Geum.ru

Собственно говоря, офис этого рекламного агентства находился так высоко в небе, что Алексей и всех его обитателей почитал за небожителей

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Однако наступила пора Егора. Его знакомый, сидящий рядом, даже в необходимый момент подтолкнул его, чтобы Егор не проспал свое выступление. Как он мог задержатся хотя бы на минуту! Он сам хотел высказать свои чувства, и сам направился туда, где перед ним выступали другие. "Если их посредственные сочинения принимались на "ура", то как же будут восхвалять мои?" - подумалось ему не без приятности.

Лучшее стихотворение Егор поставил первым. Оно было таким:


Север


Ветер целует в лицо,

бьет под полу ковыль.

Я перешел кольцо,

в небо взметнулась пыль,


не говоря о тебе, -

не нахожу я слов, -

осень и снег в сентябре,

белый дождь, нет садов, -


в парке замерзшая синь,

вот кто мои слова,

ветер - степной ковыль -

он мою жизнь украл..


тихо, ограда и парк,

в стенке дрожат кирпичи,

листья лишь льнут к ногам,

все снега - белые.


Ты сядешь в автобус - круг,

станет длиннее день, -

снег как бродяга, не друг,

все вечерее, больней.


Память свои цветы

спрятала под письмо,

то, что искала ты, -

это простое зло.


Егор прочитал стихотворение, выждал паузу и приготовился было уже к следующему, как почувствовал кругом какую-то странную неотзывчивость - будто он находился в пустыне.

- Все это довольно любопытно, - вдруг заговорил тот, что вел всю программу, которого звали Сергей, - вы это называете стихотворением, так?

Сергей даже прищурился от удовольствия, глядя на Егора.

- Сюда ещё бы рифму! О размере уже молчу! - принялся восклицать он. Собравшиеся внимали ему с необыкновенной внимательностью - в отличие от Егора, - или я в поэзии ничего не понимаю, тогда поправьте меня: ковыль ударил под полу и украл жизнь?...

- Здесь, видите ли, то, что называется поэтическим преувеличением, - попытался сказать Егор, - герою кажется все вокруг него преувеличенным - растения, травы, например. И это стихийное движение, которое, на его взгляд, заложено в природе, выраженное в движении ветра, оно как бы противостоит..

- А "не говоря о тебе, - не нахожу я слов" - это уже шифровка: Юстас - Алексу! - воскликнул в очередной раз Сергей. Некоторые из сидящих поддержали его довольным ржанием.

- В стенке дрожат кирпичи, - я представил, - продолжал Сергей, - а эти строки - "листья лишь льнут к ногам", --- откуда листья? Вроде снег кругом!

Егор стоял в недоумении. Ему вдруг показалось противоестественным и нереальным происходящее вокруг. Словно он смотрел чей-то банальный и чужой сон. Можно было объяснить, что бывают ведь в октябре такие дни, когда на дорогах лежат снег и листья, и именно они, эти дни, почему-то самые грустные в мире. Но ничего этого Егор не говорил. Вместо этого он сказал:

- Стихи мои, верно, могут показаться необычными, но ведь это не набор рифм или ритмических схем, - важно, чтобы они были талантливыми.

- Это послание внеземному разуму - я лично ничего не понял, - ответил Сергей, - Но ясно, что от рифмы автора закодировали - жить мешала...

- Я тоже не очень все поняла, - отозвалась бледная девица со второго ряда, - И вот фраза смущает-не говоря о тебе, - не нахожу я слов..

- Пока вы говорили, я сочинила и могу предложить вам собственный вариант стихотворения, - промолвила другая, - он сделает ясным то, о чем хотел сказать автор.

Егор несколько оторопел.

- Ну, давайте-ка, давайте, посмотрим, - поощрительно заявил Сергей, - итак, вариант Нелли. Что же хотел сказать автор?

Нелли, некрасивая и немолодая дама бальзаковского возраста, поднялась и прочла по бумажке следующее:


Ветер целует лицо,

бьёт по ногам ковыль,

чувств разрывая кольцо,

в небо взметая пыль.


осень и снег в сентябре,

сад под ковром уснул,

кто твои руки согрел,

слышу лишь сердца гул.


В парке - замерзшая синь,

стынут мои слова,

Север, беду отодвинь,

стонет ковыль-трава.


Снег занесёт все мосты,

белый кирпич оград,

памяти нашей цветы,

горечь, что виноват.


Старый автобус - мой враг,

тихо уносит в ночь,

что-то сложилось не так,

жизнь убегает прочь!


