Ken wilber integral psychology

Вид материала

Документы

Содержание 12. Социокультурная эволюция Коллективная эволюция Социальная эволюция Культурная эволюция Пять важных советов Диалектика прогресса. Различие между дифференциацией и диссоциацией. Различие между трансценденцией (превосхождением) и подавлением. Различие между естественной иерархией и патологической иерархией. Низшие побуждения могут узурпировать более высокие структуры. Духовные откровения: передний край эволюции

Подобный материал:

• Ad Hoc Committee on a Comprehensive and Integral International Convention on the Protection, 130.55kb.
• Политический идеализм в теории международных отношений: иллюзии и реальность, 62.54kb.
• Gottsdanker experimenting in psychology, 7474.16kb.
• Г. Георгиевск, тел./факс: (87951) 6-35-70; e-mail: integral geo@mail, 43.24kb.
• А. Р. Лурия «Развитие научного наследия А. Р. Лурия в отечественной и мировой психологии», 50.97kb.
• H. Leahey a history of modern psychology, 11234.62kb.
• The North Caucasus is an integral part of the Russian Federation, simultaneously, 165.95kb.
• Компетентность, компетенции и интеллект лесовская М. И. Красноярский государственный, 58.71kb.
• Psychology of the future, 5869.92kb.
• Linda Palmer "Evolutionary Psychology. The Ultimate Origins of Human Behavior", 5428.25kb.

12. СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ

Дух-в-действии

Теперь представляется очевидным, что в традиционном понимании Великой Цепи есть по меньшей мере четыре крупных недостатка, и для того, чтобы привнести ее в мир современности и пост-современности — и разработать подлинно интегральный подход — необходимо тщательно разобраться с ее слабыми сторонами.¹

Первая из них, как мы видели, состоит в том, что между четырьмя секторами крайне редко проводилось адекватное различие. Так, великие традиции редко понимали, что состояния сознания (B-JI) имеют корреляты в органическом мозге (В-П); между тем, этот факт произвел революцию в нашем понимании психофармакологии, психиатрии и исследований сознания. Точно так же, традиции практически не учитывали тот факт, что на индивидуальное осознание (В-Л) оказывают глубокое формирующее влияние как культурные мировоззрения (Н-Л), так и способы материального производства (Н-П) того общества, в котором оно развивается. Из-за этого концепция Великой Цепи оказалась беззащитной перед уничтожающей критикой со стороны рационализма Просвещения, современной когнитивной науки, нейропсихиатрии, постмодернистских культурных и исторических исследований и многих других течений философской и научной мысли, которые демонстрировали, что сознание представляет собой не какой-то бестелесный, трансцендентальный ноумен, но глубоко укоренено в контекстах объективных фактов, культурно-исторической среде и социальных структурах. У теоретиков Великой Цепи не было никаких правдоподобных ответов на эти обвинения (именно потому, что они не имели достаточного опыта в этих областях).

Как мы видели, каждый из вертикальных уровней Великой Цепи необходимо подразделять, по меньшей мере, на четыре горизонтальных измерения (интенциональное, поведенческое, культурное и социальное). Концепция Великого Гнезда отчаянно нуждается в модернизации и постмодернизации: ей необходимо учитывать значение культурной среды, релятивистские поверхностные структуры и контексты, корреляции с современными научными открытиями, чувствительность к меньшинствам, нередко подвергавшимся маргинализации в условиях мифической-аграрной структуры, важность плюрализма мнений и так далее. Только подразделение тела, ума, души и духа на Большую Тройку может позволить справиться с этими возражениями.

Второй недостаток связан с тем, что сам уровень ума нуждается в делении на подуровни с учетом его раннего развития. Здесь решающее значение имеют открытия западной психологии. В двух словах можно сказать, что сам ум имеет по меньшей мере четыре основных стадии развития: магическую (2-5 лет), мифическую (6-11 лет), рациональную (после 11 лет) и интегрально-аперспективную или зрительно-логическую (потенциально, во взрослом возрасте). Именно из-за отсутствия ясного понимания того, что корни доформальных уровней магического и мифического уходят в младенчество и детство, традиции нередко путали их с постформальными состояниями психического и тонкого, и это заблуждение «до/пост» преследует большую часть вечной философии, привнося в нее не только истинно просветленную мудрость, но и значительное количество предрассудков.

Третий недостаток: поскольку традиционные теоретики Великой Цепи не обладали достаточным пониманием ранних, инфантильных, дорациональных стадий человеческого развития, они не умели разбираться и в разновидностях патологий, которые нередко бывают результатом осложнений на этих ранних стадиях. В частности, психозы, пограничных и невротические расстройства нередко связаны с проблемами на ранних поворотных пунктах развития самости, и к ним лучше всего подходить с пониманием их связи с развитием. Медитация — которая представляет собой способ продолжения развития в надличностную сферу — как правило, не может излечивать эти доличностные повреждения (в чем на собственном горьком опыте убедились многие американцы).

