабилизации и экономического процветания стало установление торговых связей арабов с северными землями, откуда в обмен на серебро поступают экзотические товары, имеющие большой спрос на южных рынках. Это была, прежде всего, ценная пушнина. Как это не покажется странным, но, несмотря на жаркий климат, при дворах мусульманских владык в это время возникает мода на дорогие меховые одежды. У моды свои законы, если она служит утверждению социального престижа.

Первоначально активность арабской торговли направлена на районы Прикамья и Предуралья, а с рубежа VIII-IX вв. оживленная торговая артерия соединила мир ислама с Балтикой. На значительном отрезке Балтийско-Волжский путь проходил по территории будущей Древней Руси, и это обстоятельство явилось очень важным в процессе образования государства у восточных славян.

Зона влияния балтийского культурного единства охватывала и территории, составившие впоследствии основу Новгородской земли. Главными воротами восточного славянства на Балтике стала Ладога, расположенная в низовьях Волхова, в 12 км от его впадения в Ладожское озеро или, выражаясь словами летописца "в озеро великое Нево".

Значение Ладоги в ранней русской истории стало очевидно в полной мере лишь после проведения здесь широкомасштабных археологических раскопок. Установлено, что древнейшее ядро поселения находилось близ впадения в Волхов р. Даложки. Возникло оно, судя по находкам, в середине VIII в., а древнейшая дата, полученная методом дендрохронологии, то есть путем анализа годовых колец на спилах бревен, дала 753 год. Ладога изначально имела торгово-ремесленный характер, поэтому есть все основания говорить о ней как о древнейшем русском городе. Особенно показательны в этом отношении находки, связанные с крупной кузнечно-слесарной и ювелирной мастерской, обслуживающей также строительство и ремонт кораблей. Мастер изготовлял различные изделия из железа и бронзы. Эти выводы основаны не только на встреченных остатках производства – шлаках, заготовках и прочего, но и на уникальной находке всего ассортимента инструментов, которыми пользовался владелец мастерской. Очевидно, они были спрятаны все вместе в минуту опасности. Этот набор состоял из 26 предметов: молотков, клешей, сверл, волочильни – инструмента для изготовления проволоки, маленьких наковален для ювелирных работ, зубил, ножниц для резки металла и других инструментов, назначение которых порой и не до конца понятно. Исследователи предполагают, что мастер привез в Ладогу уже готовый набор всего, что было необходимо ему для работы. На происхождение мастера указывает входивший в состав клада инструментов бронзовый стержень с навершием в виде головы бородатого мужчины, от которого отходит кольцо, оформленное в виде повернутых друг к другу птичьих головок. Как считают ученые, это изображение связано со скандинавской мифологией и представляет собой бога Одина с двумя воронами, которые рассказывают ему обо всем, что происходит в мире.

По составу населения Ладога изначально была разноэтничной. О присутствии здесь выходцев из Скандинавии свидетельствуют не только рассмотренный клад инструментов, но и другие находки. Можно говорить, что славяне и скандинавы появляются в этом пункте практически одновременно. При этом численно славяне, безусловно, преобладали, поскольку связь Ладоги со сгустком славянских поселений в районе истока Волхова была относительно простой.

Вероятно, какую-то часть жителей Ладоги составляли и представители местных финно-угорских племен – ведь и само название этого поселения происходит от финского слова "Аладюги", что означает "верхняя река". Так по-фински называлась река Ладожка. Впрочем, роль финнов на фоне двух первых этносов, то есть славян и скандинавов, была незначительной.

Этническая неоднородность населения выразилась и во внешнем облике древней Ладоги. Археологи обнаружили здесь остатки жилищ разных типов. Одним их них были большие дома, площадью около 50 квадратных метров с открытым очагом в центре. Все это находит параллели в северно-европейской домостроительной традиции. Другой тип – обычные славянские жилища – квадратные в плане, с длиной стен 4-4,5 м и печкой каменкой в одном из углов.

Планировка поселения была свободной. Жилища, окруженные хозяйственными постройками, не образуя улицы, располагались на прибрежной низине. Это тяготение к берегу реки было неслучайным. Здесь, у причалов происходила разгрузка и погрузка товаров, шла оживленная торговля, ремонтировались и оснащались суда. Значение корабельного дела для Ладоги иллюстрируется неоднократными находками досок от корабельной обшивки (они легко опознаются по специальным отверстиям). После того, как суда приходили в негодность, их обшивка использовалась для мощения сырых мест или иных целей. Кроме того, среди продукции, изготовлявшейся в упомянутой мастерской, имелись и железные заклепки, при помощи которых как раз и скреплялись доски на бортах судов.

