Книга вторая сестрёнка из преисподней
| Вид материала | Книга |
- Ал. Панов школа сновидений книга вторая, 799.92kb.
- Книга первая, 3542.65kb.
- Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
- Книга тома «Русская литература», 52.38kb.
- «Московского Международного открытого книжного фестиваля», 22.38kb.
- Изменение Земли и 2012 год (книга 2) Послания Основателей, 4405.03kb.
- Изменение Земли и 2012 год (книга 2) Послания Основателей, 4405.79kb.
- Вестника Космоса Книга вторая, 2982.16kb.
- Комментарий Сары Мэйо («Левый Авангард», 48/2003) Дата размещения материала на сайте:, 2448.02kb.
- Книга вторая испытание, 2347.33kb.
— Сергей Александрович, скажите мне ради всего святого, вы и нас не помните? — начал белый.
— Завянь, Циля... Видел же, как хозяина по кумполу веслом треснули, чего ради раны бередить?! Спасать его надо!
— Обратиться к официальной медицине?
— А она хоть кому-нибудь помогала?! — вопросом на вопрос парировал чёрный. — Вон, у лодочника второе весло осталось, если возьмёмся вдвоём, да с размаху, то у Сергуньки появится шанс...
— Никакого шанса! Если «вдвоём и с размаху», то шансов у него нет, и ты, нечистый дух, это прекрасно понимаешь!
— Циля, Циля, да ты чего?! Осади... я ж добра ему хочу...
— Тогда... не заводи меня! И помни, что слухи об ангельском терпении сильно преувеличены.
Я в их разговор не вмешивался. Не хватало ещё, кроме потери памяти, окончательно сойти с ума и беседовать с собственными «глюками». Вполне достаточно того, что я вообще их слушаю...
Между тем кентавр, волчица и старик, видимо, пришли к определённой договорённости. Лодку кое-как выволокли на берег, перевернули и готовили к спуску на воду.
— Любимый, собирайся, нам пора!
— Никуда я с вами не поеду.
— Любимы-ы-й... Волчица ласково повысила тон и слегка поскрежетала клыками. — Нам действительно пора. Я отдаю себе отчёт в том, что с тобой произошло, но! Тем не менее это пока твои личные проблемы, а вот если мы не остановим Банни, то проблемы будут уже у всех... И поверь мне, ТАКИЕ, что твои забудутся сразу!
— Ничего не знаю! — с опрометчивой самоуверенностью упёрся я. — Пока мне детально не разъяснят, что почём, ни за какие коврижки с места не двинусь. Кто такая эта ваша Банни? Чего ради я должен её останавливать? И почему этот кентавр всё время мне на коленки смотрит?
— Кентаврас? Ладно, я с ним разберусь, милый...
— А вас я вообще знать не знаю! Что за провокационные разговорчики о наших якобы супружеских отношениях?! Да я и в мыслях не страдал зоофилией, а вы тут...
— Хам! Подлец!! Мерзавец!!! — После третьего эпитета у неё в глазах блеснули слезы, жемчужинками стекая на пушистую грудь. Я сидел ни жив ни мёртв...
О пышнохвостая нимфа Наталья,
ярок твой гнев и твой суд скоротечен!
Но поспеши приподнять дорогого супруга,
лодка готова к отплытью.
Пусть он нахал и безбожник, и быдло,
и варвар, но время отчалить...
— В последний раз спрашиваю, ты идешь? — сквозь зубы кинула волчица.
Я отрицательно покачал головой. После всего произошедшего… Нет уважаемые, я отнюдь не испытываю склонности к суициду
— Кентаврас, забирай его!
Я сопротивлялся, честно, но...
