Перенабор основного текста с издания

Вид материала

Документы

Содержание На то, которое от 22-го августа. На письмо от 25 августа, что с Полозо­вым.

Подобный материал:

• Исследование, 5142.22kb.
• Московский государственный университет им. м. в, 4663.36kb.
• Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова филологический факультет, 1786.47kb.
• Программа конференции «Исследование славянских языков в русле традиций сравнительно-исторического, 2245.46kb.
• Программа конференции «Славянские литературы в контексте истории мировой литературы, 1683.25kb.
• Методические рекомендации по подготовке презентации Понятие презентации Слово «презентация», 20.09kb.
• Системно-смысловой анализ текста, 11.16kb.
• План стилистического анализа текста Экстралингвистический анализ текста, 26.37kb.
• Нпо «Фундаментстройаркос», г. Тюмень, e-mail: fsa@npo-fsa, 42.43kb.
• Программа 10 й Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные проблемы профессионального, 61.38kb.

Письмо 10

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Получив письмо твое от доброго знакомого нашего, с ним отправляю и пространный ответ, а чтоб и по почте, которая, вероятно, придет ско­рее, не лишить тебя известия о мне, пишу сии строки. Лечусь, крывшаяся во мне простуда ки­дается во все стороны; в особенности сильный переворот в ногах, в которых то начнется дерга­нье жил, то лом, то испарина — после сего чув­ствую облегчение и оживление ног. Но от диеты и испарины слабы. Ну уж какое славное, чудес­ное безмолвие. Кажется — проводил бы до гроба такую жизнь. Препровождаю при сем письмо от Рослякова; передай его Николиньке, чтоб он известил Рослякова: пусть делает как хочет и знает. В месте, где он живет, терпят его немощи, в дру­гом неизвестно — потерпят ли? А здесь мне взять его на свое попечение и иждивение невозмож­но. Письмо его по прочтении истреби, чтоб не попалось в руки Аполлосу и не расстроило бы его.

Каково поживает Влас Михайлович? Степе то получше, то опять хуже; Сисою лучше. Будь здо­ров. Тебе преданнейший о Господе

архимандрит Игнатий.

8 сентября

Впрочем, я говорил о. игумену о Рослякове, он согласен его принять.

С Данилом Петровичем препровождаю мои испорченные часы, отдай их Мизеру для поправ­ки и с Николинькою пришли.


Письмо 11

Истинный друг мой, отец Игнатий!