- Ну, что вы скажете на это? - спросил Сергей, прищурясь и разглядывая Егора.

В самом деле, что сказать? Такое стихотворение могла бы написать лошадь ( если бы умела писать ) или дэбил. Оно, правда, было снабжено и обращениями и деепричастными оборотами, призванными скрасить бедность мысли Нелли. Егору стало искренне жаль эту "поэтессу".

Ковыль не может бить по ногам. Правда, Егора били по ногам в свое время, но это не имело ведь никакого отношения к поэзии.

При этом, заметим, именно ковыль, благодаря деепричастному обороту, "взметнул пыль" в небо. Неожиданно, о такой связи Егор и не думал.

Были здесь и поэтические клише - "сад под ковром уснул", "руки согрел", "сердца гул", "стонет трава". Попутно поэт оказывался "виноват" в какой-то неясной ситуации. Велико же желание взвалить вину на другого в этой поэтической среде!

Но обезкураживающее всего был финал стихотворения, в котором старый автобус объявлялся "врагом" ( с какой стати? в чем он виноват? ), следующим прямо в ночь ( абсурд, если вдуматься ), и завершалось все фейерверком из клише - "что-то сложилось не так, жизнь убегает прочь". Егору чуть было не стало плохо от этого потока банальностей.

Неожиданно, впрочем, такой вариант стихотворения понравился Сергею, который даже привстал от возбуждения:

- Нелли! Я тебя покусаю! - принялся опять он за восклицания, - Тут поэт попался! Мои дешифровальщики уже почти нашли ключ к этому радиоперехвату - и на тебе! Хотя бы уж "дрожащие кирпичи" не трогали!..

Дрожащие кирпичи.. это же самое вкусненькое!

- Тогда можно сказать так, - произнесла Нелли -


В стенке дрожат кирпичи,

полу жуёт ковыль,

милый поэт молчи,

или допей бутыль.


- Вся беда в том, что они уже допили! - вынес резюме Сергей.

Егору показались странными эти обвинения. Если бы они хотя бы частью своей соответствовали действительности, то можно было бы спорить. Однако они были и неожиданными и ошеломляющими. Егор не прочитал больше ни одного из своих стихотворений. Он молча покинул освещенное пространство, молча вышел в холл, где в темноте громоздились дешевые пальто, зажег свет. Из зала в зеркало с любопытством следили за ним, перешептывались. Правда, продолжалось это отразившееся зрелище недолго. Егор быстро надел пальто и вышел на улицу, где мел и вычищал дорогу ветер.

Он не знал, что в этот момент большинство собравшихся в студии загалдело, обсуждая его, на все лады склоняя его имя. Все они остались позади и выглядели теперь лилипутами в той стране поэзии, которая была так хорошо знакома Егору.

Боль


В ту осень в городе часто шли дожди и окна утром были сырые от влаги. Озябшие прохожие недоуменно смотрели на каприз природы и кутались в плащи. В ту осень Антон влюбился. Все симптомы были на лицо, как-то: постоянные размышления о предмете любви, особенно в вечерние часы, теплые мысли о будущем, которое они разделят вместе, меланхолическое настроение. Кроме того, Антон писал стихи. Прямо в небольших записных книжках, которые Антон украшал с титульного листа той или другой запоминающейся и, как ему казалось, символической картинкой, появлялись ровные строчки о Наташе - так звали возлюбленную Антона. Впрочем, больше было стихотворений, напрямую с ней не связанных, но как-то пропитанных ее присутствием. Ведь все мы знаем, что в стихах главное настроение, атмосфера. А в ту осень Антон безбоязненно погружался в атмосферу влюбленности.

Ему вспоминались прогулки с Наташей по городу, и они, эти невинные, по сути, прогулки, казались ему теперь преисполненными глубокого смысла, были заповедной, его собственной страной, куда не проникала грубость и лживость окружающего мира, где все было ясно, как день. Во время этих прогулок он разговоривал со своей подругой о самых незначительных вещах, начиная с той же поэзии. Иногда Антон вспоминал о них, сидя на своей бедной кровати и держа в руках альбом с фотографиями, на которых была запечатлена Наташа. На одной из них она была изображена на фоне кирпичной стены, и солнце освещало ее лицо. На этой фотографии, казалось, солнечный свет лишь был продолжением Наташиного обаяния, Наташиной улыбки.

Все эти размышления были, в общем, безусловно приятными. Антон никак не думал, что продожение его романа последует так скоро, с такой ошеломляющей быстротой.