Становление Ладоги как торгово-ремесленного поселения произошло еще до начала функционирования "пути в арабы". И очень, похоже, что ладожане первыми прошли по нему. Во всяком случае, некоторые исследователи отмечают разрыв примерно в десяток лет между моментом появления арабского серебра в Ладоге и началом распространения монетных кладов на Балтике. Таким, образом, Ладога становится важным узловым центром международной торговли. Этому способствовало и оформление в начале IX в. еще одной торговой магистрали – пути "из варяг в греки", для которого Ладога была тем же важнейшим пунктом, открывающим движение вглубь Восточно-европейской равнины.

Об объеме торговли между Востоком и Балтикой в IX-X1 вв. можно судить по тому факту, что в данном регионе было найдено более полутора тысяч кладов, в которых содержалось около 150 тыс. арабских монет. Еще больше серебра осело на территории Руси. Стимулами в этом беспрецедентном движении денег и товаров была разница в уровнях цен на Севере и Юге.

Ассортимент товаров, которые шли по Волжскому пути, был достаточно велик. Арабский географ конца X в. Мухаммед ал-Мукаддаси перечисляет то, что поступало из Булгара, являвшегося крупнейшим торговым центром на Волге, где купцы из Балтийских стран и Руси продавали свои товары арабам. "Соболь, белка, горностай, чернобурая лиса, лисы, бобровые шкуры, пестрые зайцы (?), козьи шкуры, воск, стрелы, береста, шапки, китовый ус, рыбий зуб, бобровая струя, янтарь, выделанная кожа, мед, лесные орехи, ястребы, мечи, панцири, кленовая древесина, славянские рабы, мелкий скот и быки" – таков этот перечень. Естественно, значение названных товаров было не одинаковым ввиду их стоимости и объемов, поступавших на рынок. Так, например, высокоценимые у арабов западноевропейские мечи производились в мастерских нижнерейнских городов, входивших в состав Франкской империи. Однако мечи являлись "стратегическим товаром", поскольку, попав в руки врагов империи, они могли быть обращены против нее самой. Поэтому франкские императоры неоднократно и категорически запрещали продажу оружия славянам и скандинавам. Хотя, несмотря на запреты, коммерция и брала верх, но сложность технологии обеспечивала монополию нескольких мастерских, и общий объем их продукции оставался сравнительно невелик.

Другие товары, хотя и сырьевого характера, как янтарь или рыбий зуб – так в древности назывался моржовый клык, добывались лишь на незначительных или очень удаленных территориях, что также ограничивало их объем, а, следовательно, и роль в торговле. Даже такие, казалось бы, обычные продукты, как мед и воск, могли добываться в существенном количестве лишь в южной части лесной зоны. На этом фоне лишь два товара – пушнина и рабы имели решающее значение по стоимости и широте распространения.

Наиболее выгодной продолжала оставаться торговля мехами. В лесной зоне меха были недорогими. Так, на Руси шкурка куницы стоила 1 арабский дирхем – около 3 граммов серебра. Будучи проданным, на рынках Востока, мех давал прибыль в 1000 и более процентов, то есть в десять раз больше начальной стоимости.

Другой важной статьей экспорта являлись рабы. Основными их покупателями были арабские халифаты Испании, Северной Африки, Передней и Средней Азии. Но и в средневековой Византии имелись крупные рынки рабов. Если обратиться к содержанию договоров, заключенных первыми русскими князьями с византийскими императорами, то можно увидеть, что статьи, посвященные работорговле, занимают в них главное место. Использование рабов, происходящих с Севера, было разнообразным. Из них формировали придворную гвардию. В мусульманских странах, кроме того, рабы "сакалиба" (этим собирательным термином арабы обозначали не только славян, но все северные народы) использовались как евнухи при дворах владык, а белокурые невольницы служили украшением их гаремов. Стоимость раба в портах Балтики составляла 100 дирхемов, а в Византии или на Арабском Востоке их можно было продать в три раза дороже. Но особенно высокую прибыль давали рабыни. Как отмечается в литературе, белая рабыня, совершенно ничему не обученная, могла быть продана за 10-15 тысяч дирхемов, то есть в 200 раз дороже первоначальной стоимости. Даже если купцу доставалась лишь часть этой прибыли, она, вероятно, оправдывала все расходы на дальнее и опасное путешествие.

Особенностью пушнины и рабов как товара являлось и то, что зона их добычи была очень широкой. Меха поступали из бескрайних лесов Восточноевропейской равнины, Скандинавии и Финляндии. Рабов захватывали при нападениях на соседние территории. Межплеменные распри, явление очень характерное для эпохи становления государств, тоже вели к обращению части населения в рабство. Таким образом, в международную торговлю были втянуты обширные области на севере и северо-востоке Европы, и она оказывала колоссальное влияние на характер и темпы развития общества у многих народов, в том числе и у восточных славян.