С несказанным сердечным утешением читаю твои письма и благодарю Господа Бога, что Он по неизреченной своей милости даровал мне та­кового и искреннего, доброго, верного и умного друга, как ты. Жизнь наша коротка. Что в ней ни приобретешь — все должно оставить при входе в вечность. Одно благо, которое пойдет с нами ту­да, — любовь к Богу и любовь ради Бога к ближ­нему. Молю Бога, чтоб любовь наша была вечною. В письмах, идущих по почте, не забываю встав­лять слова для политики, принужден кое-что умалчивать из опасения косой ревизии. А это письмо идет с добрейшим Данилом Петровичем, который был у меня 5 сентября. В двух обителях на пути моем принят я был как родной: в Угреш­ской и Бородинской. Угрешской отец игумен думает на покой. Его казначей и другой иеромо­нах, друг казначея, — точно наши Сергиевские; казначей знаком был со мною в Лопотове мона­стыре, заимствовал от меня направление в мона­шеской жизни и сохранил его доселе. Они меня на руках носили и в случай выбытия на покой игу­мена намерены переместиться к нам: это пре­краснейшие люди. Бородинская г-жа игуменья приняла очень радушно. Первый день занимал­ся беседою с одною ею, а Степана тормошили сестры. На другой день некоторые из них позна­комились со мною. А когда я уезжал, то некото­рые из них, провожая, со слезами говорили: мы с Вами точно с родным отцом, как будто век зна­ли. И я с ними породнился — есть такие прекрас­ные души, многие с хорошим светским образо­ванием. Митрополит Московский был очень добр; постарел. У Преосвященного Григория Тверского гостил целые сутки, он самый прямой человек и принял меня с особенным радушием. С лаврским наместником Антонием я очень не сошелся, а поладил с академическим ректором Алексеем. Из московских архимандритов мне понравился наиболее о. Феофан Донской. Наме­стник обошелся со мною сначала довольно на­гло, потом поумялся. Нашел в Вифанской семи­нарии иеромонаха Леонида, профессора и маги­стра из флотских офицеров, который в Петербур­ге бывал у меня. В посаде живет его матушка-ста­рушка, которую он содержит своим жаловань­ем. Иду из академии к саду — встречает меня незнакомая старица, останавливает: «Ах, батюш­ка, — говорит, — как я вам благодарна за сына моего: направление, которое вы дали в Петербур­ге, его руководствует в пути им избранном так благополучно; я мать Леонида». Он приходил ко мне вечером и как пред духовником проверил всю жизнь свою со всею простотою и откровен­ностию. Этот случай — пребывание в Бородине, на Угреше, из светских в Москве — Мальцевы, Назимов (ныне генерал, бывший при наследни­ке флигель-адъютантом) и, наконец, в Бабайках приезд одной из сестер моих — меня очень тро­нули и утешили. Какие есть на свете души! И как чудно Слово Божие! Недаром один святой отец говорит, что сеятель сеет сряду, а не известно, ко­торое зерно взойдет и который участок земли даст обильнейший урожай. Преосвященные Ко­стромской и Ярославский приняли меня очень ласково. Сошелся довольно с костромским рек­тором, с человеком благонамеренным и прямо­душным, имеющим (sic) ревность к благочестию. Здесь, в монастыре знаком только с о. игуменом, с ним иногда я вижусь — более почти ни с кем. Сижу дома никуда не выходя. Такая жизнь мне чрезвычайно нравится. В Москве зубной врач, приглашенный мною по случаю разболевшихся зубов, нашел, что зубы мои очень исправны, но что они поражены ревматизмом, против кото­рого дал полосканье: французская водка или ром, настоянные свежим хреном. Этим велел полос­кать, разводя с водою, также мазать снаружи около шеи и за ушами. Видя отличное действие этой национальной микстуры, я попробовал по­мазать мои ноги, которые до временам очень болели и всегда зябли. Когда я их помазал, то они начали согреваться, а чрез несколько дней капа­ет из них пот и явилась переходячая боль ревма­тическая, т.е. простуда, сидевшая под маскою и прикрытием, обнаружилась. Наш добрейший Иван Васильевич говорил мне правду: у вас замас­кированный ревматизм. Разумеется, я тотчас пре­кратил окачивание себя из душа, а решился по­пить декокту из сассапарели при натирании хренною настойкою, доколе совсем не прекра­тятся боли. Степану получше: он один мне служит, Сисой лежит и пьет декокт сассапарельный. Вот все здешние новости. Публика ярославская и костромская очень ко мне милостивы.

Теперь начинаю отвечать на все пункты писем твоих. (Извини, что худо пишу: пишу на налое, чтоб не так скоро устать и побольше написать.)