Если вы думаете, что я тихо лежал себе в лодке, связанный по рукам и ногам, дурак дураком, ничего не предпринимая, то вы глубоко ошибаетесь, Я — мыслил! Хотя, если уж со всем честно, это единственное, что я мог себе позволить в сложившейся ситуации. И мысли мои были разными... Начнём с того, что кое-что полезное я для себя всё-таки уяснил. Сергей Александрович, Сергиус Гнидас, Сереженька и Сергунька — всё это, видимо, я! Раз так считает большинство, к их мнению имеет смысл прислушаться. И еще, судя по всему, мы направлялись в некий Тартар. Возможно, это город, курорт, название микрорайона или торгово-посреднической фирмы. Мне уже приходилось с ним сталкиваться, уж больно знакомо звучит, но где? Но меткому выражению одного английского писателя (вот видите, что-то я ещё помню!), нас было «трое в лодке, не считая собаки». Ну, в данном случае волчицы, какая разница... Галлюцинации больше не появлялись, и это огорчало. С ними было бы веселей, так как по причине поломки одного весла мы двигались с черепашьей скоростью. Откуда-то издалека, наверное с другого берега, донеслось гулкое эхо взрыва.
— Не успеем... — нервно заскулила волчица, расталкивая безропотные тени и прыгая поближе ко мне. — Серёжка, милый, мы не успеваем, Она же там камня на камне не оставит! А что будет, когда вернётся Аид?! Он убьёт её!
— Убьёт? В смысле, лишит жизни ту симпатичную девочку в мини-юбке? — прозорливо догадался я, а волчица сурово нахмурила брови:
— Угу, вижу, мини-юбку ты заметил... Что ещё тебе у неё понравилось? Говори, говори... и смотри мне прямо в глаза, изменщик коварный!
Я, по простоте душевной, уж было пустился перечислять, но в этот момент лодка окончательно встала, что, собственно, и спасло моё положение. Ведь страшно подумать, что эта ревнивица могла сделать с моим ухом (даже с обоими ушами!), не прикрой я вовремя рот. А причина остановки оказалась проста до банальности — перевозчик всего лишь выбился из сил. Его молено понять: во-первых, лодка явно перегружена (два человека, волчица да плюс ещё кентавр! Тени не считаются, они бесплотные). Во-вторых, у старика осталось только одно весло (причём каменное, а это, знаете ли, вес). Где пожилой растяпа расколотил второе, мне не было известно, хотя по обрывкам разговоров становилось ясно, что я и к этому как-то причастен. Посовещавшись, вся троица встала передо мной в немом ожидании. По лицам видно, что-то хотят, а что именно хотят — непонятно.
— Серёженька, — наконец решилась волчица, — ты прости меня, пожалуйста, если я тебе немножечко нагрубила. У меня сегодня день тяжёлый, но ты ведь знаешь, как я тебя люблю... Будь умничкой, помоги нам, а?
— Право, не знаю... У меня уже были утверждены определённые планы на сегодня. Разве что удастся случайно выкроить какое-то окно... Ну-с, дамы и господа, чем могу быть полезен? — Ох и трудно сохранять величественный вид в связанном состоянии, с затёкшей спиной и чешущейся поясницей.
— Любимый, я знала! Я им всем говорила, какой ты у меня замечательный!
— Нет, нет, нет... не надо меня лизать!
— Ай, не будь букой! Здесь все свои, поймут...
— Всё равно... фу! У меня шерстинка прилипла к носу... щас... чи-х-ну...
Мне хором пожелали быть здоровым. Все, кроме старика, разумеется... От него, по-моему, никто даже слова вразумительного не слыхал, одни «гмыканья» с потугами на значимость и философичность. Отчихавшись, я повторил свой вопрос.
— Милый, прочти стихотворение! — страстно попросила волчица, а кентавр подбадривающе кивнул. Что ж, если это всё, что им от меня надо, так почему бы и нет?
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет...
— Нет! Серёжка, ты издеваешься!
— Хм... ладно, могу другое. Я думал, любое сойдёт... Хотите, Бродского почитаю? Сейчас, минуточку... ага!
Нынче ветрено и волны, с перехлёстом,
Скоро осень, всё изменится в округе...
— Не-е-е-т! — уже в полный голос взревела недовольная хищница. — Не надо Бродского, здесь это не поможет. Прочти что-нибудь своё.