Особенно сильно она сказалась на раннегородских центрах Балтики, которые переживают в 9-10 веках подлинный расцвет. В это время получают наиболее яркое воплощение тенденции, которые наметились еще в предшествующий период. Новый импульс приобретает развитие ремесел. Так, в Ладоге в слоях IX в. были обнаружены остатки еще одной мастерской по обработке металла. В числе находок инструменты, изделия, производственные отходы. Была найдена даже древняя наковальня, представляющая собой большой валун, установленный у одной из стен кузницы. Мастера, работавшие здесь, как и их предшественники середины VIII в., обрабатывали цветные металлы и железо, и в частности, также производили ладейные заклепки для строительства и ремонта кораблей.

В IX в. по Волхову возникает целый ряд укрепленных поселений, приуроченных к сложным участкам пути. У гостинопольских порогов (там, где ныне находится Волховская ГЭС) возникает городище Новые Дубовики, у Пчевских порогов городище у д. Городище. Особенное значение при этом имел район истока Волхова. Здесь расходились разные варианты маршрутов, ведших за арабским серебром и знаменитый путь "из варяг в греки", значение которого в IX в. стало быстро возрастать. Для контроля за этим принципиально важным участком возникает целая система опорных пунктов. Одним из интереснейших среди них является Холопий городок, расположенный неподалеку от слияния Волхова с его рукавом Малым Волховцом. Само название этого места ("холопий" означает "рабский"), видимо, говорит о суровых реалиях тех далеких времен. О том, что оно весьма древнее, свидетельствуют средневековые ганзейские грамоты, в которых эта пристань значится как Дроллеборг, что является точным переводом русского названия. Само расположение этого поселения на вытянутом всхолмлении среди низины, надолго заливаемой водой во время паводков, свидетельствует о главенстве военных и торговых функций над хозяйственными. О времени его возникновения можно судить по найденному у подножия холма кладу восточных монет, самая поздняя из которых была отчеканена в 810-811 гг., а ряд находок, сделанных при раскопках, позволяет говорить даже о VIII веке.

Холопий городок "запирал" конец развилки Волхова и Волховца, а у ее начала находилось Рюриково Городище – безусловный центр всей этой округи. Многолетние раскопки, проводимые здесь петербургским археологом Е.Н. Носовым, позволили представить характер этого поселения, во многом напоминавшего Ладогу. Здесь также проживало разноэтничное население. Кроме славян, судя по находкам, на городище присутствовало какое-то количество скандинавов: воинов, ремесленников, торговцев. В середине IX в. это население уже, безусловно, существовало. Сложнее говорить о времени его возникновения. Культурный слой на вершине холма, где находилась, скорее всего, древнейшая часть поселка, впоследствии был уничтожен при строительстве храмов и кладбища. Однако "парность" Городища к Холопьему городку может быть аргументом в пользу определенной синхронности их появления.

Возникновение в начале IX в. системы контроля над северным отрезком торговых путей – между Ладогой и будущим Новгородом – свидетельствует о существовании некой организующей силы, заинтересованной в дальней торговле. Но кто же конкретно мог быть заинтересован в этом? Конечно же, прежде всего верхушка проживавшего здесь населения. Но не только они. Мы уже касались вопроса о том, что особую роль в международной торговле VIII-Х вв. на Балтике и в Восточной Европе играли выходцы из Скандинавии. Не случайно ко всему этому периоду для истории Северной Европы применяется термин "эпоха викингов" - так назывались храбрые воины и отважные мореходцы, совершавшие дальние торговые поездки и военные набеги.

Тесные этнокультурные контакты славян и скандинавов, возникшие в VIII в. в Ладоге и распространившиеся затем на район будущего Новгорода, были, вне всякого сомнения, важнейшим фактором в истории этого региона. Конечно, было бы наивно и, главное, антиисторично, идеализировать славяно-скандинавские отношения, изображая их в розовых тонах. Они могли быть самыми разными, и здесь все зависело от конкретного соотношения сил в разные периоды. Однако главной тенденцией было все же стремление к консолидации. Закрепившись в данном районе, скандинавы обречены были искать союза с местной верхушкой, чтобы устоять против новых волн выходцев "из-за моря". И, естественно, в таких условиях шел быстрый процесс их славянизации, точнее говоря, формирование этнокультурного единства, поскольку процесс культурного влияния был взаимным. В конечном счете, все эти процессы привели к формированию в первой половине IX в. первого русского протогосударства, верхушка которого была заинтересована в обложении окрестного населения данью для использования ее в международной торговле.