1-е) На то, которое от 22-го августа. Бог тебе открывает понятие о монашеской жизни, кото­рая есть совершенство христианское. Это Божий дар: возделывай его. При естественной доброте твоего сердца, при прямоте твоего рассудка стя­жи еще доброту евангельскую и евангельский ра­зум. Бог, Который даровал тебе прекрасные есте­ственные свойства, да дарует и евангельские. Точ­но как ты говоришь — ни порядка, ни благонравия, ни даже таких духовных познаний не встре­тишь, как в нашей обители. Благодарю тебя за отца Иосифа, он очень добрый и мягкосердечный, но по неопытности лезет как овца к волкам Моисей сдуру куда врезался! к начальству сильному, от ко­торого уйти нелегко — и в какое место! в место, где все личина и все напоказ. Лавра мне очень не понравилась, кроме святынь ее. Совершенно тор­говое место — братство в полной свободе, певчие с такими вариациями, что хоть вон беги из церк­ви. По местоположению понравились два монас­тыря — Угрешский и Бабаевский. В обоих — воды прекрасные. Моисей тоже очень тебя любит, как и ты его. Разочаровался в Антонии, говорил мне батюшка, ныне и такого настоятеля, каков наш наместник, т.е. ты, не найти. Благодарю за распо­ряжения по письму Лихачева; будете делить эту кружку после 1-го октября, то из моей суммы возьми сто р. серебром по назначению для твоих расходов, пятьдесят асс. отдай Павлу Петровичу и остальные пришли мне. Отцу Пафнутию (sic) я не думал бы снова ставить на крылос, тем более, что он хочет вести крылос в том устаревшем провинциальном вкусе, который ему нравится, но кото­рый нам вовсе нейдет. Нам нужно стремиться к совершенной простоте, с которой бы соединялось глубокое благоговейное чувство. Штучки предос­тавим Москве. Если будет скучать о. Пафнутий, то можно ему поручить хор ранних обеден и обуче­ние ноте не знающих ее. Иеромонах Иоанникий пусть подождет моего возвращения — в Ладоге никого нет; Росляков просится сюда. Три экземп­ляра ты отдал, как следует и как мною было тебе поручено, потому что после чтения, которое, по­мнишь, было на балконе, так было мне приказа­но. Успокойся — я напишу об этом А-ой, тем бо­лее, что я получил от них письмо, на которое дол­жен отвечать. Я забыл тебе сказать, что с Фрид­риксовой не надо ездить по ее домашним обстоятельствам, как я и сам не ездил, а посылать с чело­веком к 8-ми часам утра. Она мне пишет о мона­стыре с большим участием, не называя тебя, гово­рит, что без слез братия не могут говорить о мне; я понял, что она видела твои слезы! Бог вложил этому человеку нелицемерное расположение к нам. Я ей пишу и благодарю за внимание к тебе.

2) На письмо от 25 августа, что с Полозо­вым. Как выше я сказал, показавшаяся испарина заставила меня остановить леченье водою. Вода в Солонице имеет небольшую солоноватость и очень полезна, но близ Гилица есть настоящие со­леные воды целительные. В них купался пр. Иус­тин и почувствовал большую пользу. Мне меша­ет скоро поправиться гнездящаяся во мне про­студа; при всем том по временам чувствую себя довольно хорошо. Даниил Петрович был необык­новенно мил: доставил порошок от насекомых. Чай получил по почте. Благодарю тебя, что побы­вал у преосвященных. Должно быть, Харьковский не по Питерскому православию пришелся²¹. Если что узнаешь, то напиши в письме, о котором бу­дешь уверен. Если случится увидаться с преосвя­щенными, то всем скажи мой усерднейший по­клон и прошение благословения. Увидев Харьков­ского, поблагодари за его расположение навсег­да: это сердце сердцу весть подает, и я прошу его принять мое таковое же расположение, основан­ное на истинном служении Богу и Церкви. По­клон от него пр. Иустину я правил! Очень рад, что уборка полевых продуктов идет успешно: я по всей дороге не видал таких хлебов, какие у нас. О косулях я сам думал; нахожу, что удобнее бу­дет прислать зимою; водою, кажется, уже поздно. Мне сказывали здешние агрономы, что траву не­пременно должно посыпать гипсом, высевая 30 пудов на десятину; гипс действует два года, а на один и тот же участок сыплют его не раньше, как через 8 лет, тоже по какой-то причине, кото­рую мне не могли хорошенько объяснить, кото­рую и я не хорошо выслушал. Забавно твое рас­суждение по случаю проданной ставы о Петре Мытаре. Приложенное письмецо доставь покуп­щице ставы. Княгине Варваре Аркадьевне скажи мой усерднейший поклон и также доставь приложенные строки. При свидании с госпожою игу­мению Феофаниею засвидетельствуй ей, равно и матери Варсонофии мой усерднейший поклон. Хорошо, что с Андреем Николаевичем ты был осторожен: это прикрытый личиною дружбы враг мой и именно твой. Вели Михаилу Хуторно­му, или Петруше, или если есть при монастырс­ком саде садовник — насадить школу дубовыми желудями. Хотелось бы прислать для школы кедровых орехов — пришлю, если не забуду: их са­дят, ровно как желуди, с осени. Принятие и от­пуск братии — одобряю. Я наведывался здесь о людях, именно с крылосными способностями, но до сих пор еще ни один не пришелся мне по гла­зам и по сердцу. Ты не можешь себе представить, какая повсюду скудость в людях! Наместник Воронежский Платон, о котором ты мне говорил, ныне наместником в Ипатиевском монастыре, игуменом и членом здешней консистории. С от­цом Феоктистом мы очень ладим: человек доб­рый и открытый; здесь гостит его матушка, по­мещица, — преинтересная старушка — старых времен человек! Если Пафнутий снова подает прошение в Святейший Синод, тем более не дол­жны пускать его на крылос. Крылосные к нему не расположены, а он как человек, способный к штукам, пожалуй, для своих плотских видов не остановится приводить братие расстройство. А наши просты! О Владимире я тебе пишу на вся­кий случай, я ему ничего не сказал, отложил от­вет мой до будущего времени. Наконец — благо­дарю Господа Бога, что у Вас идет все хорошо. Молитесь о мне. Ныне мудреное время; где ни насмотрелся — везде зло берет верх, а благона­меренные люди находятся в гнетении. Спаситель мира повелел стяжевать души свои терпением.