Четвертым недостатком традиционной Великой Цепи является отсутствие понимания эволюции, которое также стало почти единоличным достижением современного Запада. Однако это легко исправить: как указывали многие теоретики, если изображать Великую Цепь горизонтальной и развертывающейся во времени, а не в виде традиционной цельной и статичной иерархии, то получится план эволюции. Развертка схемы Плотина во времени дает эволюцию.

Иными словами, до сих пор эволюция, начинавшаяся с Большого Взрыва, развернула примерно три пятых Великой Цепи — материя, ощущение, восприятие, побуждение, образ, символ, понятие, правило, формальное — практически в том порядке, который предполагает Великое Гнездо. Нужно лишь видеть, что Великая Цепь существует не как что-то полностью данное и статически неизменное, а эволюционирует или развивается на протяжении больших промежутков времени. И вопреки самоуверенным утверждениям западных биологов, в действительности, никто не понимает, каким образом в эволюции возникают более высокие стадии — если только мы не захотим видеть за этим Эроса, или Дух в действии.

Как я уже указывал ранее, это также означает, что «изначальные и неизменные архетипы» вечной философии лучше понимать как формирующие «привычки» эволюции, «Космическую память», а не заранее заданные формы, в которые отливается мир.² Такая динамическая ориентация может привести концепцию Великого Гнезда Бытия и Познания в большее соответствие с идеями мыслителей-эволюционистов, от Пирса до Шелдрейка и Кауфманна, и именно такое воззрение, определенно, имели в виду теоретики Великого Гнезда от Плотина до Асанги и Васубандху.³

Суть в том, что если концепцию Великого Гнезда дополнить идеей развития, она сможет благополучно уживаться с большей частью того, что стало символом веры современного Запада, то есть, теории эволюции.⁴ Более того, это открывает поразительную возможность: если эволюция уже развернула первые три пятых Великого Гнезда, разве не вероятно, что она будет продолжаться в будущем и развертывать оставшиеся более высокие две пятых? Если это так, то Бог находится дальше по дороге, а не где-то позади; чтобы найти Дух, нужно идти вперед, а не назад; рай — в нашем будущем, а не в нашем прошлом.⁵

В таком случае, когда мы переходим от плюралистического релятивизма к универсальному интегрализму (т. е. переходим от зеленого к желтому/бирюзовому и начинаем использовать преимущества построений второго порядка), нам становятся понятны такие мета-системные теории, как представлены в таблицах 9а и 9б — а именно, общие схемы социальной и культурной эволюции.

Коллективная эволюция

Согласно моим определениям, «социальное» относится к Нижнему-Правому сектору (интеробъективное измерение, включая формы материально-технического базиса, социальные системы, институты и физические структуры), а «культурное» относится к Нижнему-Левому сектору (интерсубъективное измерение, включая коллективные мировоззрения, этику, ценности и смысл). Подавляющее количество данных ясно показывает, что эволюция происходит в обоих этих секторах, как, безусловно, и в остальных. Однако здесь необходимо несколько уточнений.

Например, если мы говорим, что данное общество находится на магическом уровне развития, это не означает, что все люди в этом обществе находятся на этом уровне. Это лишь означает, что средний уровень сознания является, в основном, магическим, и что, говоря конкретнее, определяющие законы, принципы культурной организации и моральные нормы повседневной жизни проистекают, преимущественно, из магического мировоззрения. Но любое число людей в индивидуальном случае могут быть выше или ниже этого среднего. Например, некоторые индивиды в магической культуре (в отличие от ребенка в магической структуре — и это одно из многих мест, где нарушается строгий параллелизм филогенеза и онтогенеза) могут находиться на мифическом, ментальном или более высоком уровне развития. Так, Хабермас считает, что даже в сообществах охотников и собирателей у некоторых людей развивались способности к формально-операционному мышлению, а я предположил, что у отдельных индивидов развитие шло еще дальше, и появлялись постформальные и психические способности (и эти люди, разумеется, были шаманами).⁶ Таким образом, в отличие от ребенка на магическом уровне, настоящий шаман в магической культуре, развив в себе различные постконвенциональные способности, был бы способен иметь подлинный опыт надличностных областей (в основном, психической, но иногда тонкой и, быть может, даже каузальной) и интерпретировать его посредством не-нарциссических, постконвенциональных структур, что соответствует любому определению подлинной духовности.