Столь серьезные перемены, происходившие на Северо-западе, не могли не быть замеченными соседними народами. И действительно, в письменных источниках первой половины IX в. появляются известия, имеющие прямое отношение к интересующей нас теме. Среди них одним из важнейших является сообщение так называемых Бертинских анналов – летописи, которая велась при дворе франкских императоров. Суть событий была такова. В мае 839 года в столицу империи город Ингельгейм, расположенный в низовьях Рейна, к правящему императору Людовику Благочестивому прибыло посольство из Византии. Послы привезли Людовику богатые дары и личное послание от императора Феофила, в котором тот предлагал франкам подтвердить отношения "мира и любви" между двумя странами. Была в этом послании просьба и, так сказать, частного порядка. Вместе с византийцами ко двору Людовика прибыли и "некие люди, которые говорили, что их "зовут, рос", которых их царь по имени Хакан послал в Византию для заключения договора о дружбе. В своем послании к франкскому императору Феофил просил Людовика милостиво предоставить русским послам возможность вернуться на родину, поскольку пути, по которым они прибыли в Константинополь, были перекрыты "весьма бесчеловечными и дикими племенами".

Далее вся эта история приобретает несколько детективный оттенок. Людовик тщательно допросил послов, и в результате расследования выяснилось, что "они принадлежат к народности шведской! Это заставило императора считать их скорее разведчиками, чем искателями дружбы", и послы были задержаны для окончательного выяснения обстоятельств. Предосторожность Людовика была вовсе не излишней, поскольку буквально за два года перед этим шведские викинги совершили сокрушительный набег на франкскую территорию, и в появлении шпионов можно было усмотреть подготовку к новому нападению. О дальнейшей судьбе этого посольства в Бертинских анналах не сообщается, но уже изложенная информация позволяет сделать несколько важных выводов. Суть их следующая.

В 30-х годах IX в. (то есть еще до летописного призвания варягов во главе с Рюриком) где-то на территории Восточной Европы возникает государство "русов", правитель которого называется "хаканом", что явно связано с тюркским титулом "каган". Этот "хакан" пытается установить дружеские отношения с одной из сильнейших империй тогдашнего мира – Византией. Активную роль в государстве русов играют скандинавы, которые и выступают от его лица в качестве послов. Трудно сказать, сколько сотен страниц комментариев к этим известиям Бертинских анналов было написано историками за два века, и здесь нет необходимости подробно останавливаться на этом. Для нас в данном случае наиболее существенным является вопрос о локализации этого государственного образования.

Многие историки, среди которых были и норманнисты и антинорманнисты размещали "каганат русов" в Среднем Поднепровье, видя в нем прямого предшественника Киевской Руси. Основным аргументом при этом является титул "каган", который, как полагаю, мог быть принят правителем "русов" или в подражание кагану Хазарии, или, как свидетельство независимости от последней. Согласно другой точке зрения "каганат русов" располагался на севере Восточной Европы – в районе Ладоги-Новгорода. Надо сказать, что в контексте археологических данных, о которых уже шла речь, это предположение выглядит наиболее вероятным.

Известия о северорусском государстве или протогосударстве первой половины IX в. отразились и в арабских источниках. Однако интересующие нас сочинения восточных авторов это не летописи, содержащие конкретные датированные сведения, а именно сочинения, рассказывающие о различных странах и народах. При этом более поздние авторы широко использовали труды своих предшественников, включая целые отрывки из них в свои сочинения. Одним из древнейших среди дошедших до нашего времени считается текст арабского географа Ибн-Русте "Дорогие ценности", написанный в самом начале X в., но восходящий к несохранившемуся анонимному произведению IX в. Ибн-Русте сообщает: "Что же касается ар-Руссии, то она находится на острове, окруженном озером. Остров, на котором живут, русы, протяженностью в три дня пути, покрыт лесами и болотами, нездоров и сыр до того, что стоит человеку только ступить на землю, как последняя трясется из-за обилия влаги. У них есть царь, называемый хакан русов. Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазарию и Булгар и там продают. Они не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян. У них нет недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен. Единственное их занятие торговля соболями, белками и прочими мехами. Многие славяне поступают к ним на службу, чтобы таким образом обеспечить себе безопасность...". Далее идут сведения об обычаях русов.

Конечно, не все в сочинениях арабских авторов следует понимать дословно. Информация попадала к ним порой явно не через первые руки и, кроме того, для этих описаний свойственно стремление поразить правоверного читателя непривычной для мусульман и жителей юга экзотикой и курьезами. Поэтому мы совершенно бесполезно стали бы искать на карте Восточной Европы озеро, на котором имеется остров размерами в "три дня пути", то есть около шестидесяти километров в поперечнике. Но, вместе с тем, характеристика местности достаточно определенная. Болотисто-лесистый пейзаж, добыча пушнины, которой торгуют, русы – все это позволяло исследователям помещать "остров" где-то на Северо-западе, обычно в районе Новгорода. Здесь необходимо обратить внимание на определенную перекличку арабских и скандинавских известий. Речь идет о скандинавском названии Новгорода – Хольмгард, что обычно переводится как "город на острове" или буквально "островной город". Действительно, если взглянуть во время весеннего разлива на округу Новгорода, так сказать, с высоты птичьего полета, то мы увидим, что она действительно состоит из островов. Крупнейшим из них будет Поозерье, заключенное между Ильменем и Веряжей, и вторым - пространство между Волховом и Малым Волховцом. Общая протяженность обоих островов достигает почти сорока километров.