В один не самый удачный вечер он беззаботно направился к подруге Наташе - Светлане, с которой и поддерживал отношения главным образом из-за своей возлюбленной. Светлана была высока ростом, разговорчива, и относилась к Антону с тем чувством, которое нынче называют "здоровой иронией". Но Антону нравилось проводить время рядом с ней, Светлана и ее дом всегда ассоциировались у него с Наташей. В этом, очевидно, и была причина. Ему нравился самый звук отворяемой двери, нравилось даже подниматься по тесной лестнице, - и смутное чувство неясного предвкушения счастья охватывало его.

В этот вечер особенно ярко горели огни на тротуарах, и лампа в коридоре дома Светланы. Антон скинул с себя легкое осеннее пальто и уселся на кухне, рядом с полным чайником. В синих сумерках за окном проходили по своим человеческим делам прохожие. Антон рассказал Светлане о своей работе, о том, что видел недавно общих знакомых, которые работали рядом с ним. Светлана принялась рассказывать про какой-то очередной фильм. Казалось бы, судьба еще могла пощадить Антона. Но неведомо как разговор зашел о Наташе. Светлана сообщила, что недавно видела ее - Наташа приезжала к ней в гости.

- Да, она - настоящая невеста, - беззаботно произнесла Светлана. - у нее здесь - жених.

Антон почувствовал себя так, словно падал в лифте с двенадцатого этажа. Чтобы не растеряться, он попытался ухватиться взглядом за знакомые предметы, но те предательски видоизменились в этот миг: пузатый чайник, казалось, смотрел насмешливо, блюдца окоснели. И только часы тикали, отсчитывая время, безстрастно и отрезвляюще. Антон не помнил точно, что он говорил во время этой встречи. Ему необходимо было выбраться быстрее из дома Светланы. Он сказал "до свидания" и переступил порог. Было такое ощущение, что рухнула, как земля на обрыве, часть мира, которая давно и прочно занимала место в его мечтах. Антон вышел на улицу, прошел несколько шагов и остановился. В душе появилась сначала малозаметная, потом все более выраженная боль. "Как же так? - думал Антон, - почему все произошло так стремительно, так неожиданно? И ведь что-то надо.. как-то поступить?"

Опять зарядил дождь, как бы укрывая Антона и его мысли от взглядов прохожих. Антон вернулся к себе и неважно спал в эту ночь. Утром его охватило странное чувство: поехать сразу к Наташе он не мог. Может быть, стоило встретить ее у дома Светланы и обо всем поговорить? Антон ходил вдоль по дому и никак не мог взять в толк - неужели все, о чем, сказала ему Светлана, произошло на самом деле? В истинности слов Светланы он не сомневался, значит, он становился как бы ненужным в этом новом и, верно, успешном романе Наташи. Ибо, если она предпочла ему кого-то другого, этот "другой" должен быть очень успешным и приятным в обхождении человеком.

Вечером Антон не мог спать, и тогда боль становилась особенно внушительной, довлела над его кроватью, проникала, казалось, в щели его дома. "Нет, так долго продолжаться не может, - думал Антон, - надо решиться. Так больше нельзя".

В следующий вечер он ходил по городу - там, где когда-то они были вдвоем с Наташей. Антону показалось, что город очень изменился за это время. Как будто на улицах стало темнее и холодней, ненужные листья лежали, ссохшиеся, на земле, заляпанные снегом. Теперь люди обходили Антона стороной, - и это казалось странным, ибо никакой опасности он, конечно, не представлял. Он сам не понял, как оказался на освещенном пятачке перед перекрестком. Он увидел как ему навстречу движется девушка с прихрамывающим кавалером.

- Антон, привет! - сказала она. Антон не сразу узнал в ней Ольгу, с которой они когда-то вместе учились в одном институте.

- Антон, а это Сергей, - представила Ольга Антона и своего "кавалера", и обратившись к последнему, добавила, - ну, тебе ведь пора. До завтра.

Сергей церемонно шаркнул ногой, чем вызвал на лице Ольги улыбку и, помахав Антону рукой, поспешил вдоль заснеженной улицы, освещенной фонарями.

- Ты не забыл еще меня? - спросила Ольга, и они развернулись в том направлении, в котором она шла, - вижу, что нет. Я с учебы, этот нечаянныи ухажер как раз с моего курса. Ну, а у тебя что нового?

Антон сглотнул комок, - так ему хотелось рассказать все первой же попавшейся знакомой.

- Не знаю, что и сказать, - медленно проговорил он, - одним словом, моя подруга..