Конечно, это лишь умозрительное построение, соответствующее высоко развитому шаманскому видению. Что же касается более типичного шаманского путешествия, имеющиеся данные позволяют предполагать, что это пиковое переживание психической сферы с магического уровня, и потому оно сохраняет отпечатки доформальных интерпретаций, в значительной степени связанных — как, нередко, и вся магия — с побуждениями и потребностями силы. «Сила» или «сильная магия» остается преобладающим мотивом многих шаманских ритуалов, что, возможно, отражает тот факт, что в типичном обществе охотников и собирателей главным дефицитным ресурсом, как указывал Хабермас, была власть над природой — или основные потребности в безопасности, как мог бы сказать Маслоу.

Тем не менее, глубокое значение шаманского путешествия, в любом из его вариантов, состоит в том, что это было первое великое открытие и исследование надличностных областей, и потому многие шаманские прозрения, в особенности, касающиеся психических сфер, остаются непревзойденными.⁷ В частности, мы можем заметить, что именно шаман, как первый «психотерапевт», открыл чрезвычайную важность надличностных измененных состояний сознания для обычного целительства — как физического, так и психологического исцеления, — и это открытие стало одной из самых больших потерь современной флатландии.

И все же, если интерпретировать подавляющее большинство данных без пристрастия к плюралистическому релятивизму, это позволяет сделать предположение, что как средние, так и наиболее продвинутые виды развития, по большей части, продолжают углубляться в последующей эволюции; в таблицах 9а и 9б намечены основные контуры этого эволюционного движения.

Социальная эволюция

Ленски предложил классификацию форм социальной эволюции, в настоящее время признанную большинством ученых. Он выделил в развитии общества собирательскую, садоводческую, приморскую, земледельческую, индустриальную и информационную стадии. Системные теоретики (и структуралисты-функционалисты, включая Парсонса, Мертона, Лухманна, Александера и Беллу) сделали крайне много для понимания систем социального действия, их поддержания и самовоспроизводства.⁸ Марксисты и неомарксисты, несмотря на очевидные недостатки системы, которая пытается сводить все сектора к Нижнему-Правому, тем не менее описали множество способов, которыми материально-технический базис глубоко влияет на сознание людей, и никакая интегральная теория не может позволить себе игнорировать эти важные открытия.⁹

Основной недостаток теории систем (и вообще теорий Нижнего-Правого сектора) состоит в их тонком редукционизме: попытке сводить все внутренние сферы (Я и мы) к объективным сферам оно — к цепям переработки информации, нейронным системам, социальному поведению, самозарождающимся и самоподдерживающимся системам, к теориям «сети жизни» — которые, в той мере, в какой они объявляют себя «целостными» и «всеобъемлющими», на самом деле отрицают жизненный мир внутренних измерений. Теория систем претендует на роль единой теории всего сущего, однако сводя все сектора к нижнему правому, в действительности, не учитывает «половину» мира, а именно, области Левой Стороны. Как таковая, она оказывается частью современной идеологии флатландии. Она — часть той болезни, лекарством от которой она себя объявляет.

Подлинный или интегральный холизм должен включать в себя как внешний холизм теории систем, так и внутренний холизм феноменального сознания, морали, ценностей, волн, потоков и состояний, понимаемых и принимаемых на их собственном языке, без насильственной подгонки под чужие шаблоны.^*

Культурная эволюция

Эволюция в культурной сфере — весьма деликатная тема, где при отсутствии осторожности возможны злоупотребления. Тем не менее, свидетельства в пользу ее существования продолжают накапливаться, и многие теоретики уже признали ее в той или иной ограниченной форме. (Как мы видели в главе 4, зеленая «матрица» в течение нескольких десятилетий успешно боролась против эволюционного мышления в академических кругах, основываясь на вполне понятной озабоченности возможными злоупотреблениями. Однако дальнейшее развитие удачно сочетало «зеленую» чуткость с плюрализмом точек зрения мышления второго порядка). В недавнее время культурную эволюцию разными способами отстаивали Джеральд Хёрд, Майкл Мёрфи, В. Г. Рансимен, Шиширкумар Гхоше, Элистер Тейлор, Джин Хьюстон, Дуэйн Элджин, Джей Ирли, Даниел Деннет, Юрген Хабермас, Роберт Белла, Эрвин Ласло, Кишор Гандхи и многие другие.¹⁰