Существует и несколько иной подход к этому вопросу. Еще в конце 50-х гг. норвежским славистом Б. Клейбером была высказана идея, поддержанная и развитая некоторыми отечественными учеными. Согласно ей, скандинавы появились в районе истока Волхова еще до возникновения здесь городского центра, то есть, судя по всему во второй половине VIII в. Но поскольку Новгорода (Рюрикова Городища) тогда не существовало, соответственно не было и его славянского названия. Поэтому скандинавы были вынуждены дать этой местности собственное наименование – Хольмгард, которое первоначально имело территориальное значение и обозначало "поселение в островной местности". Причины появления этого названия достаточно понятны с учетом топографических и климатических особенностей Новгородской округи. Скандинавы, попадавшие в этот район ранней весной, когда сразу же после таяния льдов и начиналось время походов, особенно дальних. Перед их глазами открывалась залитая водой местность, на которой, как острова, возвышались отдельные холмы, где и располагались поселения местных жителей. Такое толкование кажется тем более убедительным, что вторая часть этого топонима "гард" в скандинавском языке того времени обычно обозначает не "город", а "ограду, хутор, усадьбу". После же возникновения Новгорода название "Хольмгард" перешло на город.

Такие вот истоки могли иметь арабские сведения об "острове русов". Но как бы то ни было, проблемы локализации "острова русов" фактически не существует: большинство исследователей связывали и связывают его с центром Новгородской земли. Здесь важнее другой. Применение арабскими авторами к правителю "острова русов" титула "каган" позволяет поставить этот факт в один ряд со сведениями Бертинских анналов о "каганате русов", что является еще одним аргументом в пользу приоритета Новгорода перед Киевом в процессе сложения русской государственности в первой половине IX в.

Здесь никак нельзя обойти вопроса о происхождении названия "Русь", явно связанного с рассмотренным "каганатом". Все историки, когда-либо писавшие об образовании древнерусского государства, касались и этой темы. И, надо сказать, что данному вопросу, безусловно, важному и интересному, придавалось значение все же явно завышенное. Происхождение государства и его названия все-таки различные проблемы. Ведь если мы посмотрим на современную политическую карту хотя бы Европы, то увидим немало примеров, когда названия государств и соответствующих им народов происходят от наименования групп населения, сыгравших важную, но отнюдь не решающую роль в истории этих стран. Здесь можно привести пример Болгарии – южнославянского государства, получившего название от численно небольшой орды тюрок-булгар, покоривших славян Нижнего Подунавья, а затем растворившихся в них. Или, например, Франция, название которой восходит к германскому племени франков, также поглощенному местным галльско-римским населением. Число подобных случаев может быть легко умножено. Так что ситуация с происхождением названия "Русь" не будет уникальной. При этом напомним, что и "норманисты" и "антинорманисты" считали слово "русь" не славянским по происхождению. Первые – естественно, скандинавским; вторые, в том числе и представители официальной советской науки, – чаще всего иранским.

Какие же надежные данные имеются в распоряжении исследователей? Прежде всего, о времени появления названия "Русь". Как уже говорилось, достоверные свидетельства письменных источников указывают на первую половину IX в. Таким образом, летописная трактовка "руси" как некоего племени, пришедшего с Рюриком, отпадает.

Далее – территория в Восточной Европе, с которой первоначально был связан этот этноним, то есть имя народа. Здесь историки традиционно называют два района: Приильменье и Среднее Поднепровье. В обоих случаях аргументом служит наличие древних названий рек и населенных пунктов, родственных слову "русь". Действительно, новгородцам хорошо известна Старая Русса, река Порусья, целый ряд деревень с названием Русско. Все они группируются в центральном Приильменье – древнем ядре Новгородской земли.

Для Поднепровья в этой связи называют реку Рось, правый приток Днепра, мелкие речки Роську и Россавицу, из чего делается вывод, что в середине I тыс. н.э. Поросье было заселено неким славянским племенем, носившим название "русь".

Однако ученые обратили внимание, что в летописях название Рось пишется как "Ръсь" (буква "ъ" обозначала в древнерусскую эпоху звук, похожий на краткое "о"). Да и население, жившее на Роси, называлось вовсе не "росичи" или "русичи", а "ршане". Все это не случайно. Языковеды убедительно установили, что корни "рос" на юге и "рус" на севере возникли независимо друг от друга. И поскольку форма "Россия" появляется очень поздно (в XVI-XVII вв.), и, прежде всего как термин ученой литературы, а древнейшим и исконным является "Русь", отразившаяся и в названии "русские", то истоки названия нашего государства следует искать на севере. Это заставляет снова вспомнить о скандинавских корнях слова "русь", что было установлено еще Байером и Миллером. С тех пор историки накопили большой материал, не только подтверждающий его скандинавское происхождение, но и изменение значения данного термина в разные периоды.