— Своё?! — ужаснулся я.
— Конечно. Своё! Любимый, вспомни, твои стихи всегда срабатывали, как самая мощная магия.
— Но... я не могу... Как это — своё? Откуда... я же не... не поэт же?!
— Сергиус Гнидас, не должно певцу, утерявшему лиру, так отступать... — И подлый кентавр выудил откуда-то из-за спины рогульку с натянутыми струнами. А ведь я определённо видел нечто подобное, но когда и где?! Не помню...
Вот, забирай! Инструмент твой в порядке
полнейшем, и громко
Песнь нам исполни, такую, чтоб вспенились
волны! Сам Посейдон
Благосклонен к Орфею и слуг его верных
держать не посмеет на месте.
Пой же, герой! Раз супруга и публика
просят, пой благозвучно, и, может,
Муза тебе поменяет прозвание, ибо
с именем гнусным певцом быть
Достойным непросто...
— Да не умею я петь! И стихи сочинять тоже не умею! — неуверенно возмутился я. Волчица и кентавр обменялись подозрительными взглядами, словно врачи в психбольнице.
— Серёженька, бедный мой. — Волчий язык нежно-нежно лизнул меня в нос. — Я так надеялась... Не обижайся на нас. К тебе вернётся память, и ты всё-всё вспомнишь. Что я твоя жена, что нам надо спасти Банни и что ты — поэт. Самый-самый!
Она лизнула меня ещё раз и отвернулась, пряча слезы. Я тоже опустил голову, стараясь не смотреть в её сторону. На этот раз со мной обращались вежливо, хоть и не развязали, но просили и уговаривали, а я не смог им помочь... неудобно. Стихи, видите ли, их не устраивают... А я виноват, что у меня память дырявая, как решето?! Что помню, то и читаю. Свои почитать... певец... поэт... самый-самый... Особенно обидным было то, что я действительно ощущал нечто... вроде зуда на языке. Какие-то очень далёкие образы, рифмы, строфы бились в поисках свободы. К тому же это было очень похоже на стихи. Не знаю чьи, не знаю откуда, ничего не знаю, но они требовали выхода...
Вкус медной денежки во рту под языком...
Харон весло обмакивает в Лету.
Я сам с собой сегодня не знаком
И в каждой песне путаю куплеты.
Мороз, мороз!
Ты не морозь меня.
Чего стараться? Ни жены, ни дома...
Никто не ждёт, а белого коня
И след простыл...
Ночная глаукома
Навеки ограничивает взор
Одним пятном безлико-грязной формы.
Лишь зодиак чеканит свой узор,
И парки судьбы расшивают в нормы.
Нормально...
Отдышавшись до петли,
Простить, смешав, потери и утраты,
Всеядности кладбищенской земли
Пожертвовав тупой удар лопаты.
За все мои высокие грехи
Мне денег в рот
Досыпят сами боги,
Чтоб я молчал и не читал стихи,
Мешая перевозчику в дороге...
Лодка двинулась с первой же фразы. Мы летели поперёк чёрной реки, сквозь плотный туман, со скоростью ракетоносного крейсера. Старый перевозчик отложил весло, судорожно вцепившись в борта. Кентавр присел на задние ноги и недоуменно вертел головой, пытаясь осознать происходящее. А серая волчица стояла ровненько, как скульптура, и буквально не сводила с меня восхищённо-влюблённого взгляда. Это было так... приятно?! Неприятности начались, когда прозвучала последняя строка, и я почувствовал, что задыхаюсь... Мой рот оказался под завязку набит тёплыми металлическими кружочками, и если бы лодка резко не врезалась в берег... Подавился бы как минимум! Я же был связан и ничем не мог себе помочь, не мог даже позвать на помощь. От толчка я кубарем свалился с приступочки и здорово треснулся лбом о днище. Это меня спасло,. Я выплюнул на дно лодки столько золотых, серебряных и медных монет, сколько ни за что не поместилось бы у меня в обеих ладонях.