Образцом здесь следует считать новаторские исследования Яна Гебсера: по его мнению, культурные мировоззрения эволюционируют от архаических к магическим, мифическим, ментальным и интегральным (это его собственная терминология, см. таблицу 9б). Выдающаяся работа Гебсера «Вездесущая первопричина»,^** безусловно, представляет собой один из самых блестящих обзоров культурной эволюции, и, на мой взгляд, ни одна интегральная теория не может надеяться на успех без учета его тщательно обоснованных выводов. Однако следует заметить, что «интегральная структура» Гебсера относится, в основном, к общей зрительно-логической волне и, практически, не учитывает более высокие, подлинно надличностные стадии (психическую, тонкую, каузальную и недвойственную). С этим согласен и основной американский интерпретатор идей Гебсера, Георг Фойерштейн: «В этом вопросе я должен встать на сторону Уилбера. Я полагаю, что у нас есть достаточно данных, чтобы можно было подразделить широкий спектр того, что считалось бы духовным опытом, на три основные категории: преимущественно психические феномены (я предпочитаю термин психосоматические), каузальные феномены (я предпочитаю термин психодуховные) и недвойственные феномены (я предпочитаю термин духовные)».¹¹ Таким образом, общий спектр по Фойерштейну включает в себя архаическое, магическое, мифическое, ментальное, интегральное, психическое, каузальное и недвойственное, что гораздо ближе к полноспектральному представлению, чем модель Гебсера. Тем не менее, в том, что касается среднего коллективного развития — от архаического к магическому, мифическому, рациональному и интегральному — модель Гебсера остается непревзойденной.

Наиболее утонченной из современных попыток проследить социокультурную эволюцию остается проект Хабермаса, направленный на реконструкцию исторического материализма на основе универсальной прагматики и теории коммуникативных действий. Огромное преимущество формулировок Хабермаса состоит в стремлении к всестороннему охвату — с точки зрения всех секторов и почти всех уровней (см. табл. 10). Мы уже видели, что основным недостатком его подхода является неадекватное освещение дорациональной и надрациональной областей, что, к сожалению, делает его схему неустойчивой в отношении как природы, так и духа. Однако в том, что касается промежуточной области ума, выводы Хабермаса имеют чрезвычайную ценность.

К счастью, ряд теоретиков, в равной мере знакомых и с более высокими уровнями сознания, использовали свой опыт для того, чтобы проследить эволюцию сознания в целом. Здесь можно особо упомянуть работы Джина Хьюстона (особенно его превосходную книгу «Жизненная сила»,^* частично основанную на важных исследованиях Джеральда Хирда; см. таблицу 9а), Дуэйна Элджина (чья книга «Пробуждающаяся Земля»^** представляет собой мастерски выполненный обзор эволюции сознания; см. таблицу 9б) и Алана Комбса (единственная причина, по которой я не включил Комбса в таблицу, состоит в том, что его прекрасная книга «Сияние Бытия»^*** — это резюме и обзор модели Гебсера/Ауробиндо/Уилбера, содержащий оригинальные догадки, но не предлагающий радикально новой последовательности стадий развития — хотя Комбс и предлагает собственную модель).¹²

Несмотря на то, что вышеупомянутые ученые внесли незаменимый вклад в наше понимание социокультурной эволюции, сама эта тема в целом остается весьма проблематичной для многих теоретиков — особенно для либералов (которые усматривают в ней маргинализирующие тенденции), традиционалистов (которые не понимают, почему современная «эволюция» до такой степени забыла о религии) и романтиков (которых нередко верят, что «золотой век» человеческого общества остался в прошлом). Поскольку эволюция составляет одну из важнейших частей — некоторые сказали бы, самую важную часть — современного научного мировоззрения, то если мы действительно хотим соединить в своем подходе до-современность, современность и пост-современность, нам нужен способ поместить теорию эволюции в такой контекст, который бы отдавал должное ее истинам, одновременно ограничивая ее злоупотребления.

Пять важных советов

Важнейший вопрос состоит в следующем: попытка представить культурную эволюцию и морфогенез в качестве объяснительного принципа в человеческой истории сталкивается с теми же серьезными возражениями, которые заставили традиционалистов, романтиков и либеральных социальных теоретиков отвергать эту идею. Иными словами, если эволюция действует в человеческой сфере, то как мы можем объяснить Освенцим? И как мы осмеливаемся судить, что какие-то продукты культуры более развиты, чем другие? Как мы осмеливаемся подобным образом ранжировать ценности? Что это за самонадеянность?

Например, традиционалисты и современные представители вечной философии не могут верить в культурную эволюцию из-за таких ужасов современности как Освенцим, Хиросима, Чернобыль. Как мы можем утверждать, что происходит эволюция человека, если она порождает таких монстров? Лучше уж совсем отрицать эволюцию, чем быть вынужденным объяснять эти кошмары.

С другой стороны, романтическая критика эволюции использует, казалось бы, всеобщую человеческую симпатию к временам, предшествовавшим сегодняшним беспорядкам. Первобытные люди, в целом, не страдали от бедствий современности — никакого промышленного загрязнения окружающей среды, почти полное отсутствие рабства, крайне редкие споры о собственности и т. д. Разве по любым меркам качество нашей жизни не ухудшилось? Не пора ли вернуться к природе, к благородной дикости и, таким образом, найти более подлинную самость, более справедливое общество, более богатую жизнь?