Источником для заимствования большинство исследователей считают скандинавское слово, производное от глагола "грести" и обозначавшее участников морского похода, воинов-гребцов, звучавшее примерно как "дротс". В финском языке, куда оно проникло еще в эпоху переселения народов, звучание этого слова изменилось в соответствии с законами языка в "руотси", а последнее стало основой для восточнославянского "русь". Это произошло с началом славяно-скандинавских контактов, и термин "русь" означал первоначально пришлых воинов-купцов, княжескую дружину, то есть имел, прежде всего, социальный, а не этический смысл. При таком подходе становятся понятными места из летописи, вызывавшие недоумение и споры среди исследователей. Это относится, например, к сообщению о том, что Рюрик с братьями взяли с собой "всю русь". Ясно, что здесь речь может идти именно о дружине, а не о целом конкретном племени. Это подтверждается и данными новгородской летописи, где данный факт передается словами "пояша с собой дружину многу".

В ходе становления государственности, в чем активную роль, хотя вовсе не абсолютную по значению, сыграли скандинавы, слово "русь" стало обозначать социальную верхушку государства и само это государство. В связи с этим менялась и этническая окраска "руси". На начальном этапе в ней совершенно явно выступает скандинавский элемент, что видно из сообщений арабских авторов, последовательно противопоставляющих славян и русь по этнокультурным показателям. В дальнейшем намечается тенденция к переносу этого названия со скандинавских реалий на восточнославянские, что опять-таки хорошо иллюстрируется источниками.

Такой подход к проблеме показывает, насколько бессмысленным был спор между крайними норманистами и антинорманистами о значении термина "русь", когда это значение пытались определить в статике, как данное раз и навсегда, тогда как оно имело много оттенков и изменялось во времени.

Но вернемся к "каганату русов", в котором впервые в Восточной Европе зазвучало будущее название нашей страны и народа. К сожалению, его дальнейшая судьба вырисовывается еще очень неясно. Как считает Д.А. Мачинский, в 40-50-е годы IX в. развитие прервалось. По его мнению, социальная верхушка этого раннегосударственого образования подверглась разгрому в результате активизации норманнских набегов. Археологическое отражение этих событий ученые видят в факте сильного пожара в Ладоге в начале 40-х годов, после которого меняется планировка поселения, увеличивается количество "больших домов" –  типа жилищ, имеющих северное происхождение, и вообще, судя по находкам, увеличивается доля скандинавов в населении этого важного центра. Данные события связывают с летописным сообщением о приходе варягов "из-за моря" и наложении дани на население Северо-запада. После изгнания этих варягов, как мы помним, и происходит, согласно летописи, призвание Рюрика с братьями.

С появлением на Северо-западе Рюрика связан следующий этап становления русской государственности. Важнейшим источником изучения этих событий являются русские летописи, содержащие устойчивую совокупность сведений, которую исследователи называют Сказанием о призвании варягов. Это сказание, текст которого приведен в самом начале нашего рассказа, представляет собой очень непростой документ. Однако современные исследователи пишут, что "историческая основа Сказания, несмотря на ряд домыслов, и позднейших переработок ныне обще признана".

Общими для всех вариантов этого источника являются следующие моменты: взимание варягами дани с северо-западных племен, изгнание варягов, усобица и, наконец, призвание князей. Два первых пункта ни у кого не вызывают возражений, но наиболее интересным является последний.

Прежде всего, необходимо установить количество и состав участников призвания. Со времени публикации работ замечательного русского языковеда А.А. Шахматова установилось мнение, что племенами, фигурировавшими в древнейшем варианте Сказания, были "словене, кривичи и меря". Имя чуди в первоначальном тексте отсутствовало, и его следует считать позднейшей вставкой.

Существует и другой подход к решению этой проблемы. В последние годы он был убедительно обоснован Е.Н. Носовым, который поставил совершенно законные вопросы: случайно ли, что в древнейшей версии Сказания упоминаются только три племени – словене, кривичи и меря, и какие факты позволяют увязать их воедино в рассматриваемый период? Ответ оказывается достаточно простым. Если нанести на карту места летописной локализации этих племен, то окажется, что они удивительно совпадают с районами, через которые проходил северный участок балтийско-волжского пути, отмеченный скоплениями кладов арабских монет. Так, в районе Новгорода – месте древнейшего расселения словен – зафиксировано 11 кладов VIII-Х вв. Территория кривичей располагалась, согласно летописи, в верховьях Днепра, Западной Двины и Волги, то есть там, где находились важнейшие волоки, соединявшие Балтийский и Каспийский бассейны. Этот район также отмечен кладами и находками скандинавских вещей в одном из древнейших кривичских центров – Торопце.