Полагаюсь на волю Божию. Здешнее уединение показывает мне ясно, что по природным моим свойствам и по монастырскому моему образова­нию — быть бы мне пустынником; а положение мое среди многолюдного столичного города меж­ду людьми с политическим направлением есть вполне ненатуральное, насильственное. Молитва и Слово Божие — вот занятие единственно мне идущее. При помощи уединения могли бы эти два занятия, кажется мне, судя по опытам, очень про­цвести, и желал бы я ими послужить ближним. Для прочего служения есть довольно людей — с преизбытком, а для этого ныне, просто сказать, не найти. Повирают — и то не многие, а чтоб кто сказал истину Христову — точно не найти! Сбы­вается слово Христово: в последние времена обрящет ли Сын Божий веру на земли! Науки есть, академии есть, есть кандидаты, магистры, докто­ра богословия (право — смех! да и только); эти степени даются людям; к получению такой сте­пени много может содействовать чья-нибудь б... Случись с этим богословом какая напасть — и оказывается, что у него даже веры нет, не только богословия. Я встречал таких: доктор богословия, а сомневается был ли на земли Христос, не вы­думка ли это, не быль ли, подобная мифологичес­кой? Какого света ожидать от этой тьмы?

Христос с тобою. Всем братиям мой усердней­ший поклон. Тебе преданнейший друг

недостойный арх. Игнатий.

Скажи Федору Федоровичу Киселеву, что я получил от князя Шахматова письмо, в котором он очень извиняется, что не мог исполнить изве­стного желания нашего.

Письма от Фридриксовой ко мне посылай не иначе как чрез Полозова.

Понудил себя — побывал у Сергия на Толге и у Нафанаила, строителя, в одном маленьком мо­настыре в Ярославле. Не очень благосклонно гля­дит на них здешний архиепископ. Видя, что меня старец архиерей очень полюбил (я у него был три раза и обедал в два дня), Сергий просил меня за­молвить за него словцо. Оказывается, что в колодец преждевременно кастить не надо.

7 и 8 сентября

Напиши мне, как адресовать к Степану Фе­доровичу Апраксину.


Письмо 12

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Извещаю о себе, что лечусь — и кажется с ус­пехом. Должно быть, я сильно простудился про­шлою осенью, ездив в Черменецкий монастырь. Не хотел — а приходится: прикажи мне сшить подрясник из синеватого лицемору и подложить серой саржей — и верх, и подкладка — шелко­вые. Все это можно взять у Степанушки; вели так сделать, чтоб не более как на две четверти он был ниже колен и пошли по почте, адресуя посылку его высокобл. Николаю Никандровичу Жадовс­кому в Яросл. с передачею мне. Тот подрясник, который на мне, очень рвется, а других, т.е. су­конных и на вате шелковых носить не могу — непременно холодный. Это следствие здешнего воздуха, который гораздо легче петербургского. И в комнатах держал гораздо свежее до нача­тия декокта. Теперь очень слаб, а аппетит гораз­до лучше. Христос с тобой. Твой преданнейший Друг

архимандрит Игнатий.

10 сентября

Также вели по моим колодкам сапожнику, который шил обыкновенно мне сапоги, сделать две пары с пробковыми подошвами и пришли по почте.