У либеральных социальных теоретиков также есть все основания в ужасе отшатываться от понятия культурной эволюции. Ее невероятно грубые формы, наподобие социального дарвинизма, не просто лишены сострадания; гораздо страшнее, эта разновидность вульгарного «эволюционизма», оказавшись в руках моральных тиранов, способна дать именно те губительные и варварские образцы сверхчеловека, доминирующей расы, грядущих людей-полубогов, которые леденящей поступью войдут в историю, запечатлеют свои убеждения на истерзанной плоти миллионов, воплотят свою идеологию в газовых камерах и сделают их средством решения всех проблем. Естественно, что либеральные социальные теоретики, реагируя на подобные ужасы, склонны видеть в любой «социальной иерархии» прелюдию к Освенциму.

Очевидно, что попытка использовать эволюцию сознания в качестве какого бы то ни было объяснительного принципа сталкивается с рядом серьезных затруднений. Поэтому требуется набор принципов, способных объяснить как прогресс, так и регресс, хорошие и плохие стороны, взлеты и падения эволюции, которая, тем не менее, действует в человеческой сфере точно так же, как и в остальном Космосе. В ином случае, мы сталкиваемся с крайне странной ситуацией, будучи вынуждены вбивать опасный клин в самую середину Космоса: все нечеловеческое управляется эволюцией, все человеческое — нет.

Каковы принципы, способные реабилитировать культурную эволюцию в утонченной форме и, таким образом, воссоединить человечество с остальным Космосом и, в то же время, объяснить взлеты и падения развертывания сознания? Вот некоторые из основных объяснительных принципов, в которых мы, на мой взгляд нуждаемся:

1. Диалектика прогресса. В ходе эволюции и развертывания сознания, каждая новая стадия разрешает или снимает определенные проблемы предыдущей стадии, но затем добавляет свои собственные, новые и неподатливые — и, порой, более сложные и трудные — проблемы. Именно потому, что эволюция во всех сферах (человеческой и иных) действует путем дифференциации и интеграции, каждый новый и более сложный уровень с необходимостью сталкивается с проблемами, которые отсутствовали на предшествующих уровнях. У собак бывает рак, а у атомов — нет. Но это не может служить осуждением всей эволюции. Это просто означает, что у эволюции есть хорошие и плохие стороны — это диалектика прогресса. И чем больше этапов проходит эволюция — чем больше глубина Космоса — тем большее количество вещей могут пойти не так как надо. У современного человечества могут быть такие болезни, которые первобытные собиратели были, буквально, не способны даже вообразить.

Поэтому эволюция по самой своей основе означает, что на каждом новом этапе появляются новые потенциальные возможности, новые чудеса и новые триумфы, но их неизменно сопровождают новые ужасы, новые проблемы, новые катастрофы. И любое подлинно сбалансированное описание истории — это хроника новых чудес и новых болезней, которые развертываются на неумолимых ветрах эволюции сознания.

2. Различие между дифференциацией и диссоциацией. Именно потому, что эволюция осуществляется путем дифференциации и интеграции, на любом этапе что-то может пойти не так — чем больше глубина Космоса, тем больше опасностей он может в себе скрывать. И, как мы уже видели, одна из самых распространенных форм эволюционной патологии возникает, когда дифференциация заходит слишком далеко и превращается в диссоциацию — онтогенетическую или филогенетическую. Например, в эволюции человека одно дело — дифференциация ума и тела, и совершенно другое их диссоциация. Одно дело — дифференциация культуры и природы, и совершенно другое — их диссоциация. Дифференциация — это прелюдия к интеграции, тогда как диссоциация — это прелюдия к катастрофе.

Эволюция человека (и эволюция вообще) характеризуется рядом важных дифференциаций, которые абсолютно нормальны и совершенно необходимы для развития и интеграции сознания (именно посредством дифференциации из желудя вырастает дуб). Однако на каждом новом этапе эти дифференциации могут заходить слишком далеко в направлении диссоциации, из-за чего глубина становится болезнью, рост превращается в злокачественную опухоль, культура становится кошмаром, а сознание — страданием. И любое сбалансированное описание истории — это хроника не только необходимых дифференциаций эволюции сознания, но и патологических диссоциаций и искажений, которые, к сожалению, так часто следуют за ними.

3. Различие между трансценденцией (превосхождением) и подавлением. Говорить, что эволюция протекает путем дифференциации и интеграции — значит говорить, что она осуществляется посредством превосхождения и включения. Каждый этап включает в себя все предшествовавшие этапы, а затем добавляет свои новые отличительные качества: он превосходит и включает в себя.