Меря помещена летописцем на Ростовском и Клешинском озерах. Здесь, в северной части Волго-Окского междуречья с центром в Ростове, сосредоточено 7 кладов IX в. Отмеченные районы концентрации кладов свидетельствуют об активном участии верхушки упомянутых племен в восточной торговле.

Поэтому нельзя не согласиться с теми учеными, которые считают, что исторической сутью Сказания о призвании варягов явились реальные события вдоль Балтийско-Волжского пути, связанные со взаимоотношениями упоминавшихся племен и скандинавов, причем отношения эти явно опираются на всеобщую заинтересованность в стабильной международной торговле. И сам факт призвания на договорных условиях одной из скандинавских групп для поддержания порядка выглядит исторически достоверным.

Но все это составляет лишь общий фон событий, воссоздать которые во всей полноте, видимо, уже никогда не удастся. Ведь Сказание является крайне сложным источником, где причудливо переплетаются реальные факты и литературное творчество многих летописцев. Но как раз в этом и состоит работа историка, чтобы отделять возможное от невозможного, вероятное от невероятного. Возьмем, к примеру, персонажей Сказания - трех братьев: Рюрика, Синеуса и Трувора, которые откликнулись на призыв северных племен. Сюжет о трех братьях имеет широчайшие фольклорные параллели, вплоть до хорошо известных всем с детства сказок, причем два брата играют обычно лишь вспомогательную роль. И действительно, Синеус и Трувор являются лишь вымышленными. Историки уже давно заметили, что имена братьев Рюрика есть не что иное, как переосмысленная скандинавская фраза "с домом своим (сине-хус) и верной дружиной (тру веринг)". А это означает, что существовал некий текст на скандинавском языке, который дважды использовался составителями Сказания. Один из них перевел данную фразу довольно близко по смыслу "Рюрик с родом своим и дружиной многой", а другой увидел в непонятных словах имена еще двух князей.

Наличие скандинавского источника Сказания крайне любопытно и является еще одним аргументом в пользу существования исторической основы этого произведения.

Интересно взглянуть на археологические реалии времени призвания Рюрика. Около 860 года в Ладоге происходит новый мощный пожар, который исследователи связывают с восстанием против варягов, предшествовавшим появлению на Северо-западе этого конунга. Ладоге вообще отводится важная роль в описываемых событиях. В Ипатьевской летописи говорится, что изначально Рюрик "сел" именно здесь. Это явно отражает значение Ладоги в международной торговле. По мнению А.Н. Кирпичникова, в 60-е гг. она кратковременно становится "столицей образующейся "империи Рюриковичей". В этот период здесь появляются новые укрепления.

Через два года Рюрик идет к Ильменю и "рубит" еще один город, назвав его Новгородом. Речь идет явно о Рюриковом городище, которое с середины IX в. переживает период бурного расцвета. Центральная часть поселения площадью около 1 га получает мощные укрепления, состоящие изо рва глубиной 4,5 м и вала. Поверх вала, очевидно, были и какие-то деревянные конструкции. Ведь не случайно по летописи Рюрик "рубит" город. Как пишет Е.Н. Носов "яркие предметы скандинавской культуры, появляющиеся в слоях Городища второй половины IX в., по всей видимости, являются археологическим отражением прихода Рюрика с дружиной из Ладоги".

Реальные причины появления Рюрика на Северо-западе, а заодно и пределы его "державы" хорошо просматриваются по спискам городов, куда этот князь сажает своих "мужей". Кроме Ладоги и Новгорода, о значении которых в международной торговле говорить более нет необходимости, другие центры тоже так или иначе, связаны с торговым путем. Важнейшими из контрольных пунктов были Белоозеро, Ростов, Полоцк и Муром. Все они находятся на разных ответвлениях Балтийско-Волжского пути, что наглядно показывает приоритет этого направления торговли для середины IX в. Днепровский бассейн остается в стороне от интересов Рюрика.

Согласно "Повести временных лет", Рюрик умирает в 879 году. Этому не противоречат и данные западных хроник, согласно которым в 882 году, его уже не было в живых. Преемником Рюрика и опекуном его малолетнего сына Игоря, согласно летописи, стал Олег. Его имя происходит от скандинавского слова "хельги", что означает "священный". В этом обстоятельстве усматривают выполнение Олегом не только княжеских, но и жреческих функций. Такое толкование подтверждается и русским прозвищем этого князя – Вещий, то есть "предвидящий будущее".