Письмо 13

Истинный друг мой, отец Игнатий! Благодарю тебя за постоянное уведомление о себе и о обители. Слава Господу Богу, что у Вас идет все благополучно. Мое здоровье поправляется, но крайне слаб от действия декокта. Захва­тил же я жестокую простуду в Петербурге, и она была замаскирована, как говорил мне наш доб­рый Иван Васильевич. Теперь от действия декок­та выходит простуда, а вместе с тем пропадают те болезненные припадки, которые я прежде признавал чистогеморроидальными. Лицо и гла­за очень переменились — посвежели.

Послушника Кириловского согласись при­нять, также и чиновника из опекунского совета. А плац-адъютанту Иготину скажи, что от печали не должно идти в монастырь, в который можно вступать только по призванию. Все, сколько их знаю, поступившие в монастырь по каким-либо обстоятельствам внешним, а не по призванию, бывают очень непрочны и непременно оставля­ют монастырь с большими неприятностями для монастыря и для себя. А потому решительно от­кажи. Пол в Яковлевской церкви переправьте — доброе дело. К к. Горчаковой я писал; в то тоже почти время, как она вспомнила о мне и я вспом­нил о ней.

Татьяне Борисовне я тоже писал. При свида­нии скажи мой усерднейший поклон. Не пишу им потому, что ужасно слаб, — все лежу, никуда не выхожу из комнаты с 5 сентября. Степану получше; когда я кончу курс декокта, то и его хочу заставить попить: потому что по пробе оказалось полезным. Не время ли представлять его в ман­тию? Если время — то вели приготовить нужные бумаги и придать сюда к подписанию.

Относительно дела с Пафнутием будь осторо­жен и терпелив: так нужно вести себя относи­тельно людей лукавых. Пожалуй, сделают по же­ланию твоему; а потом этим обстоятельством, как фактом, будут доказывать, что ты неоснова­телен в твоих действиях. А много ли надо, чтоб уверить дураков в чем-нибудь. Пусть Пафнутий действует как хочет и скучает как хочет, потому что он, несмотря на все мои убеждения, начал сам действовать вопреки всем моим истинно дружес­ким и благонамеренным советам.

Я и прежде думал, также и о тебе говорил, что хотелось бы о. Марка сделать келарем и поручить ему огороды, или то было у о. Израиля. А то у них огороды поупали. За огородником нужны глаза. Приедет Данило Петрович в Петербург, то вы меня уведомьте немедленно о его приезде; мне надо написать к нему и поблагодарить его за всю дружбу его ко мне. Пожалуйста же, не забудь об этом. Ты не пишешь: послал ли три экземпляра «Валаамского м.» в Бородинский монастырь. Если не послал, пошли, пожалуйста; если ко мне не послал, тоже пошли; еще пошли два экземпляра в Вологду, на имя ее превосх. Елизаветы Алексан­дровны Паренсовой.

Прилагаемый при сем конверт запечатав, до­ставь по надписи. Тут вложена коротенькая бро­шюрка поэтическая «Воспоминание о Бород. монастыре». Прочитай. Если напечатают и тебе представят несколько листочков, то штук двад­цать отправь в Бородинский м., несколько — ко мне, а прочие раздели по братии и знакомым. А мне бы хотелось, чтоб напечатали.

Всем кланяюсь: и братии, и знакомым. Хрис­тос с Вами.

Архим. Игнатий.

18 сентября.

Побывай у В. Иван. Анненк. и свези просфо­рок и булок. Лучше всего в 12-й час пополудни.


Письмо 14

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Извещаю тебя, что здоровье мое лучше и луч­ше, лицо и глаза совсем переменились; только от декокта чувствую себя временем слабым и дол­жен много лежать. Ногам тоже гораздо лучше. Приложенный при сем конверт, запечатав, дос­тавь А.А. Александровой. Тут маленькое мое со­чинение для них; прочитай его — только другим не давай. Степану тоже гораздо лучше. Когда Сисой совсем поправится, то хочу заставить Сте­пана попить декокт, потому что от нескольких его приемов ему сделалось лучше.

Христос с тобою. Тебе преданнейший друг

а. И.