Он замолчал, не зная как продолжить. Все теряло смысл..

- Я прошел уже через стадии равнодушия, отрешенности, отчаяния, - сказал он, обращаясь уже не к Ольге, а словно к некоему воображаемому собеседнику, и не слишком заботясь о том, каким нелепым пожет выглядеть со стороны этот разговор.

- Ты не расстраивайся так, - сказала Ольга. - можно подумать, что она олицетворяла собой целую вселенную.

- А как иначе? - спросил Антон, - все было так по-настоящему.. А теперь.

- Нужно смотреть вперед, - сказала Ольга серьезно и взяла Антона за руку, - кое-кто хотел бы видеть тебя таким и насладиться своей победой. Не позволяй себя дурачить, Антон. Как знать, может, она тебя вовсе не любила.

- И все же не могу привыкнуть к этому, не могу думать об этом! - воскликнул Антон.

- Да, грустная история, - заметила Ольга, - но со мной тоже произошло подобное. Правда, мой любимый не отказывался от меня..

В двух словах Ольга пересказала Антону полуобыденную, полудетективную историю, которая унесла от нее жизнь ее избранника.

- Люди, - сказала Ольга, - нельзя от них требовать того, о чем мы мечтаем.

Эта история, рассказанная Ольгой, несмотря на свою банальность, несколько уняла саднящую боль. Антон вздохнул полной грудью, и почувствовал, что воздух вокруг него наполнен жизнью, движением, всем тем, чего ему так не доставало в эти дни.

- Спасибо, Ольга, - сказал Антон, - я подумаю над твоей историей.

- Если бы это была только история, - покачала головой его спутница, - я до сих пор ведь не могу забыть о нем.

Через день они Антон снова встретил Ольгу. У него было время и возможность, и он подождал ее прямо у входа с курсов.

- О, меня уже кто-то ждет! - заметила Ольга весело, - Антон! Ты сегодня выглядишь лучше. Ну, куда пойдем?

Они направились в сквер, и просидели там добрых полчаса. Антон рассказал, что уже меньше чувствует ту опустошенность, которая навалилась на него после сообщения Светланы.

- Так и должно быть, - сказала Ольга, - с горем надо пережить ночь, затем будет легче. У меня все по-прежнему. Готовлюсь к практическим занятиям по английскому языку. Это, надо тебе сказать, интереснейший предмет. Особенно выделяются преподаватели. Вот я сейчас об одном расскажу..

Вечером Антон долго лежал, изучал потолок. Ему вспомнился разговор с Ольгой, и он улыбнулся. Боль как будто утихла. Теперь он чувствовал себя трезвым и размышляющим здраво. Влюбленность казалась ему чудесным видением, которое уже прошло и вряд ли когда-нибудь вернется.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Антон поднял трубку.

- Алло, Антон, - это говорила Светлана, - послушай, приходи сегодня к нам. Здесь будет Наташа, между прочим.

Упоминание имени Наташи слегка взволновало Антона, но он уже не чувствовал той страшной боли, которая опустошала его в первые дни.

- Извини, Светлана, - сказал Антон, - думаю , Наташе будет интересней в другой компании. Со своим избранником, так сказать.

- Все на самом деле не так, - сказала Светлана, - я должна извиниться, но мы просто проверяли твои чувства. Ее жених - это чистый вымысел. Я видела, как ты приходил к ее подъезду, и поняла, что ты еще не равнодушен к Наташе. Я думаю..

- Очень мило, - прервал ее Антон, - но мне нет дела до ваших планов. Слишком многое пришлось мне пережить. Я понял, что Наташа.. одним словом, сегодня вам придется обойтись без моего присутствия.

- Но как же.. - раздалось на другом конце провода.

Антон повесил трубку, подошел к окну. В вечерних сумерках зажигались первые огни. Антон вспомнил тот вечер, в который встретился со Светланой. Теперь все казалось иным. И боль, терзавшая его эти дни, прошла.

Как же хочется в Советский союз


Сегодня, посреди творящейся вокруг вакханалии унижений человеческого достоинства, посреди пожаров и скандалов, которыми встречает гражданина страны повседнесность, хочется вспомнить об одном удивительном явлении, с которым мне довелось познакомиться в детские годы. Речь идет о советском театре.

Раньше театр не был периферийным явлением общественного сознания, напротив - представлял собой выдающийся феномен культуры, которая в Советском союзе пользовалась уважением граждан. Впрочем, думаю, все это сейчас - отвлеченные мысли. Но вот почему-то мне вспоминаются первые советские театры, в которых мне удалось побывать.