— Я всё-таки думаю, что это был хороший поступок. Хотя, конечно, хозяин использовал колдовство, но исключительно в благих целях... К тому же по принуждению... — Ша, Циля! У меня нету резона с тобой спорить... Лучше подвинься и дай мне во-он ту монетку. Ой-ё! Серебряный раритет с совой богини Афины! Братан, ты знаешь, сколько дают за такую малышку на аукционе Сотби?
* * *
Река называлась Ахеронт, старик-перевозчик именовался Хароном, волчицу звали Наташей, а нашего четвероногого друга Кентаврасом. Правда, мои постоянные галлюцинации почему-то называли его то Кентом, то Савраской. К самим «шизоидным видениям» я тоже быстро привык: тот, что в белом, — это Циля, а чёрный, соответственно, Фармазон. Кроме меня, их никто не видит и не слышит, что, в сущности, абсолютно логично. С чего бы это моим личным галлюцинациям бросаться в глаза окружающим? И о цели путешествия мне также немного рассказали: мы ловим Банни! В смысле, ту девочку в юбочке, называющую себя Сейлор Мун. А поймать её необходимо, потому что она в болезненном самомнении решила полностью уничтожить всё зло на земле. Идея в целом неплохая, но очень уж романтическая... Так вот, для начала эта героиня вознамерилась покончить с демонами, у неё с ними какие-то личные счёты. Что и привело её в Тартар, где Банни ударило в голову освободить всех страждущих и так наказать мучителей, чтоб впредь неповадно было. Упускалась одна маленькая, но существенная деталь — в царстве Аида демонов не было! То есть в те наивные времена их ещё просто не придумали. Там, как мне объяснили, был бог смерти Танат, бог сна Гипнос, трёхголовый собакообразный монстр Цербер, ну и сам вершитель высшего суда, старший брат Зевса, некто Аид. Впрочем, приговор он выносил не единолично, а коллегиально, учитывая каждый раз мнение и других представителей официальной власти Олимпа. Так что попытки голубоглазой воительницы в матроске творить здесь собственную справедливость выглядели несколько навязчивыми и никому особенно не нужными. Хуже того, это могло бесповоротно разрушить естественный баланс Света и Тьмы, успешно устоявшийся в мире и пока не дававший сбоев. Примерно такую версию событий, ну, может быть, и не в столь академической последовательности, вдалбливали мне Наташа и Кентаврас по дороге к чертогам Аида. Они почти убедили меня, что я поэт, а значит, единственный человек, способный остановить опасные фантазии героической девчонки... Сильно подозреваю, что у волчицы в этом деле были свои, тайные корысти, а вот кентавр оказался совсем уж простодушным малым. Похоже, ему здорово не повезло в личной жизни, и он активно пытался навязать свою любовь всем подряд, включая старого Харона. Впрочем, тот, быстро выгрузив наш отряд на берег и что-то прогмыкав на прощание, торопливо отчалил. Полагаю, он неплохо зарабатывал на этом деле, каждая перевезённая тень давала ему монетку, а я так вообще выплатил неразговорчивому пенсионеру его индексированную зарплату за пятьсот лет вперёд...
— Эй, пришибленный, о чём задумался? — Пользуясь тем, что волчица и кентавр ушли вперёд, перед моим носом завис порхающий Фармазон.
— Абсолютно ни о чём, — шёпотом ответил я, — но если честно, то очень хотелось бы знать, о чём умалчивает наша пушистая спутница.
— Ха. Тоже интересно стало, да? Сергунь, прими совет друга, плюнь на всё и сконцентрируйся на том, как она этому Савраске глазки строит! Тока глянь, ведь хвостом, стерва, так и вертит, так и вертит...
— Глупости! — почему-то обиделся я. — Ничего она не вертит, просто походка такая.
— Ну, смотри, смотри, лопушок, мое дело — предупредить... Если через девять месяцев твоя благоверная начнет запасать овёс и шить попонки с бантиками, тогда ты меня вспомнишь! Да, и ребенка не забудь Коньком-Горбунком назвать...