Но как раз по этой причине, в случае патологии, более высокое измерение не превосходит и включает, а превосходит и подавляет, отрицает, искажает, разрушает. Каждый новый и более высокий этап предстает именно перед этим выбором: трансцендировать и включать, принимать, интегрировать и отдавать должное; либо трансцендировать и подавлять, отрицать, отчуждать. И поэтому любое сбалансированное описание истории — это хроника не только великих трансцендентных событий человеческой эволюции, но также уродливых подавлений, угнетений и жестокостей.

4. Различие между естественной иерархией и патологической иерархией. В эволюционном процессе, то, что является целым на одном этапе, становится частью целого на следующем: целостные атомы становятся частями молекул, целостные молекулы становятся частями клеток, целостные клетки становятся частями организмов и т. д. Каждая и всякая вещь в Космосе — это целое/часть, холон, существующий во вложенной иерархии, или холархии, в порядке возрастания целостности и холизма.

Однако то, что превосходит, способно подавлять. И поэтому нормальные и естественные иерархии могут вырождаться в патологические иерархии, в иерархии господства. В таких случаях своенравный холон не желает быть и целым и частью; он хочет быть целым, и точка. Он не хочет быть частью чего-то большего, чем он сам, не хочет входить в сообщество собратьев-холонов; он хочет господствовать над ними по собственной воле. Власть заменяет общность, господство заменяет общение, угнетение заменяет взаимность. И любое сбалансированное описание истории — это хроника необычайного роста и развития нормальных иерархий, роста, который, по иронии судьбы, имеет возможность вырождаться в патологические иерархии — те, что оставляли свои выжженные отметины на измученных телах бесчисленных миллионов: след ужаса, сопровождающий животное, способное не только превосходить, но и подавлять.

5. Низшие побуждения могут узурпировать более высокие структуры. Трайбализм, сам по себе, относительно безопасен, просто потому, что доступные ему средства и технологии сравнительно безвредны. Только с луком и стрелами трудно нанести слишком большой вред биосфере и другим людям (и это отсутствие средств не обязательно означает наличие мудрости). Проблема состоит в том, что передовые технологии рациональности, попадая в руки трайбализма, руководствующегося этноцентрическими побуждениями, могут становиться разрушительными.

Освенцим — вовсе не результат рациональности. Освенцим — это результат использования многочисленных достижений рациональности иррациональным образом. Это рациональность, узурпированная трайбализмом, этноцентрической мифологией крови, страны и расы, привязанной к земле, романтической по своим склонностям и варварской по своим понятиям этнической чистоты. Нельзя всерьез пытаться проводить геноцид с луком и стрелами; но можно делать это со сталью и углем, двигателями внутреннего сгорания и газовыми камерами, пулеметами и атомными бомбами. Это не может быть рациональным желанием по самому определению рациональности; это этноцентрический трайбализм, присвоивший себе орудия развитого сознания и использующий их для удовлетворения самых низших побуждений. Освенцим — это завершающая стадия, но не разума, а трайбализма.

Таковы несколько различий, которые, на мой взгляд, необходимы для того, чтобы реконструировать эволюцию человеческого сознания гораздо более удовлетворительным и убедительным образом, способным понятно объяснить бесспорные достижения, равно как и бесспорные бедствия человеческой истории.¹³ Я полагаю, что, используя этот подход и эти пять или более различий, мы можем начать воссоединять человечество с остальным Космосом и избавляться от бремени поистине странного и косного дуализма: человечество по одну сторону, а все остальное — по другую.

Нет, мы, судя по всему, составляем неотъемлемую часть единого и всеобъемлющего эволюционного течения, которое само представляет собой Дух-в-действии, модус и форму творчества Духа. Те же течения, что бегут в крови людей, пронизывают вращающиеся галактики и гигантские солнечные системы, пробивают себе путь через океаны и космическую пустоту, движут величайшими горами и нашими моральными устремлениями. Один и тот же поток пронизывает Все сущее и движет весь Космос во всех его проявлениях, необычайное морфогенетическое поле, которое тянет и подталкивает, не сдаваясь, пока вы не вспомните, кто вы такой и что вы такое, и что к этому осознанию вас принес тот же единый поток всепроникающей Любви, и тут «приходило осуществление во вспышке света, и не хватало сил для возвышенной фантазии, но теперь моя воля и мои желания подобны равномерно вращающемуся колесу, движимому Любовью, которая движет солнце и звезды».

