Джордж гордон байрон. Дон жуан

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   83   84   85   86   87   88   89   90   ...   147

3




К чему тирада эта? Просто так!

Я ваял перо, бумагу и чернила,

Задумался, и - вот какой чудак!

Фантазия во мне заговорила!

Я знаю, что поэзия - пустяк,

Что лишь наука - действенная сила,

Но все же я пытаюсь, ей вослед,

Чертить движенье вихрей и комет.

4




Навстречу вихрям я всегда бросался,

Хотя мой телескоп и слаб и мал,

Чтоб видеть звезды. Я не оставался

На берегу, как все. Я воевал

С пучиной вечности. Ревя, вздымался

Навстречу мне неукротимый вал,

Губивший корабли; но шторма сила

Меня и крепкий челн мой не страшила.

5




Итак, Жуана, как героя дня,

Заря фаворитизма ослепляла,

Прекрасными надеждами маня;

О прочем музы знают очень мало,

Хоть на посылках музы у меня.

Условность этикета допускала

Их лишь в гостиные, и было им

Не уследить за юношей моим.

6




Но ясно нам, что, крылышки имея,

Он полетит, как голубь молодой

Ив книги псалмопевца - иудея.

Какой старик" усталый я седой,

Далеко от земли парить не смея

Унылой подагрической мечтой,

Не предпочел бы все же с сыновьями

Вздыхать, а не кряхтеть со стариками?

7




Но все пройдет. Страстей спадает зной,

И даже реки вдовьих слез мелеют,

Как Арно жарким летом, а весной

Клокочет он, бурлит и свирепеет,

Огромно поле горести земной,

Но и веселья нива не скудеет,

Лишь был бы пахарь, чтобы стать за плуг

И наново вспахать весенний луг.

8




Но часто прерывает воздыханья

Зловещий кашель; о, печальный вид,

Когда рубцами раннего страданья

Лилейный лоб до времени изрыт,

Когда румянца жаркое пыланье,

Как небо летним вечером, горит!

Сгорают все - мечтой, надеждой, страстью -

И умирают, это тоже счастье!

9




Но умирать не думал мой герой,

Он был, наоборот, в зените славы

И вознесен причудливой игрой

Луны и женской прихоти лукавой.

Но кто вздыхает летнею порой

О будущей зиме? Обычай здравый -

Побольше греться в солнечные дни,

Чтоб на зиму запомнились они.

10




Жуана свойства дамы средних лет

Скорее, чем девицы, замечали;

У молодых к любви привычки нет,

Они ее по книжкам изучали -

Их помыслы мутит любой поэт

Причудами лирической печали.

Ах! Возраст милых женщин, мнится мне,

Высчитывать бы надо по луне!

11




Как и луна, они непостоянны,

Невинны и лукавы, как луна;

Но на меня клевещут непрестанно,

Что фраза каждая моя грешна

И - это пишет Джеффри, как ни странно, -

"Несдержанна и вкуса лишена".

Но все нападки Джеффри я прощаю:

Он сам себе простит, я полагаю.

12




Уж если другом стал заклятый враг,

Он должен честно другом оставаться:

В подобных случаях нельзя никак

Нам к ненависти прежней возвращаться,

Мне эта ненависть противна, как

Чесночный запах, но остерегаться

Прошу вас: нет у нас врагов страшней,

Чем жены и подруги прошлых дней.

13




Но нет пути обратно ренегатам;

Сам Саути, лжец, пройдоха и лакей,

Из хлева, где слывет лауреатом,

Не возвратится к юности своей,

Когда был реформатором завзятым.

По мненью всех порядочных людей,

Честить того, кто не в чести, - бесчестие,

Да будет это подлецам известно!

14




И критик и юрист обречены

Рассматривать безжалостно и хмуро

С невыгодной обратной стороны

И человека и литературу.

Им все людские немощи видны,

Они отлично знают процедуры

И, как хирурги, вскрыв любой вопрос,

Суют нам суть явлений прямо в нос.

15




А кто юрист? Моральный трубочист,

Но должность у него похуже даже!

Он часто сам становится нечист

От нравственной неистребимой сажи;

Из тридцати едва один юрист

Нам душу незапятнанной покажет.

Но ты, мой честный критик и судья,

Ты так же чист, как Цезарь, - знаю я!

16




Оставим наши прежние разлады,

Мой милый Джеффри; это пустяки!

Марионеткой делаться не надо,

Внимая праздных критиков свистки.

Вражда прошла, и пали все преграды.

Я пью за "Auld Lang Syne"* и за стихи,

За то, что я, в лицо тебя не зная,

Тебя судьею честным почитаю.


{* "Доброе старое время", "давние времена" (шотл.).}

17




И если мне за родину мою

С тобою пить, быть может, не случится,

Я с Вальтер Скоттом чашу разопью

В его почтенной северной столице.

Я снова годы детства узнаю.

Я снова рад беспечно веселиться;

В Шотландии родился я и рос,

И потому растроган я до слез.