— Серёженька! — подоспел наконец тот, что в белом. — Господи, неужели этот бесстыжий Фармазон вас опять обижает?!
— Циля, я лишь раскрыл хозяину его светлые очи на тёмные моменты.
— Грех над больным смеяться! Сергей Александрович, не слушайте его, я тут слетал на разведку, всё выяснил и категорически заявляю — вам туда нельзя!
— Куда нельзя?
— В Тартар. Ваша двоюродная родственница, пользуясь отсутствием самого Аида, натворила там таких дел... Спускаться вниз слишком опасно. Она возомнила о себе просто невесть что и...
— Что и? — заинтересовались я и Фармазон.
— Банни там не одна, с ней ещё три девочки-демонессы! Они слишком хорошо вас помнят и полны решимости отомстить, а вы ведь совсем сбренди... ой, прошу прощения... ещё не совсем здоровы.
В его словах была логика... Я почти успел призадуматься над этим, как с ходу ткнулся носом в круп внезапно остановившегося кентавра. Похоже, мы куда-то пришли... Тоннель кончился высоченным подземным залом, где сидел на привязи самый огромный и самый страшный из всех виденных мною псов. Это было могучее животное с телом английского дога, черным как смоль. Вместо длинного хвоста извивались шипящие змеи, на широких плечах сидело три бульдожьих головы, а из-за сцепленных зубов вырывалось оранжевое пламя!
— Это Цербер... — поджав хвост, протянула волчица. Видимо почуяв её запах, громадный пёс яростно рванулся и завыл. С каменного свода посыпалась пыль, а кентавр зажал уши. Собаки — извечные враги волков, и страшно подумать, что случилось бы с Наташей, если бы... Цербер был надёжно привязан ярким синтетическим поводком к массивному каменному кольцу в стене. А приглядевшись попристальней, я обнаружил на каждой из ужасных голов стальной намордник. Кто-то основательно позаботился о максимальном обезвреживании адского пёсика...
— У нас есть шанс пройти. Серёжка, положи мне руку на загривок, пожалуйста, и не делай резких движений... Кентаврас пойдёт первым.
Что я отвечу моей желтоглазой отраде?
Храбростью бурою
Я наделён в изобилье... Мне ли бояться
цепного, бессонного стража,
В Тартар пути охранявшего много столетий?
Но обижать не хочу
Мужа достойного, ныне стоящего рядом!
Он ведь потребовал
К царству Аида дорогу немедля открыть,
так неужто посмею
Я обесчестить его, не позволив герою
первым отважно шагнуть
Мимо Цербера, ждущего пищи?!
Угу... кентавр, как видите, лихо отмазался от похода. Волчица смущённо замялась, и я понял, что идти вперёд всё равно придётся мне. Хотя особой опасности не было: собака-то привязана, а за её спиной виднелись полураспахнутые медные ворота, украшенные непонятными символами. Значит, кто-то туда уже прошёл, так почему бы не попробовать и нам? Я прихватил волчицу Наташу за загривок, ободряюще потрепал за ухо и сделал первый шаг. Это оказалось страшно... Просто поверьте на слово и не пытайтесь повторить. Три пары горящих глаз буквально испепеляли нас огнём нечеловеческой ненависти. Цербер не мог порвать элегантный поводок, намордники тоже показали себя достойно, но скрежет огромных жёлтых клыков наполнял душу холодом. По, спине бежали мурашки, с меня градом катил пот, но мы шли и шли вперёд, стараясь двигаться как можно медленнее и не выглядеть убегающей добычей. — Хоро-о-ший пёсик, у-у-мный пёсик, до-о-брый пёсик... — старательно уговаривал я сам не знаю кого, пока Наташа и Кентаврас проходили в ворота. Я шагнул последним, и за моей спиной раздалось жалобное поскуливание брошенного щенка. Уф... сердце билось так, словно хотело выпрыгнуть на волю. А в самом Тартаре сейчас стоял дым коромыслом! Мой «глюк» в белом оказался совершенно прав — мы опоздали...