Духовные откровения: передний край эволюции

Я верю, что с этими пятью принципами мы можем более гуманно подходить к теме эволюции и пользоваться ее освобождающими открытиями. Мы уже видели, что определенные аспекты духовности становятся более доступными на более высоких этапах развития; если это так, то понимание развития — что оно собой представляет и как ему способствовать — составляет часть подлинно либеральной программы свободы, равенства и справедливости. Мы изучили стадии индивидуального онтогенетического развития, а теперь рассматриваем соответствующие этапы филогенетического/культурного развития. В обоих случаях, нам нужно быть внимательным не только к основным элементам новизны и положительным достижениям, но и к новым патологиям, подавлениям, угнетениям и жестокостям, которые делает возможными каждый новый шаг эволюции.

В моей книге «Ввысь из рая» прослежено культурное развитие как среднего, так и наиболее передового модуса сознания, которые обычно характеризуют данную эпоху (см. таблицу 9а). Общая идея проста: если средние развитие сознания в данной культуре соответствует, скажем, магическому уровню, то каков при этом наивысший доступный уровень?¹⁴ Мы только что видели, что в магических культурах самый высокий уровень сознания наблюдался у шаманов. Шаман находился на переднем крае эволюции сознания (и имел доступ, по меньшей мере, к психической области, либо в качестве постоянного структурного достижения, либо, на худой конец, в виде ряда измененных состояний сознания и шаманских путешествий).¹⁵ Магический/шаманский модус был преобладающей формой сознания в течение самого большого периода в истории человечества, длившегося, вероятно, еще с 500000 г. до н. э. до примерно 10000 г. до н. э., с кульминацией где-то между 50000 и 10000 гг. до н. э.¹⁶

В ходе эволюции среднего уровня сознания от магического к мифическому (начавшейся примерно с 10 000 г. до н. э.) и все большей замены духов природы и политеистических вымыслов концепцией единого Бога или Богини, стоящих за многообразием мира, преобладающим воплощением духовности становилась фигура святого. Святые, нередко изображавшиеся с ореолом света вокруг макушечной чакры (что символизировало живое пробуждение тонких сфер света и звука в сахасраре и за ее пределами), вышли на передний край эволюции сознания, продвигавшейся от природного к божественному мистицизму. Эти внутренние трансцендентальные путешествия — блестяще запечатленные такими духовными искателями, как св. Иоанн Креста, Рамануджа, св. Тереза, Синран, Св. Хильдегарда — раскрывали глубины души и высоты реальности, которые изменяли саму природу человеческого сознания и оказывали глубокое влияние на структуру мира.

По мере того как средний, коллективный модус сознания эволюционировал от мифического к ментальному (начиная, примерно, с VI в. до н. э.), наиболее продвинутый модус сознания развивался от тонкого к каузальному уровню, и теперь уже мудрец, в большей степени, чем святой, стал олицетворять передний край эволюции сознания. В то время как святой переживал божественный внутренний свет, благодать, любовь и экстаз, мудрец переживал ничто. Точнее, мудрец впервые достиг бесформенной сферы чистой Пустоты, каузальной сферы непроявленной включенности — нирваны, облака незнания, нирвикальпа самадхи, ниродха, прекращения. Но далеко не будучи буквально «ничем» или полным отсутствием чего бы то ни было, Пустота представляет собой творческую основу всего сущего (поэтому эта сфера называется каузальной, т. е. причинной) — беспредельную Свободу и бесконечную Открытость, само открытие которой означает Освобождение от мира формы, страдания, греха и самсары. В то время как в тонкой сфере душа общается или даже соединяется с Богом, в каузальной сфере и душа, и Бог исчезают в Источнике Божественности — Атмане-Брахмане, Высшей Тождественности суфиев, христианском Триединстве («Я и Отец суть Одно»), отдельная самость растворяется в Пустоте — и божественный мистицизм уступает место бесформенному мистицизму, мистицизму Бездны, Великого Облака Незнания, Сознания, бесконечно развертывающегося внутри и полностью за пределами проявленного мира.

Но эволюция сознания всегда «превосходит и включает в себя», и, полностью трансцендировав мир Формы, сознание пробуждается к радикальному включению в себя всех форм: «Форма — это не что иное, как Пустота, Пустота — не что иное, как Форма», — гласит, наверное, самая знаменитая формулировка этого вечного священного уравнения в Сутре Сердца. Ибо чистый Дух (Пустота) и весь проявленный мир (Форма) становятся едиными в этом вечном охвате. Один из величайших мудрецов Индии, Шанкара, так изложил этот предельный принцип «превосхождения и включения»:

Этот мир иллюзорен,
Только Брахман реален,
Брахман и есть этот мир.