В холодный, стиснутый морозом день, мы ехали в Концертный зал на новогоднее представление. И уже само это путешествие представлялось необыкновенным, было частью предстоящего праздника. Все мне казалось, что и улицы украшены в угоду нам белым снегом, и в автобусе наши спутники разделяют это трепетное ожидание праздника. В центре города были такие красивые здания, как будто заснувшие в снежном полусне! Казалось, в этих зданиях должны жить тоже красивые люди с умными мечтами.

Помню волнение, которое сопровождало меня, когда я входил в большой Концертный зал. Посредине большого фойе стояла елка, казавшаяся мне огромной. Я привык к маленьким елкам, которые всякий новый год устанавливались у нас в квартире, и ее высота и размах казались мне противоестественными. Но появлялись долгожданные персонажи - снегурочка и дед мороз - и все вокруг вовлекалось в новогоднее представление. И, безусловно, главным атрибутом его были подарки, - символы приближающегося нового года. Я не сразу рассматривал их, перенося момент знакомства с содержанием мешочка на уютный вечер в собственном доме.

Было и другое здание, находящееся здесь же, в центре. Это теперь мне известно, что они находятся поблизости друг от друга - слишком часто я бродил там, и запомнил это. Но в детстве это были две разные страны, в каждой из которых были свои законы. Собственно говоря, театр юного зрителя был уже настоящим театром - и я недоумевал, почему цены на билеты здесь невелики - ведь здесь все было так по-настоящему. И ряды удобных кресел, кажется, обшитых каким-то материалом, и занавес, и сцена, освещенная огнями - все могло бы составить честь взрослому представлению. В театре даже самые отъявленные школьные злодеи вели себя совсем по-другому, нежели в обыденной, повседневной жизни. Очевидно, само здание, его размер, величественность внушали полуосознанное уважение. И осознание того, что сейчас, на этой сцене происходит представление, в котором талантливые, неравнодушные люди играют для тебя, для твоих знакомых, для других детей было тоже причиной этого уважения.

Кроме того, в фойе театра юного зрителя был замечательный буфет ( по слухам, теперь оккупированный существами, отнюдь не принадлежащими к интеллектуальной элите клуба ). Здесь можно было попробовать газировку, пирожное - все было качественное, или, может быть, думаю я теперь, мне все казалось вкусным в то время? На лестнице и в фойе можно было вести неспешные светские разговоры о театре со своими друзьями, и вырасти в глазах тех детей, которые ни смыслили в этом вопросе и с интересом прислушивались к мнению более осведомленных сверстников. Таким запомнился мне театр юного зрителя, с которым - как бы то ни было - не было связано неприятных, негативных, как теперь говорят, моментов, ничего, что омрачило бы жизнь.

И, разумеется, как же было не запомнить Музыкальный театр, который был возведен в нашем городе не так давно. Само здание его выглядело необычайным, величественным кораблем, остановившемся на Оми и ожидающем попутного ветра. И сегодня только один взгляд на него придает душе надежду.. До Музыкального театра добирались на трамвае, и я помню, как мы ждали его, смотря в глубину площади, там, где она сливалась с мостом. И вот наконец, в снежном просвете, с моста выезжал яркий трамвай. Его ждало много людей, но среди них не вспыхивали конфликты или ссоры, - все было по-другому. Именно так мы доезжали до Музыкального театра. Самым внушительным в нем было фойе второго этажа, с которого открывался прекрасный вид на центр города. Так хотелось подойти к широкому, панорамному стеклу, приблизиться к этому великолепию и красоте! Однако вот уже пора было занимать места в зрительном зале. Мы оказывались у входа в зрительный зал - он выглядел как арка из какой-то волшебной сказки. Билетный контролер проверял билеты и вел себя по-человечески. Меня усаживали на положенное мне место, откуда я мог наблюдать, как готовится к представлению оркестр ( см. стихотворение В.Набокова "Представление" ) и постепенно зал наполняется зрителями. Но вот неожиданно гаснет свет, сцена освещается ярко, и оркестр вступает.. Мне эти звуки казались грандиозными, неслыханными рантше нигде и никогда - они были громкими, и, казалось, наполняли жизнью все пространство вокруг. Появлялись актеры - чудные, невиданные доселе, в самом деле волшебные существа, каждый - с собственным движением, с собственными жестами, ужимками. Само движение их будто завораживало, пробуждало интерес к происходящему. В самом деле, трудно забыть атмосферу этого театра.