Эпоха Олега стала очень важным этапом в истории Руси. Он создал мощное войско, в состав которого входили варяги, славяне, кривичи, меря и весь и в 882 году двинулся в поход на юг. Были взяты города на Днепре – Смоленск, Любеч и, наконец, Киев.

К моменту занятия Киева Олегом в нем правили Аскольд и Дир. По летописной версии это были "бояре" Рюрика, которые отпросились у него пойти с дружиной на столицу Византии Константинополь, или, как его называли на Руси, - Царьград. Однако прежде чем отправиться на берега Босфора, Аскольд и Дир основательно закрепились на Среднем Поднепровье. В летописи эти события описываются так: "И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: "Чей это городок?". Те же ответили: "Были три брата, Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки и платим дань хазарам". Аскольд же и Дир остались в этом городе и собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян".

Вернемся к Олегу, который в 882 году захватил Киев, убив при этом Аскольда и Дира. Обычно это событие расценивается как объединение Северной и Южной Руси и образование единого Древнерусского государства. Такая оценка не совсем справедлива, хотя бы потому, что никакой Южной Руси в это время еще просто не было. Аскольд и Дир, как мы помним, владели землей полян, живших в районе Киева и плативших дань хазарам. Другие же окрестные племена продолжали оставаться в зависимости от хазарского каганата. С подчинения их Киеву и начинает Олег свою деятельность в Поднепровье. Он покоряет древлян, северян и радимичей и облагает их данью в свою пользу. Война с южными соседями полян – уличами и тиверцами – успеха не принесла.

В строительстве государства Олег опирался как на своих северных дружинников, так и на перешедшие к нему на службу местные элементы. Об этом недвусмысленно сообщает летописец: "И были у него варяги и словене, и прочие, прозвавшиеся русью".

В появлении новгородского князя на Днепре была своя логика. Стремление русско-варяжских дружин на юг, обозначившееся во время Аскольда и Дира, было связано с возрастанием роли пути "из варяг в греки". И Киев в данном случае был гораздо более удобным плацдармом, чем Новгород. Кроме того, в Новгороде первые русские князья чувствовали себя не очень уютно. Вспомним, что Рюрик был приглашен сюда на определенных договорных условиях, и его преемники не были тут полновластными хозяевами. Киев же был завоеван Олегом по праву силы, и значение княжеской власти здесь было явно иным, чем в Новгороде.

Любопытен вопрос о взаимоотношении Севера и Юга Руси после ухода князя из Новгорода в Киев. Многие ученые традиционно считали, что Олег, закрепившись на берегах Днепра, заставил северные племена словен, кривичей и чудь платить дань, и видели в этом отражение единой государственной политики князя. Но, как считают некоторые отечественные историки, северные племена следует считать не данниками, а, наоборот, получателями дани от полян. При этом словене и их союзники выступают как победители, посадившие своего князя на киевский стол.

Итак, после ухода Олега в Киев Новгородская земля играет особую роль и, можно сказать, пользуясь современной терминологией, обладает определенной автономией в составе Древнерусского государства. Это вовсе не означает, что связи Олега с Северной Русью ослабли или прервались. Этого не могло случиться, поскольку территория Приильменья играла важнейшую роль для нормального функционирования международных торговых путей.

Новгородцы приняли активное участие в главной внешнеполитической акции Олега – победоносном походе на Царьград. В 907 году, князь собрал огромное войско, (летопись называет 80 тысяч человек), в состав которого вошли воины от всех племен, так или иначе связанных с Киевом. Жители Приильменья – словене – в этом перечне названы вторыми (после варягов), впереди полян и прочих славянских племен Южной Руси, что, видимо, отражает реальное значение новгородского контингента. Это подтверждается и другими эпизодами похода. Кстати сказать, перечень племен, ходивших на греков треть века спустя при князе Игоре, летопись приводит в другом порядке.

Итак, первые страницы Новгородской и русской летописи... Что же можно сказать в итоге нашего рассказа? Мы попытались показать, что именно на Северо-западе, в Ладоге и Новгороде возникли первые зачатки русской государственности. Именно новгородские дружины расширили пределы Руси на юг до Киева и дальше. Но даже когда эстафета строительства государства перешла к Киеву, Новгород остается гарантом единства Руси. Новгородцы в конце X – начале XI вв. дважды (при Владимире и Ярославе) восстанавливали целостность Древнерусского государства. При всем этом уже в древнейший период политика Новгорода строилась на сочетании общегосударственных и местных, новгородских интересов, что во многом и определило своеобразие его дальнейшей истории. Впереди были славные века сложения боярской республики с ее оригинальной политической системой, века расцвета замечательной культуры, составившей важный вклад не только в русскую, но и в мировую средневековую цивилизацию ... Но за всем этим мы не должны забывать о начале».

 

Из книги: Конецкий В.Я. Новгород и начало

русского государства.

Великий Новгород, 2002.