* * *
Необъятная территория была окутана вечерним полумраком. То тут, то там вспыхивали весёлые огоньки костров, со всех сторон слышались смех, музыка и пение. Прямо навстречу нам размашистым шагом маршировал рослый грек, красивый, как в учебнике по истории. Он нёс под мышкой лиру вроде моей и придерживал на ходу сползающий венок из листьев подсушенной лаврушки.
— Э... простите, любезнейший, что за дискотека сегодня в Тартаре? Мы думали, что это тихое Царство Мёртвых, а не студенческий вертеп.
— Без комментариев! — сухо отрезал грек, высокомерно поджав губы. Чёрт возьми, да он и голову-то повернуть не соизволил, невежа!
— Подумаешь... Неужели это из-за того, что вся греческая культура была объявлена «классикой»?
— Боги, держите меня... — приближенным к полуобморочному писком выдал наш кентавр. — Что я глазами узрел — это ж Орфей Сладкозвучный!
— Орфей?! Тот самый? Живая легенда рок-н-ролла! — переспросил я. Наташа завороженно кивнула. — А что он здесь делает?
— Пришёл за своей женой Эвридикой, — шёпотом пояснила она, — ему нельзя оборачиваться, иначе...
О! Эвридика идёт! Слава супруге,
достойной Орфея, великого мужа!
Пусть она бодро спешит нежным объятьям
навстречу. Мы же всем хором
Дружно хвалу воспоём верности жён
и добрейшему сердцу Аида!
Он ведь позволил Орфею шагнуть в царство
теней и супругу забрать
Дорогую... В смысле, свою, а не Аидову,
тут я поправлюсь...
О Эвридика! Тебе я пою... Посторонись,
Сергиус Гнидас, мешаешь!
Между мной и Кентаврасом действительно протискивалась чья-то тень, не извиняясь, работая локтями. Наверное, бедняжка так спешила удрать из мрачного царства сумерек, что не отвлекалась на сантименты. Да разве жалко? Я почти её пропустил, но этот «кобыл мужиковатый» пихнул меня крупом и... наступил на ногу! Причём именно на ушибленный палец...
— А-а-а-й-ё-у-у!!! — не своим голосом взвыл я так, что все подпрыгнули.
— Эвридика-а?! — логично обеспокоившись, обернулся древний грек.
— А-а... нет! Я это... извиняюсь! Но вон тот... гад, чтоб не сказать больше… мне на ногу наступил! Знаете как больно?!
— Эвридика...
Тень молча развернулась и, даже не помахав на прощание, ушла туда, откуда вышла. Орфей подскочил к нам с белым от ярости лицом. Я не придумал ничего умнее, как в качестве оправдания продемонстрировать ему распухший, дважды пострадавший сегодня, большой палец правой ноги. Великого певца затрясло… Орфей было вытянул дрожащие руки по правлению к моей шее, потом закатил глаза и начал рвать на себе волосы. Лавровые листики вперемешку с золотыми прядями так и замелькали в воздухе! Мы замерли, чувствуя себя виноватыми... Богоравный певец подобрал орошенную лиру, разломал её на куски перед моим носом и бросился прочь. Его грязную ругань, выраженную в форме классического гекзаметра, было слышно еще минуты три...
— Н-ну что? Пойдем дальше? — несколько наигранным тоном предложил я. Волчица тихо потрусила вперёд, а вот кентавр приотстал, косясь в мою сторону с явным опасением. А что я такого сделал?! Мы шли по неширокой тропе, окруженные со всех сторон буйно веселящимися тенями. Банни среди них видно не было... Насколько помню, в царстве Аида и грешники, и хорошие люди жили в одном загоне. Просто плохие наказывались ужасными муками, а праведные пребывали в праздном покое, приправленном усладой. В чём она (эта самая услада) выражалась, я здесь так и не увидел...