Мир иллюзорен (преходящ, эфемерен, конечен, смертен), и его надлежит полностью трансцендировать во всех аспектах, чтобы найти единственную реальность Духа (Брахмана). Однако после полной трансценденции мира и погружения в бесконечное Высвобождение чистейшего Духа (неограниченную, беспредельную, безвременную, бесформенную реальность), конечный мир затем полностью включается в бесконечный Дух в совершенном соединении проявленного и непроявленного: Брахман есть мир, и недвойственный мистицизм начинается именно с этого постижения Одного Вкуса.

Великие Недвойственные традиции появились около 200 г. н. э., особенно, с приходом таких фигур, как Нагарджуна и Плотин; однако расцвет этих традиций, в особенности в таких продвинутых формах, как Тантра, пришелся в Индии на период с восьмого по четырнадцатый век (совпав с первыми проблесками среднего или коллективного зрительно-логического модуса сознания, ознаменовавшимися на Западе флорентийской культурой и подъемом гуманизма примерно в XIV в.). Именно в это время в Китае династий Тан и Сун (VII — XIII вв.) достиг необычайных высот чань-буддизм, и Падмасамбхава принес Тантру в Тибет, с чего начался беспрецедентный расцвет его духовной культуры (особенно с VIII по XVIII вв.).

Это тоже наиболее широкие обобщения, но от них есть своя польза. Среди всего прочего, проведение различия между средним и наиболее продвинутым модусами позволяет избежать допущения, что все продукты той или иной эры порождались одной и той же волной сознания. Слишком часто ученые, рассматривая какой-либо период истории, попросту допускают, что все люди в этом обществе находились на одном уровне сознания (это все равно, что, оглядываясь на нашу современную эру, считать, что Рейган и Кришнамурти были на одном уровне), и затем, на основе этого допущения приходят к самым сомнительным выводам. Представители глубинной экологии нередко допускают, что в собирательских культурах все обладали шаманским сознанием, тогда как на самом деле настоящий шаман был редкостью — как правило, один на племя, и только один из десяти шаманов был подлинным мастером (если так). Теоретики романтизма оглядываются на древний Египет, замечают, что некоторые адепты явно осознавали змеиную силу (кундалини), и затем допускают, что вся культура изобиловала просветленными существами, тогда как число адептов кундали-ни в любом городе, вероятно, можно было сосчитать на пальцах одной руки (в лучшем случае). И тогда слишком легко допустить, что после этих древних дней пышного расцвета духовности эволюция постоянно шла под уклон, в то время как на самом деле — если мы действительно прослеживаем ее передний край — духовность во многих отношениях продолжила значительно углубляться в последующие века. Св. Валентин был удивительным, но сравните его с Экхартом, св. Магдалина была глубокой, но сравните ее со св. Терезой Авильской. Боэций был необычайным, но сравните его со св. Иоанном Креста. И так вплоть до Хакуина и Догена, возможно, самых влиятельных японских адептов дзен всех времен; Шри Рамана Махарши, одного из величайших духовных искателей Индии (умершего лишь насколько десятилетий назад); и Ауробиндо, величайшего индийского философа-мудреца (которого тоже всего несколько десятилетий нет с нами).

Далее, проводя это различие (средний и продвинутый модус сознания), мы сразу же видим, что хотя некоторые прошлые эпохи могут выглядеть «очень духовными», наиболее характерный для них общий или средний модус развития сознания (например, магический или мифический), на самом деле был до-формальным, а не постформальным. Только очень немногочисленные шаманы, святые и мудрецы действительно достигали высших уровней адаптации к психической, тонкой и каузальной сферам; и поэтому глубоко духовные этапы (психический, тонкий и каузальный) — в качестве общего или среднего модуса сознания — лежат в нашем коллективном будущем, а не в прошлом. Конечно, любой индивид в любом историческом периоде — прошлом, настоящем или будущем — может достичь более высоких областей в своем собственном развитии. Однако целые эпохи постформальной духовности в качестве общего достижения почти несомненно никогда не существовали в прошлом. Я думаю, что ученых, которые путают магическое и мифическое с подлинной духовностью и потому считают, что все виды духовности остались позади, ожидает приятный сюрприз. Наиболее продвинутые фигуры прошлого проникали в глубины надличностных уровней, а эти уровни лежат в нашем коллективном будущем, а не коллективном прошлом.

В этой необыкновенной археологии Духа великие духовные первопроходцы прошлого опережали свое время и до сих пор опережают наше. Поэтому они — голоса из будущего, а не из прошлого; они указывают на нарождающееся новое, а не на истлевшие останки старого; они призывают нас идти вперед, а не назад. Находясь на переднем крае, они формировали будущее предназначение, к которому теперь медленно движется остальное человечество. Они — фигуры из глубочайших слоев нашей собственной подлинной Самости, слоев, которые шепотом обращаются к нам из сияющих глубин более великого завтра.