22 сентября 1847 года


Письмо 15

Поздравляю тебя, истинный друг мой, с праз­дником богоспасаемой обители нашей. Дай Бог, чтоб Вы провели этот день в радости и благопо­лучно. Надеюсь, что милосердый Господь устро­ит это. К нашей обители есть милость Божия, потому что в ней, хотя и не столько, сколько сле­довало бы, есть люди, имеющие намерение быть приятными Богу. Господь посылает и искушения: кому посылаются скорби, тот, значит, есть часть Божия; а кому идет все как по маслу — тот часть диавола; а когда Господь восхощет взять его из части диаволовой, то взимает посланием скорбей. Скорби — чаша Христова на земле. Кто на земли участник чаши. Христовой — тот и на небе будет участником этой чаши. Там она — непрестаю­щее наслаждение. Четырнадцать лет, как мы с тобою плывем вместе по житейскому морю. Не видать, как они прошли; не увидаем, как и осталь­ная жизнь пройдет. Временная жизнь, когда в нее вглядишься [...] только льстит — блезир — как русские говорят, не более того.

Лечусь; всего перебирает; чувствую облегчение; но ослаб, должен долго лежать.

Присылаю письмо кронштадтского плац-адъ­ютанта, как оно ко мне пришло. Согласись, что очень странное, — наверно, он в умоповрежде­нии. Лучше советовать ему в Оптину, где ныне и Шемякин. Христос с тобою.

Тебе преданнейший друг

арх. И.

25 сентября


Письмо 16

Истинный друг мой, отец Игнатий!

Новости мои одни и те же: безвыходно в комнате, чрезвычайно ослабел, но вместе с этим вижу, что боли разрешаются; обильный пот льет из ног моих, чего с ними давно не бывало. Как-то вы поживаете? Как проводили праздник? Писал мне добрейший Феодор Петрович Опочинин, как он гостил в Сергиевой пустыни, как остался всем доволен. Прилагаю при сем письмо Пара­скевы Ивановны Мятлевой, поздравляю ее с днем ее Ангела (14 окт.). Если она будет справлять свои именины на даче, то потрудись доставить сам, а если в городе, то перешли.

Потрудись прислать по почте мою песцовую шубу. Пожалуйста, не забудьте. Извини, что мало пишу, очень слаб. Письмо к Мятлевой написал в три приема, в три дня. Поправлюсь — напишу побольше.

Христос с тобою.

Недостойный арх. Игнатий.

29 сентября 1847 года

Прилагаю при сем описание о посеве клеве­ра, сделанное одним из знаменитейших здешних агрономов. Подумайте — нельзя ли у вас завести одного участка чисто клеверного. От о. Моисея получил из Гефсимании письмо от 23-го, что ему выдают паспорт.


Письмо 17

Истинный друг мой, о. Игнатий!

Хотя понемногу, а все тебе пописываю. Дня с три, как начал чувствовать себя крепче и крепче, а то был очень слаб и почти непрестанно лежал. Кажется, есть со мною милость Божия: ревма­тизмы мои тронулись с места, с ног льет сильный пот и разрешаются те тяжкие невидимые узы, которыми они были связаны, которые прости­рались до головы и делали меня слабым, совер­шенно не своим. Мой характер, паче же милость Божия, помогали мне не подавать вида той хвороста, которая во мне была; но по самой веши я был чрезвычайно расстроен.

Думаю, что Николушка уже отправился ко мне. Если не отправился, то отправь; Сисой все еще лежит; Стефана временем схватывает, да и ему надо тоже полечиться и во время леченья быть безвыходно в келии. Я по сим причинам выписал из деревни моего родителя мальчика, вкупе и повара, который теперь у меня и при­служивает. Васе скажи, если он не уехал, что ему очень скучно и грубо здесь покажется; впрочем, как хочет. Если приедет, то думаю отправить вме­сте с ним по первопутку Сисоя, а если Бог даст, ворочусь при Стефане и Николае.

Писал я тебе о брошюрке «Валаам», чтоб три экземпляра были посланы в Бород. Сделано ли это? Извести меня; также три экземпляра на­значены Ш., а два — Мальцеву. Все это сделано ли? Теперь ты посвободнее, извести о всем. Я о брошюрке писал в Москву, и потому мне нуж­но сведение от тебя о исполнении. Также шубу не забудь прислать по почте. Скажи всей бра­тии мой усерднейший поклон и прошение их св. молитв.

Христос с тобою.

Недостойный арх. Игнатий.

2 октября